Игра в любовь | Pau Cubarsi

Вечернее солнце мягко золотило изумрудный газон стадиона, когда игроки выходили на поле для предматчевой разминки. Воздух, еще прохладный после дневной жары, дул на спортсменов, наполняясь запахом свежескошенной травы и легким электрическим треском толпы, постепенно заполняющей трибуны. Мячи глухо стучали по идеальному покрытию, смешиваясь с негромкими голосами и криками команд.

Кубарси, сосредоточенно пасуя мяч, чувствовал привычное тепло под пятками от упругого газона. Рядом с ним Ямаль, чьи движения были такими же легкими и стремительными, отвлекся от упражнения и, отбив мяч от бедра, обернулся к Пау с озорной улыбкой.

— Придет твоя принцесса на матч? — спросил Ламин, не скрывая своего любопытства.

Пау поймал мяч на подъем и, не глядя, отправил его обратно другу.

— Ага, — коротко бросил он, затем чуть заметно усмехнулся. — Сегодня мы вроде как должны впервые появиться публично.

Эктор, стоявший чуть в стороне и растягивавший мышцы, с легкой ухмылкой пнул мяч Кубарси.

— Прямо в твоей футболке? — хмыкнул Форт, в его голосе прозвучали нотки ехидства.

Пау поймал мяч, словно это был обыденный жест, и лениво отбросил его в сторону.

— Без понятия, — протянул он, на его лице появилась легкая гримаса, скрывающая усталое смирение. — Зная её характер, я не удивлюсь, если она придёт в футболке нашего соперника или Реала, например.

Ламин нахмурился.

— Всё так плохо?

Кубарси сделал несколько глубоких вдохов и потянулся, разминая шею.

— Ну, характер у неё не из простых, — признал он, но в его тоне не было ни отчаяния, ни особой обиды, лишь усталое принятие. — Но я могу это перетерпеть ради каких-то публичных выходов.

Он снова сосредоточился на мяче, отправляя его партнёрам.

— И ты не думаешь, что она может натворить какую-нибудь ерунду, а под раздачу потом попадёшь и ты? — приподнял брови Форт.

— В таком случае будем решать проблемы по мере поступления, — тяжело выдохнул Пау. — Я пока не совсем понял, насколько вероятно, что она может что-то подобное выкинуть. Но это не в её интересах тоже.

— А ты уверен? — скептически бросил Эктор, подходя ближе. — Иногда люди делают вещи, которые не в их интересах, просто чтобы что-то доказать. Или из-за принципа.

Кубарси повернулся к нему; его лицо оставалось невозмутимым.

— Её репутация — это её дело. И в данный момент, поверьте, есть куда более влиятельные люди, чем мы с вами, которые очень заинтересованы в том, чтобы всё выглядело прилично. Этот «публичный выход» — больше для неё, чем для меня. Если кто-то продолжит называть меня геем, мне будет всё равно. У неё же всё намного сложнее.

— Почему для неё сложнее? — Эктор, ловя очередной мяч, бросил взгляд на Пау.

Парень сделал пару приседаний перед тем, как ответить. Его голос был ровным, без тени раздражения, словно он уже сто раз проговаривал эти истины.

— Потому что для девушки из её семьи… из семьи Мауретте… есть определённые ожидания. Намного больше, чем для меня. Нас судят по статистике и победам. А их — по тому, как они себя ведут, с кем встречаются и как выглядят в глазах общества. Особенно если она… ну, не совсем вписывается в этот идеальный образ.

Ямаль подошёл ближе, кивая.

— Вот именно. Одно дело, когда меня фотографируют с женщинами на яхте, и совсем другое, когда ты «позоришь» фамилию, — сказал он, делая кавычки пальцами. — Там не только клуб, но и «нужные люди» из высшего общества давят.

— Именно, — подтвердил Кубарси. Он сделал несколько резких выпадов, разминая паховые мышцы. — Моя задача — играть в футбол. А у неё задача… соответствовать или хотя бы делать вид, что соответствует. Это их игра, не моя. Я просто часть этого спектакля, пока это приносит пользу мне и клубу.

Форт задумчиво кивнул, словно впервые осознавая весь масштаб этого «спектакля».

— Понятно… А ты сам как? Нормально это переносишь?

Пау пожал плечами, на его лице появилась едва заметная, усталая усмешка.

— Я? Вполне. Она, конечно, порядком раздражает, но не знаю... — он поймал мяч, который Эктор легко катнул ему ногой, и отправил его обратно, давая понять, что тема исчерпана. — Есть в ней что-то хорошее.

Раздался резкий свисток тренера, созывающего игроков в центральный круг. Разминка подходила к концу. Разговор оборвался, и все трое, сосредоточенные на предстоящем матче, быстрым шагом направились к остальной команде.

***

Финальный свисток прозвучал в оглушительном реве трибун, смешанном с ликующими криками и одобрительным гулом. Победа! Игроки обнимались в центре поля, уставшие, но счастливые; их лица блестели от пота в свете прожекторов. Пау ощущал приятное жжение в мышцах и лёгкое головокружение от адреналина. Он почти забыл о своём сегодняшнем долге, полностью поглощённый игрой.

Когда основная волна эйфории схлынула, и футболисты начали медленно покидать поле, направляясь к подтрибунным помещениям, взгляд Кубарси выцепил её. Она стояла у самого края газона, чуть в стороне от основного потока болельщиков, пытавшихся пробиться ближе к своим кумирам.

Эсмеральда.

С первого взгляда было ясно — её терпение иссякло. Губы поджаты в тонкую нить, взгляд больших глаз, как всегда, излучал едкое презрение, но сегодня в нём примешивались усталость и откровенное раздражение. Она была похожа на хищницу, которую долго дразнили, и теперь она готовилась нанести ответный удар.

Пау почувствовал, как мышцы его челюсти непроизвольно напряглись, когда он двинулся ей навстречу. Он знал этот взгляд. Поджал губы, внутренне готовясь к буре.

Она не стала ждать, пока он подойдет вплотную, перехватив его на полпути. Её голос был низким и резким, еле слышным в общем гаме стадиона.

— Ну что, футболистик, доволен своим матчем?

Кубарси остановился в паре шагов от неё; его взгляд скользнул по её фигуре. Эсмеральда была одета в элегантный, но явно слишком тёплый для этого вечера светлый пиджак, который плотно сидел на её плечах. Из-под него выглядывала знакомая гамма сине-гранатовых цветов.

— Ты в футболке «Барсы»? — осторожно спросил он, приподняв бровь и пытаясь угадать, что она приготовила.

Она фыркнула.

— Пришлось надеть поверх пиджак, чтобы твои фанатки раньше времени меня не загрызли.

Уголки губ Пау дрогнули в подобии улыбки.

— Тогда можно? — он кивнул на пиджак, его взгляд был прямым и выжидательным. Момент истины.

Эсмеральда театрально закатила глаза, всем своим видом показывая, как ей осточертела эта игра, но в её движениях не было и тени сопротивления.

— Валяй.

Пау натянул широкую, почти ослепительную улыбку, которая тут же привлекла внимание нескольких запоздалых фотографов и болельщиков. Ловким движением он стянул с неё пиджак, и под ним, как и предполагалось, оказалась ярко-сине-гранатовая футболка «Барселоны» с его фамилией и номером на спине.

CUBARSI
2

Надпись была видна всему стадиону. Под одобрительный гул трибун, который тут же усилился, и вспышки камер, Пау нежно притянул её к себе. Толпа взорвалась восторженными криками, а вспышки фотокамер превратились в слепящий шторм. Это было именно то, что нужно было прессе, клубу и ей самой, по большому счёту.

— Ну, раз уж такое дело… — пробормотал парень, склоняя голову к её уху, чтобы его голос не утонул в шуме, и чуть неловко, но с теплотой обхватил её одной рукой за талию, другой — за плечо. — Давай хоть обнимемся. Для публики.

Эсмеральда, чье лицо всё ещё сохраняло гримасу недовольства, всё же не сопротивлялась. Она позволила ему обнять себя, даже слегка прижалась, при этом отвернув голову так, чтобы её глаза были скрыты от камер.

— Даже не думай пытаться меня поцеловать, Кубарси, — прошипела она ему прямо в ухо. Её голос был ледяным, но в нём проскользнула едва уловимая нотка озорства. — У меня в сумочке перцовый баллончик. И я его уже держала наготове весь матч.

Пау расхохотался. Это был низкий, искренний смех, который прорвался сквозь усталость и напряжение всего дня. Смех, который, казалось, разогнал остатки предматчевой нервозности и послематчевого адреналина. И пока он смеялся, обнимая её и прижимая к себе, по его телу разлилось тепло. Оно началось где-то глубоко в груди, расширяясь и наполняя каждую клеточку. Это было не от физического контакта, а от внезапно накатившего облегчения, от признания абсурдности их положения и её собственной непредсказуемости.

Кончики его пальцев, лежащих на её спине, начали колоть, словно по ним пробежали сотни мельчайших искр. Это было странное, почти электрическое ощущение — смесь усталости, азарта и... чего-то ещё, что он пока не мог или не хотел называть. Просто тепло. Просто покалывание. Просто Эсмеральда. И, черт возьми, это было почти приятно.

В этот момент рядом с ними, словно из ниоткуда, возник Ламин Ямаль. Он был весь мокрый, а его светлые волосы прилипли ко лбу. Он смотрел на Пау и Эсмеральду с сияющей улыбкой.

— О боже, какие вы сладкие! — воскликнул он, и его голос прозвучал куда громче, чем следовало бы в такой близости.

Пау и Эсмеральда одновременно, словно по команде, чуть отстранились друг от друга; их лица выражали смесь смущения и легкого раздражения.

— А в жизни ты ещё более красивая, чем на фотографиях! — не смущаясь, широко улыбнулся Ямаль, обращаясь уже к девушке; в его глазах плясали озорные искорки. — Эсмеральда ведь?

Её брови поползли вверх, а на губах появилась хищная усмешка.

— Ты хочешь сказать, что на фото я не очень?

Ламин на мгновение запнулся, но тут же расхохотался.

— Ну нет, конечно! Просто… фото не передают всего твоего блеска. Тут ты прямо… вау!

Кубарси вздохнул. Он знал, что сейчас произойдет.

— Спасибо, — Эсмеральда слегка наклонила голову, оценивающе оглядывая юного футболиста. — Приятно слышать. Но у меня вообще-то есть парень.

Ямаль на мгновение запнулся, но тут же расхохотался.

— Брось, крошка! Мы же знаем, что вы с нашим Пау… вы же не по-настоящему встречаетесь. Это же для прессы, все дела.

Мауретте не ответила, лишь её глаза сузились, а уголки губ приподнялись в дьявольской усмешке. Она бросила быстрый взгляд на Кубарси, который стоял рядом, слегка ошеломлённый развитием событий.

— А я и не про Пау, — сладко протянула она, и в её голосе зазвучал искренний смех, когда она отвернулась от ошарашенного Ямаля, оставляя Кубарси стоять рядом с ним с открытым ртом.

Ламин застыл, его широкая улыбка сползла с лица, а глаза округлились. Он перевёл взгляд с Эсмеральды на Пау, словно ища подтверждения или хотя бы объяснения.

— Стоп, что? Что значит «не про Пау»? — его голос стал на несколько тонов выше. — У тебя есть ещё другой парень?

Эсмеральда усмехнулась, окинув Ямаля снисходительным взглядом.

— Ага, уже настоящий.

— И что он думает по поводу всего происходящего?

— Это уже не твоё дело, малыш. Главное, что общественность довольна нашим «союзом», не так ли, милый? — подтолкнула она Кубарси локтем.

Пау тяжело вздохнул. На его лице вновь отразилось усталое смирение. Эсмеральда же закатила глаза, демонстрируя всем видом, как ей надоело это всё.

— Ну, раз уж вы, футболистики, закончили свои беседы о моих личных делах, — заявила она, обводя их обоих взглядом. — Предлагаю пройтись мимо толпы и… я поеду домой. У меня свидание.

Ламин, который только что медленно начинал приходить в себя, снова округлил глаза.

— То есть… чтобы все поняли, что ты девушка Кубарси? — уточнил он.

Эсмеральда усмехнулась. Это была не просто усмешка — это была гримаса довольства, хитрости и легкого превосходства.

— Нет, глупый, — произнесла она, чуть растягивая слова. — Чтобы все поняли, какая у него классная девушка.

С этими словами она резко развернулась, схватила Пау за руку чуть выше локтя и, не дожидаясь его согласия, потащила прочь от центра поля к скоплению журналистов и болельщиков, которые жадно ловили каждый момент.

Парень обречённо поплёлся за ней, позволяя ей вести себя. Он знал, что сопротивление бесполезно, а игра того стоит. Он мельком обернулся на Ламина, который всё ещё стоял на газоне, мокрый и совершенно ошеломлённый, но при этом на его лице сияла широкая улыбка. Ямаль, казалось, был восхищён этой девушкой и в знак одобрения поднял вверх оба больших пальца. Пау лишь усмехнулся в ответ, чувствуя, как его рука, сжатая Эсмеральдой, снова наполняется тем странным электрическим покалыванием.

***

Двигатель машины ровно гудел, но в салоне стояла звенящая тишина, тяжёлая и давящая, словно предгрозовое небо. Омар сидел за рулём, впившись пальцами в оплётку руля так, что костяшки побелели. Его плечи были напряжены, взгляд устремлён вперёд, на дорогу, но казалось, он видел что-то совершенно другое. Каждый жест, каждая клеточка его тела кричали о глухом, сдержанном бешенстве.

Эсмеральда сидела рядом, стараясь не ерзать на сиденье, но её терпение истощалось с каждой секундой. Это молчание, это пассивно-агрессивное поведение бесило её до скрежета зубов. Она знала, что что-то не так, но произнести что-то грубое, выбить его из этой ступорной злости, было бы лишь подлить масла в огонь. Она предпочла дождаться.

Наконец, машина резко дернулась и остановилась на стоянке у университета. Двигатель заглох, и тишина в салоне стала ещё более оглушительной.

— Что случилось? — голос Эсмеральды был ровным, но в нём чувствовалась натянутая струна. Она повернулась к нему, скрестив руки на груди.

Омар медленно повернул голову, его глаза были тёмными и холодными. На губах появилась кривая, неприятная усмешка.

— А ты догадайся.

Эсмеральда фыркнула.

— Я по-твоему гадалка?

Усмешка Омара стала ещё более злобной, превращая его привлекательные черты в нечто жесткое.

— Нет, просто ты не особо внимательна. Или прекрасно знаешь, что случилось, но предпочитаешь притвориться дурочкой. Тебе же так удобнее, верно?

Глаза Эсмеральды вспыхнули. Она выпрямилась, но голос её оставался удивительно спокойным.

— Омар, ты можешь вести себя нормально? Или хотя бы объяснить, что тебя так вывело из себя?

Его челюсть напряглась. Он подался вперёд, его взгляд стал пронзительным, а слова вылетали сквозь стиснутые зубы шипящим шепотом, полным ярости.

— Мне не нравится весь этот пиздец с твоим футболистиком, Эсмеральда! Мне до чертиков не нравится, почему я должен, как какой-то куколд, смотреть на то, как тебя обжимает какой-то пидор, улыбаясь на камеры?!

Глаза Эсмеральды вспыхнули ещё ярче, но она сделала глубокий вдох, пытаясь удержать нарастающую ярость.

— Омар, ты же знаешь, что между нами ничего нет! — её голос стал выше от напряжения. — Я люблю только тебя.

Парень горько усмехнулся. Он откинулся на спинку сиденья, скрестив руки на груди, его взгляд пронзал её насквозь.

— И это многое меняет? То, что ты говоришь, что любишь меня, пока вся страна видит тебя в объятиях другого? Мне на это смотреть, пока я стою в тени?

Эсмеральда подалась вперёд, её терпение лопнуло.

— Вообще-то да, и очень многое! Или ты хочешь, чтобы мой папа узнал, что ты закатываешь истерики из-за этого? — её голос стал резким. — Лучше, если он закроет меня навсегда в моей комнате, да? Или ещё лучше — тебя депортируют обратно в Марокко. Тебе нравится этот вариант, Омар?! Потому что мне нет, и я ради тебя стараюсь!

Её слова ударили по нему, как пощечина. Омар резко дернулся, его лицо потемнело от злости. Но Эсмеральда уже не могла остановиться. Её гордость и эго рвались наружу.

— Ахрененно стараешься.

— Да иди ты нахер! — выпалила она, её голос сорвался на крик. — Ты либо взрослый мужик, либо ноешь, как капризный ребёнок! Чтобы в пять был уже здесь, у главного входа! Иначе я позвоню этому Кубарси, и заберёт меня уже он, а ты потом хоть об стенку бейся от своей ревности!

Не дожидаясь ответа, она резко отстегнула ремень безопасности, дернула ручку двери и выскочила из машины. Дверь захлопнулась с таким грохотом, что эхо прокатилось по всей стоянке.

Омар, застигнутый врасплох, высунул голову в окно и крикнул ей вслед:

— Истеричка!

Эсмеральда, уже сделавшая несколько шагов, не замедлила темпа. Не оборачиваясь, она резко подняла руку, показывая ему средний палец, а затем, небрежно отмахнувшись от его слов, направилась прямиком к главному входу университета, оставив его одного в машине, кипящего от ярости.

Девушка шла по гулкому университетскому коридору, не замечая ничего вокруг. Стены, выкрашенные в скучный бежевый цвет, мелькали мимо, сливаясь в одно серое пятно. Она не видела спешащих студентов, не слышала многоголосый гам из разных стран, не ощущала этой бурлящей, вдохновляющей атмосферы, где тысячи молодых умов мечтали получить высшее образование, выстроить будущее и покорить мир. Ей было плевать на мир. И на образование. И на отца.

Внутри неё бушевал ураган из обиды, злости, отчаяния и этой странной, невыносимой, но такой цепляющей любви к Омару. Ей хотелось сейчас же, сию минуту, развернуться, пойти к деканату, забрать свои чертовы документы, послать куда подальше все грандиозные планы отца и просто быть с Омаром. Перед этим хорошенько ему вмазать, чтобы осознал, насколько он невыносим, но всё равно быть с ним, прижавшись к нему, почувствовать его тепло несмотря ни на что. Эта мысль, абсурдная и нежная одновременно, скручивала её изнутри.

Она механически свернула к дверям женского туалета, стараясь не привлекать внимания к своим подрагивающим плечам. Толкнув дверь, она вошла внутрь; едва слышный щелчок закрывающейся за ней створки отрезал её от мира. Прислонившись спиной к прохладной плитке, Эсмеральда закрыла глаза и глубоко, прерывисто вдохнула, пытаясь подавить подступивший к горлу ком.

Но это не помогло. Горячая незваная слезинка вырвалась из-под века и медленно поползла по её щеке, оставляя влажный обжигающий след. Она не успела стереть её, как за спиной послышался голос — нарочито звонкий и пронзивший её ранимую оболочку как тонкое лезвие.

— Эс, давно не виделись! Какая радость! — притворно прощебетал женский голос. Мауретте сразу же узнала в нём ту липкую фальшь, что всегда сопровождала появление этих персон.

В одно мгновение все мысли Эсмеральды, полные внутренней боли, схлопнулись. Слёзы высохли, плечи распрямились, а лицо, ещё секунду назад искаженное отчаянием, мгновенно изменилось. Губы сжались в тонкую линию, взгляд стал холодным и непроницаемым, а сама она приняла абсолютно невозмутимый вид, словно только что не стояла на грани эмоционального срыва.

Мауретте медленно обернулась и встретила взгляды знакомых лиц — трёх девушек, которые скользнули к ней с натянутыми улыбками и холодными глазами.

— Ну привет, девочки, — произнесла она ровным, чуть ироничным тоном. Эти университетские «подруги» давно заслужили это название лишь формально: зависть к каждому её успеху и каждому взгляду в её сторону делала их врагами скорее, чем настоящими друзьями. Эсмеральда могла быть уверена: если вдруг наступит удобный момент, именно они первыми воткнут ей нож в спину.

— Слышали, ты теперь с Кубарси, — произнесла одна из них с напускным удивлением.

— Ага, — коротко подтвердила Эсмеральда.

— А как же Омар? — вкрадчиво продолжила другая, стараясь угадать слабину.

— Он в прошлом, — ответила она, словно заявляя приговор.

Девушки обменялись взглядами, наполненными едва скрытой завистью. Они были настоящими поклонницами местной футбольной команды, хотя скорее не просто болельщицами, а именно поклонницами самих футболистов, тех, кто был героями их снов и дневных фантазий. Эсмеральда прекрасно знала это: не раз видела их лайки под его фотографиями.

Но сама она просматривала его профиль — только ради научного интереса. Честно! Только чтобы понимать, с чем ей предстоит иметь дело, и чтобы оставаться на шаг впереди. Конечно, только ради этого...

— Кубарси! О, Боже, Эс, он же такой… такой! — голос одной из девушек сорвался на восторженный писк. — Ты такая счастливая!

— Спасибо, я знаю, — Эсмеральда слегка изогнула бровь, пытаясь не рассмеяться.

— Он же такой горячий! — в глазах второй девушки плясали откровенные искорки ревности, а губы скривились в подобии улыбки. — И что, вы уже… ну… переспали?

— Кажется, вы слишком многого насмотрелись в интернете, — губы Мауретте изогнулись в тонкой, едва заметной улыбке, лишенной тепла. — Личная жизнь на то и личная.

— Ой, да что ты ломаешься! Расскажи! Мы же подруги! — напор усиливался, их голоса становились всё более требовательными. — А каков он в пост...

— Боже, успокойтесь, — прыснула Эсмеральда. — Скоро начинается пара. Пойдёте уже.

Девушки мгновенно сникли, их пыл поутих под непроницаемостью Эсмеральды.

— Да-да, конечно, — пробормотала одна из них, кивнув. Затем добавила с приторной улыбкой: — Только зайдем быстро в кабинку.

Эсмеральда едва заметно кивнула и отвлеклась от них. Она подошла к зеркалу, разглаживая несуществующие складки на одежде и проверяя, не осталось ли следов слез, которые она так тщательно скрывала. Ей понадобилось не больше полуминуты, чтобы убедиться, что её лицо снова стало безупречной маской.

И тут до неё донеслись шелестящие, ядовитые шепотки из-за закрытых дверей кабинок.

— ...Сучка патлатая...

— ...Да как он вообще на неё посмотрел...

— ...Ничего, он не выдержит её характер... Она же стерва…

На губах Мауретте медленно появилась кривая, едва заметная усмешка. Она знала, что они говорят. Знала, что они о ней думают. И знала, что они слишком трусливы, чтобы сказать это в лицо.

— Я всё слышу, идиотки! — голос Эсмеральды прозвучал громко и чётко, разрезая их шепот, как нож масло.

В ответ из кабинок раздалась мёртвая тишина, прерываемая лишь слабым шумом слива воды. Шатенка, довольная произведённым эффектом, круто развернулась на пятках, её юбка взметнулась. Сделав пару быстрых шагов, она распахнула дверь туалета и выскользнула наружу, оставив за собой ошарашенных и притихших «подружек». Это был верх идиотизма. И она была слишком уставшей для него.

От Автора:

вся актуальная информация
tg/tiktok: spvinsatti