Двадцать три струны о чём скорбят?

— Эй, слышали, какая жуть вчера творилась в семье Цяо?

— А? Т-с-с... Тише говори! Говорят, их барышня в первую брачную ночь сошла с ума и зарубила мужа... Амитабха, упаси Будда! За какие же грехи такое бедствие ни с того ни с сего обрушилось на господина Цяо?

— А ведь он и постится, и молится Будде, столько лет творит добрые дела, кто мог подумать, что его дочь такое натворит — видать, и правда нагрешил.

— Ш-ш... Из семьи Цяо едут.

Прекратив шушукаться у дороги, люди вернулись к своей работе.

— Доброе утро, господин Цяо, — с прежней улыбкой кивали они проезжавшему паланкину из поместья Цяо.

Семейство Цяо, проживавшее в Чантине несколько десятков лет, хотя и не владело огромными богатствами, вполне могло считаться состоятельным. Старшая дочь, Цяо Сюсю, пусть и не была прекрасна как цветок, но всё же изящна и прелестна. Многие молодые бездельники Чантина мечтали жениться на барышне и всю жизнь не знать нужды. Разумеется, после ночного происшествия все без исключения радовались, что не они оказались на месте её мужа — уберегли бодхисаттвы, слава Будде.

Цяо Сюсю вышла замуж вчера вечером. Говорят, жених — молодой человек из приезжих — до свадьбы временно остановился в поместье Цяо. Видать, так они потихоньку и сблизились, а там и свадьба стала делом решённым. Вопреки ожиданиям, в семье обрадовались, устроили всё честь по чести. После свадебного пира отправили молодых в покои новобрачных, однако не успела сгореть и палочка благовоний, как оттуда раздался исполненный ужаса крик. Вломившись в покои, все увидели, что молодой умер страшной смертью, а новобрачная держит в руках топор и от ужаса настолько тронулась умом, что готова зарубить любого. Все знали, что вчера вечером хозяин выдавал дочь замуж, так и весть об этом трагическом событии распространилась в мгновение ока. Украдкой поговаривали, будто с дочерью господина Цяо всегда были проблемы — то ли злой дух ей овладел, то ли призрака увидала, а может, в семье Цяо питали ненависть к жениху. Некоторые даже принялись гадать — может, Сюсю и вовсе не родная дочь господину Цяо, вот он и подстроил всё, чтобы избавиться от плода измены...

В семействе Цяо всячески избегали разговоров о странном событии. Слуги стремительно пронесли паланкин хозяина, а за ним — малый паланкин, и вскоре оказались за воротами поместья.

— Э? Вроде бы у господина Цяо нет родни из других краёв, кто же приехал? — Любопытные сплетники продолжали оглядываться вслед паланкинам.

— Может, из семьи жениха приехали за телом? Говорят, барышня Цяо разрубила парня на две части... Проклятье, не успел вкусить ароматных пампушек, как расстался с жизнью. Сразу видно, нельзя быть алчным, нельзя воробью мечтать обратиться фениксом — уж лучше смириться с бедностью...

— Смотрите, выходят, — понизив голос, негромко проговорил кто-то, указывая на ворота поместья Цяо.

Все принялись украдкой поглядывать на паланкины. Из первого выбрался господин Цяо, высокий, всё ещё с прямой осанкой. Господина Цяо зовут Паньши, лет ему всего сорок пять, старшей дочери, Сюсю, едва исполнилось восемнадцать, а младшей, Линлин — шестнадцать. Была у господина Цяо жена, его ровесница, да только давно уже умерла. Из второго паланкина вышел безукоризненно одетый молодой человек, на вид около двадцати двух-двадцати трёх лет. Все на улице потрясённо охнули — он был совсем не уродлив, можно даже было бы сказать — красив, если бы не глаза — большие, с необычайно расширенными зрачками, непроницаемо чёрные и безжизненные, они производили жутковатое впечатление.

— А... Этого молодого господина я встречал в городке Наньцзянь. Вроде как он друг зятя семьи Цяо — получив приглашение на свадьбу, ехал поздравить, а оказалось — забрать тело, вот бедняга. Видали его глаза? Такие огромные, вот только незрячие.

— Жалость-то какая! Слепой, а всё же приехал поздравить друга — видать, неплохой человек.

— Молодой господин Хэ, прошу. — Цяо Паньши, приподняв подол чанпао(1), пошёл впереди, указывая дорогу.

Незрячий молодой человек слегка улыбнулся. Слуга поместья помог ему переступить порог.

— Осторожно, господин Хэ.

— Отец... — Во дворе поместья девушка, присев на корточки, что-то искала в цветочном горшке. Завидев открывшиеся ворота, подскочила, увидела незнакомца и отступила на пару шагов. — Отец. — То была Линлин — младшая сестра Сюсю.

— Это молодой господин Хэ, добрый друг Цзычжи. Ну что за девчонка! Ступай смени одежду и встреть господина Хэ как полагается. — Бросив взгляд на Линлин, Цяо Паньши нахмурил густые брови. Что она искала в горшках? Вся в ветках и листьях — хорошо ещё, что господин Хэ не видит подобного нарушения приличий.

— Здравствуйте, вторая барышня, — с прежней улыбкой заговорил молодой человек. — Ваш покорный слуга слеп от рождения, барышне не стоит церемониться.

Девушка робко посмотрела на него.

— У вас такие чёрные и жуткие глаза.

— Линлин! — Цяо Паньши потемнел лицом. — А ну возвращайся в комнату! Что за вздор ты несёшь перед господином Хэ?

— Отец... — Получив выговор, Линлин вдруг расплакалась. — Отец ругает меня... Что опять я сделала не так?

— Господин Хэ, у девчонки с рождения проблемы с головой, давайте поговорим в доме. — Цяо Паньши мрачно зыркнул на дочь. — А ну живо в свою комнату!

— Отец...

— Выставила меня перед вами на посмешище, — посетовал Цяо Паньши, не обращая внимания на крики и плач за спиной.

— А... Нет, что вы, что вы. — Хотя молодой человек по фамилии Хэ несколько изумился, но ничуть не изменился в лице, по-прежнему тепло улыбаясь — похоже, был доброго нрава.

Войдя в гостиную, они наткнулись на приказных, которые всю ночь осматривали покои новобрачных.

— Господин Цяо, это место преступления, зачем вы привели постороннего? Кто этот человек? Стража, уведите всех! — Начальника сыска в Чантине звали Тан Даху. Завидев, что Цяо Паньши привёл незнакомца, он принялся грозить своим положением и поднял крик.

— Начальник Тан, фамилия этого человека — Хэ, он друг Цзычжи, — поспешно объяснил Цяо Паньши. — Его зовут Хэ Тайай.

— Тайай? Слишком низкий? — усмехнулся Тан Даху. — Кто ж тебя назвал-то так? «Почему слишком низкий?»(2) Может, мать посчитала недостаточно высоким? Да нет, не может быть, хоть и бестолковый, но не коротышка. — Он обошёл молодого человека кругом и смерил взглядом. — Господин Цяо, как вам в голову пришло привести сюда такого подозрительного типа? Небеса знают, откуда он взялся, может, он... — Оборвав себя на полуслове, он вдруг замер и пробормотал: — Хэ Тайай, Хэ Тайай... Я как будто где-то слышал это имя.

Ничуть не рассердившись, молодой человек всё так же мягко улыбался — похоже, ему было всё равно, называли его «слишком высоким» или «слишком низким», он совсем не чувствовал себя оскорблённым.

— На... — Один из приказных опасливо потыкал Тан Даху в плечо. — Начальник, это же тот самый Хэ Тайай...

— Какой ещё Хэ Тайай? Не мели чепухи и не придуривайся умнее вышестоящих... — Ещё не сообразив, зыркнул Тан Даху на подчинённого.

— Начальник Тан, — неловко вмешался Цяо Паньши. — Он — тот самый Хэ Тайай «Двадцать три струны»...

Тан Даху вдруг застыл на месте.

— А! — вскрикнул он, уставившись на незрячего молодого человека, словно увидел призрака. — Вы-вы-вы... Так вы — Хэ Тайай? Ох, мать моя...

— Цзычжи был моим другом. — Хэ Тайай не сердился и не волновался. — Я собирался поздравить его со свадьбой.

Хэ Тайай по прозвищу «Двадцать три струны» за последние несколько лет стал легендой в цзянху. Ещё ребёнком он прославился в столице прекрасной игрой на гуцине, в четырнадцать забросил музыку и неожиданно решил изучать боевые искусства. Несмотря на свою слепоту и не особенно сильные руки, он стал изучать технику боя цзиньбэйской большой саблей-даканьдао, но через несколько лет прекратил тренироваться и занялся продажей шёлка. Торговал несколько лет, и может, прямо на глазах стал бы вторым Тао Чжугуном(3), однако подарил всё другу, а сам заперся дома и занялся учёбой. Не будучи ни благородным героем на защите справедливости, ни великим мастером боевых искусств, ни сказочным богачом, ни коварным злодеем, этот человек прославился своими странными выходками. Вспоминая про него временами, все тайком восхищались и невольно задумывались: «А чем бы я занимался, будь Хэ Тайаем...» Разумеется, Тан Даху и сам предавался подобным мечтам, однако, неожиданно столкнувшись с легендой, подумал: нос как нос, глаза как глаза, разве что незрячие, а так — самый обычный человек, и представить сложно, что он прославился в стольких делах. Вот уж правда — внешность обманчива.

— Начальник Тан, вы не могли бы объяснить, что всё-таки случилось с Цзычжи? — Хэ Тайай вздохнул. — Он был добрейшей души человек с мягким сердцем, мне горько потерять его так.

Цзоу Цзычжи и был женихом, которого Сюсю разрубила пополам.

— Я и сам не вполне понимаю, что произошло. — Как только Тан Даху узнал, кто перед ним, его охватило восхищение, он проникся уважением к молодому человеку — много ли в мире людей, способных с лёгкостью отдать богатства другу? Вот бы и ему, Тан Даху, так повезло! — В общих чертах, дело обстояло так: вчера вечером Сюсю с Цзоу Цзычжи вошли в покои новобрачных, но не успела бы сгореть и палочка благовоний, как находившиеся в доме услышали крики ужаса, а когда выбили дверь, увидели Сюсю с топором в руках и уже мёртвого жениха. Там ещё осталась кровь, можете сами... — Тан Даху неловко улыбнулся — раз Хэ Тайай незрячий, всё равно ничего не увидит. — Э-э... Можете пойти и расспросить. Как я выяснил, у Цзоу Цзычжи с Сюсю были прекрасные отношения, никто не видел, чтобы они ссорились, но вы встречали Линлин — кто знает, может, и у Сюсю проблемы с головой. Ох, господин Цяо, я только рассуждаю о деле, прошу, не сердитесь.

— Ох, мои дочери... — только и вздохнул Цяо Паньши.

— Где сейчас Цзычжи? — спросил Хэ Тайай.

— В своей комнате, осмотрщик трупов только что закончил, завтра тело похоронят. Однако это несколько...

Тан Даху не успел договорить, как Хэ Тайай слегка улыбнулся.

— Пойду посмотрю.

А этот человек, похоже, не слишком-то скорбит. Тан Даху с изумлением наблюдал, как он наощупь идёт в комнату, и в голову ему вдруг пришла странная мысль: уж не мог ли Хэ Тайай вступить в сговор с каким-нибудь могучим и загадочным мастером боевых искусств, чтобы тайно избавиться от Цзоу Цзычжи? И тут же потряс головой — необъяснимое дело об убийстве сводит его с ума, вот откуда такие бредни лезут в голову.

— Молодой господин Хэ, я вас провожу. — Приказный, узнавший Хэ Тайая, решил подольститься к этому чудаку, догнал его в два-три шага и поддержал. — Сюда.

В комнате Цзоу Цзычжи удушающе пахло кровью. Хэ Тайая, похоже, это совсем не беспокоило.

— Могу я ощупать его? — вдруг спросил он.

— Э-э... — Тан Даху только хотел остановить его, а тот уже протянул руку и принялся за дело.

— Ему перерубили позвоночник... Для такого удара нужна сила в пятьсот-шестьсот цзиней(4). Начальник Тан, вы уверены, что Сюсю хватило бы силы?

— Я и сам сомневался, однако сложно судить о силе обезумевшего человека. Вы не видели Сюсю, она была как бешеная собака, с криками бросалась рубить всех, кого видела — по мне, так и быка смогла бы расчленить. — Тан Даху покосился на Хэ Тайая, ощупывающего раны Цзоу Цзычжи, к которым даже осмотрщик трупов побоялся притронуться. Смотреть, как его тонкие пальцы окрашиваются кровью, было жутко, но сам-то он ничего не видел.

— Какой заточенный топор... топор в покоях новобрачных... — бормотал себе под нос Хэ Тайай. — А это что такое? — Он вытащил что-то из пальцев Цзоу Цзычжи.

— Лоскут ткани, пропитавшейся кровью, — отозвался Тан Даху. — Возможно, оторвал откуда-то в предсмертных муках?

— Окровавленный лоскут? — медленно проговорил Хэ Тайай. — А... Это же красное покрывало невесты...

Красное покрывало? Тан Даху пригляделся к уже потемневшей ткани — и правда, по углам кисти, как на покрывале невесты. Душу его охватил страх.

— Зачем он схватил эту вещь?

— Об этом только ему с невестой известно. — Хэ Тайай наконец прекратил ощупывать труп. — Я хотел бы вымыть руки.

Тан Даху о большем и просить не мог — смотреть на его окровавленные пальцы было ещё страшнее, чем на разрубленное тело. Провожая Хэ Тайая, он не удержался от вопроса.

— Господин Хэ, вы раньше уже ощупывали трупы подобным образом?

— Нет, — с улыбкой ответил тот.

Тьфу ты! Первый раз ощупывал труп — и так естественно? Покрывшись мурашками от ужаса, Тан Даху поспешно потянул его в сад.

— Вот пруд, помойте руки здесь.

От омерзения Тан Даху не хотелось вести его к колодцу и набирать воды, поэтому, завидев в саду ямку, которая прошлой ночью наполнилась дождевой водой, он решил одурачить незрячего и подвёл его к этой луже.

— Это... — Хэ Тайай обеими руками коснулся воды. — Дождевая вода... Здесь раньше что-то лежало?

Вот это да, с одного прикосновения понял, что вода не колодезная.

— По-моему, изначально здесь стоял огромный фигурный камень. Господин Цяо сказал, что к свадьбе старшей дочери следует навести порядок, и повреждённый камень перенесли.

А когда его убрали, осталась глубокая яма, после дождя превратившаяся в лужу.

Хэ Тайай снова запустил руки в воду и ощупал пальцами дно ямы.

— Большой, должно быть, был камень, раз оставил такой глубокий след.

Молодой человек выглядел опрятным, и, казалось бы, должен быть брезгливым, но трогал и мертвеца, и грязь, будто не понимая, что такое чистота. Тан Даху молча закатил глаза.

— Начальник, начальник, — тихонько приблизился приказный, который собирал улики после обыска комнаты. — А эту штуку показать господину Цяо?

— Что ещё за секретность? — нахмурился Тан Даху.

Приказный передал ему круглый веер.

— Нашли в комнате Сюсю. Тут витиевато написаны любовные стихи, слащавые до тошноты.

— Всегда летают ласточки попарно, у человека вызывая зависть... — прочитал Тан Даху одну строку и тут же сплюнул. — Что за ерунда? Не нужно забирать, верните.

— Дайте-ка мне, — улыбнулся Хэ Тайай.

— Вернёте потом господину Цяо! Парни, возвращаемся в приказ! Доложите хозяину, — крикнул Тан Даху, видя, что обыск завершён, и поспешно удалился. Убийство в доме Цяо — дело серьёзное, пусть он и был бестолковым и нерадивым, но тут не осмеливался лениться.

— Всегда летают ласточки попарно, у человека вызывая зависть,

В чертогах яшмовых, жемчужных всё резвятся, друг друга в окнах расписных встречая.

Сгорела пагода Болян в пожаре — они в дворец У-вана полетели,

Сожжён дотла дворец — и горе! Гнездо с птенцами опустело,

И ласточка несчастная тоскует, погибшего супруга вспоминая...

Нет больше пары неразлучной, и эта боль мне сердце разбивает.

Хэ Тайай кончиками пальцев провёл по вышитым строкам стихотворения. Это «Ласточки в разлуке» Ли Бо, когда же Сюсю украсила стихами веер? Под строками была вышита и пара ласточек.

Новобрачная вышила печальные стихи на расписном веере, и обращены они явно не к жениху. Неужели убила его ради прежнего возлюбленного? Если она не желала выходить замуж, могла отказаться, зачем проливать кровь? И от чего сошла с ума? Любой мало-мальски начитанный человек заподозрил бы что-то неладное, но Тан Даху и его подчинённые были либо глупы и небрежны, либо умели только исполнять приказы, и совершенно не обратили внимания. С расписным веером в руках, Хэ Тайай лишь слегка усмехнулся, но не проронил ни слова.

------------------------------------------------------

* Вэнь Тинъюнь (дин. Тан) «Танец с метёлкой»

Гневно плещет Жёлтая река, до небес вздымается волнами,
Лунбо страшно оседлать ветра — брызги разбиваются о скалы.
Двадцать три струны о чём скорбят? Ты не медли, муж, на переправе.
Змей безумный бьёт хвостом в шипах — крошит вёсла, разрывает парус.
Рухнут камни волей божества, мчится белый конь средь пыли красной —
Плетью яшмовой его погнав, муж вдали мгновенно исчезает.

Лунбо — в китайской мифологии страна великанов, родственников драконов, жители которой назывались так же. В наказание за проступок Небесный владыка сделал страну Лунбо маленькой, а её жителей — низкорослыми.

Строка «Двадцать три струны о чём скорбят?» (эр ши сань сянь хэ тай ай) содержит в себе прозвище и имя главного героя — «Двадцать три струны» Хэ Тайай. «Тайай» — дословно «слишком скорбный», «слишком печальный», «слишком сострадательный». 

** Налань Синдэ (дин. Цин) «Подражая древним, отправляю прощальное письмо другу» (на мелодию «Муланьхуа»)

Если всё в этой жизни — как прежде, как в первую встречу,
Что же вышитый веер страшится осеннего ветра?
Переменчиво время, а люди — казалось бы, те же,
Но меняются чувства, легко исчезают из сердца.
На Лишани звучали обеты под звёздами в полночь —
Ныне горестно плачут дожди и звенят колокольцы...
Как несчастна судьба господина в одеждах парчовых,
Что желал, словно птицы, летать неразлучной четою.

(1) Чанпао — длинный мужской халат.

(2) Имя главного героя 太哀 (Тайай) созвучно слову 太矮 (тай-ай, слишком низкий). Его фамилия 何 (Хэ) переводится также как «почему?»

(3) Тао Чжугун — прозвание Фань Ли, знаменитого богача времён Чуньцю, которое стало нарицательным для богачей.

(4) Цзинь — мера веса, во времена династии Сун — 633г.