Последняя песня

Инстпектору Амано хотелось обнять Нодзоми Рейко, бледную хрупкую девушку, что оказалась в допросной последней. Глаза у нее были на мокром месте, покрасневшие. Она улыбалась так грустно, что сердце сжималось. Дочь инспектора Амано была чуть младше Рейко. Девушка чем-то напоминала ее.

- Вы откликнулись на объявление о поиске свидетелей передвижений Мидзусимы Акиры 8 июня. Что вы хотели рассказать?

- Можно, я начну немного издалека? Эта история... думаю, ей нужно поделиться.

Моя сестра Нодзоми Киёко была девушкой Мидзусимы Акиры десять лет назад. Она скончалась. Родители винили в этом ее парня, но не я. В чем была его вина? В том, что каждый раз, когда от него приходило сообщение, она танцевала, кружась по комнате? В том, что она сияла ярче солнца, когда он забирал ее на свидания или провожал до дома? В том, что давал ей силы жить, творить, идти к мечте? В том, что ни разу не заставил Киёко ревновать, даже когда на него обрушилась слава? Если это можно вменить в вину, то он виновен. А более – ни в чем. Совершившая преступление была наказана, но родителям, увы, этого было мало.

Мы прожили в Японии еще полгода после смерти Киёко. И каждую неделю Акира приходил к нам домой. Стоял на коленях перед входной дверью часам, а отец и мать игнорировали его. И запрещали выходить мне. Потом отцу предложили перевод в Германию, в филиал автомобильного завода, где он работал. И мы переехали. Родители больше не хотели возвращаться в Японию. А я не могла жить с ними в Германии. Они постоянно смотрели на меня с плохо скрываемым сожалением, словно я – бледная копия сестры. Но я просто другая. Другая внешне, другая внутренне. Киёко была творческой, легкой, воздушной. А я рациональная, слишком простая. У меня, как и у всех, бывают безумные порывы, но, в целом, я довольно посредственный человек, но ничуть этого не стыжусь. Я такая, какая есть.

Как только достигла совершеннолетия и закончила вуз, вернулась в Японию. Это случилось три месяца назад. Встретилась со старыми друзьями, они вскользь упоминали Акиру. Говорили, что он посвятил Киёко несколько песен, что иногда его видят в их любимых местах, что он ходит к ней на могилу каждый год. Мне хотелось увидеть его, сказать, что он ни в чем не виноват. Я столько лет хотела это сказать. Но встреча со звездой такого уровня сродни чуду: возможна лишь по велению небес и случая.

Восьмого июня вечером, плавно перетекавшим в ночь, я пошла на детскую площадку, что недалеко от нашего старого дома. Прихватила с собой гитару. Я умею играть довольно неплохо, технично. Почему пошла туда? Это было важное место для Киёко.

У нас с сестрой 12 лет разницы в возрасте. Когда мне было восемь, Киёко уже встречалась с Акирой. Они приводили меня на эту детскую площадку. Сестра катала меня на каруселях, а он играл на гитаре, пел песни, рассказывал истории. Я очень любила его голос. До сих пор очень люблю.

Когда я подросла, и выгуливать меня уже было не нужно, Киёко и Акира все равно часто приходил на эту площадку. Она стала чем-то вроде неизменного места встречи. Если им случалось поссориться, то один всегда приходил на эту площадку и ждал второго. Они быстро мирились. Когда Акира прославился, то их встречи случались все реже. Иногда он приходил поздно ночью, когда вся семья уже спала. Киёко тихонько выбиралась из кровати и сбегала. Они уходили недалеко, на площадку. Вокруг нее нет домов, вечерами почти нет людей. Акира мог не бояться, что его узнают. Он играл сестре новые песни, они строили плана на будущее. Жаль, что им не суждено было сбыться. Но, я уверена, Киёко ни о чем не жалеет...

Тем вечером я сидела на качелях и играла на гитаре песни Акиры. Петь я не умею, потому просто перебирала струны. Музыку подхватывал ветер и уносил в розовое вечернее небо. Его цвет постепенно насыщался, становился темнее, переходил в голубой, синий, а я все сидела и играла. Увлеклась и не заметила, что за мной давно наблюдают. Акира в компании бутылки виски и белой коробки с тортом пристроился на горке и слушал меня, подперев голову рукой. Поняв, что на площадке не одна, перестала играть. Акира разразился аплодисментами и съехал вниз, задорно вскинув ноги на приземлении.

- Я пишу чертовски хорошую музыку, - самодовольно произнес он и, пошатываясь, направился ко мне. – А ты классно играешь. Еще бы пела, стала бы супервездой. Уверен.

- Я этого не хочу. Меня вполне устраивает жизнь серого середнячка.

- Ну, если так, то хорошо. Не всем же покорять вершины, да? Нужно чтобы кто-то ждал визу, иначе ради чего все это, верно?

Акира приземлился на качели и внимательно посмотрел на меня. Он был очень пьян, но глаза не были затуманены хмелем. Только тело плохо его слушалось.

- Тебе есть двадцать один?

- Целых двадцать три.

- Будешь? – он протянул мне бутылку виски. Обычно я не пью, но тут согласилась. Сделала глоток, губы обожгло, горло свело, но виду я не подала.

Хотела отдать бутылку обратно, но Акира про нее словно и забыл уже. Он поставил на колени коробку с тортом и раскачивался на качелях, постукивая по крышке.

- Хочешь торт? У моей любимой сегодня день рождения. И день смерти. Я купил ей торт, который она больше всего любила. Но есть его в одиночестве не хочется. Обычно я просто оставляю его тут или отдаю первому встречному. И сегодня первый встречный – ты!

Акира улыбнулся и посмотрел мне в глаза. Он все еще был похож на того шалопая-подростка, не расстававшегося с гитарой, хотя ему уже давно было за тридцать.

- Только если мы съедим его вместе.

- Окей.

Вы когда-нибудь ели торт крышкой от виски? Не советую. Очень не удобно, но больше у нас ничего не было. Мы качались на качелях, передавали друг другу торт, иногда вспоминали о виски. Было легко и свободно. Акира рассказывал какие-то забавные истории с концертов, я - о странностях жизни в Европе. Говорили о любимых фильмах, музыке, местах в Японии... - обо всем, в общем. Словно старые друзья. Словно сестра не умерла, и все эти годы мы с Акирой были закадычными приятелями.

Перевалило за полночь, когда мы разобрались с тортом. Небо было черное, площадку освещал желтоватый свет фонарей. Бутылка виски давно опустела. Мы устали говорить и просто качались. Каждый думал о своем, но при этом не чувствуя себя одиноко.

- Дай гитару, - Акира заговорила так неожиданно, что я встрепенулась и... свалилась с качелей. Непривычка к алкоголю дала о себе знать.

Мои ноги все еще лежали на седушке, а головой я сильно приложилась о землю. Но больно не было. В ушах звенело, было смешно. Я хихикала. Акира встал со своего места и на карачках подполз ко мне. Его лицо нависло прямо над моим. Взгляд был озадаченным, но он улыбался. Не знаю, что на меня нашло. Алкоголь, наверное. Я приподнялась, обвила шею Акиры руками и поцеловала. Он растерялся. Это был самый неловкий поцелуй в моей жизни, самый пьяный и... самый памятный. Он длился всего пять секунд. А затем я отпустила Акиру и легла обратно на землю. Я смотрела ему в глаза. Злости и раздражения в них не было, а было что-то приятное. Мы улыбнулись друг другу.

- Если что-то хочется сделать, надо делать, а то потом всю жизнь будешь жалеть, - он сказал это тихо, едва уловимо, словно голосом легкого ветра. А затем поцеловал меня в лоб и отполз за гитарой.

- Я спою всего одну песню. В подарок.

Кому он хотел его сделать: мне или Киёко? Я не знаю. Но это была удивительная песня. Она проникла в мое сердце и поселилась в нем навсегда. Я помню каждый аккорд, каждый перебор, каждое слово. И не забуду никогда.

Доиграв, Акира отложил инструмент и пошел прочь, не говоря ни слова. Я неловко поднялась на ноги и смотрела ему вслед, но он не оборачивался.

- Ты ни в чем не виноват, Акира! – я крикнула это истошно, когда он отошел уже метром на двадцать. Мой вопль заставил его замереть и обернуться.

- Спасибо, Рейко. Спасибо, - он снова сказал очень тихо, но я услышала. Уверена, он назвал меня по имени, хотя я и не надеялась, что Акира узнал меня.

Слезы хлынули из глаз фонтаном. Грудь сдавил спазм. Я упала на колени и разрыдалась, и со слезами уходила вся боль, что долгие годы жила в сердце.