Эпилог
Рассвет уже занимался, но лениво, сонно. Казалось, солнце не хочет вылезать из-за горизонта, обидевшись, — всё равно ночь превратилась в день. В Бутроне повсюду горели факелы и свечи, всю ночь бегали люди. Служанки королевы убирали её вещи, а на конюшне снаряжали лошадей и паланкин. Судейские готовили документы. Слуги смывали кровь с пола епископских комнат.
Карлос, успевший опьянеть и протрезветь обратно, покачивал на дне бокала остатки вина, задумчиво глядя, как оно плещется. Суэро, бледнее обычного после пережитого и выпитого и после бессонной ночи, смотрел как будто в сторону окна, но на самом деле — на Хайме, вольготно раскинувшегося в резном кресле. Хайме же время от времени оборачивался на него и любовался откровенно, даже не пытаясь это скрыть.
Леонор сидела прямо, задумчиво покачивая кончиком туфли, на котором осталось пятно крови — она случайно ступила в лужу возле тела Энтенсы. Глаза у неё уже слипались, но ей пока не хотелось отправляться ко сну. Казалось, что, стоит голове коснуться подушки, она вновь и вновь будет бросать последний взгляд на донью Жанну, убийцу её семьи.
Мужчины же ещё бодрились — после всей суеты надо было отдохнуть, и отдых заключался в вине. Карлос поглядывал на Леонор, но боялся задать ей главный вопрос, а она лишь слегка улыбалась. Поэтому король попросил Хайме рассказать, как тот стал Висельником, потом каждый описал то, что довелось пережить за последние дни... Леонор тоже рассказала, и голос её был так мягок, так ровно любезен, что Хайме не выдержал:
— Брось. Скажи, в чём дело.
Леонор допила последние капли вина из своего бокала.
— Вы и так знаете.
— Нет, не знаем, — мучительно простонал Карлос. — Господи, недаром политика — женщина.
Леонор остановила взгляд на нём. Из-за усталости глаза её казались огромными и чёрными, как колодец.
— Ничего не кончено, — сказала она, — пока королева жива. Не только между ней и мной. Человек, пристрастившийся к власти, не откажется от неё так просто. Тебе нужно быть готовым, Карлос. Я надеюсь, что ты окажешься сильным в нужный момент.
— Ну, до этого ещё дожить надо, — попытался пошутить Хайме, но и его весёлый голос угас, когда Леонор поднялась:
— Именно. Надо дожить.
— Если ты хочешь, чтоб я ступил на тот же путь и приказал тайно придушить в монастыре собственную мать... — начал Карлос, но ему на губы легла ладонь его невесты:
— Нет. Я не подвергну тебя такому жестокому испытанию. Я не хочу, чтоб ты разрывался между мной и ей, и не призываю тебя стать убийцей. Я просто хочу, чтоб ты был готов. Беды не кончились. Интриги будут продолжаться. — Она легко поцеловала его, коснулась руки Суэро и плеча Хайме. — Я отправлюсь ко сну.
— Спи спокойно, — сказал Суэро. — Мы будем рядом.
— Какие бы беды и интриги ни ждали впереди, — прибавил Карлос.
Едва за Леонор закрылась дверь, и мужчины, оставшись одни, немного расслабились и разлили ещё по бокалу, Хайме заметил:
— Она всех нас запряжёт и поедет, помяните моё слово. Она стальная женщина, моя сеньора.
После этих слов повисло долгое молчание. Рыцарь, разбойник и король допивали вино и смотрели, как за окном занимается рассвет. Молчали в основном потому что страшно хотелось спать и при этом не было сил отправляться на боковую, но ещё — потому что каждый понимал, что стоит возле своей собственной могилы и обозревает новую жизнь, совершенно иную, что мир больше не будет прежним, и они не будут прежними, и сложно было понять, хорошо ли это, плохо ли, и как вести себя этому новому Карлосу, новому Суэро и новому Хайме. И новой Леонор, которая сейчас раздевается ко сну, тоже знакомо это чувство. Объяснить егословами было сложно, да и не хотелось, но каждый понимал, глядя на другого, что все ощущают то же самое. Это чувство было настолько общим, что позволяло им без единого сомнения сидеть за одним столом, как равным, забыв на время о том, кто кем рождён.
— А ведь ещё одно обещание до сих пор не исполнено, — сказал король. — Насчёт Висельника.
— Он поймал меня, как и обещал, — ухмыльнулся Хайме и даже подмигнул Суэро, заставив того несколько смутиться.
— Да, но я обещал тебя повесить. — Король допил вино и отставил пустой бокал. — Когда я впервые прослышал о твоих преступлениях, я, едва ставший королём, всем сердцем пожелал исправить дела в королевстве. Уменьшить количество воров и разбойников, сделать жизнь спокойней и достойней. Детские мечты! Но, наверное, мне рано прощаться с детством. Я буду пытаться. И я подумал: может быть, именно Висельник поможет мне. Висельник и герцог Сангуэса.
— Вы о чём, ваше величество? — насторожился Хайме.
— О том, чтобы дать дону Суэро судейские полномочия, а тебя отправить ему в помощь. Кто лучше всех отыщет вора или разбойника, чем другой разбойник? И перед знатным злодеем ты не спасуешь, не польстишься на взятку, если, как ты говоришь, так сильно хочешь справедливости и исполнения законов. Так помоги законам работать. Я предоставлю тебе эту возможность, а ты поможешь мне навести порядок.
— Когда-то я поклялся отомстить Сангуэсе и самому королю, — задумчиво сказал Хайме. — А теперь я иду на службу к королю рука об руку с Сангуэсой. Вот уж чья клятва далека от исполнения.
— Всё ещё хочешь мести? — спросил Суэро. Хайме покачал головой:
— Нет, ты же знаешь. Просто... странный же это путь, что привёл меня к совсем не той награде, что я ожидал. Я благодарен, ваше величество, и принимаю предложение. Справедливость я люблю больше мести. А от дона Суэро я свою месть, можно сказать, получил.
Оба засмеялись, а Карлос слегка улыбнулся, не поняв их общей шутки. Суэро поднял бокал:
— А я клялся служить вам и готов исполнять клятву, в каком бы качестве я ни был вам нужен.
Король плеснул на дно каждому, выливая из бутылки последние капли, сказал:
— Значит, впереди много дел, — и они сдвинули бокалы.