Пролог
Лягушки голосили так громко, что ничего не было слышно, кроме их заливистых рулад. В редкие мгновения молчания по болоту проносилось шлёпанье и чавканье: почти по колено в воде брёл человек - скорее мальчик, чем мужчина, - ведя под уздцы лошадь. Стати животного, отличная сбруя и одежда юноши выдавали в нём человека знатного, но ни свиты, ни слуг с ним не было, а весь его наряд покрывали брызги болотной грязи. Наконец, он перестал проваливаться в вязкий ил, вот уже вода доставала только до щиколоток, он вышел на твёрдую землю... и, раздвинув заросли кустов с заострёнными, будто покрытыми лаком листьями, вышел на низкий берег реки. Вокруг, куда ни глянь, была всё та же вода, низко свисающие ветви ив да кусты. Вялое течение реки прерывала песчаная коса. На дальнем берегу шелестела осока. Жужжали мухи. Солнце припекало.
Путник устало махнул рукой и сказал:
- И где я теперь?
Со стороны старой ивы раздался всплеск, и по воде прошлёпал такой же молодой парнишка, только куда хуже одетый - его закатанные до колен штаны и ветхая рубаха, да и сам он со всеми потрохами вряд ли стоили столько же, сколько одна застёжка на котте заблудившегося путника. Шапки у простолюдина не было, так что он просто поклонился, - впрочем, без особого старания.
- Заплутали, сеньор?
- Наверное, - ответил дворянин, оглядываясь. - Я думал, это небольшая болотинка, попытался срезать путь и теперь не пойму, где я. Ты знаешь, в какой стороне замок?
- Знаю, сеньор. Вы не в ту сторону ушли. - Простолюдин смерил его взглядом, заметил отсутствие меча, оглядел заросли, из которых всё ещё не спешила выбираться свита, и заметно осмелел. - Куда ехать, скажу, а провожать не стану.
- Отчего это?
Парнишка поднял мокрый холщовый мешок - в нём бились несколько рыбин.
- Как бы я ни хотел помочь сеньору, своя шея уж очень дорога, а путь лежит через мост.
Дворянин, который был начал счищать болотную грязь с одежды, даже остановился:
- О чём это ты?
- Вы не знаете? Это королевская река и королевская рыба. Раньше только за охоту казнили, а сейчас и за рыбную ловлю тоже. Ниже по реке вода уже принадлежит герцогу, но до его воды топать полдня да ещё платить за переход через мост. Вот и ответ, честь по чести.
- Я не слышал об этом, - поджал губы дворянин, снимая с колен прилипшую к ним тину. - Меня это не касалось. - Выпрямившись, он предложил: - Давай договоримся: ты покажешь мне путь до моста, а дальше уж я сам справлюсь. Я не выдам твой секрет и отблагодарю за помощь. Даю слово.
Простолюдин сделал ещё несколько шагов, ступая против течения, теперь почти по пояс в воде. Он недоверчиво всмотрелся в лицо дворянина, наверное, пытаясь понять, можно ли доверять. Тот стоял на берегу, спокойно позволяя себя рассматривать. Они были очень непохожи, хотя обоим было лет по пятнадцать - но знатный юноша казался моложе, а простой парень старше. Дворянин был довольно высок для своего возраста, хорошо сложен, с осанкой опытного наездника. Крестьянин ростом не отличался, зато был коренаст, крепко сколочен, с широкими плечами и натруженными руками. Дворянин был очень белокож, что особенно бросалось в глаза при его чёрных волосах, таких же чёрных густых ресницах и тёмных глазах, а черты его удлинённого лица, тонкие, ледяные, были бы почти женственными, если бы не тяжеловатая челюсть - и всё это делало его вполне достойным внимания девушек. Простолюдин всем этим похвастаться не мог, тем более что он был рыжим, - большой недостаток, - но в грубоватых, резких чертах его лица и чуть прищуренных светло-зелёных глазах (скорее, из-за солнца, однако это придавало ему насмешливый вид) всё же было что-то, что наверняка заставляло его незамужних соседок оглядываться ему вслед.
Какое-то время он раздумывал, но всё-таки сказал:
- Хорошо, синьор, провожу.
Он быстро собрал сеть, подкормку, закинул на плечо мешок с ещё трепыхающейся рыбой, подобрал с травы шапку, а дворянин взобрался в седло. Провожатый взял коня под уздцы, перевёл через речку и нашёл в густой траве едва заметную тропку.
- Долго же ты раздумывал, - заметил дворянин.
- Смиренно прошу меня простить, сеньор, - ответил тот без малейшего почтения в голосе. - Времена нынче трудные.
Дворянин заметил почти что с обидой:
- Я же дал слово.
- Слово такая вещь, что захотел дал, захотел - взял обратно.
- В моей семье подобное не в ходу, - сухо сказал дворянин. - Сангуэса словами не разбрасываются. Я оказал тебе честь тем, что вообще дал обещание. Достаточно было и простого слова.
Крестьянин обернулся:
- Так вы сын герцога, сеньор? Младший, наверное?
- Да, я Суэро де Сангуэса.
- Моё нижайшее почтение вашей славной особе, дон Суэро, - в голосе крестьянина стало чуть больше почтения, но довольно-таки насмешливого. - А меня звать Хайме со Старого Моста. Семейство моё не стоит упоминания, но я должен назваться в ответ, я так думаю.
Земля стала твёрдой, тропка постепенно забирала вверх, и вскоре всадник и пеший вышли на луг. Тут и там виднелись небольшие группки деревьев, но большая часть луга была отдана на откуп пылающему в зените солнцу. Мокрые насквозь штаны Хайме, ещё недавно облеплявшие ему ноги и мешавшие идти, высохли с пугающей скоростью. Тёмные пятна тины и воды на одежде молодого дона Суэро оставили заскорузлые следы. Нагретый воздух пах травой. Вдалеке видна была шеренга косцов.
Сперва спутникам было неловко, и они едва обменялись парой односложных фраз за первые полчаса пути, но потом обоим стало скучно слушать только жужжание мошкары и лошадиное фырканье, так что сначала Хайме принялся напевать, - голос у него был чистый и красивый, - потом зашёл разговор о песнях, затем о конях...
- А правду говорят, что в герцогском замке живёт призрак?
Суэро с явным трудом заставил себя признаться:
- Честно сказать, я его не видел. Моя няня говорила, что однажды встречала его на лестнице, но от неё и не то можно услышать. Тем более что по легенде призрак ходит по библиотеке.
- Я слышал, его как раз с лестницы и сбросили, и он летел до самого низу.
- Мне лучше знать. В конце концов, я там живу. Все в замке твердят, что призрак живёт в библиотеке.
- Ты читать не умел, а после смерти над книгами сидишь. Вот она, кара Господня.
- Почему бы ему не уметь?
- Он же был конюхом, я так слышал. Кем-то простым. Иначе за что его убивать-то?
- Неважно, кто оскорбил дочь герцога, знатный человек или простой, его ждала бы одна судьба, - серьёзно ответил Суэро. - Но я тоже слышал, что он был конюхом.
- И что донья очень убивалась по нему.
- Попридержи язык, она была дамой и моей роднёй.
Хайме поднял руки:
- Простите великодушно, сеньор. Но, может, он был такой раскрасавец, что и дама не устояла. Дама ведь тоже женщина.
Суэро, наклонившись с седла, отвесил ему подзатыльник, - довольно сильный, но их разговор это не испортило, даже сделало дружелюбней.
- ...и глотал огонь, - рассказывал дворянин, когда они добрались до тенистой рощицы, и впереди стал виден тракт с проезжающими повозками. - А потом его медведь ходил со шапкой, и все кидали туда деньги.
- Вот бы и мне на жонглёров посмотреть, - вздохнул Хайме. - Только вот что, сеньор... дорога уже видна, дальше вы и сами доедете.
- Твоя правда, - ответил Суэро и на пару мгновений замолчал. Обрывать разговор не хотелось. - Что, так уж сурово наказывают за пару рыбёшек?
- Сурово, сеньор. Без шуток повесят. Эта пара рыбёшек - королевская пара рыбёшек. В Льедене вон кишки выпустили мужику.
- За что? - искренне изумился Суэро.
- За то, что козу упустил, и та на королевский луг зашла. Сожрать ничего не успела, но хватило и зайти. - Хайме дёрнул плечом.
- Значит, таков закон. Приказы короля не обсуждают. Тем более граница рядом, не дай Бог нам разлениться, и, говорят, каждая королевская монета идёт на войну с проклятым французом. - Упомянув деньги, Суэро спохватился, достал из кошелька на поясе серебряную монету, наклонился с седла и вложил в грязную ладонь Хайме. Увидев, сколько ему перепало, тот сперва посмотрел на дворянина, не веря своему счастью, а затем торопливо сунул монету за щёку и поклонился с искренним рвением.
- Век не забуду вашей щедрости, сеньор, и вашего слова.
- Так Господь велит, - скромно ответил Суэро, но видно было, что он доволен. Слегка улыбаясь, он поехал в сторону тракта - рысью, на которую уставшая лошадь перешла без особой охоты. Хайме смотрел ему вслед, гоняя монету за щекой.
***
В скором времени король собственной персоной остановился в окрестностях Сангуэсы, и герцог как раз показывал ему окрестности: устроил большой выезд, а на другой день - отличную охоту на медведя. Блестящая кавалькада всадников возвращалась в замок после двух суток в лесу. Мулы везли добычу, две бурые туши. Собаки возбуждённо принюхивались, и псарям приходилось то и дело их одёргивать. Сам король, дон Карлос, окружённый всеобщим почтением, беседовал с герцогом, таким же бледным и темноволосым, как его сын. Покачиваясь в седле, король, чья борода уже побелела, но светлые волосы почти не были тронуты сединой, с энергичным лицом и глазами навыкате, одетый в богатый зелёный наряд с золотым шитьём, смотрелся величественно. Его рогатину, тоже украшенную золотом, вёз отдельный егерь, а любимая гончая сука по кличке Погибель бежала рядом с его конём. У этой собаки были особые привилегии, и неудивительно: Суэро сам видел, как она слушается хозяина, понимает чуть ли не каждое его слово, а в спокойные минуты кладёт голову ему на колени - и лицо короля, обычно напряжённо-злое и капризное, смягчается. На ходу Погибель норовила куснуть слугу, бежавшего рядом с королевским конём, и бедолага, конечно, не смел ей помешать.
Король взял с собой и единственного сына, такого же светловолосого, довольно пригожего мальчика двенадцати лет. Отец ожидал от Суэро, что тот заведёт с ним дружбу, и им даже удалось перекинуться словом-другим, но принц был уж больно робким, а сейчас они могли лишь ехать рядом молча, чтобы не мешать разговору взрослых - взрослые же разговаривали всё время. Все соседи приехали поучаствовать в охоте: вдовая донья Оливия, дон Фернандо со всеми дочерьми и даже родич герцога дон Луис Менди, который обычно при дворе не показывался.
Двое крестьян остановились на обочине под раскидистым деревом, пережидая, пока кавалькада проедет мимо - молодой парень, державший на верёвке телёнка, и мужчина зрелых лет, наверное, отец и сын. Оба сняли шапки и низко поклонились, завидев знатных особ, пока король лениво говорил герцогу:
- Наверное, уже задумываетесь о партии для Суэро?
- Когда сыграем свадьбу старшего, ваше величество. Тогда и этого щенка начнём сговаривать, - герцог мельком улыбнулся Суэро. - А там ещё пара лет, если доживу - и увижу вторую свадьбу.
- Дай-то Бог, - откликнулся король. - Я слышал, у вашего родича Менди здоровая и пригожая дочь.
- Да, славная девочка. Должно быть, вам представят её, когда мы доберёмся до нашего ночлега у Менди. Но ей ещё десяти нет, так что я лучше подожду. У нас в семье с ранними браками не спешат, и смотрите, никто из семьи до сих не прогадал.
- Что верно, то... Погибель! Погибель, ко мне! Верните её!
Собака вырвалась из кавалькады и бросилась к поселянам и их телёнку. Бог весть, чем её так заинтересовала эта добыча, но она попыталась в своей манере поиграть, вцепившись скотине в горло. Жертва издавала жалобный визг, похожий на плач ребёнка, сын пытался разжать собачьи челюсти, а отец поднял палку, которая была у него в руке.
- Не смей, ублюдок! - закричал егерь, направляя лошадь к ним, но было поздно: палка обрушилась на Погибель, и та, заскулив и поджав лапу, бросила уже слабо шевелящегося телёнка и отбежала обратно к хозяину. Тот, не на шутку встревоженный, спешился и сам осмотрел повреждения, одновременно с этим утешая собаку и успокаивающе гладя её между ушей.
- Ты прибил собаку его величества! - егерь замахнулся кнутом на крестьянина. Сын заслонил его и принял на себя удар, рассекший ему предплечье. Брызнула кровь, залаяли гончие. Второй удар кнута сбил его с ног.
- Лапа подвывихнута, - сказал король, поднимаясь на ноги. Его прекрасный наряд был испачкан дорожной грязью. - Диего, наложи лубок и посади Погибель в повозку.
- А как с ним прикажете поступить, ваше величество? - егерь кивнул на крестьянина. Тот стоял, бессильно сжимая свою дубинку, окружённый несколькими всадниками. Сын стоял на коленях, прижимая ладонь к окровавленной руке. Его голова была опущена, но Суэро, подъехав поближе, узнал в нём своего давешнего проводника Хайме, с которым он, что греха таить, встречался ещё пару раз и перекидывался дружеским словом, и не одним. Сложно было не вспомнить эти рыжие лохмы. Суэро вздрогнул, когда Хайме поднялся на ноги, и стало видно, что его руку распахал по всей длине предплечья уродливый рваный след. Второй удар, тот, что сшиб его с ног, был не столь зрелищен, но парень прижимал руку к рёбрам и дышал с трудом - видно, кнут крепко отшиб, а то и сломал ему что-нибудь.
Жалобно поскуливающую собаку с предосторожностями унесли в повозку, а король, сев в седло, сказал:
- Вздёрните этот кусок говна вон на том дереве.
- Пощадите! - прохрипел Хайме. Первую просьбу о пощаде он выдавил с трудом, но следующие полились из него потоком: - Окажите милость, ваше величество! Он не знал, что это ваша собака, и, Богом клянусь, это я ей лапу перешиб...
Но вступиться не вышло - отец коротко и глухо сказал:
- Не позорься, Хайме, - а король пожал плечами:
- И мальчишку тоже вздёрните. Поехали.
Он шевельнул коленом, и послушный конь тут же двинулся вперёд. Принц, наблюдавший за сценой с открытым ртом, совсем забыл о шпорах и поводьях, но его лошадь сама потянулась следом за остальными. Кавалькада возобновила своё движение, только несколько слуг остались выполнять приказ, а егеря - проследить, чтобы преступники не сбежали.
Отец, едва король скрылся из виду, попытался поднырнуть под брюхо лошади, но был сбит с ног метким ударом кнута, а сын получил по лицу рукоятью. Для верности обоим не дали подняться, продолжая бить. И ещё задержался Суэро.
Пока к ветвям дерева прилаживали верёвку, слуги спорили между собой:
- Кто-нибудь затягивать петлю умеет?
- Чего там уметь. Ну повисит подольше в крайнем случае. Тебе дело есть?
- Не сорвался бы.
- Я это делать не хочу. Я не палач, - сказал егерь, ударом кнута сшибая вставшего было отца с ног. Тот дышал тяжело, с присвистом, и на ноги больше не поднялся, но егерь, спешившись, добавил ещё пару пинков на всякий случай. - Убить или прибить - одно, - рассудительно заметил он, работая ногами, - а казнить это позорное дело.
Телёнок шевелиться уже перестал, а его кровь впитывалась в песок на обочине дороге вместе с кровью его хозяев. Хайме лежал в дорожной пыли и издавал странный тихий вой. Суэро, всё продолжавший молча сидеть в седле, никогда раньше не слышал подобного. Ему подумалось, что парень так и умрёт, от одних побоев. Однако через несколько мгновений Хайме пополз по дороге, как собака с перебитым хребтом, в последней бессмысленной попытке спасти свою жизнь. Дворянина бы заботило то, как умереть достойней, а простолюдина - как выжить любой ценой, подумал Суэро, но всё же он не был уверен в том, что ему хватило бы достоинства самому. Совсем не уверен, и оттого смотреть на расправу было не только гадко - жутко.
Приказ короля - закон, повторил он про себя, но прозвучало не очень убедительно. Война ещё не закончилась. Всяк должен знать своё место.
Егерь пинками заставил отца подняться на четвереньки и за волосы потащил к дереву.
- Ну так кто?
- Давайте его на лошадь усадим и просто хлопнем её по крупу. Тогда как бы никто не казнил, всё лошадь сделала, - предложил один из слуг, и все дружно одобрили эту идею.
И отец, и сын попытались всё же оказать сопротивление, и, пока егеря ломали кнуты об их спины, рассудительный слуга, предложивший казнь с помощью лошадей, оглянулся и увидел Суэро.
- Интересно посмотреть, молодой сеньор? - добродушно спросил он. Отец закашлялся, выплюнул осколки своих зубов и обмяк, так что его удалось успешно усадить на лошадь.
- Не особенно, - сдержанно ответил Суэро.
- Вам их не жаль?
- Каждого жалеть - жалелка закончится, юный сеньор. Да мы и без особой жестокости. Петля быстро убивает.
Однако вышло не так гладко, как хотелось: сын рычал и рвался из последних сил, так что надеть петлю никак не удавалось, а отец уже вторую минуту висел, дёргаясь, и никак не хотел умирать. Когда Хайме неожиданно впервые за всё время расправы разрыдался, Суэро понял, что с него хватит.
- Добейте их, ради Бога.
- На это приказа не было, молодой сеньор, - пожал плечами слуга, хлопая лошадь по крупу, и второй висельник повис рядом с первым.
Хрип продолжался и продолжался.
- Да хватит его мучить!
- Смерть никогда не сахар.
Суэро, который никогда не убивал никого, кроме кроликов да лисиц, дал шпоры коню, вытащил короткий охотничий клинок и несколькими ударами перерубил сперва одну, затем другую верёвку. Спешившись, он поскорее, пока хватало духу, вогнал клинок в горло посиневшего, давящегося языком и всё ещё продолжающего шевелиться отца.
Господи, пусть он умрёт, пусть он наконец умрёт, взмолился Суэро, и его просьба была услышана: немного побулькав, крестьянин всё-таки затих.
Сейчас нужно будет сделать это и с Хайме, но запал, которого хватило на первое убийство, уже иссяк, пока он с трудом расшатывал застрявший в хрящах позвоночника клинок. Звук был омерзительный и безумно громкий, воняло дерьмом. Кроме того, поднять руку на человека, который тебе знаком, было куда страшней.
Расшатав, клинок пришлось с чавканьем выдирать, опершись о грудь крестьянина, и эта суета позволяла отложить второй шаг.
- До чего вы добрый, молодой сеньор, - вздохнул егерь и помог Суэро вытащить клинок. - Не живут долго с такой добротой. Только теперь нам их обратно поднимать, чтоб висели всем в назидание. В два раза больше работы.
- А с щенком что? - спросил другой егерь из седла.
Слуга пинком перевернул Хайме:
- Готов. Быстро задохся.
Суэро вытирал клинок о траву, испытывая позорное облегчение от того, что ему удалось этого не увидеть. Лицо трупа было багровым, на шее наливалась кровью глубокая борозда.
- Не надо их поднимать, - сипло сказал он. - Скажите, что я верёвку перерубил. Да и король сюда не вернётся. Он завтра уезжает по восточному тракту.
Палачи переглянулись. Лень какое-то время боролась в них с опасением вызвать гнев короля, но всё-таки одержала верх.
- Ладно, пёс с ними. И так отстали.
Суэро удалось достойно убрать клинок в ножны трясущимися руками, сесть в седло и не оглянуться на тела на обочине. Несколько минут он ехал как ни в чём не бывало, но потом внезапно для себя перегнулся через луку седла и выблевал свой недавний обед. Рвотные позывы не прекращались, и, отойдя на обочину, он содрогался и блевал раз за разом, хотя извергнуть его желудку было уже нечего, кроме желчи и слюны.
Закончив, он вытер одни рукавом губы, другим - глаза.
- Первый раз у мальчишки, - сочувственно шепнул один из егерей, а другой подбодрил Суэро:
- Достойная эпитафия ублюдкам, молодой сеньор! Вы хорошо справились!
Суэро выпрямился. Солнце пекло ему голову. Жужжали мухи, фыркала лошадь. Егеря пересмеивались и перешучивались. Перед глазами Суэро расстилался луг, на просторах которого тут и там попадались тенистые рощицы. Вдалеке работали косцы. Суэро впервые убил человека.
Когда он нагнал кавалькаду, та уже добралась до поместья Менди. Во внешнем дворе царила суета: лошадей уводили в конюшни, королева, не поехавшая на охоту, а вместе с ней жена дона Луиса с маленькой дочерью вышли приветствовать прибывших, посмотреть на добычу и выразить охотникам свой восторг. Бросив поводья прислуге, король, едва поздоровавшись с дамами, поспешил с Погибелью на руках советоваться с псарями насчёт её лапы, и большая часть его свиты вскоре тоже разошлась. Лишь королева, донья Жанна, ещё не закончила беседу, которую она вела с несколькими охотниками, возле телеги с тушами медведей.
Принц держался при матери, ещё более оробевший, чем обычно. На его позеленевшем лице Суэро видел отблеск собственных недавних чувств.
Появление Суэро прошло почти незамеченным, потому что донья Жанна строго спросила сына:
- Карлос, почему такой постный вид? Тебе не понравилась охота? - говорила она с мягким акцентом, но слова от этого мягче не становились.
- Понравилась, ваше величество, - отвечал тот, потупившись.
- А почему тогда у меня живот сводит при одном взгляде на тебя? Что случилось?
- Отец двоих крестьян повесил, - помедлив, ответил принц. - Они ударили собаку.
- И что?
Вздохнув, юный дон Карлос неохотно ответил:
- Это меня опечалило.
- Так нет нужды это показывать, - бросила королева. - Мы в гостях, и ты должен быть весел. Недостойно дворянина так унывать при виде казни какого-то мелкого преступника. Как ты собираешься править, если любая мелочь тебя так печалит? Соберись!
- Хорошо, матушка, - выдавил принц, хотя его нижняя губа мелко задрожала. Суэро пожалел, что, в отличие от мальчишки, не может расплакаться - он бы и хотел, и никто не заметил бы, но слёзы не шли.
Он уже повёл лошадь в конюшню, когда донья Жанна ушла со двора, а принц воспользовался этим, чтобы через опущенный мост сбежать со двора. Суэро не стал его задерживать - кому иногда не хочется убежать?
***
Карлос бежал через луг, пока не выбрал подходящее место в высокой жёлтой траве. Замок всё равно казался большим и был слишком близко, но бежать уже не хватало сил - не от усталости даже, просто слишком хотелось поскорее сесть, обхватить колени и разрыдаться. Так же нестерпимо, как хочется отлить, когда живот распирает, или спать, когда глаза сами закрываются. И Карлос именно так и сделал - сел и разрыдался.
Земля под ним была твёрдой и удивительно холодной, и трава шелестела вокруг. Он лёг и прижался щекой к этому холоду, а трава укрыла его от солнца, и можно было представить, что уже лежишь в могиле.
Он даже закрыл глаза, чтобы как следует вообразить себе свою смерть и похороны, но на самом интересном месте его мечтания прервал голос:
- Ты что, заснул?
Глаза пришлось открыть - и увидеть девочку, он не мог сказать, каких лет, но точно куда младше его, и в нарядной одежде дорогих тканей.
- Ты кто такая? - спросил он и вытер слёзы.
- Леонор, дочь дона Луиса Менди, - важно ответила она.
- А я Карлос, сын твоего короля.
- Почему ты плакал, дон Карлос?
- Потому что мне сказали, что я слишком грустный.
- И поэтому ты стал ещё грустнее? - Она села рядом с ним на траву, расправив юбки. - Или ты дурак, или те, кто тебя ругал.
Карлос поморщился:
- Да что ты понимаешь. Меня на каждом шагу бранят.
- Меня тоже будут бранить, - беспечно откликнулась Леонор. - Ищут сейчас везде, наверное. И что? Побранят, без ужина оставят, а у меня в подушке спрятан апельсин. Несколько дней няня будет за мной везде ходить, а потом успокоится - и можно будет опять гулять на воле. Тебя оставят без ужина?
- Нет. Мать просто смотрит на меня, как будто я... - он помедлил и не стал говорить при девочке бранных слов: - как будто я кусок грязи какой-то.
- Ну и ладно, просто внимания не обращай. Давай я тебя научу делать куколок из травы?
Карлос растерялся, но кивнул и послушно нарвал травы по указаниям девочки.
- ...потом закручиваешь вот так и завязываешь её поясок. И всё! - Она гордо показала ему плод своих трудов и сравнила с тем, что получилось у Карлоса.
- Неплохо, неплохо, - солидно похвалила она, и тот засмеялся:
- Хоть что-то у меня получается неплохо. - Подумав, он сунул куколку за пояс. - Пойдём обратно в замок.
***
Первые несколько дней подранок в основном спал. Иногда сипел от боли или беззвучно плакал, пытался поесть или справить нужду - это тоже было больно, - но большую часть времени спал. Давая ему попить через трубочку, старуха Мануэла говорила:
- Не реви. Говори Матери Божьей спасибо, что жив остался. Зубы тебе не повыбили даже, стервецу. Ссать кровью перестал. Спина не нагноилась, рука не отвалилась.
- Отца я не спас, - шёпотом отвечал подранок. Голоса у него не было, говорить и просто дышать тоже было больно.
- Значит, такая у него была судьба, сынок.
- Всё возишься с ним? - спросил старший сын Мануэлы, забираясь в кибитку. - Зря ты, мать. Сдохнет всё равно, и что будем с ним делать?
- Не сдохнет.
- Ещё хуже. Зачем нам висельник? С нас за преступника спросят.
- Кыш отсюда. Нашёлся тоже белый-безгрешный.
Он недовольно проворчал что-то себе в бороду, взял сбрую, за которой заходил, и убрался восвояси. Но подранок всё слышал:
- Брось меня.
- Сейчас я тебе остатки горла выдавлю. Раз уж помогают - лежи и принимай помощь. - Помолчав, она прибавила: - У меня сын был твоих лет, повесили его. Я тебе в память о нём помогаю. Может, о нём кто-то на том свете так позаботится.
Подранок послушно молчал какое-то время, тупо глядя на монисто Мануэлы. Потом просипел:
- Я мстить буду, бабушка. До самого короля дойду. Никого щадить не буду. Особенно... одного человека. Его на кусочки порву. Не знать ему покоя. Вот что я сделаю.
Мануэла хмыкнула было, но, посмотрев парню в лицо, сказала:
- Такой живучий чёрт, может, и до короля дойдёт.