V

Я стучал ногой. Эти нервы, как же я их ненавидел. Всё это удушало.

— Вы... В-вы звали? — невнятно пробормотал Чейз Уолтер, заходя в комнату. Моё сердце сжалось, когда он сел напротив меня, опустил взгляд красных глаз на фотографии. Я хотел закричать, сказать ему не смотреть на них. Но лишь обыденно спросил:

— Когда вы видели своего брата в последний раз?

Старик всхлипнул, не способный перестать.

— П-перед сном... — Я не мог это вытерпеть. Одним махом налил спиртного себе и ему до краёв. Одним махом выпил. — Он заходил сказать с-спокойной... н-ночи...

Я записал это в блокнот. Какого чёрта мои руки дрожали?

— Вы знали, что Ларри может пойти в хижину. Почему?

Чейз поморщился, стараясь сдержать новый поток слёз. Он не хотел говорить, он не хотел раскрывать истину. Он боялся? Тем не менее, быстро сдался.

— Я говорил ему в это не лезть, я-я говорил ему в это не лезть... — затараторил мужчина, хватаясь за голову. — Я говорил... Я... Я...

— Во что лезть, Чейз?

Он словно меня не слышал.

— Я отговаривал его... Это опасно, опасно! — Я наклонился поближе. — Зачем, з-зачем?.. Он не верил...

— Дело в контрабанде, верно?

Чейз поднял на меня взор.

— Он не хотел... — прошептал Уолтер. — Он думал, что это л-лёгкие деньги, что мы разбогатеем, что...

— Как давно ваш брат занимался контрабандой? — перебил я.

Мужчина задыхался.

— Я-я... говорил ему... не лезть в это... — Лицо Чейза покраснело, он с силой сжал подлокотники дивана. Я привстал. — Я... говорил е-му... не связываться с ним.

— С кем?

Старик схватился за лицо, расцарапывал щёки. Мне стало жутко.

— Я-я... я знал... так. Будет... — Я не мог разобрать его речь. Я не мог сосредоточиться. Я не мог прийти в себя.

Что я вообще мог? Смотреть, как Чейза уводят, видеть шприц с успокоительным, введённый в его вену. Капельку крови, выступившую на коже.

Красная марка, две фотографии. Он. Я отчего-то был уверен, кто.

— Вы знали, что Теодор занимался контрабандой, — хриплым голосом проговорил я. Хенрик Исаксен невозмутимо кивнул.

— Что факт, то факт. — Он повёл плечами. — А как это относится к делу?

Я придвинул к нему красную марку.

— А так, мой милый друг, что она вам знакома. — Парень насупился, взял её кончиками пальцев. — Интересный совместный бизнес, получается...

— Вы ошибаетесь, — холодно ответил он. Я хмыкнул.

— Как давно в этом деле участвовал Ларри Уолтер? Ведь это идеальное место для контрабанды, не так ли? Отель в глуши, граница рядом...

Хенрик помолчал с секунды и заливисто рассмеялся.

— Да с чего вы, мой милый друг, решили, что я хоть что-нибудь об этом знаю? — Он наклонился поближе. — Я вёл с Теодором дела, было. Меня обманули на деньги, было. Но это...

— Вы ведь понимаете, — строго перебил я, —  у меня есть все основания полагать, что вы замешаны не только в нелегальной продаже наркотиков, но и в убийстве обоих своих коллег. — Исаксен поджал губы. — Хотите проблем? Отрицайте всё. Я найду, докажу и по желанию обвиню вас, даже если вы этого не совершали. Ваша жизнь — ваше гниение в тюрьме.

Парень недоверчиво закачал головой.

— Вы не сможете...

Я глянул на свои руки. Покрытые венами, маленькими морщинками. Кровью.

Она всегда будет на них. Её не смыть.

— Смогу.

Он сглотнул. Я не разбирался в людях, я не знал ничего об их эмоциях, о том, как выводить их на чистую правду. Но запоминал детали.

Хенрик слегка погнул кончик марки.

— Семь лет назад... — выдавил парень и передёрнулся. — Ларри познакомился с Теодором.

Я открыл блокнот. Исаксен яростно зачесал повреждённую руку; его губы нервно дрожали, хотя он всячески пытался это скрыть.

— Семь лет назад я всё потерял, — прошептал он и поморщился. — Это никак мне не помогает, да?

Я щёлкнул ручкой.

— Как вы познакомились с Теодором?

На лице парня появилась слабая улыбка.

— Мне было восемнадцать.

Знаете, я был тем самым сыночком богатенького папеньки. Молодой, амбициозный, уверенный, что фортуна на моей стороне. Мне всю жизнь было позволено то, что обычно запрещают родители своим детям: я много пил, я вёл себя развратно, я шлялся с замужними женщинами и не испытывал ни капли угрызения совести.

Мои родители никогда и не надеялись, что я займу престол своего великого и могучего папеньки, стану королём бизнес империи в строительстве. Честно, хреновый из меня был руководитель.

Вы велите мне говорить правду, так вот, я не солгал: я действительно познакомился с Теодором, когда тот пришёл ко мне в фирму с планом постройки чего-то, чего я уже не помню.

Впрочем, я не помню, почему мы так сошлись. Он был намного старше, опытнее. Знаете, Теодор был тем человеком, от которого исходит харизма, которому хочется верить.

— Поэтому вы решили сразу запрыгнуть в нелегальщину?

Хенрик фыркнул.

— Я бы сказал, что меня пришлось убеждать, но это не так. Одно слово — деньги — привлекали меня лучше всего.

Именно поэтому я стал ходить на мероприятия, куда он меня звал. Званные вечера, выступления в кабаре его жены.

Мне нравилась его компания, скажу честно, мне нравилась его жена. Величественная, белокурая красавица. Она всегда могла поддержать разговор, но никогда не лезла в дела мужа. Хотя, мне кажется, она всё прекрасно знала, просто не интересовалась.

В тот же вечер моей роковой ошибки целая куча людей собралась на чей-то день рождения в их доме. Все распивали шампанское, приглашённый музыкант играл на пианино. Но это не было похоже на типичный светский ужин. Там присутствовала живость души.

Я не мог найти Теодора, поэтому ходил кругами по первому этажу, всматриваясь в незнакомые лица. Наконец, я ухватил взглядом белые волосы и улыбнулся, направляясь к девушке.

— Хенрик! — воскликнула Скарлетт, поворачиваясь ко мне. Я открыл рот: у неё на руках лежал младенец.

— Миссис Бин Ладер... — улыбнулся я, не будучи способным оторвать удивлённый взгляд от ребёнка. — Ваш?..

Она недоумённо опустила голову к новорождённому и рассмеялась.

— Упаси Господи! Мне одного хватает. — Она надула губы. — Хотя этот парень ничего такой, да?

Я склонился над маленьким мальчиком: он сладко спал на груди у Скарлетт, несмотря на шум вокруг.

— Я его крёстная, — предугадала мой вопрос она. — Моя подруга совсем недавно родила, а ей и её мужу иногда тоже необходим отдых...

— Кэмерон... — пробормотал я, глядя на фотографию семьи. Хенрик кивнул. 

— Она носила его почти постоянно. У неё был странный талант усыплять его в любой ситуации.

— Что с ним случилось?

Исаксен пожал плечами.

— Я не знаю. Не сказать, чтобы я интересовался.

Я помню, Скарлетт отвела меня к Теодору на второй этаж, всё расспрашивая о продвижениях в стройке, о затрате на материалы, о конечном результате. Возможно, на тот момент она и не подозревала, что её муж занимается не строительством важного здания, а поставкой героина и дорого спиртного в США.

Я помню, в тот день Теодор так воодушевленно говорил об успехах в контрабанде, о связях с заграницей. Я помню бумагу и ручку, помню свою подпись на документе, которая, как мне он сказал, означало наше с ним партнёрство.

Кто бы учил меня читать договор...

— Что вы подписали?

Хенрик горько хмыкнул.

— Что в случае каких-либо происшествий, все убытки несу на себе я...

— И как только появился Ларри, Теодор и товар исчезли, как я предполагаю?

Парень сильнее загнул края марки.

— Я пожертвовал семейным бизнесом, чтобы закрыть все долги... — Он провёл пальцами по волосам. — Чёрт, это не делает моё положение лучше?

Я подтверждающе закивал.

— Что вы делали сегодня ночью? Спали?

Хенрик поморщился и выпалил:

— С чего такие предрассудки? Я был с Мари-Луиз... — Он резко закрыл рот ладонью, округляя глаза. — Чёрт, я делаю только хуже.

Я тяжело вздохнул.

— Именно так.

———

Мари-Луиз подтвердила алиби Хенрика. Я готов был рассмеяться от такого: бывшего бизнес партнёра Теодора по контрабанде, которого он обманул, связывают весьма интересные отношения с бывшей любовницей Бин Ладера. Это было слишком комично.

— Алексей, подскажите пожалуйста, кто обнаружил первым Ларри?

— Моя жена, Шарлотта, — сдержанно ответил мужчина. — Он лежал на крыльце, она наткнулась на него, когда выходила из дома, закричала...

— Вы заметили что-нибудь странного с телом?

Кожевник насупился.

— Знаете, я не особо взглядывался.

Я быстро записал в блокнот.

— А что вы делали сегодня ночью?

Он задумался.

— Ничего особенного. Я не мог заснуть, поэтому читал.

— Вы не слышали ничего странного?

— Нет, сэр.

Я обречённо вздохнул. Как можно что-либо расследовать, если никто ничего не знает?

— Последний вопрос, если позволите, не по теме... — Я сглотнул, протягивая фотографию его семьи. — Подскажите, где ваш сын?

Мужчина даже не содрогнулся; его лицо — маска, его глаза — уставшие.

— Он в хорошем месте.

Хорошее место... Что подразумевается, под хорошим?

— Я могу идти? — вопросил он. Я медленно согласился.

Шарлотта ответила на вопрос, где её сын, что он со своими бабушкой и дедушкой, родителями Алексея. Всё это казалось мне странным.

Однако меня интересовала сейчас другая составляющая. Прошлое Теодора. Его секреты. Его желания.

— Расскажите мне про вашего покойного мужа, — попросил я Скарлетт. Она зажгла сигарету и усмехнулась.

— Вы берёте у меня интервью?

— Мне нужна его история, его правда.

Женщина закусила губу, задумываясь.

— Он сделал мне предложение. Очевидно.

Как, наверное, любая девушка моего возраста, я мечтала выйти замуж. Поселиться в милом двухэтажном домике с белым забором, ухаживать за садом, растить чудесных детей, похожих — конечно же — и на меня, и на мужа, и ни в чём никогда не нуждаться.

Я мечтала быть любимой и любить, готова была всеобъятно отдаться этой любви, служить ей вечно.

Разумеется, я знала, что он собирался сделать мне предложение. И дело не в стопроцентной уверенности в его чувствах, а в том, как сильно он раскрывал свои намерения, стараясь держать всё в тайне.

Чёрт, да он спросил напрямую размер моего кольца, прикидываясь тем, что хочет подарить мне его на день рождения. Это был декабрь, а родилась я в феврале!

Но главной его ошибкой стало общение с Шарлоттой о рождестве, мол, он готовит мне особенный подарок. И как тут не догадаться?

Вопреки традициям моей семьи, где предложение руки и сердца всегда делали в светском кругу, я желала уединения для такого момент. И Теодор это знал.

Так, ночью с 24-го по 25-ое декабря мы гуляли в саду рядом с его домом. Тогда падал лёгкий снег, и маленькие снежинки подсвечивались тусклым фонарём посреди скрытых за холодом деревьев.

Я чувствовала, как горели мои щёки, но мне было тепло.

— Скарлетт... — вдруг робко начал он. Я остановилась, внимательно осматривая его. Густые волосы намокли от снега, лицо разрозовелось. Он опустил голову, глянул на меня исподлобья тем тёплым взглядом, от которого всё внутри переворачивается. Взял меня за руку. — Возможно, я редко тебе это говорю. Возможно, я слишком мало делаю для того, чтобы высказать тебе всё, что я чувствую, и насколько ты стала для меня важна...

Он замолчал, и я сжалась.

— Но я люблю тебя. Ты даже не представляешь, насколько сильно, чёрт побери, я люблю тебя. Тебя, когда ты смеёшься и одновременно бьёшь меня по коленке, тебя, когда ты плачешь, и твои волосы липнут к щекам. Когда ты выглядишь как богиня, сошедшая с небес, и когда ты после тяжёлого выступления перекусываешь в забегаловке. Я туда, кстати, больше не пойду, мой желудок не выдержит этого!

Я улыбнулась, прикрыла рот ладонью. Мои руки дрожали.

Он откашлялся.

— В общем...

Теодор медленно опустился на одно колено. Я закусила губу, сдерживая порыв заплакать.

— Скарлетт Алисия Томпсон, — проговорил он. Я едва стояла на ногах. — Согласишься ли ты стать...

— Да!

Он округлил глаза, ухмыляясь.

— Даже не дашь мне договорить?

— Нет!

Я в одно мгновение притянула его лицо к себе, яростно прильнула к его губам. Слёзы текли по моим жарким щекам, но ему было всё равно. Он крепче прижал моё тело к себе, усиляя поцелуй.

— Почему ты плачешь? — прошептал Теодор, стирая солёные дорожки.

Я не нашла, что ответить, как объяснить  всё, что творилось внутри меня. Лишь положила голову ему на грудь.

— В той забегаловке правда вкусные блинчики... — наконец прошептала я. Он рассмеялся.

— Я приготовлю тебе самые вкусные блины в твоей жизни, если захочешь.

Свадьбу назначили на середину января. И все эти несколько недель, я носилась по магазинам в поисках того или иного, что, как мне казалось, было необходимо для церемонии. Теодор предлагал возложить это дело другому человеку, но я желала сама пережить всю эту суету.

Я не думала ни о чём, кроме цветов, церквей, платьев, пригласительных. Лишь за три дня до свадьбы меня накрыло полное осознание происходящего.

— О Господи! — вскрикнула я, и Шарлотта подпрыгнула на кресле. — Я выхожу замуж.

Перед свадьбой мы часто сидели у неё: пили чай, выбирали интерьер или просто болтали. В тот же день, когда всё уже было готово, мне нужна была компания.

— Да ну! — театрально вздохнула Чарли. — Чего ж ты сразу не сказала?

— Я серьёзно, — выдохнула я, спрятала лицо в ладонях. — Господи...

Шарлотта отложила газету, до этого находившуюся у неё в руках, и наклонилась ко мне.

— Что-то не так? — мягко спросила она, заглядывая в мои глаза. — Ты... Ты не хочешь этого?

— Я... Я не знаю, это всё так... странно.

— Странно?

— Да! — воскликнула я. — Я имею в виду... Мне придётся сменить фамилию...

— И переехать... — продолжила Чарли, загибая пальцы. — И спать с ним, и...

— О чёрт... — Я тяжело вздохнула, жмурясь.

— Это ещё я про детей не говорю...

— О ЧЁРТ!

Шарлотта нахмурилась.

— Я думала, ты этого хочешь...

— Я хочу. Правда. Просто... — Вдох. Выдох. — Я не знаю, что будет дальше. Я... Я... — Вдох. Выдох. — Мне страшно.

Девушка присела на корточки рядом со мной.

— Эй, эй, посмотри на меня. — Я медленно перевела на неё взгляд; как же дерьмово я себя чувствовала. — Ты хочешь этого?

Кивнула.

— Да.

— Ты уверена в нём?

— Да. Просто...

— Ты любишь его? — перебила Чарли.

Я на секунду, лишь на секунду замялась. Любовь... Что это могло значить для меня?

— Люблю, — прошептала. Шарлотта улыбнулась.

— И он тебя. Значит, нечего бояться, слышишь?

Она всегда была для меня некой старшей сестрой, которой у меня никогда не было. Опорой, которую я когда-то потеряла.

Я никогда ей не говорила, никому не говорила, как сильно на меня повлияли события до прихода в бурлеск. Как сильно болела грудь от воспоминаний о родителях, двоюродной сестре.

Это было моей раной, рядом с которой я сдирала корочки, не давая ей зажить.

Но Шарлотта знала. Она понимала.

— Я всегда думала, что... что мой папа отведёт меня к алтарю... — Мне было тяжело дышать. — Что мама будет сидеть в первых рядах, что Джоанна...

Я не хотела пускать слёзы, я не хотела быть слабой. Я должна была быть сильной, держаться всегда с улыбкой, быть радостной.

Боже, я плакала. Непроизвольно, без остановки, плакала. Шарлотта прижимала моё туловище к себе, пока я дрожала, пока я всхлипывала, пока умоляла дать мне возможность вернуться в прошлое, спасти их.

Спасти, спасти, спасти.

Жалкая. Я такая жалкая.

В свой девичник я хотела собраться небольшой компанией в родном кабаре после закрытия. Звать всю команду было слишком затратно, к тому же, не думаю, что я была со всеми так уж близка.

Поэтому вечером на следующий день я была уверена в культурности грядущего мероприятия.

— Тебя подвезти? — вопросил Теодор, заглядывая в комнату. Я причмокнула, размазывая помаду на губах.

— Не стоит. — Обернулась на него через плечо. — Это же девичник, будет странно, если ты меня туда отвезёшь.

— Почему? Я высажу тебя рядом с зданием, зайдёшь туда сама...

— Ага. — Я закатила глаза. — Зная тебя, ты зайдёшь со мной, всем руку пожмёшь, посветишь кольцом...

— Ладно-ладно, — сдался он, ухмыляясь, и обнял меня сзади. — Раскусила мой план...

— М-м-м. — Я надулась. — Как жаль...

— Может, послезавтра мне удастся всем показать кольцо?

Его дыхание обожгло нежную кожу шеи, оставило едва заметный след на плече. Я выдохнула, прикрывая глаза.

— Может. — Ладонь Теодора опустилась на моё бедро. Я блаженно улыбнулась. — А может и нет.

— Нет? — Парень аккуратно дотронулся губами за моих ухом, одним движением повернул лицом в себе. Я сглотнула, когда грубые кончики пальцев коснулись подбородка. — Играешь с будущим мужем?

Я хмыкнула.

— Может. — Демонстративно высунула язык, высвобождаясь из его рук. — А может и нет.

Он взвыл.

— Ты любишь загадки, я понял.

— Все-ей душой... — протянула я и вышла в коридор. Действительно, я обожала головоломки. Была бы моя воля, только ими бы и занималась целый день.

Я накинула пальто, поправила укладку. И вдруг мой взгляд зацепила стопка с письмами в углу комода. Это было неосознанное решение, руки сами потянулись к конвертам.

Бо́льшая часть была рекламой, три штуки — по работе. Но меня заинтересовало лишь одно, от некой Лесли Дж. Филлипс.

Я нахмурилась, вычленяя вновь и вновь из текста слова.

«Я не приеду». «Отпусти нас». «Я люблю тебя». «Семья дороже».

Вихрь мыслей сбивал меня, пальцы нервно сжимали края бумаги. Я старалась унять поднимающуюся к самому горлу челчью тревожность. Мозг убеждал в пустяковости письма, что оно ничего не значит, что тело напрасно напряглось. Но сердце... Чёрт побери, я готова была вырезать его из груди, лишь бы перестать чувствовать ненавистную мне горечь.

Я не ревнивый человек. Я не злюсь, когда обращают внимание на моё. Правда, не злюсь.

— Кстати, ты не видела... — зашёл в коридор Теодор, но, заметив меня с письмом, тут же остановился. — О.

Я медленно к нему обернулась. Спокойствие. Спокойствие...

— Кто такая Лесли? — размеренно спросила я, раскачиваясь на пятках.

Он поднял брови.

— Значит, ты мои письма читаешь?..

— Да, — резко ответила, подходя ближе. — Кто такая Лесли?

Парень помрачнел; его взор впился в бумагу у меня в руках. В комнате царило долгое, неприятное молчание, прерываемое лишь моим нервным дыханием.

— Моя сестра, — наконец сказал он, сморгнул.

— И я должна поверить? — Фыркнула. — Ты говорил, что ты единственный ребёнок в семье и что твои родители в доме престарелых!

Он тяжело вздохнул и посмотрел мне прямо в глаза.

— Я соврал. — Зажмурился. — Нас четверо: Лесли, мой брат, я и Келли. Моя мать работает продавщицей в магазине овощей, а отец умер много лет назад...

— Но... — Я сморгнула. — Но почему ты лгал, и... — Взмахнула письмом. — Что это, чёрт побери, значит?

Он аккуратно дотронулся меня до плечей; кожа покрылась мурашками.

— Летти... — выговорил он. — Я не думаю, что ты должна знать это, просто... Я нежеланный гость дома, вот и всё.

— Настолько нежеланный, что сестра умоляет тебя не писать ей? Говорит, что семья ей дороже? — Гримаса скрытой боли прошлась по лицу Теодора тенью; он поджал губы. — А ты кто, не семья?

— Больше нет. — Холодный ответ. Он наклонился ближе. — Я прошу тебя, закрыли эту тему. Я не спрашиваю про твою семью, ты про мою.

— Но моя семья мертва... — попыталась возразить я; Теодор с горечью покачал головой. Он стоял достаточно близко, чтобы я заметила его подрагивающие ресницы и взор, полный тихой мольбы. В одно мгновение ко мне пришло осознание, окатившее ледяной водой: для своей семьи он мёртв. Я выпрямилась, слабо улыбнулась. — А как мне тебе поверить? Может, это любовница?

Теодор хмыкнул, оглядывая меня с ног до головы.

— Серьёзно? Ты думаешь я променяю всё это-о, — протянул парень, останавливаясь взглядом на моей груди, — на что-то в сто раз хуже?

Я закатила глаза.

— Хватить льстить, я знаю твои приёмчики! — воскликнула я, шутливо отталкивая его. Бин Ладер рассмеялся. — Серьёзно, приведи хоть доказательство.

— Допустим?

— Расскажи про Лесли. С ходу. За десять секунд.

Теодор глубоко вдохнул:

— Ей тридцать, у неё двое детей, её муж полный козёл, и как бы то странно не звучало, для меня она мама больше, чем наша мама, — на последнем издыхании выпалил он. Я округлила глаза. — Ответ принят?

Не знала что и ответить.

— Ты серьёзно?

Теодор приблизился.

— Посмотри на меня и скажи, лгу ли я? — прошептал он. Отмахнулась: мне было не до гляделок. Парень довольно кивнул. Расправил плечи. — Теперь ты. Расскажешь что-нибудь?

Моё тело онемело; множество маленьких иголочек болезненно прошлись по позвоночнику, дыхание спёрло. Рассказать... про них. Что я могу произнести, чтобы не причинило мне боли? Про маму, натирающую мне ноги специальным маслом, чтобы не болели, про отца, не смогшего жить без неё? Про дядю, чья зависимость его и погубила, или про кузину, желавшую от него сбежать? Что мне нужно сказать, что мне нужно сделать, чтобы это звучало безмятежно, одушевлённо?

Я с дрожью втянула в себя воздух, готовая что-то промямлить, как Теодор аккуратно меня поцеловал.

— Знаешь, неважно. — Он слегка улыбнулся, заправляя мои волосы на ухо. — Прости, что спросил.

Я сглотнула, когда он потянулся за ключами от машины. Трудно было дышать.

— Во сколько тебя забрать? — спросил, протягивая мне связку. Не могла отвезти от него глаз. — Могу в одиннадцать, или позже, как скажешь...

Я встряхнулась и хмыкнула.

— Как ты меня заберёшь, если у тебя сегодня тоже мальчишник? — тихо сказала. Мою грудь переполняло всё больше рвущееся наружу чувство.

— Я Нила пошлю за тобой.

— А ты как доберёшься домой без своего водителя?

— Пешком, проблема что ли?

Я улыбнулась; именно так, когда накатывает осознание, полное принятие порывов твоей души. Он, такой молодой и живой, с уложенными волосами и сверкающими глазами.

— А знаешь, отвези меня туда, — заявила я. Теодор сразу вытянулся.

Да, я его любила; слишком жадно, слишком больно, слишком одержимо желанием быть с ним всегда рядом. Кто бы что ни говорил, двадцать от тридцати пяти значительно отличается.

— Серьёзно?

— Да.

— Ты уверена?

— Ага.

— Я могу показать им всем кольцо? — воодушевился он. Я прыснула от смеха.

— Ни за что!

Кабаре было украшено в красных тонах, девочки встретили меня в самых, что есть, развратных костюмах. Мои ожидания не оправдались: это было немаленькое мероприятие. Конфетти, алкоголь, стриптиз и почти незнакомые люди. Чаевые в лифе, пролитое на пол вино. Всё было обрывками.

Лишь один фрагмент из того вечера я заполнила чётко. Нас осталось пятеро, когда остальные поволоклись домой, мы сидели на сцене, пили остатки из пластмассовых стаканчиков и курили первосортную траву.

— Ну и дрянь... — закашлялась Жаклин, выдыхая едкий дым и передавая самокрутку Шарлотте. — Где ты достаёшь это, Рем?

Андреа, которую все называли Рем по непонятным мне причинам, была новенькой в нашем составе. Её белокурые длинные волосы и множество миленьких родинок на лице привлекали гостей кабаре; она была едва ли не любимицей. Худощавая, бледная, с ярко-голубыми глазами. Ангельская внешность. Нерайская жизнь.

— Не нравится, не кури, — проговорила она и всплеснула руками. — И оглянись: мы в кабаре, откуда же я могла это добыть для вас?

— Серьёзно? — удивилась Чарли. Я затянулась посильнее. — Чем же ты в привате занимаешься?

Андреа лукаво пожала плечами. Люси-Лу, самая старшая из нас, фыркнула.

— Не строй из себя святошу, Шарлотта. — Она закатила глаза. — Будто мы не знаем, чем ты занимаешься...

Девушка поджала губы, нахмурившись, и медленно передала окурок.

— Это в прошлом.

Люси-Лу усмехнулась.

— Поэтому ты, божий одуванчик, или как их там, кто просвещённый, куришь травку вместе с нами полуголая и со стаканом? — Женщина вытерла губы ладонью; да, спирт на неё подействовал. — Что же скажет пастор?

Шарлотта сжала челюсть. Я встряхнула головой.

— Может, хватит? — возразила я и яростно указала на кольцо на пальце: оно было дешевле, чем моё настоящее помолвочное; я хотела, чтобы кольца оставались в тайне до самой свадьбы. — Давайте сосредоточимся на этом!

— Почему ты не показываешь настоящее? — вопросила Рем, её взгляд был помутнён.

Я бы хотела объяснить ей о традиции семьи, о моих суевериях, что тайна помолвочного гарантирует счастливый брак, и прочее, и прочее. Но на тот момент мой мозг не мог выдать ничего более убедительного, чем:

— Потому.

Рем кивнула.

— Аргумент.

Люси-Лу в это время продолжала насмешливо прожигать Шарлотту взглядом. Последняя, не вытерпев и минуты, сжала челюсти.

— Да пошло всё... — Чарли вскочила на ноги, выдыхая дым, и устремилась к выходу. Я закатила глаза и поднялась за ней.

— Эй, куда ты? — Мой вопрос остался без ответа. Кэл Флинн скрылась за кулисами.

Здесь, за сценой, было намного прохладнее и темнее, чем в самой комнате. Я остановилась перед девушкой.

— Как же она меня бесит! — выпалила сквозь стиснутые зубы Шарлотта, трясущимися руками стараясь зажечь сигарету. У неё не получалось. — Чёрт!

Я склонила голову.

— Не нужно слушать её, вот и всё. Ты же знаешь, Люси-Лу, когда выпьет, становится...

— Сукой? — хмыкнула девушка. — Я заметила.

— Я бы сказала помягче... Но да.

Чарли яростно пыталась воспользоваться зажигалкой, но только опаляла собственные пальцы.

— Давай сюда... — Я одним движением подожгла её сигарету. Девушка цыкнула.

— Ведьма.

Я театрально вздохнула.

— Что за выражения, Шарлотта?! Чему тебя учила церковь?

— И ты туда же... — тихо вымолвила она. Кончик никотиновой палочки медленно тлел в её пальцах. — Не говори, что ты тоже станешь меня за это осуждать.

— Никто тебя не осуждает, — возразила я, прислоняясь спиной к стене. — Да, это противоречиво, но...

— Что я курящая и пьющая стриптизёрша, готовая отсосать за двадцатку чаевых в привате, или что я хожу в церковь?

— И то, и то, но... Я имею в виду, что твоя деятельность не определяет уровень твоей веры. — Она медленно перевела на меня взгляд. — Ты больше, чем всё это.

— Три священника назвали меня грешницей, когда я попросила их о помощи, — пожала плечами она. — Один даже заявил, что во мне Антихрист, и спасти мою душу возможно только разговором с Богом...

— В смысле, только умерев?

Она едва заметно кивнула.

— Ты же им не веришь, я надеюсь?

— Нет, но... — Шарлотта замялась. — Может, они правы...

На сцене заиграла тихая мелодия. Я подошла ближе.

— Может, и в правду из этого дерьма мне никогда не выбраться.

Красные шелка, свет сапфиров, аплодисменты. Бурлеск завораживал, но чего стоила любовь зрителей?

Я никогда в полной мере не осознавала этого тогда; была слишком молода, чтобы участвовать, и слишком глупа, чтобы понимать. Мне нравилась безмятежная слава, цветы, брошенные на сцену в качестве комплимента. Шарлотта же желала сбежать от этого, как мне казалось, прекрасного мира, найти спасение для своей истоптанной души.

Я аккуратно её обняла, кладя голову ей на плечо. Она умиротворённо вздохнула.

— Прости, что порчу тебе девичник... — виновато прошептала девушка. Я отмахнулась.

— Не говори глупостей. — За шторами кулис, скрывающих нас, послышался треск и чей-то громкий смех. Но мы не обращали на это внимание. Я не торопясь отодвинулась от подруги, всё также держа её за плечи. Она слегка нахмурилась. — Знаешь, с утра я еду в часовню, познакомиться с пастором, который будет вести свадьбу. Если хочешь, можешь поехать со мной. Я уверена, ты там не была...

Шарлотта судорожно кивнула.

— Да, давай... — И ещё больше нахмурилась. — Вы ещё не знакомы с пастором?

— Нет. Прошлый заболел, и нам пообещали представить нового...

Мы вышли на сцену обратно. Жаклин непрерывно смеялась, пока Рем и Люси-Лу, бранясь, собирали осколки с пола.

— Может, поможете? — грозно сказала Люси, сверкая глазами и указывая на Жаклин. — Эта дура три бутылки разбила, нормально?!

Я переглянулась с Чарли: хоть что-то в этом мире было неизменно.

На утро мы уже стояли перед часовней. Её рельефные белые стены ловили лучи восходящего солнца, светлые мозаичные окна сверкали. Но я этого особо не замечала: настолько сильно у меня болела голова. Шарлотта же была живее всех.

Тед не поехал с нами, ему нужно было закончить с рабочими делами, я была не в состоянии адекватно принимать решения. Поэтому негласно всё легло на плечи Чарли.

Внутри было теплее, чем на улице. Тонкие свечи озаряли каждый уголок здания. Здесь не было удушающего запаха, как в других церквях, в которых я бывала; дышалось легче, свободнее. Несмотря на светлость часовни снаружи, внутри всё было намного мрачнее. Это мне и нравилось.

Темнота среди икон.

— Здравствуйте, — проговорила я, обращаясь к пастору, стоящему к нам спиной. Он быстро обернулся.

Перед нами предстал молодой мужчина. На его лицо падал жёлтый свет, подчёркивал тенью его черты лица. Он был невысоким, сероглазым, с зачёсанными назад чёрными волосами. Несмотря на серьёзность его выражения, во взгляде читалась некая детская непосредственность. Вера в лучшее. 

— Здравствуйте, — улыбнулся он, и я заметила, как Шарлотта замерла. — Вы по поводу свадьбы, верно?

— Да. — Я кивнула. — Извините, у меня очень болит голова, поэтому я могу отвечать медленно.

— Ничего. — Он понимающе качнул головой. — Меня зовут пастор Алексей, но вы можете звать меня просто Алекс. Вы Скарлетт Томпсон, ваш жених Теодор Бин Ладер, ничего не путаю?

— Нет, — слабо улыбнулась, и поморщилась. — Извините ещё раз за моё состояние. — Я указала на оцепеневшую Чарли. — Это моя подруга, Шарлотта Кэл Флинн, если что, она сможет ответить на ваши вопросы.

Алексей перевёл взор на неё; её рыжие волосы выбивались из причёски, веснушчатый щёки покрылись лёгким румянцем. Она прямо прожигала его взглядом.

— Можете подсказать пожалуйста, сколько будет гостей? — бархатным голосом обратился парень к ней. Шарлотта сморгнула.

— М? — Подняла брови. — Мгм.

Я закусила губу, неловко улыбаясь.

— У неё тоже болит голова, — пояснила я, беря её под руку. Пастор смутился, хотя и пытался скрыть это. — Давайте лучше присядем?

Его тембр завораживал. Он много говорил про мероприятие, про церковь, уточнял некоторые моменты и время от времени поглядывал на Шарлотту; она выглядела так, будто внимательно его слушала, хотя я была уверена, что она просто на него пялилась.

— Это как понимать? — вопросила я, садясь в машину. Девушка отстранённо пристегнулась.

— Что ты имеешь в виду?

— Да ты его глазами пожирала! — Я выкрутила руль, выезжая с территории часовни. — Пастора!

— Не было такого.

Я поперхнулась.

— Ты серьёзно? — фыркнула. — О, ну конечно, я это себе выдумала...

Шарлотта поджала губы, и лишь спустя минуту молчания медленно спросила:

— Было так заметно?

Я насмешливо кивнула. Она взвыла, протирая лицо ладонью.

— Что на тебя нашло? 

Девушка пожала плечами.

— Он так... разговаривал. Завораживающе...

— Он говорил про количество гостей и про наши с Тедом кольца... — попыталась возразить я, однако заметив рассеянный вид подруги, как она кусала внутреннюю сторону щеки, быстро сдалась. — Голос, значит? Ни серые глаза, ни тёмные волосы, ни едва заметная родинка над губой? Голос?

Девушка отвернулась к окну.

— Голос. Да. Ничего более.

Странно и ещё более нелепо вспоминать об этом, зная, что она выйдет за него замуж и родит ему сына. Всё только за красивый голос.

Тем не менее, в день моей свадьбы Шарлотта выглядела как никогда хорошо: на ней было светло-зеленое платье со стразами, которое подчёркивало её естественный цвет волос, и тонкая повязка поверх шевелюры. От стресса я запоминала любые мелочи вокруг меня в тот день.

Тяжёлое белоснежное платье, длинная фата, закрывающая глаза. Отчего-то я даже не паниковала, хотя до этого думала, что с ума сойду в день своей свадьбы. Моя грудь равномерно вздымалась, бледные руки были сложены на животе, пока Жаклин меня поправляла в гримёрной. Я старалась ни о чём не думать.

— Летти, осталось пять минут, — провозгласила Чарли, заглядывая в комнату. Я посмотрела на неё через плечо.

— Много там гостей? — тихо вымолвила я. Девушка улыбнулась.

— Достаточное количество. — Она махнула кому-то позади себя рукой. — Летти, помнишь наш разговор? Ты не должна идти к алтарю одна...

Я нахмурилась, не понимая, о чём речь. Сзади Шарлотты показалась седая голова, и я задержала дыхание.

— Я поговорила с Чёртом... Скоттом Магуайером... Знаешь, он согласился довести тебя до алтаря. Если ты не против, конечно...

Нет.

Внутри меня всё перевернулось. Ком застыл в горле.

Нет, нет. Меня должен вести к алтарю папа...

В зале зазвучал томно орган, сопровождаемый нотками пианино. Множество зажжённых свечей освещали мой путь. Я задержала взгляд на профиле мужчины, сопрововдавшего меня, на его острых чертах.

Папа, папа, папа. Это должен делать папа. Почему именно Магуайр? Они похожи.

Я крепко держала букет багровых роз, блики свечей падали на моё закрытое фатой лицо. Здесь пахло цветами и воском под тишину среди гостей и красивый голос Алексея.

—...Бин Ладер... — уловила я из потока окружающих вещей. — Согласны ли вы взять в жёны Скарлетт Алисию Томпсон и быть с ней и в горе, и в радости?

У меня кружилась голова.

— Согласен.

— Скарлетт Алисия Томпсон... — Мои ладони всё сильнее сжимали букет. — Согласны ли вы...

Я резко вздрогнула, роняя розы. Мой палец окутала жгучая боль. Вокруг словно настала тишина.

Я опустила глаза, сквозь фату уставилась на кровь, капающую на белое платье. Я не могла отвести от неё взгляд.

Кап-кап. Бордовые пятнышки застывают на чистом подоле. Кап-кап. Я не могу пошевелиться.

Здесь так пахло свечами.

Мою фату медленно подняли, перекинули назад. Теодор взял мою руку. Я замерла, оторвала взор от красных роз у ног, от крови. Он осмотрел мой палец,  осторожно достал из него занозу. Я не успела среагировать, когда он аккуратно коснулся моей ранки губами.

Его лицо было освещено бликами от свеч на алтаре, тёмные глаза казались мне горячими, а сзади, прямо над его головой солнце отражалось от витражных окон и блестящие подсвечники образовывали полукруг.

Нимб.

— Согласна... — прошептала я. Зал озарился аплодисментами, с позволения пастора Теодор меня поцеловал. Не знаю, было ли это поистине божественным знаком, но после моего ответа нимб пропал.

— Что вы имеете в виду? — задал вопрос я. Скарлетт Бин Ладер пожала плечами.

— Говорят, после свадьбы люди меняются, — проговорила она. — Это не про Теодора. Он всегда был таким.

Метель всё не утихала. Я смотрел на неё, статную, холодную женщину, окутанную цинизмом, приправленным горькой таинственностью, и не мог разглядеть в ней ту, о которой она говорила: юную, ранимую. Словно не существовало больше Летти Томпсон.

Осталась лишь Скарлетт Бин Ладер.

Действительно, как сильно меняется человек сквозь года. Что происходит с ним за это время? Что приводит к необратимым для личности последствиям, которые невозможно исправить?

Я опустил взгляд на фотографии молодых, счастливых. Братья Уолтер, семья Шарлотты и Алексея, их маленький мальчик. Что с нами случилось за эти годы?

— Расскажите, что произошло с их сыном... — Я подвинул к ней снимок. Скарлетт поджала губы. — Где он сейчас?

Женщина нахмурилась, вглядываясь в изображение друзей, впитывая их выражение лица. Наконец она выпрямилась.

Сигарета догорела.

— Он погиб.

Я не мог. Спиртное убивало меня, спасая от этих мыслей. Мне не сбежать от происходящего. Мне не уйти от произошедшего.

Никто не спал.

Дождь, перемешанный со снегом, бил в окна, заставлял каждый раз вздрагивать при громких хлопках. Я посмотрел на своё отражение в стекле: на лбу появились заметные морщины, лицо осунулось, а глаза... Почему я себя не узнавал?

Что же со мной стало?

Не заставляй меня проходить через это снова.

Я опустил взгляд на пачку сигарет, забытую женщиной на столе, на написанную моим почерком дату на задней стороне фотографии.

18 марта. Какой же жалкий.

Ты ненастоящая, я не могу притворяться.

Пальцы сами подхватили упаковку. С чего то я решил самостоятельно отнести её своей хозяйке. Зачем, если мог отдать сегодня же утром?

История закончена, я разорвал конец.

Я хотел постучать, но вместо этого неосторожно толкнул дверь. Комната приглушённо освещалась тонкими свечами.

Скажи мне, кто ты тогда?

Скарлетт обернулась на меня, трясущимися руками сжимала кинжал. Покрытый кровью.

Что же они сделали с нами?*

—–—
* — Don’t make me go
Through this again
You’re not real
And I can’t pretend
This story is over, I ripped out the end
Tell me, who are you, then?
What have they done to us? —
(ost Arcane)