Пролог
Правда, горькая правда.
"Красное и черное"
А.Б. Стендаль.
В Яньчэне, в северной части проспекта Наньпин, притаился район Хуаши. Если смотреть сверху, он напоминал гримасу демона с макияжем на пол-лица.
Широкая, прямая, двухполосная дорога разделяла район Хуаши на две части: восточную и западную. Восточная часть района была одной из самых оживленных коммерческих центров, в то время как бедняки со всего города собрались в заброшенной и ветхой западной.
Ежегодные сделки магнатов по продаже недвижимости по заоблачным ценам в восточной части района бросили тень славы и на соседний старый район, сильно нуждающийся в реконструкции. Цена программ реновации сильно возросла, отпугивая застройщиков и воздвигая своеобразный барьер среди тесных обедневших аллей.
Жители этих полуразрушенных домов целыми днями мечтали обогатиться за счет своих ветхих, площадью чуть больше десяти квадратных метров, комнатушек, продолжая самонадеянно греть себя мыслями о том, что «при сносе дом будет стоить миллионы».
Но, конечно, этим «миллионерам из трущоб» все еще каждый день приходилось надевать тапочки и вставать в очередь, чтобы опустошить свои ночные горшки.
Этой летней ночью в воздухе витала прохлада. Нагретая за день земля быстро остывала. Владельцы уличных лотков с барбекю и закусками, незаконно занимающих дороги западной части района, один за другим сворачивали торговлю. Также раньше обычного по домам разбрелись наслаждающиеся прохладным ветром прохожие. Периодически беспорядочно моргали старые уличные фонари — результат несанкционированных подключений проводов в перенаселенных арендованных квартирах.
Тем временем, в оживленном коммерческом центре города ночная жизнь только начиналась…
С наступлением вечера, в кофейне на одной из улиц восточной части района Хуаши, когда наплыв гостей начал спадать, бариста наконец удалось вздохнуть от облегчения. Но, прежде чем она смогла опустить застывшие в вежливой улыбке уголки губ, маленький колокольчик над застекленной дверью прозвонил еще раз.
Баристе снова пришлось натянуть фирменную улыбку.
— Добро пожаловать!
— Ванильный латте, пожалуйста.
Гость был высоким и стройным молодым человеком со спадающими до плеч волосами. Он был одет в выглаженный деловой костюм. На его прямой переносице покоились очки в тонкой металлической оправе. Когда он потянулся за кошельком, волосы упали на его лицо. В свете ламп его губы и переносица отливали белизной фарфора. Он выглядел холодным и неприступным.
Все ценят красоту. Бариста невольно взглянула на гостя еще пару раз, пока придумывала тему для разговора, чтобы понять предпочтения покупателя.
— Желаете кофе без сахара, только с ванилью?
— Нет, добавьте сироп, пожалуйста.
Гость передал горсть мелких денег, взглянул на бариста и в этот момент их взгляды встретились.
Должно быть, молодой человек улыбался ей просто из вежливости. Однако, за линзами очков, в глазах, помимо формальной учтивости, просматривалась теплота.
Бариста заметила, что этот молодой человек был красив, но по-своему. У него был кокетливый взгляд. Ее лицо мгновенно вспыхнуло румянцем. Она быстро опустила глаза, пробивая заказ.
К счастью, в этот момент в кофейню зашел местный курьер с поставкой товара. Бариста поспешила занять себя делом: она громко подозвала курьера к стойке, чтобы проверить накладные.
Курьером был смуглокожий, двадцатилетний молодой человек. С собой он принес не только переполнявшую его душу молодость, но и золотистый свет вечера. Улыбнувшись во все тридцать два белоснежных зуба, он энергично поздоровался с бариста:
— Привет, красавица! Ты сегодня отлично выглядишь. Бизнес процветает?
Как идут дела в кофейне, девушку совершенно не касалось, ведь это никак не влияло на ее ежемесячную зарплату. Услышав эту неуместную лесть, она недоуменно отмахнулась:
— Все в порядке. Займись делом. Перед уходои я налью тебе стакан холодной воды.
Молодой курьер радостно воскликнул и стер со лба выступившие капли пота. На его лбу красовался маленький шрам в виде полумесяца как у Бао Цинтяня (*).
Современными китайцами используется прецедентное имя — Бао-гун — для указания на человека, который выполняет свои служебные обязанности по закону. Обычно это честный, бескорыстный и беспристрастный человек. Это отсылка к действительно ранее существовавшему китайскому государственному деятелю. 包拯 — bāo zhěng — Бао Чжэн: китайский государственный деятель и судья времен династии Сун; известен как прообраз мудрого и справедливого судьи Бао, главного героя ряда литературных произведений, 999-1062 гг.. Его часто изображали с родимым пятном в виде полумесяца на лбу. Народ прозвал его Бао Цинтянь (Неподкупный судья Бао).
За то время, пока бариста делала гостю кофе, курьер в два счета выгрузил товар и сверил накладные. Ожидая воду, он облокотился на стойку и будто невзначай поинтересовался:
— Красавица, сестрица, а ты случайно не знаешь, где находится поместье Чэнгуан?
— Поместье Чэнгуан? — девушке это название показалось знакомым, но она не смогла ничего вспомнить. Покачав головой, она ответила: — Не знаю. А зачем тебе туда?
— О... да так, — молодой человек опустил взгляд и почесал затылок. — Слышал, им нужны курьеры.
Бариста не придала особого значения жестам этого «скромника».
— Я могу замолвить за тебя словечко, — сказала она, накрывая бумажный стаканчик крышкой. — Ваш напиток. Осторожно, горячий.
Должно быть, посетителю было нечем заняться, потому что он посмотрел на молодого курьера и вскользь бросил:
— Поместье Чэнгуан — не коммерческое предприятие, а частный клуб. Неужели они все еще ищут курьеров? Если хочешь, могу проводить, мне по пути.
Бариста, наконец, заметила неладное и недоверчиво посмотрела на молодого курьера.
— Частный клуб?..
Парнишка понял, что его ложь разоблачили. Скривив лицо, он схватил стакан воды со льдом и накладную, и быстро убежал.
За ярко освещенными улочками в самом сердце коммерческого центра восточной части района Хуаши простиралась полоса зеленых насаждений. На километр вокруг, в самом центре зеленой зоны, надменно возвышались элитные поместья. Проживающие посчитали уместным строить свои дома именно здесь, так как само по себе «уединение» не стоило траты денег, а вот «островок спокойствия среди шума и гама» того стоил.
Многочисленные виды роскошных участков выполненные в различных стилях были выстроены полукругом по периметру зеленой зоны. «Стиль» был центром всего. Наиболее дорогие поместья находились в самом центре, а те, что подешевле — вытеснены ближе к улице.
Наиболее дорогим и «стильным» среди всех домов было фамильное поместье Чэнгуан.
Хозяин этого поместья был не просто богат — он был человеком образованным и многое повидал в жизни; вот только к литературным кругам он пристроился ради проформы, успешно прикидываясь знатоком искусств. Маленький дворик был обустроен в винтажном стиле. На первый взгляд поместье казалось охраняемым объектом культурного наследия. Строительство закончили совсем недавно, и, чтобы похвастаться своим детищем, хозяин пригласил в свое поместье богатых и влиятельных друзей, тем самым сделав себе неплохую рекламу. Кто-то пришел пообщаться, кто-то обсудить деловые вопросы, а кто-то наивно повелся на поднявшуюся вокруг поместья шумиху. Про вечеринку прознали довольно много человек, и они решили присоединиться к веселью, воспользовавшись своей репутацией и смазливыми лицами в качестве входных билетов. Парковка была заставлена роскошными автомобилями различных марок, дополняющими торжественную обстановку «Ярмарки Тщеславия» (*).
«Ярмарка тщеславия»
роман В. Теккерея,
Vanity Fair
К тому моменту, как Фэй Ду прогулочным шагом подошел к поместью, он уже допил свой приторно-сладкий кофе. Издалека молодой человек уже мог расслышать доносящиеся со двора звуки музыки и гул голосов. Он выкинул пустой бумажный стаканчик в стоящую на обочине дороги мусорку и услышал, как кто-то фальшиво присвистнул:
— Да это же президент Фэй!
Фэй Ду повернул голову и увидел стоящую неподалеку толпу гуляк — то были отпрыски богатеньких родителей, так называемая «золотая молодежь». Возглавлял их молодой человек в модных, но совершенно безвкусных тряпках. Это был один из приятелей Фэй Ду, бездельник, пользующийся дурной репутацией, Чжан Дунлай.
Фэй Ду подошел к нему и бросил:
— Смеешься надо мной?
— Кто посмеет смеяться над тобой? — Чжан Дунлай закинул руку на плечо приятеля. — Я приметил на стоянке твою машину. Я ждал тебя целую вечность! Где тебя носило? И что это на тебе надето? Ты что, подписал двустороннее торговое соглашение с президентом Соединенных Штатов?
Фэй Ду на него даже не взглянул.
— Пошел ты!
Чжан Дунлай продержался с закрытым ртом всего минуту, пока терпеливость не подвела его.
— Так не пойдет. Да ты выглядишь как мой упрямый папаша! Как ты девчонок то клеить будешь, а?
Фэй Ду моментально остановился. Он снял очки и неприхотливо повесил их на воротник рубашки Чжан Дунлая. Затем он расстегнул пиджак, закатал рукава рубашки и принялся ее расстегивать.
Одну за другой он расстегнул четыре пуговицы, обнажая подобие татуировки на груди, и растрепал волосы. Фэй Ду схватил руку Чжан Дунлая, снял с его пальцев три крупных, размером с наперстки, кольца и надел на свою руку.
— Так пойдет, сынок? — поинтересовался он.
Чжан Дунлай всегда считал, что успел в жизни повидать многое (*), но даже он сейчас был сильно потрясен таким преображением.
Это значит, что он был человеком эрудированным и обладал широким кругозором.
Этой шайкой богатеньких сынков заправлял Фэй Ду. В то время как за остальными «наследниками» до сих пор присматривали их старые отцы. Фэй Ду с раннего детства рос без матери. Достигнув совершеннолетия, его отец попал в автомобильную аварию и стал «овощем» (*). Фэй Ду «взошел на престол» раньше остальных, что ставило его на голову выше друзей.
Больной в вегетативном состоянии (жарг. вегетатик, аппалик, овощ). Больной, лишенный рассудка человек, полностью зависящий от других.
У него было полно денег, за ним никто не присматривал, естественно он возмужал и стал видным молодым человеком среди толпы папенькиных сынков. К счастью он не исполнял роль «выдающегося бизнесмена». Можно считать, что он вел честный образ жизни, в соответствии с установленными нормами и правилами; не лез из кожи вон, чтобы поскорее внести крупные инвестиции. Фэй Ду простодушно жил по принципу проматывания денег и просто тратил свое состояние, хотя его не так просто было потратить.
Тем не менее, последнее время казалось, что он будто принял какое-то чудодейственное лекарство, после которого он достаточно долго не выходил в свет, чтобы покутить. Казалось, он решил «оставить преступную жизнь и вернуться на путь добродетели» (*).
Китайская идиома — 金盆洗手. Буквально переводится как "вымыть руки в золотом тазе".
Фэй Ду сунул руки в карманы и обогнал друзей на несколько шагов, сказав:
— На самом деле, я пришел сегодня чисто для вида. Я уеду до полуночи.
— Президент Фэй, — буркнул Чжан Дунлай, — какой же ты скучный.
Какой смысл собираться богатеньким сынкам, если собираешься уйти до середины ночи? Лучше тогда вообще не приходить.
Фэй Ду решил промолчать.
Чжан Дунлай спросил:
— И куда же ты собрался?
— Я всерьез задумался о женитьбе, — безрассудно бросил Фэй Ду. — О каких ухаживаниях может идти речь, если ты где-то шляешься по ночам? Это отвратительно.
Ночной ветер игрался с длинными локонами волос Фэй Ду и его распахнутой рубашкой, невольно приковав к себе взгляд Чжан Дунлая. Он не мог придумать другого качества, кроме морального разложения, которым мог бы обладать Фэй Ду. Он быстро подошел к нему и сказал:
— Ты ненормальный! Игнорировать целый лес ради одного дерева, чтобы приударить за старой, бедной…
Фэй Ду внезапно развернулся и холодно посмотрел на Чжан Дунлая.
В его поведении было что-то удивительно противоречивое. Улыбаясь, он был полон обаяния, серьезность делала его взгляд пронзительным и мрачным. Но сейчас он смотрел на приятеля скорее гнетуще-угрожающе.
Чжан Дунлай тут же замолчал. Продолжать речь он не стал. Парень поднял руку и шлепнул себя по лицу:
— Вот же! Я сморозил чушь! Когда-нибудь я обязательно попрошу у сестрицы (*) прощения.
Сестрица — дружеское обращение к замужней женщине.
Слово «сестрица», казалось, угодило Фэй Ду. Напряженные уголки губ расслабились, и он махнул рукой, словно отрывая страницу с тем, что только что произошло.
Чжан Дунлай закатил глаза. Он чувствовал, что Его Величество был очарован обольстительной наложницей, и будущее целой нации было в опасности.
Фэй Ду сдержал слово. Как только часы пробили двенадцать, он, точно услышавшая колокольный звон Золушка, стремительно покинул вечеринку.
Он прошел мимо целой толпы оборотней и бесов (*), увернулся от придурка, поднявшего в честь него бокал шампанского и пошел к небольшому лесопарку, чтобы найти Чжан Дунлая.
Эта метафора обозначает злые силы или злых людей.
Чжан Дунлай как раз обсуждал с молодой и красивой девушкой прелести жизни. Их разговор был в самом разгаре, они вели себя так, будто рядом никого не было.
Этот умственно отсталый пьянчуга пробормотал:
— Теперь, когда твой отец мертв, у тебя есть всё. Президент Фэй, да ты действительно победитель по жизни!
— Спасибо, но мой отец еще жив, — кивнув, вежливо ответил Фэй Ду, затем спросил у Чжан Дунлая: — Ты сильно занят?
Чжан Дунлай был тупицей, не имевший ни стыда ни совести. Он присвистнул Фэй Ду:
— Да неужели, господин Фэй, так ты со мной?
— Нет, — Фэй Ду пошел прочь, бросая приятелю: — если ты узнаешь, насколько я сексуален, ты не сможешь контролировать себя и слишком рано кончишь. Если об этом узнают другие, будет весьма унизительно, не так ли, красавчик? Я ухожу.
Затем, не обращая внимания на крики Чжан Дунлая, он быстро сошел с гравийной дорожки. Он ступал твердо, и по нему нельзя было сказать, что он пил полночи.
К тому времени как парень подошел к парковке, он уже застегнул все пуговицы на рубашке, вызвал «трезвого водителя» (*) и в ожидании облокотился на большое дерево софоры (*).
Замена пьяного водителя, сервис для выпивших людей за рулем.
Софора японская — растет в Японии, Китае, Корее. Цветки желтовато-белые, ароматные, растут метелками.
Начало лета в Яньчэне всегда было пропитано благоуханием цветов софоры. Запах ненавязчиво преследовал путников за углами и в закутках. Проезжающая мимо машина запросто могла перебить его выхлопами, но, не смотря на это, цветочный аромат продолжал витать в воздухе.
Отдаленные звуки музыки со стороны поместья Чэнгуан смешивались с хриплым смехом и шумом. Фэй Ду обернулся и, прищурившись, увидел группу женщин, играющих в игры с лысеющими толстяками — «свежее мясо» (*) с набитыми карманами денег.
Обычно «свежим мясом» называют молодых людей и девушек, готовых пойти во все тяжкие в меру своего возраста и юности. Эти лысеющие толстяки были все еще молоды, но из-за образа жизни их уже сложно было назвать «свежим мясом».
Несмотря на то, что это была восточная часть района Хуаши, в такой час все магазины были уже закрыты. Джентльмены и лицемеры удалились уже до полуночи, обменявшись визитками для расширения социальных контактов. Оставшиеся понимали, что в оставшуюся часть ночи им предстоит пройти через «реки вина и леса мяса» (*).
Отсылка к императору Ди Синю, последнему императору династии Шан (1600 до н. э. — 1046 до н. э.). Правитель печально известен, как жестокий тиран, а также имел пристрастие к алкоголю и чувственным наслаждениям. Одни из основных забав правителя - купание в вине и “лес из подвешенного мяса”. Он заставлял обнаженных мужчин и женщин гоняться друг за другом и выпивать с ним всю ночь. У Ди Синя и были какие-то особые отношения с огнем и жаром. Они могли заставить приговоренного к смерти пройтись босиком по раскаленной трубе над ямой с горящим углем. Или в буквальном смысле обнять столб раскаленного металла. В современно мире идиома “озера вина и леса мяса” означают мотовство, чревоугодие и коррупцию. Проще говоря: устраивать полный разврат. Это метафора чрезвычайной роскоши и удовольствия от жизни без ограничений.
Фэй Ду сорвал белый цветок с дерева, сдул с него пыль, положил в рот и начал медленно жевать. От скуки он пролистывал список контактов на своем телефоне. Палец завис над контактом «Офицер Тао», но он внезапно понял, что уже слишком поздно и не стал звонить.
Фэй Ду беззаботно стоял и наслаждался сладким вкусом цветка софоры. Он начал насвистывать мелодию.
Десять минут спустя подъехал водитель и осторожно вырулил маленькую спортивную машину свирепого господина Фэй на улицу Наньпин.
Фэй Ду откинулся на пассажирском сиденье, давая глазам отдохнуть. В наушниках звучала аудиокнига. Четкий голос мужчины читал в спокойном темпе: «... — Incedo per ignes, — ответил Жюльен...» (*)
Строки из романа «Красное и Черное» («Le Rouge et le Noir»). Стендаль. На русский язык строчку перевели: «Я имею тайных врагов». Такой же перевод и в китайском языке «我有一些暗藏的敌人。» Перевод с латыни: «Шествую среди огня».
Водитель был студентом колледжа на неполной занятости. Этого мизантропа возмущала несправедливость и нравы в обществе. Паренек думал, что, не будь Фэй Ду развратным богатеньким сынком, он был был бы недооцененной звездой порно-фильмов. Вдруг, услышав слова из аудиокниги, он в недоумении бросил взгляд на Фэй Ду.
Внезапно, впереди появилась машина с включенным дальним светом фар и практически ослепила водителя.
— Сумасшедший! — ругнулся он и машинально выкрутил руль в противоположную сторону, наблюдая как автомобиль с «фарами-прожекторами» вихрем пронесся мимо.
Перед глазами водителя все ещё пестрило. Разумеется, машину ему разглядеть не удалось, поэтому не мог подобрать более подходящее ругательство между «думаешь, раз ты богатенький, тебе все дозволено?!» и «не садись за руль, если не можешь себе позволить нормальную тачку!». Он был ужасно разочарован. Вдруг, парень услышал какой-то стук и повернулся посмотреть. Оказалось, слабо зажатый в руках нанимателя телефон выскользнул и упал.
Запись аудиокниги продолжалась: «... дорога не теряет красоты, если она поросла терновником. Путешественники продолжают свой путь, оставляя опасные шипы на верную гибель позади...»
Фэй Ду спал мертвым сном. Похоже аудиокнига помогала ему заснуть.
Водитель безучастно отвернулся.
Тц, да он действительно лишь снаружи красавчик, а внутри давно уже прогнил.
Пока молодой водитель поздней ночью выдумывал всякую ерунду, он вел машину вдоль улицы Наньпин, а недавно ослепивший его автомобиль, стоило им разминуться, потушил фары, затем бесшумно развернулся и поехал по знакомой дороге в сторону западной части района.
Приближался час ночи. Мигающий полночи уличный фонарь постепенно потух. Дикий кот, обходя свои владения, запрыгнул на стену.
Внезапно его шерсть встала дыбом и он громко зашипел.
Слабый лунный свет пролился на землю, освещая растянутого на асфальте молодого человека. Его лицо так опухло от скопившейся крови, что было практически невозможно сказать, как он выглядел изначально. Не считая одного маленького шрама в виде полумесяца в углу его лба. Голова его была прикрыта оборванным куском белой бумаги, как будто удерживающий душу трупа от того, чтобы тот не вернулся с того света.
Он был мертв.
Ощетинившийся кот был так напуган, что оступился, поскользнулся и полетел вниз с невысокой стены. Кувыркнувшись, он без оглядки побежал прочь.