Маргарет

Часы пробили четыре часа дня, а это означало, что гости вот-вот начнут собираться в особняк Зимовых. Увидев первый экипаж за окном, Маргарет поторопила Ингу следом за Петром Григорьевичем встречать гостей. Это было частью её неподготовленного плана, который она придумала на ходу, услышав первые стуки.

Я и Паша остались одни в гостиной. Тогда я немедля и воспользовался неожиданной возможностью.

- Я хочу с тобой поговорить, - не стал я начинать издалека.

Нахмурив брови, он повернулся ко мне и посмотрел так недовольно:

- О чём?

Я встал, оглянулся из-за плеча на него, и, поняв меня, Паша поднялся и пошёл со мной.

Мне в тот момент были чужды вежливые выражения, которые бы помогли избежать грубости и бестактности в его сторону, поскольку они были и не нужны вовсе – я так считаю.

Мы зашли в какую-то комнату, что была недалеко от самого праздника, где уже болтали первые гости. Комнатка была небольшая, тёмная, но не скудная, как и весь особняк Зимова. Одно единственное окно было зашторено. Лишь одна жёлтая полоска, вытекающая из приоткрытой двери, бегала по ковру и по нашим лицам, освещая их поочерёдно.

- Я хочу, чтобы ты мне рассказал правду, - начал я, следя за его недоумевающим взглядом по природе больших, будто выпученных, глаз, которые всегда показывали его чистые эмоции и чувства. – Где ты был вчера? Ночью.

Он закатил глаза, резко вздохнул и, медленно мучительно выдыхая воздух, которого и так не хватало в этой коморке, лишь отвёл взгляд в сторону, набираясь терпения так, чтобы не взорваться от моих «глупостей».

На самом же деле он скрывал некое волнение, которое, как он знал, я без труда раскрою в его глазах. Этот секрет его натуры знал только я. А так он, безусловно, был мастером такого искусства, как ложь. Простите мне мою грубость. Но что ж, в гневе мне неестественно следить за выражениями.

- Маргарет видела тебя вчера ночью по дороге в бордель.

Он услышал то, что тщательно скрывал, то, что никто не должен был узнать, никто не должен был уличить его в этом. Грех, которым он страдал и жил, выдал себя, ни сказав ничего хозяину. Видимо, у дьявола свои игры. И что? Я им был сейчас? А может Маргарет? По крайней мере, его глаза говорили об этом. Будто я был виновником его мучений от людской чёртовой страсти.

- Вчера ночью?! – сузил он брови, спросил он. – Что она делала ночью в городе?

«Серьёзно?»

- А ты? – возразил я, смотря, как золотая полоса уходит с его белоснежного лица, а чёрные волосы сливаются с царящим в комнате мраком. – Что ты делал ночью? Ты ведь в бордель шёл? – неосознанно кивал я, допытывая. – Наверно, ты там встречаешься с заказчиками? Отец отправил на сделки, а?

- Хватит! – отрезал он, воскликнув. – Ничего это не значит!

Я лишь посмеялся ему в ответ. А разве это не смешно?

- Да, Андрей, понимаю, – Паша выдохнул в попытке объяснить всё спокойным тоном, чтобы освободиться от тяжёлых цепей лжи. – Я ужасен в своих деяниях. Попытка найти счастье там, где порядочный и благородный человек не будет проводить ночи, была и есть глупой, по-детски необдуманной.

- И что же ты хочешь сказать? – держался я из последних сил, чтобы не выплеснуть гнев целиком. Как же я разочаровался в нём! Пожалуй, этого я и боялся. – Ты думаешь этот порок, твоё предательство, объяснимо жалкими рассказами о душевных муках?

- Андрей! – жаждал он перебить меня и снова начать оправдываться. – Выслушай меня! – он подождал, пока я успокоюсь брожением по комнате в темноте, и продолжил: - Мне сложно скрывать правду, особенно от тебя...

- А от жены? Так же сложно?

- Послушай, - вцепился он мне в плечи, всячески привлекая остатки моего спокойствия и благоразумия. – Я прежде не был там! И пришёл туда только после ссоры с Ингой. Я хотел... отвлечься?..

Каждый день мне приходилось сталкиваться с сомнением в фактах незнакомых людей, и раньше я выносил решения без сострадания и замешательства, но сейчас, когда передо мной стоит измученный жизнью друг и брат, я погрязаю в пучине, висну над обрывом. Мне кажется, будто от меня зависит их дальнейшая жизнь. Закрыть глаза на неправду ради счастливого неведенья семьи и дальнейшего вранья или открыть шторы и показать свет ослепляющей истины, которая, как солнце, не будет жалеть пламени для их прозрения.

Я хотел ему доверять, и в какой-то мере понимал его чувства – всё же каждый грех берёт где-то начало, здесь это была душевная слабость. А как же справедливость, которая так мне дорога? Ведь есть Инга, его беременная жена, что не чает в нём души, что простилась со сладкой девичьей жизнью ради брака. Разве она, несмотря на все свои недостатки, достойна такого оскорбления и предательства?

Верно, я забыл, что оставил её с Маргарет.