Девушка на неделю

Я очнулась в тот момент, когда Чанёль сжимал мои руки, а Чунмён застёгивал на них наручники. Во рту ощущалось что-то непонятное, я сделала попытку издать хоть какой-то звук, но она не увенчалась успехом, как и движение ногой, позволившее мне бы вырваться. Все конечности достаточно грубо зафиксировали, и как бы я ни пыталась вырваться, ничего не вышло, только спровоцировала Пака на новый удар, только менее слабый, что разбил бровь.

— Бери её, я пока чемодан спущу, — сказал Ким, и я оказалась на руках Чанёля.

Я не скажу, что была так уж шокирована всей информацией: в каком-то смысле, я саму себя к ней и подготовила, найдя пиджаки. Мне оставалось только понять, почему так много сломанных камер со всеми проводами, будто их специально от кого-то прятали. И девушек, возможно, до обнаружения тоже прятали. Как бы мне ни хотелось в этом признаваться, но я попала в жопу, из которой не знала, как выбраться. Вся информация о том, что делать, когда человека похитили, вывалилась из головы, и я надеялась, что краткое сообщение вызовет у Исина приступ «о боже, ей надо помочь», а не пассивно-агрессивное «о боже, съебись в туман».

Каждая камера на чёртовом пятом этаже была отключена, будто заявился какой-то монтажник, сказавший, что именно здесь, именно на этом этаже надо отключить всё. Был уже вечер, солнце зашло, это я видела из небольшого окна в коридоре, но когда мы нырнули в служебный проход, окончательно стало темно, и кажется, Чанёль шёл чисто на звук шагов Чунмёна, старавшегося ступать по ступеням вниз осторожно. Я подумала, что вот уже — вот он, тот самый момент, когда я могу рыпнуться, но потом вспомнила, что и ноги мои всё же умудрились связать, а я сама в любой момент могла получить от Пака, у которого, оказывается, весьма тяжёлая рука. Липкая жидкость стекала по скуле, устремляясь за шиворот, мне было даже больно хмыкнуть, а природная особенность того, что кровь могла долго течь и не сворачиваться, заставляла волноваться.

Сехун ожидаемо ждал внизу, и только после этого я заметила, что у него, как и у Чанёля, была какая-то серая форма. Если не приглядываться к избитому лицу Пака и не обращать внимания на Чунмёна, чей оскал сверкал будто даже во тьме, то их действительно можно принять за ремонтников. Видимо, заметив пропажу, то, что я не вернулась домой к обеду, как обещала, они целый день продумывали план, но как нашли? Я даже Исину не сказала ничего. Запросили банковские переводы? Вполне в силах Чунмёна, который мог заставить сотрудников любой сферы молчать и давиться банкнотами, которые он вполне себе мог засунуть в глотки.

— Опять портишь красивые личики, — произнёс О, открывая багажник, и мои глаза расширились, как только я осознала всю перспективу: мало того, что связанная, так ещё и в багажнике. Это напоминало самый настоящий триллер, и я подозревала, что умру и останусь одной из жертв неизвестного маньяка, который целенаправленно косил именно девушек Ким Чунмёна. Как никто ещё не догадался, что под маской добрячка, обходительного светского мужчины скрывался монстр?

— А как ещё с ними, они же сопротивляются, — и меня достаточно грубо запихнули в багажник.

Как только крышку захлопнули, я оказалась в тесном тёмном пространстве, которое вызвало приступ паники и клаустрофобии. Пахло бензином, от чего меня затошнило, а если я зажму себе нос, то кляп, всунутый в рот, не позволит мне дышать. Как только Сехун завёл двигатель, запах усилился, и я всё же смогла повернуться на бок, преодолевая тошноту. Глаза слезились от едкости, я думала, как бы не помереть здесь и сейчас, и начала со всей силы бить ногами, заставляя себя двигаться, по багажнику. Вспомнилось, что фары можно выбить, и тогда меня не особо хоть и заметят, а вот остальные автомобилисты увидят отсутствие задних фонарей. Конечно же, я не представляла, как буду выбираться, полностью обездвиженная, как бежать — мне банально не хватит сил и скорости, но попробовать стоило.

Кажется, я всё же ничего не выбила, только отбила себе ноги и поняла, что всё — действительно пришла смерть. Машина остановилась, видимо, уже около особняка Чунмёна, и я выдохнула, но ненадолго — к горлу подступила тошнота, горло сократилось, и если не Сехун, что вынул меня из багажника и спешно снял кляп, позволяя от души прочистить желудок, я бы захлебнулась в собственной рвоте. Позорная смерть.

— Господи, её бы привести в более-менее приличное состояние, — наморщился Чунмён. Он не прикрывался привычной улыбкой, отдавал все приказы чётко, не давая и шанса на то, чтобы обдумать его. — Сехун, ты ею и займёшься. Ты знаешь, что делать.

Все трое являлись сообщниками, и за это время чётко войти ко мне в доверие не успел один О. Я не ожидала увидеть Чанёля, такого солнечного и улыбчивого молодого человека, на пороге своего номера избитым, и кажется, моя доверчивость к нему сыграла со мной злую шутку: я открыла ящик Пандоры, не понимая, что надпись «не трогать» нанесена не просто так. Сыграли на женской заботливости: ни одни девушка не могла пройти мимо человека, которого знала и которого поранили. Природа травм, правда, осталась для меня загадкой, ведь это не был грим, а вполне себе понятные побои.

Сехун нёс меня на второй этаж, а потом просто взял и кинул в ванну, и я больно ударилась о бортик. Звёздочки завертелись перед глазами, и я зажмурилась. О в это же время принялся разрывать на мне вещи, будто зная, что они мне больше не понадобятся, и я почувствовала, как по щекам покатились слёзы. Кажется, я редко позволяла себе рыдать, но за последние несколько дней я пролила больше слёз, чем за несколько лет. Я не испытывала привязанности к шмоткам, но и мне было неприятно, когда нижнее бельё стягивали, разрывая все швы, и вскоре я оказалась обнажённой перед молодым человеком.

— Все кричат, — внезапно эхом раздался голос Сехуна, и я инстинктивно прикрылась, чувствуя новый приступ тошноты. Кажется, у меня было сотрясение мозга. — А ты почему не кричишь? Есть же возможность.

— Я просто понимаю, что мне никто не поможет, — произнесла я, собрав все свои силы. — Дом Чунмёна расположен далеко от остальных, а из вас... вы не будете меня спасать. Даже если я буду находиться на грани смерти, вы меня толкнёте в бездну.

По часам, что находились на запястье охранника, я определила, что был час ночи, а потом чуть тёплый душ накрыл меня с головой. Сехун аккуратно стирал запёкшуюся кровь с моего лица, стараясь не повредить рану сильнее, и я расслабилась, чувствуя себя уже не человеком, а трупом, который подготавливали к вскрытию. О смотрел на моё тело, проводил рукой по шраму на ноге, будто пытался и его стереть, а потом вздохнул, выключая воду.

— Все убитые были девушками на неделю? — спросила я и думала, что ответа не дождусь. Какой резон ему говорить со мной?

— Да. Только они жили здесь семь дней, ни о чём не догадываясь, а за тобой глаз да глаз нужен, потому Чанёль и получил за то, что выпустил тебя из поля зрения, — пробормотал в проёме двери Сехун и пошёл по коридору.

Были бы силы, я бы истерически засмеялась, заламывая руки и качая головой. Только вот я смогла лишь откинуться чуть назад и понять, что я — как все, ничем не выделяющаяся. Как бы господин Пак и ему подобные ни хвалили меня за изворотливость, умение смотреть в будущее и прогнозировать результаты, я была глупа. Деньги очень здорово затмевают сознание, мне они закрыли рот, а Чунмёну позволили вести себя со всеми как скотина. Он не боялся наказания, знал, что многочисленные нолики прикроют его тыл, а потом его покажут как жертву: смотрите, какой-то завистник вырезает его девушек.

Отвратительная система.

Сехун вскоре вернулся с полотенцем и, я не постесняюсь так сказать, с долей отеческого тепла начал меня вытирать. Я не обращала на это внимания, только понимая, что это последний раз, когда я принимала душ. Безысходность поселилась внутри, кажется, я в полной мере осознала, в какую жопу угодила, и просто не сопротивлялась, даже приняв тот факт, что меня подняли на руки, завернув в полотенце, и куда-то понесли.

— Как так получилось, что никто до сих пор не проверил самого Чунмёна? — вопрос сорвался с языка быстрее, чем я подумала о том, зачем мне ответ. Я всё равно никому не смогу ничего поведать об этой ситуации. Мёртвые не говорят.

— Думаешь, я знаю? — раздался тихий голос, и я нахмурилась. Почему один из сообщников ничего не знал? Он тоже причастен к преступлениям, вероятно, и к сокрытию улик тоже, но не знать хоть чего-то... — То, что в голове Сухо, с ним и останется. Мы с Чанёлем слышим либо крики, либо стоны. Что он сделает с тобой — я не знаю. Но молись о быстрой и безболезненной смерти.

На глазах опять появились слёзы, я судорожно выдохнула, готовясь к мучениям. Мне не хватало в жизни смерти родителей, изнасилования бывшим, самоубийства этого самого бывшего на глазах. Кажется, я впервые молила о быстрой и безболезненной смерти, особенно когда Сехун вздохнул, будто специально смотря прямо на моё лицо и проходясь по нему взглядом.

— Все губы от нервов себе искусала, — произнёс молодой человек и внезапно понёс меня к той самой комнате, в которой я обнаружила пиджаки. — Так страшно, что ли?

Сил не было даже огрызаться, и я только отвела глаза, вдруг оказываясь на кровати. О в это время раскрыл створки, резким движением убрал половину пиджаков и посмотрел себе под ноги: там и нашёл он сумку с камерами, которую вытащил наружу и затолкал под постель. Его действия не были выверенными, будто охранник делал это сотни раз, а, скорее, напоминали хаос, в котором придётся вертеться нам обоим. Он проклинал Сухо, что оставил камеры именно здесь, а потом с долей злобы взвалил меня на свои руки и ногой двинул по задней части шкафа, что упала назад, и нашему взору предстал явно секретный проход.

Что я там когда-то говорила? Точно, у богатых свои причуды.

Только потом я вспомнила, что этот богатый парень, в принципе, убивал собственных девушек, которые, правда, были такими же глупыми, как я, но никто не умудрялся сбегать. Даже удивительно, что я пряталась до самого вечера, а потом меня нашли, сыграв на желании помочь знакомому человеку.

— Ким Чунмён случайно не тайный агент? — спросила я, хмурясь, а потом морщась, ведь голова из-за обрушенных на неё ударов очень сильно болела. Я поражалась, как держалась, ведь меня тошнило. — А то непонятно, зачем ему все эти тайные лазы и ходы.

Мой мозг пытался сопротивляться реальности, потому я дрожала от страха и говорила первое, что приходило в голову, затем начиная хихикать, а потом тихие смешки сменялись всхлипами. Моих знаний о людской психологии не было достаточно, чтобы понять даже собственное поведение, и я лишь окончательно обмякла, понимая, что нет смысла даже бороться, я всё равно проиграю. Опыт подсказывал, что двое взрослых мужчин вполне себе могли меня скрутить и унести туда, куда им надо, а если я вздумаю толкнуть их ногой, то конечность вывернут, причинив мне адскую боль. Все воспоминания смешивались в кучу: кажется, бог троицу не любит, если меня похищают во второй раз и явно убьют.

Ступеньки лестницы были каменными, кругом стояла темнота, но, кажется, Сехун отлично в ней ориентировался, ни разу не столкнувшись со стеной или пробормотав «вот же ж». Я всё это время тихо покачивалась в его руках, стараясь занять мысли чем-то кроме мыслей о том, что меня несли на эшафот. Руки натёрли наручники, ноги затекли и покалывали, и в этот самый момент я вспомнила тёплые улыбки родителей, как они хвалили меня перед всеми, говоря, что я у них золотая дочка, которая не курила, не пила, а сидела за уроками и училась. Видели бы они, во что превратилась их золотая девочка, надежда, думаю, от горя и осознания, как низко я опустилась, легли бы в могилу окончательно, отказавшись от меня. Именно сейчас мне хотелось чувствовать себя лишь маленькой девочкой без забот, что с силой закрывала шкафчик в школе, потому что он немного барахлил, и по вечерам сидела с родителями, часто засыпая у матери на коленях. Каждый раз, когда хотелось вернуться в прошлое, приходилось себя останавливать: что было, то прошло, и оно не повторится больше никогда. Я не встречу милых сердцу людей, потому что они зарыты в могилах, не поговорю с одноклассниками, у которых, такое ощущение, жизнь складывалась намного лучше, чем у меня. И может быть, я не была тем человеком, с которым все хотели общаться, но я была той, что сейчас очень резко стала нуждаться в банальной привычной компании, которая поделится клубничным молоком и расскажет, как будут проходить следующие выходные.

Вскоре мы вышли в чистое и хорошо освещённое помещение, и я в первые секунды зажмурилась, ощутив, как резануло глаза. Сехун посадил меня в кресло, не фиксируя конечности, а когда появился будто бы из ниоткуда сам Ким Чунмён, мне второй раз в жизни захотелось плюнуть в его лицо. Уёбок. Сил, правда, не было даже на элементарные действия, потому я просто смотрела на мужчину и думала, как он до такой жизни докатился.

— Оставь нас, — прозвучал приказ, и О тотчас исчез, будто его в подвале и не было вовсе, а меня принёс ветер. Аналогия с аистом тут была бы максимально неудачной, но в особо стрессовых ситуациях я вполне могла быть тем ещё стендап-комиком. Когда надо что-то сказать, заполнить паузу, всегда включается функция «пора шутить». — Ну как ты, малышка?

— Кажется, тебе надо ко врачу, — проговорила я, внезапно задумываясь. Может, у Ким Чунмёна действительно какое-то странное расстройство, из-за которого он и убивал своих девушек? Почему же в таком случае он не сходит ко врачу? Вполне себе мог оплатить любого мозгоправа страны. — Все парни, с которыми я имела дело, порядком ёбнутые, что ли?

— Откуда я знаю, с кем ты там ходила за ручку, мне это не интересно, — проговорил мужчина, отмахиваясь. Действительно, налицо какие-то отклонения, из-за которых он не мог нормально жить. Я бы предложила ему вместо пыток выпить бутылочку вина на кухне, как две подружки, делящиеся секретами своей жизни, но потом поняла, что это смешно. Я ж эту самую бутылку о его голову разобью, а потом раскроют черепушку мне. — Намного интереснее то, сколько ты продержишься. Мы подали уже заявление в полицию, что ты пропала, потому мне придётся скоро уйти, но мы с тобой поразвлекаемся немного.

— Ты конченый ублюдок, — проговорила я, чувствуя, как застыла в жилах кровь. Сам мужчина в это время достал из рюкзака какое-то платье и стал ко мне подходить. — Отпусти меня немедленно, иначе пожалеешь, я тебе обещаю.

— А вот говорить таких слов не стоило, — пощёчина обрушилась на лицо, и моя голова отклонилась. — Ты же послушная, хоть и не такая, как остальные. Ни у кого не было мыслей о побеге, ведь все бабы — меркантильные суки, им важны деньги и состояние, даже если ты будешь играть роль приманки для мнимого преступника.

Я не понимала его мотивов, зачем он всё это делал, зачем сейчас лихо отстегнул наручники, всовывая руки в рукава платья и застёгивая наручни обратно. Я могла бы пошутить про фетиши, но язык прирос к нёбу, хотелось, чтобы всё оказалось сном или же как можно быстрее закончилось, но кошмары не кончаются до того момента, как тебя не разбудят. Меня не разбудят уже никогда.

— А ещё все ведутся на твою мордашку, — проговорила я, и Ким хохотнул — абсолютно точно знал, что он красавец, каких поискать. А ведь подозрения никогда не падали на красивых людей, они вызывали приятное впечатление и сострадание. Намного легче сопереживать красивому человеку, который льёт пускай даже фальшивые слёзы, чем некрасивому. — Только вот кто знал, что ты такая скотина.

В следующую секунду меня ударили кулаком в лицо, и я на некоторое время отрубилась. Из разбитого носа хлестала кровь, глаз заплывал, и я пыталась сделать вдох полной грудью, но кажется, боль, от которой я очнулась — от сломанных в секунду рёбер. От одной знакомой, что являлась врачом, я слышала, что в теле есть нижние рёбра, которые не соединены с остальными. Если их сломать, то они могут проткнуть органы, а потому адреналин вскипел в крови, когда я поняла, что от боли, от разрывов внутри могла умереть. Вскрик сорвался с губ — на предплечье расцвёл серьёзный порез, и Чунмён закрыл мой рот окровавленной ладонью. Металлический привкус дал мне точно понять, что именно находилось на его руках, и я поморщилась. Это была моя собственная кровь, и, чёрт побери, как же она была отвратительна.

— Не кричи, малышка, — он улыбнулся, а затем вовсе погладил моё лицо. Я поразилась внезапной ласке, даже вздрогнула всем телом, а потом поняла, что нельзя шевелиться. Волны боли проходили по каждой мышце, кажется, даже самой маленькой, и я поняла людей, что лежали в больницах и жаловались на то, что у них нет обезболивающего. — Тебя всё равно никто не услышит.

Я переносила всё, и ни один крик больше не слетел с губ: он резал мои руки, с интересом врача трогая воспалённые края ран, а вскоре, видя, что я не могла не то что пошевелиться, а глаз раскрыть, снова ударил меня, и я провалилась в такое сейчас нужное забытьё.

Как же, чёрт побери, я хотела, чтобы этого ублюдка связала полиция.

Волосы слиплись от крови, я еле раскрыла глаза, а потом вздрогнула, обнаружив рядом с собой Сехуна, который смотрел на меня пустым взглядом. Кажется, я ушла из сознания на достаточно долгое время, хотя это опасно, могла развиться кома, и тогда бы Сухо не получил такого сильного удовольствия, окончательно забирая у меня жизнь. Я не знала, во что превратилось моё лицо, оно пульсировало от боли, и я охнула, как только О сделал попытку до меня дотронуться. Наверно, умирать всегда больно, а тем более когда смерть смотрит в лицо и улыбается, говоря, сколько времени осталось жить. Я чётко знала: не доживу до темноты, умру ночью, а рядом будут только мои убийцы.

— Чунмён и Чанёль ушли, но скоро вернутся, — произнёс О, смыкая меж собой пальцы. Он не лгал, но сильно нервничал и порой оборачивался, лишь бы не быть застигнутым врасплох. Только вот кого он боялся? Сехун выглядел наглым и исполнительным парнем, который сделал бы всё, что от него требовалось, а потом глаза закрыл на то, как будут дальше разворачиваться события.

— И зачем ты мне это говоришь? — шепнула я, почувствовав, как в уголках глаз скопились слёзы. Мне сейчас не нужна была никакая информация по поводу того, где мои мучители, чем они занимались, я просто хотела, чтобы их задержала полиция, а потом вскрылось, что мужчины не настолько белые и пушистые, какими показывались всем.

— На твой телефон постоянно приходили сообщения от Исина, я сказал ему, что ты у Чунмёна. Ну и... рассказал обо всём. Если увидишь его, ради бога, беги, пытайся вырваться. Я тоже во всём этом виноват, но... ты единственная, кого бы я действительно хотел спасти.

В эту же секунду он бросился высвобождать от меня, и руки, зафиксированные в районе локтей, заныли, а вместе с этим закричала от боли и я. Кожа на предплечьях была разрезана, запястья стёрлись из-за наручников, и мне понадобилось несколько минут, чтобы хоть что-то почувствовать, кроме напряжения и жжения. Сехун развязывал мои ноги, будто себе под нос молясь, чтобы Сухо со вторым охранником задержались, а потом запросто спустил меня на пол. Всё тело болело, мне казалось, что если сделаю хоть один шаг, то меня разорвёт, но, дабы отвлечь меня, мужчина провёл ладонями по моим плечам, будто пытаясь притупить боль.

— Выбираешься через тот лаз, через который мы с тобой пришли, — проговорил он, растирая мои ноги, которые практически ничего не чувствовали от холода. Мне повезло, что на меня натянули какое-то платье по типу ночного, видимо, чтобы потом труп положить рядом с «мирно спящим Чунмёном». — Дверь открыта, как и ворота, надеюсь, что ты проберёшься до Исина незаметно.

Я еле смогла опустить ноги на пол и пошла вперёд, к тёмной каменной лестнице, оставляя кругом кровавые отпечатки. Возможно, это была уловка, О наврал мне, а во дворе ждали своего часа Чанёль с богатым ублюдком, готовые растерзать меня в первую же секунду побега. Я пробиралась вверх по лестнице на ощупь, порой поскальзываясь, из глаз текли слёзы боли, мне было больно дышать и двигаться в целом, потому на самой верхней ступеньке я присела и дала себе две минуты передышки. Сердце стучало, голова кружилась, и, схватившись за стену, я смогла подняться, чтобы вскоре ноги ощутили пол комнаты.

Я выглянула во двор, но ничего подозрительного не заметила, да и за спиной никто не притаился. Машина виднелась на парковке, а это означало, что Чунмён и Чанёль, возможно, докуда-то шли пешком, не пользуясь транспортом. Меня передёрнуло, я вспомнила, как меня качало в багажнике, как я пыталась выбить фару, но у меня ничего не получилось. Возможно, Сехун действительно поступил так по соображениям совести или чего-то ещё, и я пустилась полубегом по коридору, опираясь о стену и оставляя на ней капли крови. Из всех передряг, в которые я влипала, эта была самая жестокая. Я не знала, каким способом мне были нанесены внутренние увечья, и единственное, что я хотела сделать, — это побежать в больницу, попросить помощи, обвинить во всём Чунмёна и сделать так, чтобы он до конца своих дней гнил в тюрьме или же сгорел на электрическом стуле.

Холодный воздух ударил в лицо, в босые ноги впился какой-то мелкий мусор, но я пошла, держась за живот, к воротам, понимая, что слышала визги полицейской сирены. Кажется, Сехун мне не соврал, такой спектакль вряд ли бы кто смог разыграть, и потому я рвано выдохнула, когда из одной машины вылез Исин. Спасение было слишком близко, протяни руку — и коснёшься, но мучители были ближе, даже слишком, они могли коснуться меня кончиком пальца, оставить на коже свою отвратительную метку, а разум затмить самой настоящей паникой, из-за которой не одно-два ребра поломалось, а сразу все.

— Эй, ты куда? — раздался крик Чанёля, он явно заметил и меня, и полицию, и Исина, потому и начал паниковать, а адреналин придал мне сил, и я задвигалась быстрее к воротам, начиная кричать, срывая голос и захлёбываясь. В это время меня и заметили полицейские — окровавленную, с разбитым лицом, и устремились навстречу, а сам Пак внезапно побежал к особняку. — Блядь, Чунмён!

Я чисто подсознательно знала, что было дальше. Находясь в полицейской машине, укрытая тёплыми вещами, которые захватил Исин, я будто видела глазами полицейских всё: вот они задержали парня из Чеджу, который не сопротивлялся и сразу начал говорить, вот они отыскали в огромном доме Чунмёна, что кричал, вырывался, но на его одежде красноречиво красовались брызги крови, а вскоре был найден и сам лаз, ведущий в подвал, где сидел Сехун. Он не сопротивлялся, но и ничего не говорил.

— Ужас кончается, — проговорил Исин, открывая дверцу машины и присаживаясь рядом со мной. Его щёки стали приобретать более румяный цвет, видимо, на улице было действительно холодно, и этот холод буквально спас меня, заставляя двигаться только вперёд. — Скоро приедет скорая, они заберут тебя. Мы не знаем, сколько у тебя травм, но...

— У меня точно сломаны рёбра, — проговорила я, и в глазах застыли слёзы. Боль сковала всё тело, действие адреналина проходило, горела грудь, рассылая тревожные импульсы. Я читала о таком и понимала, что если мне срочно не окажут медицинскую помощь, то я просто могу умереть. Ну или не умру, но намучаюсь знатно. — Господи боже, как больно.

Скорая подоспела в максимально короткий срок, и вот уже санитары вызволили меня из полицейской машины, осторожно укладывая и спрашивая, где болит и что именно. Я несла какую-то околесицу, поднимался жар, я боялась вновь потерять сознание, а потому хваталась за руки врачей, чувствовала, как моё тело билось в истерике, а затем заплакала, говоря, что я слишком молодая для того, чтобы умирать. Поняв, что у меня шок, врачи решили обследовать меня уже по приезде в больницу.

Когда меня помещали на носилки и ввозили в машину, последним, что я заметила, был заботливый взгляд Чжан Исина, который договаривался о чём-то с врачами. Именно в тот самый момент, прикрывая глаза, чувствуя промозглый осенний ветер, я знала, что теперь я точно в безопасности. Никто меня больше не тронет и не ударит.

И, слава богу, больше не похитит.