БЕЗДУШНЫЙ

***

У Эмелин виднелись огромные мешки под глазами. Она ужасно спала. Стоило ей закрыть глаза, перед ней тут же рисовалась картина избиения.

Ланг помнила крики парня, просьбы остановиться. Ей хотелось спасти беднягу, но она не могла помочь даже себе.

Ава силой приволокла её в ванну, запихнула в рот зубную щётку и сама почистила ей зубы, надела на неё свитер, словно заботливая мама помогла натянуть на ноги колготки, причесала волосы и влила в рот горячий эспрессо.

— Не будешь учиться, тебя исключат, и ты пойдёшь работать в закусочную. А я буду приходить к тебе и потешаться, шутить про сосиски между булками и махать деньгами типо я крутая, смотри чего я добилась.

Эмелин юмор не оценила.

— Зачем он это сделал? — безэмоционально спросила она, словно у неё высосали всю энергию и силы. Ей хотелось лежать в кровати среди тёмной, зашторенной комнаты и не ощущать времени, дней. Испариться. Пропасть. Упасть на самое дно, разбив голову об острые надежды, что раньше казались важными.

— Потому что он может. И потому что он мудак. Всем нам досталось, чего врать... Я сама от себя не ожидала, что так напьюсь и буду обжиматься с этим как его... Кроссовком? Крисом? Христофором?

— Кристофером.

— Ну да. В общем, не переживай так сильно, все мы в этом дерьме! И надо из него выбираться, а не тонуть ещё больше. Предлагаю сходить по магазинам на выходных, развеяться, — Ава открыла шкаф, где не помещался весь её гардероб и одежде Эмелин была уделена лишь одна полка. — У тебя совсем нет шмоток, надо исправляться.

— Не хочу, — Ланг равнодушно смотрела сквозь Аву, упала на кровать в позе морской звезды, уперевшись взглядом в потолок.

Неожиданно в дверь постучали.

— Кто это? — Ава подошла ближе и с осторожностью прислушалась, — Хоть бы не мой очередной фанат, я устала видеть как парни на коленях ползают и просят быть с ними, бр-р, — Её передёрнуло.

Щелчок.

Звук открывающейся двери.

— Что за хрень?! — Крик Авы. — Пошёл вон отсюда, Эмелин не хочет тебя видеть!

Ланг встала с кровати и вышла из комнаты.

В коридоре стояли несколько огромным букетов с тысячами роз

А рядом, держа руки в карманах, был Далтон. Он сверлил её взглядом.

Самоуверенный, неудержимый, опасный, дерзкий, притягивающий внимание. За правым ухом у него была сигарета.

— Оставь нас двоих, пожалуйста, — немного грубо сказал он Милтон.

Та посмотрела на подругу и подождала пока она не кивнёт ей.

— Если что — зови, — шепнула она.

Впервые за неделю Эмелин разрыдалась. Она плакала громко, всхлипывая, царапая кожу на запястьях.

— Ты урод, тварь, ужасный, мерзкий, — она подошла к Вудсу и безостановочно била его по груди, захлёбываясь в слезах и соплях, — Чуть не убил человека, как ты мог?!

Далтон стоял неподвижно, словно скала, смотря на неё сверху вниз. В его ледяных глазах не читалось сожаление, вина, а лишь отчуждение с примесью отвращения.

— Тебя так беспокоит какой-то дебил? Лучше бы он реально сдох.

Эмелин от услышанного схватилась за лоб, в голову будто ударяли сотни маленьких молотков, у неё закружилась голова. Она выглядела чересчур бледно, испуганно, будто из неё высосали все жизненные соки.

— Почему ты такой жестокий? — простонала Ланг.

— Разве?

— Ты избил человека, который ничего тебе не сделал, да даже если бы сделал, какое право ты имел?

— Разве я жесток с тобой?

— Со мной?

— Прости за то случайно задел тебя, я не хотел, — он коснулся её ладони и притянул к себе. — Но я не хочу быть жестоким с тобой, никогда.

— Я не понимаю. Я не понимаю, — Ланг хотелось сбежать, прижаться к нему, оттолкнуть его, чувства спутывались, разрывали её в разные стороны.

— Пойми одно: ты моя, я не позволю никому с тобой обращаться плохо. Ни каким-то отребьям, ни твоему отцу. Если тебе так жаль того мудака, то мы можем навестить в его больнице, но тебе лучше перестать жалеть всех подряд. У тебя, белочка, хрупкое сердечко, и в нём есть место только для меня.

Эмелин опешила. Зачем он сказал фразу про отца?

— Ты что-то знаешь про папу?

Далтон улыбнулся и погладил её по голове, вновь прижимая к себе и обнимая за талию.

— Малышка, я знаю о тебе всё и даже больше, — он нагнулся и шепнул ей на ухо: — и точно слышал о секрете, который ты тщательно скрываешь.

У Эмелин онемели конечности, начал закипать мозг, сердце упало вниз — к его ногам. Раскрошенное, разбитое вдребезги оно хотело, чтобы Вудс вернул свои слова обратно и никогда их не произносил.

— Что ты только что сказал?

«Пожалуйста, скажи, что мне послышалось, что я схожу с ума, что мне нужен врач, что я больна...»

Далтон гладил её по спине.

— Не переживай, я никому не скажу про то что...

— Откуда ты знаешь? — прервала она его.

— Когда у тебя есть деньги, узнать можно что угодно и про кого угодно.

Эмелин отошла к стене и сползна по ней вниз, спрятав лицо в уставших, холодных ладонях.

— Ты замёрзла, — Вудс сел напротив неё на корточках, взял её руки и крепко сжал, согревая. — Эмелин, посмотри на меня, — он взял её за подбородок, — я никому не дам тебя в обиду, и не расскажу твой секрет, мне можно доверять.

— Ты сумасшедший. Бьёшь людей, пьёшь, у тебя куча девушек, про тебя ходят ужасные слухи, и непонятно, слухи ли...

— А ты нормальная?

— Не знаю... — Ланг обняла саму себя и опустила голову, она ощутила тяжесть событий прошлого, как они гарротой свисали с её шеи и тянули в пучину мглы и неизвестности.

— Значит, будем ненормальными вместе.

— Зачем ты пришёл?

— Я пиздец соскучился. Хотел тебя увидеть.

— У нас даже ничего не было, а ты себя ведёшь так, будто мы встречаемся три года.

— У нас всё будет, что скажешь, то и будет, — он погладил её по щеке. Прохладная ладонь успокаивала. — Я постоянно думаю о тебе и не могу выкинуть из своей головы, ты мне снишься. Да, я мудак, но я исправлюсь.

— Уходи.

«Останься».

— Ты хочешь, чтобы я ушёл?

«Нет»

— Да, прошу.

«Не оставляй меня».

— Я не уйду.

— Ты бесчувственный эгоист, лезешь в мои жизнь, в мои тайны, калечишь человека, из-за чего я чувствую себя причастной и виноватой. Ты ужасен.

— Но я тебе нравлюсь.

«Замолчи, я не хочу слышать правду».

— Нет. Ты мне противен.

— Не ври себе. Я вижу, что тебе не плевать на меня, — он взял её за плечи и начал трясти. — Я хочу тебя, всю, полностью, с одеждой и без, злой, доброй, грубой, сексуальной, забитой, открытой, любой. Ты мне нужна очень, сука, я мечтаю о тебе.

— Что во мне необычного?

— Ты и есть необычность. Можно я тебя поцелую?

Эмелин с опаской глядела на него, а после слабо кивнула.

Далтон как обезумевший начал покрывать её лицо поцелуями, затем перешёл к шее, оголил правое плечо, после прошёлся по обеим ладоням.

— Я хочу тебя. И в пошлом, и в обычном смысле, пожалуйста, будь со мной, даже если я не заслуживаю тебя.

Он касался её бесконечно, ему хотелось слиться с ней, стать единым целом, неразломленным.

Он — холодная сталь.
Она — лава из жерла вулкана.

Он — ненормальность.
Она — потерянность.

Он — Далтон Вудс, с кем точно и наверняка нельзя быть, но её тянуло магнитом, верёвкой, чем угодно. Словно натянутая тетива ныло сердце, голова пульсировала, по пяткам пробежал холодок.

Вудс продолжал её целовать и шептать на ухо, словно умалишённый:
— Я хочу тебя, хочу, хочу, умоляю, будь со мной.

Так продолжалось минут десять. Далтон блуждал по её телу пальцами, обдавал горячим дыханием кожу.

— Давай договоримся? Ты будешь моей девушкой один год. Всего лишь. И я никому не расскажу твой секрет, если тебе не понравится быть со мной, ты в любой момент уйдешь.

— Ты меня шантажируешь?

— Я даю тебе выбор.

— А если откажусь, ты всем расскажешь, что я грязная шлюха, которая спит со всеми подряд?

— Ты не шлюха, не смей так больше про себя говорить. Я никому такого не скажу, если кто-то заикнётся о чём-то, я его уничтожу.

— Ты больной...

— Тебе грустно от этого?

— Мне... Страшно быть с тобой.

— Дай мне шанс, я докажу тебе, что быть со мной — лучшее решение в твоей жизни.