Будешь моей девушкой? [16+]

В начале недели Хёнджин снова столкнулся с непониманием со стороны матери.

На выходные отец куда-то уехал, оповестив, что вернётся утром воскресенья. Мать была относительно спокойной, однако было заметно, как всё происходящее заставляло её более узко поджимать губы и хмуриться почти постоянно. В привычной манере, мужчина вернулся пьяным. Снова разразился скандал, пока отец не лёг спать.

Для Хёнджина последние полгода больше напоминали бесконечную петлю: время идёт, а всё повторяется, замыкаясь в цикл. Парень уже может сказать, когда отец уйдёт и вернётся на следующей неделе, или предугадать его действия, когда тот протрезвеет.

Очередные разговоры на кухне нисколько не успокаивали. Поэтому, в этот раз он решил поговорить с отцом первым.

Мужчина ранним утром понедельника сидел, нахмурившись, прикрывая глаза рукой, словно небольшое количество солнечного света причиняло ему огромную боль, но Хёнджину было плевать. Он обошёл стол и раздвинул занавески, отец вскрикнул что-то, почти прошипел, но не отругал. Шивон продолжал сидеть и горестно мычать, всё сильнее потирая виски и хмурясь.

Они жили в частном районе, где в основном были двухэтажные дома. Поэтому окно с кухни открывало вид на маленький зелёный дворик с железным забором и на другой дом, находившийся на противоположной стороне улицы.

Чайник привычным жестом ставиться кипятиться, а Хёнджин садится напротив отца и пытается увидеть в его глазах вину. Хоть что-то кроме бездумного, почти апатичного взгляда.

У Хван Шивона этим утром были тени и царапины на лице, под налитыми кровью глазами пролегали синяки. Он выглядел как побитая псина, и Хёнджин получил какое-то странное удовольствие, наблюдая за тем, как он корчится от боли, что-то бормоча себе под нос.

— Ты снова бухал. — Тон парня был средним между вопросом и утверждением, так как он сам не понимал, как это должно было прозвучать. Где-то глубоко в душе он всё ещё лелеял неясную надежду, хотя факты были налицо. И это бесило.

— У коллеги был День Рождения, всем коллективом отмечали.

Хёнджин внимательно следил за чужим выражением лица, но мужчина был занят только своей головной болью. В груди что-то вспыхнуло. В следующее мгновение парень потянулся через весь стол и схватил отца за волосы, приближая того к себе, и прошипел, глядя в округлившиеся глаза:

— Думаю, мама купится на эту ложь, но я не идиот. Можешь упиваться своим горем сколько душе угодно, шляйся где хочешь, но больше не смей вваливаться сюда бесформенной жижей. Смотреть противно.

Хёнджин резко отпустил чужие волосы и откинулся на спинку стула. Шивон выглядел ошеломленным, но хорошо, что он не знал, каких усилий сыну стоило сдержаться и не приложить его лицом о стол.

Как же отец раздражал его! Хёнджин раньше никогда не считал его неидеальным, слабым и таким отвратительным. Но чем больше времени Шивон не появляется дома, тем меньше в нём остаётся от того человека, которого парень в детстве называл папой.

Осточертело видеть его пошатывающимся, матерящимся, в вечно испачканной одежде, когда его тело вспоминало дорогу до дома. Ещё больше достало то, каким жалким отец казался в такие моменты, и это, как ни странно, вызывало только злость. И страх. Потому что Хёнджин устал пытаться вразумить его ещё на втором месяце попоек. Парень просто понял, что отец не послушает его, пока сам не решит, что иногда слишком увлекается.

В младшем Хване восставала ярость, почти безудержная, требующая выхода, каждый раз когда утром следующего после скандала дня протрезвевший отец весело обсуждал с матерью поход в какое-нибудь заведение. Эти взрослые выглядели так, будто ничего не происходило, словно между ними всегда царит тихая идиллия.

Хёнджин никогда не мог понять, почему его пытались втянуть во всё это — словно хотели убедить, что такое часто случается в нормальных семьях. Вот только Хван Хёнджин не глухой и не слепой, и даже не страдает амнезией.

Хёнджин выдохнул через нос, чувствуя как лава в груди остывает. Его отчаяние породило ненависть, которая иногда душила, когда он смотрел на трезвого Шивона. Пьяного он боялся. Потому что тот становился агрессивнее, словно был другим человеком.

Послышались мягкие шаги на лестнице. Через несколько секунд в дверях кухни появилась мама. Она была в махровом халате нежно-розового цвета.

— Доброе утро, — хрипло выдал парень. Женщина кивнула и села рядом с Шивоном.

Чайник вскипел. Хёнджин заварил себе кофе и, схватив готовый сэндвич, отправился к себе в комнату на второй этаж. Его сил не хватило бы, снова видеть, как родители опускают события вчерашнего утра.

Пока он пил кофе с первого этажа не было слышно разговоров.

Солнце лениво ползло по небосводу, скромно выглядывая из-за крыш соседних домов. Дверь в его комнату открылась без привычного стука. Хёнджин оторвался от рассматривания пейзажа за окном и обернулся: в проёме стояла мама.

— Ты должен дать отцу время, — сказала Джису, сложив руки на груди.

Хёнджин только сейчас заметил насколько у нее уставший вид. Значит, она снова не спала всю ночь.

— У него было полгода, чтобы наладить свои дела, — сухо отозвался парень. Он нахмурился. — Ты же понимаешь, что дальше будет хуже?

— Твой отец всегда находил выход. Может, тебе и кажется, что он не достоин прощения, но пойми — мы одна семья и это не изменится, — голос женщины был строгим и как всегда холодным.

— Именно поэтому ты волнуешься, о его местонахождении, а не о его здоровье?

Кажется, если бы между ними не было жалких нескольких метров, мама залепила бы ему сильную пощечину. Хёнджин видел как в её глазах опасно что-то блеснуло. Но вместо криков, она лишь попросила его не опаздывать в школу и покинула комнату.

Это случилось снова. Как будто он не достоин её долгого внимания. Мама стремилась следовать традициям и поддерживать образ образцовой семьи, ей было плевать на то, что творилось в стенах этого дома, главное — чтобы соседи ничего не подозревали.

Два года назад их семья действительно могла похвастаться идиллией. Ещё тогда Хёнджин был абсолютно счастлив, даже не смотря на то, что вынужден был попрощаться со своими друзьями, потому что родители решили перебраться в Нью-Йорк. Тогда на подростка свалилась куча всего: новая брендовая одежда, компьютер последней модели, ключи от собственного автомобиля и прочие атрибуты богатой жизни. Нет, они и до этого не бедствовали, но родители не баловали его так сильно, как это было в Нью-Йорке. Отец смог открыть свою фирму и неплохо зарабатывал, мама тоже не сидела без дела, так как в огромной квартире была прислуга. Джису работала в модельном агентстве, на одной из ведущих должностей.

В Нью-Йорке после переезда Хёнджин через отца познакомился с Ли Минхо. Они довольно быстро стали друзьями, потому что обоих окутывала эйфория от новой жизни. Мать Минхо смогла открыть сеть магазинов с товарами из Кореи. Парни ходили в одну школу, тусовались друг у друга в гостях, гуляли по прекрасному городу, подарившему море приятных впечатлений, посещали лучшие танцевальные студии и, конечно же, ночные клубы.

Всё тогда напоминало блаженный сон, пока в один миг всё не обрушилось. Начиналось с того, что они с Минхо в школе встряли в неприятности. Кому-то из местных откровенно не нравилось то, что они вдвоем притягивали внимание девчонок. Всё было слишком быстро и странно: их обвинили в распространении запрещённых веществ, вызвали родителей и как-то по тихому это уладили, вот только после этого отец объявил себя банкротом, а мама Минхо продала все свои магазины.

Хёнджин с Минхо выведали, что это было планом президента школы — сына шефа ФБР. Сесиль — девушка, которая ему нравилась, висла на Минхо после каждой тренировки в студии. Как-либо оправдать себя парни не смогли. Они были слишком беспечны, позволяя на одной из вечеринок фотографировать себя в нетрезвом состоянии.

Какое-то время Хёнджину было стыдно за то, что он так подставил отца, буквально лишил его бизнеса. Ещё хуже было от того, что родители не собирались верить в то, что его оклеветали. Как оказалось, это было не самое худшее, что их ждало.

Кто-то из партнеров фирмы был знатным игроком в покер. И больше Шивон с Хёнджином не разговаривал, потому что целыми днями где-то пропадал, иногда возвращаясь счастливым. Не было возможности содержать прислугу, поэтому мама уволилась с работы, став домохозяйкой. Жизнь больше не напоминала эйфорию, потому что деньги стали быстро кончаться.

Совсем скоро после произошедшего семьи Ли и Хван были вынуждены вернуться на Родину. Шивон пристроился в фирму приятеля, а мама Минхо вышла замуж за какого-то бизнесмена.

Хёнджин не любит вспоминать последние месяцы в Нью-Йорке. В душе его всё ещё были крохи той обиды и бессилия. Слишком многое он тогда потерял — нет, не дорогих безделушек, а мечту. Мечту стать танцором и покорить мир. Мама потребовала от него усердия в учёбе и запретила даже думать о том, чтобы оказаться на сцене. Вина тогда грызла, поэтому он пообещал, но было больно по-настоящему отказаться от всего.

— Чёрт, — выдохнул Хёнджин, отставляя чашку на подоконник.

Воспоминания вспышками мелькали перед глазами, а в груди нарастала тупая боль. Он верил, что смирился, убеждал себя, что отыщет новую мечту, но в голове было пусто при этом слове.

Взглянув на часы, парень тяжело вздохнул, начав собираться. Если он не поторопиться, придётся снова бежать в школу.

Он сморщился, вспомнив, как сбил свою одноклассницу, когда сильно опаздывал. До сих пор было неприятно вспоминать их своеобразное знакомство, да и девушка оказалась слишком обидчивой. Чего стоит её бешенство, от того что он отказался искать приключения на мягкое место.

Несмотря на их нейтралитет, Хёнджин почему-то до сих пор вспоминал, как она назвала его трусом. У Йеджи не было на это права, потому что она не знала его, и потому что она, похоже, неправильно расставляет приоритеты. И всё же парень рад, что она отстала от него, хотя иногда ловил на себе недовольные взгляды.

…

— Хёнджин, я вынужден подать заявку куратору на твоё отстранение, — услышал парень, когда впервые в этом месяце смог явиться на тренировку.

Уроки закончились полчаса назад, и Хёнджин, захватив свою футбольную форму, пришёл в раздевалку, где столкнулся с капитаном.

— Что? Ты же знаешь, что я не мог тренироваться в последнее время из-за растяжения.

— Ты даже не удосужился присутствовать на собраниях клуба, и, честно сказать, мы довольно укомплектованы, не думаю, что тренер дал бы тебе номер основного состава, — сказал капитан, пожимая плечами.

— И? Мне всё равно, это не повод выгонять меня, — Хёнджин нахмурился.

— Пойми, ты систематически опаздывал на тренировки, когда был здоров. Когда же получил травму, не удосужился даже поддерживать ребят в тренировочных соревнованиях и мелькать на трибунах в остальное время. Некоторые учатся здесь по спортивной стипендии и футбол для них буквально всё. Я не могу позволить тебе дезморалить их, учитывая как на них всё давит, и я хочу как лучше, потому что ты станешь белой вороной среди парней, они уже тебя недолюбливают — ты и без футбола у всех на виду. Может, тебе вступить туда, где ты будешь получать удовольствие от занятий?

Хёнджин ничего не ответил, просто кивнул и вышел вон из раздевалки. Он ничего не почувствовал, потому что капитан был прав — ему слишком плевать, чтобы пытаться ужиться с парнями, которые ради спорта учатся в этой школе.

Он никогда бы не был тем, кто превозмогает себя, чтобы стать лучше в футболе, и никогда бы не смог жить мыслями о национальных. Хёнджину нравилось пинать мяч к воротам, но не более. Футбол не стал той вещью, которая разжигала бы в нём искру. Этот спорт не сравниться с танцами. И только поэтому он на секунду почувствовал горечь.

«Снова геморрой с поиском клуба», — мысленно простонал Хёнджин, когда вышел за территорию школы.

Хорошо Минхо — он занимался в танцевальной студии, и официально был обеспечен внеучебным занятием. Пока в школе танцевальный клуб был замурован в небольшом помещении на четвёртом этаже, да и не было старшеклассников, которые были бы готовы восстановить его.

Как же сильно Хёнджин ненавидел понедельники.

***

Найти новый клуб не составило проблем, учитывая, что многие девушки зазывали его. Какая-то второкурсница — довольно симпатичная блондинка, предложила ему читальный клуб, обосновав это тем, что можно торчать в читальном зале библиотеки и делать домашку в эти два часа, чтобы дома быть свободным.

Большинство учеников почему-то считают клуб сборищем ботанов и зануд, но Хёнджин быстро сообразил, что все его члены хитрожопые гении. Ещё больше ему понравилось то, что вылететь оттуда практически невозможно, разве что по собственному желанию.

Учитель Кан без вопросов одобрил его вступление и в тот же день, вечером, представил его другим ученикам. Они обсуждали героев прочитанных книг, иногда сравнивали это с чем-то из личного опыта и разумеется обсуждали домашку и были не против взаимопомощи. Хёнджин был более чем доволен приятным общением и освободившимся вечером.

В среду домашки было немного, и поэтому быстро расправившись с ней, Хёнджин с осторожным интересом стал рассматривать книжные стеллажи. На полках было много книг, о которых он когда-то слышал, а также были и те, что должны были прочитать по школьной программе. Особое внимание привлекла полка с книгами схожего оформления: парень с удивлением понял, что фамилии авторов типично русские. Любопытство взяло верх, и Хёнджин схватил первую попавшуюся книгу, на корешке которой золотыми буквами было высечено: «F. M. Dostoevsky», название было интригующим, поэтому парень быстро приступил к чтению.

К пятнице налетели тучи, но это не портило предвкушающего настроения от первого участия в еженедельной дискуссии клуба. Хёнджину оставалось совсем чуть-чуть до конца книги, и он надеялся, что сможет найти на той полке ещё произведения Достоевского.

Стоило утром пятницы выйти на улицу, как в нос ударил запах озона, а через несколько секунд пошёл дождь. Накинув дождевик, Хёнджин побежал в школу. Капли дождя стекали по его лицу, и он почувствовал как намокли его волосы, но впервые было весело.

— Ты идиот? — поинтересовался Минхо, когда Хёнджин плюхнулся рядом весь мокрый и потряс волосами, из-за чего несколько капель попали на Ли. — Хочешь заболеть?

Хёнджин закатил глаза и, оставив вещи на стуле, отправился в туалет, где под сушилкой для рук планировал высушиться. На выходе он столкнулся с Йеджи и вспомнил о том, как она смотрела на него большую часть времени.

Парню нравилось думать, что он её раздражал и что она в какой-то степени ему завидовала, даже несмотря на то, что он «трус». А сейчас Хван как будто забыла обо всём, отбросив свои нудные мысли в сторону, и посмотрела на него совсем иначе. У Хёнджина в груди поднялся жар, когда он понял, что Йеджи смотрит на каплю стекающую по его шее и сглатывает вовсе не из-за того, что хочет пить.

Парень подумал о том, что она довольно хорошенькая, когда не хмуриться и не пытается испепелить его взглядом. Но тут же мысленно призвал себя остановиться. Пускай она давится от зависти и чего-то ещё, что придёт ей в голову.

Йеджи отошла в сторону, и Хёнджин, чувствуя одеревенелые ноги, пошёл к туалету. Уже там он набрал в ладони холодной воды и поднёс их к лицу. Хотелось вытолкнуть из-под век её взгляд.

Суша волосы, как и планировал, Хёнджин размышлял о вечерней дискуссии, и о том, что скажет Минхо, когда узнает о его новом маленьком хобби.

***

Йеджи выдохнула. О, да, судьба-шутница перестала бы быть таковой, если бы не сделала так, что Хёнджин оказался в том же кружке, что и она. Мягко говоря, девушка не ожидала увидеть звезду школы в этом месте. Но слава всем богам, что здесь есть хоть кто-то знакомый, помимо её одноклассника — Ли Феликс.

Этот маленький лучик сейчас улыбался ей, держа в руках закрытую книгу в ярко красной обложке.

— Привет, — Йеджи улыбнулась в ответ и подошла ближе, — я думала, что скорее увижу Сынмина.

— Привет, — Феликс немного подвинулся от края и хохотнул, хлопая по освободившемуся месту, — представляешь, из нас двоих только я гуманитарий. Сынмин тоже состоит в читальном кружке, но появляется здесь, только когда домашки куча, а так он член бейсбольной команды.

Йеджи приподняла брови и уставилась на стеллаж с книгами, когда поняла, что Сынмин вовсе не тихоня, каким кажется в молчаливом и суровом состоянии.

— Что за книга? — девушка повернулась к Ли.

— Специальное издание Гарри Поттера, — Феликс приподнял книгу и показал обложку, — стиль Гриффиндора, — его улыбка стала ещё шире.

— Разве в этой школе не должны быть одни маглы? — она ждала, что он рассмеётся, но парень задумался.

— Есть здесь ученики…— выдал он после молчания. Договорить Феликсу не удалось, так как в класс вошёл учитель Кан.

— Добрый вечер, — мужчина встал посреди комнаты, напротив большого стола. — Сегодня два новеньких будут присутствовать на нашей еженедельной дискуссии, — он указал на неё и Хёнджина. Девушка почти задохнулась от возмущения — как он может быть новеньким? Но догадка сама пришла к ней: он вступил в клуб недавно. — Сегодняшняя тема, как ни странно, — Сила любви. Прошу, если вам есть что сказать, поднимите руку. Присаживайтесь, — он указал рукой на стулья.

…

— Скажи честно, ты преследуешь меня? — в комнате остались только она и Хёнджин.

Учитель похвалил её, когда она смогла привести в пример «Ромео и Джульетту» Шекспира, в качестве контраргумента.

Хёнджин же с Феликсом напирали на то, как любовь положительно влияет на людей. В случае Хёнджина любовь Раскольникова была почти нелепым аргументом и, как сказал учитель Кан, ошибочным мнением насчёт этого персонажа, но парень сообразил привести в пример мистера Дарси из романа «Гордость и предубеждение». Феликс блистал на дискуссии расписывая силу любви матери к сыну. Он был неотразим.

— О чём ты? — Хёнджин изящным движением закинул сумку на плечо.

— Если я не ошибаюсь, ты должен был состоять в другом кружке, — прошипела девушка.

— Меня выгнали, — хмыкнул парень и направился к двери. Потом обернулся и неловко улыбнулся ей. — Я думаю, что вы с Феликсом сегодня задали жару. Пока! — и исчез в дверях.

Йеджи хотела крикнуть что-то ему в спину, но сдержала себя. В конце концов ей показалось, что с Хёнджином интересно спорить. И да, он всё-таки прочитал «Преступление и наказание», что было довольно впечатляюще.

***

Это снова случилось. Пятница началась для Миён с того, что она испачкала кроссовки, когда не заметила огромную лужу возле своего дома и встала в неё. Настроение было таким же как и погода — серым. Хотелось спать и плакать, а потом смотреть комедии и смеяться. Полный раздрай.

В классе с самого утра сидела только Черён, бубня под нос очередную формулу по физике. Ли была вообще девушкой умной и милой, но в такие моменты становилась ещё милее, даже если иногда Миён не понимала, о чём она говорит.

Под сердцем неприятно кольнуло, когда она вспомнила ещё одного человека с такой же привычкой. Его глаза всегда были блестящими и искренними, но теперь, когда он явил свою истинную суть, они были холодными и бездонными.

Миён больше не видела в них того тепла и света, которые всегда вселяли в её душу счастье. Отчасти она винила себя в этом — в том, что он сломался. Она позволила ему вывернуть душу наизнанку, позволила искалечить, разбить и починить нарушая правила. Потому что в тот момент она думала только о себе. О том, как сохранить собственную душу, оставшуюся нетронутой несмотря на множество раз переломанное тело. Честно говоря, Миён сбежала, когда поняла, что он начинает меняться, сделав её большей частью себя. Девушка понимала, что это неправильно, но не смогла вовремя вмешаться. А теперь…

Теперь он стал Дьяволом с неправильными чувствами, чудовищем с изуродованной душой. И этот Дьявол будет преследовать её до окончания школы, если повезёт, угрожая вытащить все скелеты из её шкафа. Их общие скелеты.

— Привет, — Черён обернулась на звук её шагов и улыбнулась, напоминая лисичку. — Похоже, вы с Серён разминулись, — девушка кивнула на место подруги, где уже были её вещи.

— О, что ты! — Миён закатила глаза. — У неё утреннее свидание с мистером Х из параллели, как я могу мешать их прогулке до школы?

Черён улыбнулась ещё шире, а потом, густо покраснев, отвела взгляд.

— Я совсем не подумала об этом…

Миён хмыкнула, умиляясь тому, что к своему возрасту подруга осталась невинной в некоторых вопросах, наивно полагая, что поцелуи — это верх человеческого контакта. Она не стала говорить очевидное вслух, прекрасно понимая, что им обеим будет некомфортно.

И снова воспоминания о нём прежнем затопили её, так глубоко, что Миён не заметила возвращения Серён и на автомате ответила на вопросы.

Уроки летели незаметно, местами Кан выныривала из своих мыслей, чтобы услышать разговоры одноклассников, а потом возвращалась к своей тьме.

Зуд парализовал. Миён чувствовала, что он хочет увидеть её сегодня, прямо сейчас. И он злился. Она представляла, как он сжимает кулаки так сильно, что его ногти впиваются в ладонь, а костяшки белеют. Что будет, когда она сможет противостоять ему?

После уроков ноги сами понесли её на четвёртый этаж. Она перелетала через ступеньки, словно от этого зависела её жизнь. Стоило увидеть тёмную фигуру, как на секунду её сердце замерло.

— В школе запрещено курить, — Миён решилась подойти к нарушителю.

Парень с тёмными волосами стоял напротив окна и выдыхал дым, задумчиво смотря на небо. Ветер шевелил его волосы, по коридору разносился запах мокрого асфальта и табачного дыма.

Девушка узнала его. Ли Минхо обернулся на неё и одарил такой улыбкой, что она забыла о том, зачем пришла сюда.

— Удивительно, но учителя не ходят по этому коридору, и с трибун не видно, что здесь происходит, — он выразительно прошёлся взглядом по стадиону.

У Миён выступил холодный пот. «Что он здесь делает?».

— Я уверена, — хрипло выдавила она, — ты знаешь места понадёжнее, — и улыбнулась, надеясь, что вышло непринуждённо.

Минхо промолчал. Он продолжил гипнотизировать взглядом стадион. Девушка переминалась с ноги на ногу, чувствуя, как впервые за день ей стало тепло. Почти жарко, и только рядом с ним.

— Странно, — наконец произнёс парень, выкидывая бычок в окно, — только у этого окна есть ручка, — а потом он снова посмотрел на неё. Миён поспешила отвести взгляд, схватившись за подоконник.

Дыхание сбилось и ноги задрожали. Это было не как с Йеджи, которая, к несчастью, была свидетельницей и сама обо всём догадалась. Миён была уверена, что Йеджи не сунется дальше. Но теперь кто-то, кто точно не видел ничего, стоит здесь, словно всё случившееся было у него на ладони.

Карие глаза смотрели на неё без каких либо эмоций, но ей почему-то стало жутко. Миён вспомнила о нём, об их тайнах, и содрогнулась. Среди хаоса мыслей девушка выхватила одну: «Он знает».