Урод

„Потеряв все — обретаешь свободу. Свободу надо искать в себе самом."
Чак Паланик

Лиам сидел на диванчике на террасе со стороны гостиной, выходящей окнами на пляж, и смотрел, как сын носится по нему с Риком. Послеобеденное солнце мягко ласкало, вскорости собираясь занырнуть в глубокие воды. Они переехали совсем недавно, еще и месяц не прошел, и пока что все втроем привыкали к новой реальности. Рик адаптировался быстрее всех, в поисках новых друзей решив, что крабы – это те же ящерицы, только не на камнях, а в песке. Клещистые товарищи, оторопев первое время от такой наглости, быстро пришли в себя и показали нахальному пришельцу, кто тут главный, пару раз ухватив беднягу за любопытный черный нос, чем и ранжировав персонажей раз и навсегда. С тех пор его любимым занятием было дразнить их, выкапывая из песка и оглушая окрестности громким заливистым лаем. Хорошо, что до соседнего дома было относительно далеко и можно было не волноваться о спокойствии соседей.

Переезд не планировался заранее, все произошло спонтанно, скорее всего, на фоне отъезда Грея. Просто в один момент щелкнуло неумолимое желание уехать в совершенно новое и непохожее место, с другими людьми вокруг и возможностью начать все с чистого листа. Да, мир тесен, и Сан-Диего не другой конец света, и все же тут Лиам чувствовал себя иначе. Дом на окраине города был по местным меркам небольшим, всего на три спальни, но удивительно уютным: классической деревянной постройки на высоких сваях, с покатой крышей без мансардного этажа. Для двоих более чем достаточно, даже с учетом большой студии, где он продолжал писать, планируя в недалеком будущем персональную выставку. Большие панорамные окна практически во все стены наполняли дом воздухом и простором, а дорожка, спускаясь с террасы, зарывалась с мягкий белый песок. Громкий крик чаек целый день соперничал с шумом прибоя, умолкая лишь с заходом солнца. Именно расположение дома и возможность им любоваться стали ключевыми факторами в принятии решения в его пользу.

– Пап, – быстро простучав босыми ногами по ступенькам, плюхаясь рядом и запыхавшись от бега, с перерывами говорил подросток. Его голос только-только начал ломаться и зачастую выглядело это забавно, особенно когда начало длинного предложения звучало еще по-детски высоко, а концовка по-мужски низко. – Как думаешь, папе тут понравилось бы?

– Думаю, да, Зак, – потрепав сына по взлохмаченным волосам, ответил Лиам. – Конечно, понравилось бы. А тебе?

– Немного непривычно, что нет гор, и бегать приходится по мягкому песку, а не по извилистым тропинкам вверх–вниз, но меня все устраивает, особенно пляж и океан. – Задумавшись на пару секунд, он спросил. – Я тоже буду синим, как и он?

Парню почти 13. Он альфа, весь в отца, и окончательное формирование на данном этапе волновало его, как и любого сверстника, больше всего. Лиам повернул голову и посмотрел на сына. Природа в их случае решила схитрить, и Зак внешне был полной его копией, вот только глаза, вместо темно–карих, были до боли знакомого цвета – замороженного дыма. Это была настолько странная в своей гармонии композиция, что когда сын был еще крохой, и ему удавалось вырваться на несколько дней, чтобы повидаться с ним, Лиам каждый раз замирал, видя маленького себя с чужими, но любимыми серыми глазами.

– Не знаю, малыш. Этого никто не знает до поры до времени. А ты хотел бы быть синим? – уточнил он, втайне молясь всем индейским богам, чтобы это оказалось не так. Пусть лучше простая жизнь заурядного альфы, но в которой Зак будет волен делать любой выбор, нежели на всю жизнь приковать себя к чему-то одному.

– Иногда мне кажется, что да. Потом я понимаю, что на самом деле мне не так уж хочется быть именно синим, как просто похожим на него.

Лиам обнял его крепче и уткнулся носом в теплую макушку, вдыхая запах волос. Осталось совсем немного времени, когда его уже взрослый парень не позволит больше таких нежностей.

– Ты и так похож на него, Зак, очень похож.

Как и ожидалось, сын завозился и высвободился.

– Пойду еще немного погоняю с Риком! – прокричал он, уже убегая.

Лиам даже сказать ничего не успел и лишь засмеялся вслед. Вот так всегда – этот мальчишка никогда не был медленным, чем сводил с ума бабушку, теть и остальную семью. Прищурив глаза, Лиам посмотрел на солнце, успевшее за каких-то пятнадцать минут стать насыщенного темно-оранжевого цвета, совсем как он. Это была его награда и проклятье одновременно, и он не выбирал ни одно из них.

Когда ему было столько же, сколько сейчас Заку, прабабушка, которую все в деревне почитали и называли Одинокая Скво, подозвала внука к себе, усадила рядом и поведала то, отчего волосы на его голове встали дыбом. Он вот-вот станет оранжевым, она это чувствовала. Собственно, потому что и сама была такой. Да, цветотип не наследуется, но в их роду в старожизненные времена всегда были шаманы. Это в больших городах технологический прогресс и искусственный интеллект заменил людям связь с природой и своими корнями, отрывая от них, усыпляя бдительность и даря коварную в своей обманчивости иллюзию управления мирозданием. Здесь же и в местах, подобных их затерянной в горах маленькой деревушке, знания предков все еще живы и охраняют свой народ, наполняясь его верой.

Лицо старушки от многих лет стало похоже на сморщенное яблоко, но глубокие карие глаза были яркими, а взгляд пронзительным и мудрым. Лиам верил тому, что слышал, волнуясь и пугаясь этой предначертанности. Особым даром его как оранжевого стала возможность видеть истинных. Еще до того, как эта сложная и простая одновременно реакция вспыхивала между двумя, он уже знал, что будет именно так.

Его истинным должен был стать Зак, и встреться они на год или два раньше, все так бы и произошло. Вот только антидот справлялся и блокировал ее проявление. Но не это было важным, другое – яростное нежелание друга попадать под ее воздействие. Настолько сильное, что Лиам спасовал и ничего не рассказал. К тому же его положение отнюдь не добавляло уверенности в себе. Поведай он, и Заку пришлось бы впутываться в историю с долгами его семьи. А тот бы ввязался, с таким-то характером, взвалив все на себя. Начинать отношения с подобного Лиам совершенно не хотел. Поэтому пахал, как проклятый и надеялся, что успеет рассчитаться до операции. Был рядом, ждал и любил.

Глупая, чудовищная ошибка, совершенная импульсивно, разрушила все. Хрупкие, полупрозрачные надежды рухнули в одночасье. И даже тогда он смолчал, под градом сыпавшихся обвинений осознав отрезвляющую истину – он хотел любви партнера, первобытной, изначальной, с истинностью и без, ведь его он любил именно так. Он – любил, а Зак – нет.

Ребенка Лиам оставил, уже в клинике передумав в последний момент – маленькое и совершенно беззащитное пока еще скопление клеток с микробным чем-то, что лишь спустя время станет настоящим сердцем, но уже бьется и, наверное, боится, что может перестать, совершенно не виновато, что его отец такой болван. Это он про себя. Его большая семья не задавала неуместных и, по большому счету, не таких уж важных вопросов, приняв их двоих, и впоследствии заботясь о Заке младшем с самого раннего детства. А он вернулся завершить сделку, ибо Мауро хоть и пошел навстречу, проявив просто-таки невероятное для него понимание и терпение, но уговор есть уговор, и теперь судьба сына, как и остальных, зависела от правильности его поступков. Отцовство сделало его другим: взрослее, сильнее, рассудительней. Осталась только одна слабость – Зак, и здесь он был бессилен.

Появление в его жизни Грея стало в чем-то отдушиной, точкой приложения запертой в сердце любви. Лиам чувствовал, будто у него не один ребёнок, а два. Просто старший строптивее, рано утративший детство и окунувшийся в безумный взрослый мир. Он бы соврал, сказав, что узнав о них в Заком, не испытал боли. Она была огромной, всепоглощающей, укрывающей с головой и беспощадной, как цунами, но одновременно целительной. Ну, а потом, перед лицом смерти, тебе уже все равно, с тобой ли будет любимый человек. Важно только то, что он есть, жив, счастлив. Одного этого уже более, чем достаточно. Зная о том, то Мауро не успокоился и все еще пытается выйти на след Грея, открытку передать сам он не мог. Пришлось выдумывать фокус с разносчиком. Благо, один из его знакомых начинающих актеров счет такой опыт забавным и согласился помочь.

Закатное солнце играло с океаном в догонялки, алыми всполохами касаясь кромки волн и, словно дразня, отскакивая назад. Может быть, через время он привыкнет и не будет улыбаться каждый вечер, наблюдая за этим красочным шоу. Смех сына, лай собаки, крики чаек и...понимание, что где-то там на огромной земле есть его самые важные люди. Впервые Лиам чувствовал полное умиротворение в душе, свободу и готовность к чему-то новому. Новый день дарит новых людей. И, кто знает, может, и новую любовь.

От автора

Спасибо тебе, Читатель, за время, проведенное вместе с моими героями!

Основная задумка сюжета пришла ко мне во сне (3:23 заколдованное время, не иначе), и я ухватилась за нее, поскольку могла раскрыть волнующую меня тему - жизнь человека внутри системы, одновременно находящегося вне ее в силу своей особенности и непохожести: что он переживает, как и кем воспринимает себя, о чем его надежды и мечты.

В завершение хотелось бы сказать следующее:

мы все разные, непохожие и особенные. И пусть это вас никогда не смущает и не отталкивает. Любовь, дружба, привязанность не знают рас, полов или наций, не знакомы с идеалами и несовершенствами физических оболочек. Все, что им нужно и важно, – ваше сердце и душа.

Будьте смелыми, будьте сильными, и вы обязательно будете счастливы!