Найти врага

— Как давно я не видел твою самодовольную рожу, — бурчит Скворцов, потягивая кофе из пластикового стаканчика.

Июльский вечер радует теплом и влажным воздухом, тянущимся вдоль реки. Мимо проходят люди, разговоры на разные темы смешиваются в один невнятный поток слов, из которого почти невозможно ничего выделись. Женщина на скамейке неподалёку читает толстую книгу в тёмной обложке — явно не бульварный романчик. Молодая девушка на роликах останавливается рядом, чтобы покрепче завязать шнурки. Двое подростков, посмеиваясь, проходят какую-то игру на телефоне.

Бурная деятельность субботнего вечера.

— А чё ты хотел? — усмехается Джокер. — Если б не я, вы бы это дело мусолили ещё года два.

Повернувшись к реке спиной, он облокачивается на парапет и щурится, глядя на солнце. Ему впервые после первого покушения удалось вырваться на свободу и то только потому, что Ворон ослабил бдительность и перестал следить за каждым его шагом. Каждая из предыдущих попыток выбраться в город в период реабилитации пресекалась недовольным взглядом и «чё те дома спокойно не лежится». Поэтому, когда отчим отвернулся из-за пары-тройки дел, а Скворцов позвонил для якобы очень важного разговора, Саша по-тихому свинтил из посёлка, оставив на столе старомодную записку с просьбой не названивать ему каждые пять минут и не пытаться разбудить Шрама. Хоть какое-то разнообразие в рамках затянувшегося больничного должно быть. И он вообще-то прекрасно себя чувствует.

— Не преувеличивай, — вяло возмущается Серёга, — у нас дела так долго не лежат.

— А, ну да, — Комолов кивает, — у вас же есть Гордеева, которая всё быстренько порешает. Ну тогда максимум месяц. Я бы за это время сдох раз пять.

— Я смотрю, ты нас вообще не ценишь.

— Ну что ты, как можно! — Джокер машет руками. — Вы же столько трудились и ни разу не пожелали мне мучительной смерти. Я определённо это ценю.

— Допустим верю. И Арине комплимент передам.

— Это банальная констатация факта, — Саша пожимает плечами. — Ладно, рассказывай, что в мире творится. А-то Ворон так печётся о моём душевном состоянии, что даже интернет отжал, лишь бы не узнал ничего. Он, наивный, даже не догадывается, что я слышал, как Колыма приезжал.

— И чего хотел?

— Не знаю, может перед Вороном покаяться, мол «простите, батенька, я так больше не буду».

— Ну, это ожидаемо. Понял, что его обманули, не того заказал, захотел как-то искупить свою вину. Цветочки не присылал? — Скворцов хохочет.

Джокеру от напоминаний о больничных презентах хочется вылить остатки кофе оперу на голову или перекинуть его через парапет в реку, но врач тяжести таскать запретил, а кофе — слишком ценный ресурс, чтобы так им распоряжаться. Хоть и не деньги Комолова были на него потрачены. Опустив голову, он недовольно щурится.

— А ты своей после нарциссов дарил?

Серёга насупленно сдвигает брови и собирается что-то выдать, но в итоге оставляет свои мысли при себе. Вместо этого допивает кофе, выбрасывает стаканчик в ближайшую мусорку и охотно выполняет просьбу Джокера, как одного из ведущих участников последних масштабных событий района.

Когда Скворцов вернулся в РОВД с записью разговора Комолова с Варварой, люди Ворона уже привезли в багажнике двоих, на которых указал Саша. Поставили на колени перед дверьми отдела и передали в руки Коробицына, а тот в свою очередь устроил их в камере, где те двумя днями ранее устранили своего подельника. Уверенные, что заказчик непременно поможет им выйти на свободу в максимально короткие сроки — не позже, чем через шесть часов, — Галгадзе и Осипович очень удивились, когда узнали, что наниматель открестился от их знакомства ровно в тот момент, когда к нему заглянули на огонёк люди Колымы с ним же во главе. Взбешённое Варино руководство устроило Хрущеву взбучку и едва не отправило на тот свет, но тут явились сотрудники правоохранительных органов и повязали всех, до кого смогли добраться.

— Оу, так Колыме тоже досталось? — интересуется Джокер. Они сворачивают и неторопливо выходят на мост через реку — на той стороне он припарковал машину.

— Его очень вежливо попросили проехать в отделение.

О ментовской вежливости Саша знает не понаслышке, но предпочитает не комментировать, немного опасаясь, что в этом случае больше ничего не узнает. Потому лишь коротко кивает, смотря на него внимательным взглядом. Скворцов продолжает.

Как только Осипович и Галгадзе узрели начальство в браслетах и компании конвоя, тут же решили сдать всех, кто хоть как-то причастен к делу. Оказалось, что они были практически в курсе всего. Сообщили, что именно Хрущев приказал Скотчу распространить слух о том, что якобы именно по распоряжению Джокера избили Варю, поскольку вся безопасность и душевное спокойствие Колымы лежит именно на ней. А то, что в его штате ещё несколько десятков человек — не суть важно. Варвара опаснее всех.

— Он потом на допросе утверждал, что не верил в твою вину, потому что ты на такое не способен, — Серёга хмыкает и цокает языком. — Не верил, но трижды пытался убрать.

— Биполярка, — ставит диагноз Джокер, — не иначе. Ну, раз Ворон ему ещё ничего не предъявил, значит действительно раскаялся.

— Ты так уверен, что не предъявил?

Скворцов смотрит на него как на наивного ребёнка, что Саша расценивает как форменное безобразие. И вообще, Колыма же цел, на своих двоих передвигается, фингалы вроде не маскирует, руки тоже в порядке. Что ж он упускает?

— Ну давай, удиви меня, — бросает Джокер, а Серёга и правда удивляет.

— Через два дня после твоей выписки Ворон ему машину взорвал и лично двум охранникам по пуле в каждую ногу всадил. Плюс миллион долларов затребовал в качестве компенсации и ещё один как плату на неумение пользоваться мозгами. Их сам Завьялов разнимать полез, пока они друг друга не перебили.

Джокер присвистывает, не ожидавший такого исхода. Он-то думал, что отчим просто кого-нибудь подстрелит или убьёт в крайнем случае, чтобы восстановить баланс и преподать урок Колыме. В общем-то это тоже имело место быть, но сверху накинулись дополнительные работы по восстановлению справедливости, которые вызывали и удивление, и улыбку. Надо же, как его ценят.

— Окей, так чем в конечном итоге всё закончилось?

— Нападавшие в следственном изоляторе, Альбина Викторовна тоже, заказчик, который Хрущев. Савельевых только найти не удалось, но это дело времени. Ты, кстати, не в курсе, где твоя девушка?

— Не знаю и знать не хочу, — отвечает Саша, утаивая тот момент, что Ираида сейчас в доме Ворона. Где именно — понятия не имеет, но точно на территории.

Живая.

А вот Татьяна... Отчим как-то упомянул, что проблема с ней решена и волноваться не о чем. Обещал никакого насилия, но в его понимании быстрая и безболезненная смерть насилие тоже не включает. Так что кто знает, на какой стороне земли она сейчас обитает: внешней или внутренней.

— Ладно. — Скворцов кивает и поворачивает голову к реке. — Я о чём поговорить то хотел?

— И этого я тоже не...

Фраза обрывается на звонке телефона, торчащего из кармана пиджака. Взглянув на экран, Саша усмехается.

— О, царь-батюшка. — И протягивает его Серёге. — Пообщаться не хочешь?

Тот морщится и отходит в сторону.

— Спасибо, воздержусь.

— Как знаешь. — Джокер пожимает плечами и отвечает на звонок: — Слушаю.

— Куда тебя понесло?! — орёт в трубку Ворон, и Саша отстраняет её от уха, прикрывая рукой. — Тебе же сказали: сиди дома и восстанавливайся! Джокер!

— Слушаю, слушаю, — вздыхает он под беззвучный смех Скворцова, скорчившегося в три погибели, и грозит ему кулаком. — Я прогуляться вышел. — И снова отводит руку с телефоном в сторону, когда слышит громкий голос отчима.

— На машине вышел?! Тебе ещё рано за руль!

— Да нормально всё.

— Сообщи Шраму, где ты находишься. Он приедет и отвезёт тебя домой.

Закатив глаза, Комолов крутит пальцем у виска.

— Сам доберусь.

— Конечно, доберётся он! — Ворон опять повышает голос, а затем вздыхает и ворчит: — Тебя только выписали, а ты уже носишься по району как савраска. Ну ты можешь хотя бы две недели спокойно посидеть дома и не высовываться?

Задумавшись, Саша переводит взгляд на Серёгу и подозрительно ухмыляется. Тот настораживается, потому что последних слов Ворона не слышал, и даже не знает, о чём идёт речь. Предполагать может, но не быть уверенным на все сто процентов.

— Тут Скворцов рядом, — сдаёт его Джокер, на что опер склоняет голову и смотрит крайне недовольно. — Может обеспечить мне пятнадцать суток за что-нибудь этакое. Посижу спокойно.

Серёга на это мотает головой, явно не собираясь ему ничего обеспечивать.

— Тебе жалко что ли, злыдень? Ой, ну и катись.

— Саш, — как-то странно произносит отчим, — вернись домой и отдохни. Пожалуйста.

Фыркнув, Джокер всё же соглашается и обещает в течение полутора часа приехать на дачу. Солнце к тому времени приблизится к линии горизонта и, ещё немного погрев Питер, скроется за чертой возвышающихся над заливом деревьев. Он немного посидит на террасе с бокалом горячего, крепкого чая, подумает о том, что произошло за последнее время. А завтра проведёт время с близкими людьми — Ворон решил отметить его выздоровление и одновременно не совсем удавшийся день рождения.

Саша невольно улыбается.

— Точно! — вдруг восклицает Скворцов и, хлопнув его по плечу, направляется к припаркованной машине.

— Передумал что ли?

— Да нет, — отмахивается он и открывает заднюю дверцу. Джокер подходит ближе. — Меня ж Савельева на твой день рождения звала.

Комолов с подозрением щурится. Это оказывается куда неожиданнее, чем её косвенное участие в попытке его убить. С чего бы вообще Ирке приглашать мента на день рождения бандита? Они не друзья, отношения натянутые — по крайней мере были до астрала, — да и вообще с разных полюсов. В голову закрадывается мысль, что Серёгу планировали подставить. А что, стрелять умеет, пришёл на день рождения к почти врагу — чем не идеальный кандидат на роль стрелка?

Она быстро улетучивается за ненадобностью, а Скворцов выбирается из машины с тёмно-зелёной матовой коробкой в руках.

— Вот, — говорит он, чуть хмурясь, и вручает её Комолову.

— Эт чего такое? — произносит Саша, растягивая слова.

— Потом посмотришь. А теперь вали домой, пока опять на больничную койку не угодил.

И уезжает, оставляя недоумевающего Джокера наедине с коробкой. Почесав нос, он предпочитает отложить её в сторону и открыть уже дома. В подвале, например, где этого никто не увидит. К тому же стены там довольно крепкие, бомбанёт — не страшно. Хотя вряд ли Скворцов решил вручить ему билет в мир иной.

«А ведь она скорее всего именно там, — размышляет Саша об Ираиде, садясь в машину. — И чё раньше не подумал?»

Поставив автомобиль недалеко от гаражей, он поднимается по лестнице, здоровается с взъерошенным охранником и заходит в дом. Несколько секунд думает, глядя перед собой, и затем решительно идёт в конец коридора, где за лестницей дверь, ведущая в подвал. На двери кодовый замок. Набрав дату рождения Ворона, Джокер усмехается. Банально и глупо, но кто из желающих попасть сюда решит, что такой человек как Вениамин Сергеевич Воронов поставил такой простой код.

В подвале горит тусклая лампочка. Немного туманно, пахнет дымом и табаком и совсем слабо знакомыми духами. Сам дарил.

— Курящих не любишь, а сама, — он хмыкает, разгоняя дым рукой.

Сидящая на одиноком стуле, с парой старых бурых пятен, Ираида резко вскакивает и тушит сигарету.

— Саша...

— Сколько она должна была? — спрашивает Джокер. Сейчас его волнует только сумма, за которую Татьяна решила его завалить. Ворон оценил его жизнь в миллион долларов, тачку и четыре простреленные конечности. А сколько списали Савельевой?

— О чём ты?

В полутьме по взгляду и выражению лица эмоции прочитать сложно, но голос её всё же выдаёт волнение и страх.

— Сколько твоя сестра должна была Колыме? — перефразирует Саша скучающим тоном. Он абсолютно уверен, что прав.

Ира быстро сдаётся.

— Триста семьдесят восемь тысяч.

— Чего?

— Рублей.

Джокер тихо смеётся. Продешевили.

— Почему у меня не попросила? Нормально, а не на что-то дорогое, но бэ-у.

Она молчит, опустив голову. Саша подмечает, как мелко трясутся её плечи. На долю секунды ему даже становится её жаль, но чувство не просто быстро тускнеет — взрывается и рассыпается искрами, как тот салют в день, когда всё пошло наперекосяк.

Бум — и ничего.

— Иди.

Слово вырывается быстрее, чем он успевает подумать, что это правильное решение. Отпустить без ведома Ворона. Послать ко всем чертям. Выбросить из жизни раз и навсегда.

Освободить место в душе для чего-то нового.

Кого-то.

«Нет уж, с меня хватит».

— Саша...

— Нравится здесь сидеть?

— Нет.

— Тогда иди.

— Но... — Её трясёт всё сильнее. — Люди Ворона... Они же убьют меня, если я выйду отсюда.

Джокер лишь безразлично пожимает плечами. Знает, что не убьют, но не скажет.

— Значит такова цена за глупость.

Он уходит, оставляя подвал открытым. Дальнейшая судьба Ираиды — не его дело, не его проблема. Она выберется и продолжит существовать вдали от него. Одна.

Сделав себе чай, Саша выходит на террасу как раз вовремя — солнце клонится к закату, возвышаясь над деревьями, растущими вдоль берега залива.

«Я её отпустил», — отправляет короткое сообщение Ворону и, грустно улыбаясь, удаляет номер Милы. Он помнит про букет, и обязательно подарит его ей. Курьером.

На этом всё.

Сделав глоток чая, смотрит на коробку в матовой подарочной бумаге. Вот уж не ожидал, что Скворцов ему что-то подарит. Если это гильза или пуля, которой его подстрелили — Саша посмеётся. Хотя коробка для такого слишком большая. Медленно отклеивает уголки, устало следя за собственными движениями. Из аккуратно развернутой бумаги выпадает чёрная коробка с выбитым серебряным цветом названием бренда. Внутри же — короткие кожаные перчатки, очень похожие на те, что Джокер носит несколько лет подряд. Те уже успели потрепаться, а купить новые руки не доходили.

И вот, почти подарок судьбы. И надо же, именно от Скворцова.

— Что ж, кажется, теперь я понимаю, почему ты меня видел.

И вновь берет в руки телефон, чтобы отправить простое и искреннее:

«Спасибо».