Найти врага

— Ты как? — встревоженно спрашивает Ерёма, а Саша пока не уверен, как стоит описать своё состояние. Непривычно и немного больно? Пожалуй, самый подходящий сейчас ответ. 

— Позвони Скворцову, — добавляет он, когда в палату вбегает врач, — пусть приедет, мне с ним поговорить надо. И не распространяйтесь о том, что я очнулся. Даже в стенах больницы. Сами понимаете. 

Ерёма смотрит на него ошарашенно, что для Джокера вполне объяснимо, только ничего объяснять он пока не намерен. Да и потом вряд ли захочет признаваться в том, что знает куда больше, чем любой другой человек, вышедший из комы. Пётр Константинович проводит осмотр и стандартно интересуется состоянием. Саша вяло отмахивается, сообщая, что в целом всё прекрасно, только к постепенно нарастающей боли в области лопаток примешивается ещё и головная. И во втором виновата скорее его излишняя суетливость. Врач чуть виновато улыбается и кивает. 

— Просто я очень рад, что вы наконец-то очнулись. Я скажу медсестре, чтобы она ввела вам обезболивающее. 

— Только не Зинаида, — вздыхает Джокер и, ловя непонимающий взгляд Петра Константиновича, добавляет: — Никаких вопросов. И никаких Зинаид. 

Врач помогает ему сделать глоток воды, немного приподнимает часть кровати, позволяя принять почти сидячее положение, и уходит, а Саша на несколько непродолжительных минут остаётся абсолютно один. Это время он бы с удовольствием использовал для того, чтобы выдохнуть и привести мысли в порядок, или же просто немного очистить голову и ни о чём не думать. Но мозг или внутренний голос как назло начал подбрасывать ему вопросы. Один сложнее другого. 

"Почему ты помнишь всё, что происходило в эти дни? Помнишь тот старый фильм, который тебя Ирка посмотреть заставила? Там героиня всё забыла".

— Ага, — тихо бубнит Джокер, — потому что сдохла и воскресла. И какой вообще смысл опираться на кино. 

"А почему тебя Скворцов видел?"

— Бабка ведьмой была и дар передала, "Битву экстрасенсов" любил, третий глаз от переработки открылся. Понятия не имею. 

"Почему они согласились работать на Колыму?"

На этот вопрос у него пока нет точного ответа, но он уверен, что очень скоро сможет разобраться во всём, что произошло и по какой причине. Впрочем мотивы Джокеру предельно ясны. Только всё это — огромная ошибка, за которую многим придётся заплатить. Представляя масштабы эмоционального всплеска Ворона, он очень хочет, чтобы разобрались без жертв. 

Поток мыслей прерывает медсестра, в которой Саша с облегчением не узнаёт Зинаиду. Следом за ней в палату возвращается подавляющий улыбку Ерёма и, когда девушка с именем "Людмила" на бейджике вводит в капельницу небольшую добавку и уходит, отчитывается:

— Скворцов скоро приедет. Ворону я тоже позвонил, сказал только, что ему нужно приехать. 

— Хорошо, — отвечает Джокер и чувствует, как лекарство уже начинает действовать. — Отличная штука, — вздыхает он, глядя на систему с препаратом. 

— Ты попросил, чтобы мы не болтали о твоём возвращении. Думаешь...

— Того, кто в меня стрелял, здесь нет, — прерывает Саша и на пару секунд прикрывает глаза. — А вот особо болтливые есть везде. Нельзя, чтобы информация дошла до заказчика. Никакими путями. 

О том, что заказчик, как и причина, сейчас находятся буквально в нескольких шагах от них, он предпочитает сообщить сначала Скворцову, как более проинформированному, а уж после него, возможно, отчиму. Либо оставить всё на ментов, а уж они пусть решают: кому и что в дальнейшем рассказывать. 

Они синхронно поворачивают головы к двери, когда из коридора доносится шум. Два мужских голоса, в которых Джокер узнаёт Серёгу и главврача больницы, и один женский, должно быть медсестры. Поначалу разобрать ничего не удаётся, но с приближением всё становится громче и отчётливее. 

— Кто-нибудь может мне объяснить, что с Комоловым?!

— Не кричите, пожалуйста, пациентов перепугаете. 

Вздохнув, Саша кивает Ерёме. 

— Приведи и подожди за дверью. 

Крики и быстро разборки стихают, а затем на пороге палаты появляется Скворцов. При одном взгляде на него Джокер издаёт короткий смешок, но тут же тихо шипит, жалея. От таких безобидных мелочей обезболивающее почему-то не спасает. Серёга же выглядит так, будто сейчас заплачет, а сдерживается только потому что он ж мужик, ему нельзя. 

— Спокойствие, — бросает ему Саша. — Только спокойствие. 

Закрывая за собой дверь, Скворцов садится на стул слева от кровати и как-то излишне облегчённо выдыхает. 

— Ты не привидение с мотором, ты привидение с шилом в заднице. 

— Будучи привидением я мог тебя пнуть, а сейчас у меня такой возможности нет, так что радуйся. Давай так, чувствую себя нормально, жить буду, но не вечно. Теперь к делу: на квартире Соманты были?

— Были, — хмуро отвечает Серёга. — Одна единственная улика и ту можно смело выбрасывать на помойку. Самой её там нет, сбежать успела. 

— Знаю. — Саша кивает, вспоминая момент того побега. — А на квартире бардак, вонь и разбитый в труху ноут. В одной из последних вкладок рейс "Питер — Симферополь". Скажи своим, может успеют перехватить. 

— Не факт, что рейс сегодня. 

Комолов усмехается.

— Она облажалась. Если не свалит сегодня, потом люди заказчика её из города не выпустят.

— Погоди, так ты...

— Звони, время потеряешь. Потом расскажу. 

Чтобы поговорить с Коробицыным, он поднимается и отходит к окну. В этот момент в палату заходит Пётр Константинович, обеспокоенный тем, что только пришедшему в себя пациенту не дают восстановиться в тишине и покое, лишь напрягая и нервируя. Джокер не успевает и слова вставить в речь врача, отбращённую больше к Скворцову, чем к нему, когда в поле зрения появляется ещё и Воронов. И сейчас, когда внимание Петра Константиновича переключается на отчима, Саша вполне согласен с ним в том, что на один квадратный метр стало как-то чересчур много людей. Только Вениамина Сергеевича выпроводить просто невозможно, хотя бы потому что врач его побаивается. Джокер тоже побаивается, но не настолько, чтобы не попросить оставить их со Скворцовым наедине и, наконец-то, позволить закончить разговор. Но из-за искреннего беспокойства и радости на лице Ворона у него язык не поворачивается попросить его выйти. 

— Док, — он вздыхает и качает головой, — я в норме. А поговорить нам надо именно сейчас. 

Под его взглядом врач всё же сдаётся, но даёт им не больше десяти минут. Лишь когда за ним закрывается дверь, Вениамин Сергеевич замечает у окна Серёгу. 

— Капитан, а ты что здесь делаешь?

— Я позвал, — отвечает вместо него Джокер. — Надо с делом разобраться. 

— С каким ещё делом?! — возмущённо бросает Ворон, присваивая себе единственный стул. — Тебе покой нужен! 

— Отдохнул уже, хватит с меня. 

Саша отстранённо смотрит перед собой, внутренне немного разочаровываясь в ситуации. Он не планировал пока раскрывать перед отчимом некоторые карты, но Воронов приехал в больницу слишком быстро, не дав необходимого времени на рассказ. А сейчас весь план Джокера летел в тартарары. И он не знал, сможет ли сообщить обо всём, что успел выяснить и понять так, чтобы у отчима не возникли вопросы о методах его работы в дни, когда он вообще-то находился в коме. Банальный и единственный способ подтвердить своё призрачное состояние — выдать пару вороновых же фраз, произнесённых тогда в кабинете. Или напомнить об угрозах в адрес Шрама и пацанов, став персональным цитатником. И на всякий случай позвать медсестру с успокоительным и сердечными. Желательно симпатичную Милу. 

Чуть приподнявшись, Джокер меняет позу и устраивается поудобнее. Мышцы ноют и отказываются подчиняться в полной мере, но ему достаточно и того, что всё же выходит сделать. 

— Короче, начнём с того, что вам скорее всего известно. — Облизывает губы и выдыхает. — Где-то в середине июня помощницу Колымы жёстко отметелили. А буквально через несколько дней до меня дошёл слушок, что это вроде как по моему приказу. Я даже собирался встречу ему назначить, сказать, что не при делах вообще, помощь предложить. Да, в обход тебя, — говорит чуть громче, когда Ворон открывает рот. — Хотел и хотел, нечего об этом сейчас. 

— Поговорили? — Скворцов отходит от окна и встаёт перед кроватью.

— Нет. Встретились как-то случайно, поздоровались и сразу разошлись. Я тогда подумал, что он слухам не поверил, — Джокер усмехается, — потому что вряд ли они бы до него не дошли. 

— До меня же не дошли. — Хмурится Вениамин Сергеевич. 

— О, мне пришлось очень постараться. К тому же ваша встреча после того... инцидента прошла вполне спокойно. Настолько, что я тут же напрочь забыл об этом. 

Ворон с непониманием щурится, переводя взгляд с Саши на Скворцова. 

— Так... если по сути до первого покушения ничто не предвещало беды, с чего ты взял, что киллера заказал именно Колыма?

У Джокера есть ответ, но его никак не проверить, а ещё он вызовет у отчима те самые вопросы, которых очень хотелось бы избежать. Но выбора будто бы нет, а действовать нужно как можно быстрее. 

— В одной из вкладок была переписка с ним. Даже если это и простые совпадения, их как-то слишком много. 

Серёга тут же подрывается с места, бросая на ходу:

— Выздоравливай и не впадай обратно. 

— Ага. 

Саша хмыкает и краем глаза смотрит на отчима. Ворон зол. Кривит губы в усмешке, сжимает кулаки и покачивает головой — признаки не просто злости, а ярости, которая только пока выглядит почти безобидно. Джокер подобного ожидал, от того и не испытывает ничего, кроме напряжения. Потому что ему это не нравится. Он надеется, что Вениамин Сергеевич ещё не в курсе, что Колыма вместе с пострадавшей от рук неизвестных Варварой находятся в этом же отделении. Только вот он может сделать вывод, что они рядом, исходя из самого факта нападения, потому что где же им ещё быть. И, если раньше Саша был бы непрочь избавиться от Колымы и вообще всех конкурентов отчима, то сейчас предпочёл бы обойтись малой кровью и наказать скорее тех, из-за кого всё началось. 

— Надо найти того, кто слух распустил. Он скорее всего причастен к нападению на Варвару. Колыма тебе по гроб жизни обязан будет. 

— Найдём, — кивает Ворон, поднимаясь. — Найдём и всех накажем. 

И Джокер не сомневается, что достанется всем, кто имеет к этому делу хоть какое-то негативное отношение. Потому просит:

— Только Савельевых не трогай. Вряд ли они до этого всего хотели меня прикончить. 

Уже шагнувший к двери Вениамин Сергеевич останавливается, напрягаясь, и медленно поворачивает к Саше голову. Взгляд у него такой, что лучше бы Джокер о них речь не заводил. И не в плане того, что "нечего своих убийц защищать". 

"Язык мой — враг мой".

Более свободной рукой Джокер тянется к кнопке вызова медсестры, чтобы та всё же вколола Ворону чего-нибудь успокоительного. Он смотрит так, словно Саша открыл для себя какую-то страшную тайну, хранившуюся десятилетиями под семью замками, которая наложит проклятие на любого, кто о ней узнает.

— Вряд ли тебе менты сказали, — выдыхает он, садясь на край кровати. — Из пацанов только Шрам знает, зачем их ищут, а его здесь со вчерашнего дня не было. Тогда кто тебе сказал? 

Джокер натянуто улыбается и чуть пожимает плечами. 

— Сам узнал. Я много чего знаю.

— Может ещё и знаешь, почему они согласились работать на Колыму? — Ворон повторяет вопрос подсознания, а Саша едва сдерживается от смешка. 

Прежде у него почти не было времени обдумать ответ, хотя кое-какие подозрения всё же имелись. Сейчас же всплыл сам собой как что-то настолько очевидное, что впору заклеймить себя идиотом. 

— Скорее всего она ему бабок задолжала. А тут он предложил ей списать долг, если она меня прикончит. 

— Долг, значит. Всё дело в деньгах. 

На эту мысль Джокера натолкнул один из нескольких случаев, когда Ираида просила у него денег на довольно дорогие вещи, одной из которых был ноутбук — видите ли, её старый очень сильно зависает, нужен новый и очень мощный. Именно в нем и заключалась разгадка денежных мотивов Татьяны и Ираиды. Царапина и микроскол на новом ноутбуке выглядели не как брак, а как мелкие повреждения, приобретённые в результате использования. В магазине бы ей такой вряд ли продали, а вот с рук и куда дешевле, чем только со склада — вполне. Саша тогда промолчал, потому что ему было совершенно плевать, на что она тратится, если в итоге получает то, что хотела. 

А теперь деталька идеально вписалась в пазл. 

— Ладно, — Ворон хлопает себя по коленям и вновь поднимается, — будь по твоему, не трону я твою Ирку. Но сестре её придётся ответить. Не волнуйся, никакого насилия. 

Саша хмыкает, не привыкший слышать таких слов, тем более в свой адрес. Вообще он думал о том, что хочет сам потом с Татьяной поговорить об этом и выяснить, почему она хотя бы через Ираиду к нему не обратилась. Решил бы проблему сестры девушки, которая была ему важна. 

Теперь же слишком поздно. Так и есть ли смысл поднимать эту тему?

— Ерёма в разговоре не сказал, что ты очнулся. Значит не хочешь, чтобы знали? — Джокер кивает. — Ладно, значит всё оставляем, как и было. Сегодня с тобой Ерёма и Курт, завтра их Шрам с Мэтром сменят. Им пока тоже ничего говорить не будем. К чему такая конспирация?

— Просто информация о том, что я вышел из комы, не должна выйти за стены этой палаты. Ты, врач, пацаны, Скворцов — в вас я уверен. Остальные растрезвонить могут, а мне этого не надо. 

Он прекращает говорить, когда в дверях появляются Пётр Константинович, пришедший в очередной раз выставить Ворона вон, и вызванная самим Сашей медсестра. 

— Что случилось? — чуть взволнованно спрашивает она, на что Джокер улыбается и кивает в сторону отчима.

— Извините, всё в порядке. Он уже успокоился. И уберите, пожалуйста, эти цветы. Они меня раздражают.