Чай или Кофе?

Pov: Эд

— М-м! Что за прелесть! — Мяукала Стася, пробуя роллы. Я с завистью смотрел на неё, водя вилкой по чёрной тарелке. — А у тебя как? Вкусно?
— Да, — сдерживал гнев в кулаке я, пытаясь сосредоточиться на деле.— Как день прошёл? 
— Ой, да хорошо. Много вкусняшек купила и косметики. Сегодня ночью вечер просмотров устрою, хочешь со сной?
— Я подумаю, — соврал я. — И где ты всё это купила? — Задавал водные вопросы я, обдумывая, как начать внедряться в 100%ное доверие.
— Ну, типа в магазинах? Их много в Питере, ты же знаешь. Саш, ты какой-то странный. И вопросы у тебя... Кстати, зачем ты меня пригласил? Ты вроде хотел со мной что-то обсудить.
— Э-э, — протянул я, бегая глазами по кухне. Неожиданный вопрос. — Я, видимо, перенервничал, и что-то не то ляпнул. Я-
— Перенервничал?! — Всполошилась блондинка. — Саш, ты мне это брось! Перенервничал он... Надо на вещи смотреть проще! Понимаешь, проще! Только не говори, что опять наденешь ту толстовку для депрессии, ногти покрасишь и опять на таблетки сядешь!

Я боролся с невыносимым желанием воткнуть ей что-то в глаз, а лучше проколоть язык. Бабка, блин. Что такого, что я хожу в толстовках? "Ногти покрасишь", это она ещё про пирсинг и проколотое ухо забыла. А на таблетках я сижу даже сейчас. Как раз из-за неё.

— И квартира, Саш, у тебя... Странная. Как-то депрессивненько. Я считаю, тебе нужно переехать. Например, ко мне. Ты же знаешь мой дом с детства! Просторно, светло, близко к земле! Прелесть же. Не, когда ты жил у нас, ты не был таким. Я считаю, это твой дом тебя так испоганил, Саш. Ты только не обижайся.

"По-моему, обижаться на курицу глупо", — подумал я.

— Кстати, нога как?

Официантка приложила мне лёд (не знаю, зачем ей нужна была аптечка) на ногу, потому что я якобы ушибся. Я для вида взглянул на неё и снова поднял глаза.
— Поменьше болит, — кивнул я, — спасибо.
— Ой, да не за что. Кстати, Саш, а что за серая толстовка у тебя на подстилочке была?

Во-первых, это называется футон, нищая ты лексиконом.
Во-вторых, fucking shit...

Я надеюсь, она хоть чёрного волоса там не разглядела. А то зная её, она весь сантиметр рассмотрит, как в детстве залазила в мои сумки, где я прятал свои мысли на огрызках туалетной бумаги. А потом она показывала их своей матери и моей опекуне, заливаясь слезами. А потом заливался слезами уже я в кабинете у психолога.

— Просто шкаф разбирал, и вот нашёл старую вещичку. Положил на видное место, чтобы не забыть постирать, — моментально придумал отговорку я, хоть адреналин закипал.
— Но она не пахнет тобой, она пахнет чаем, — склонила голову девушка. — Вроде матчей.

"Не правда, она пахнет океаном и космосом, потому что я дал телёнку свободу. Он пахнет моим океаном, в который я впустил своего Нугзара и разрешил там плавать. Пока океан не высох, пока космос полон таинственности, он пахнет так." Теперь любовь, это не просто чай.

— Кстати, почему ты пьёшь чай? — Заметили, что я даже нормально ответить не могу?  Где-то глубоко внутри себя вздохнул.
— Сегодня утром ещё пил кофе. Что-то вкус не тот... Вот, на чай перешёл — объяснил я.
— Ничего себе... Я даже не помню, чтобы ты чай пил. Всё кофе да кофе. Иногда матчу у меня просишь.
— Пробую что-то новое, — улыбнулся я. "Например, разрешить любить."

Мы со Стасей ещё немного поговорили, и я предложил потанцевать. Когда я ей ещё такое предложу в моём доме на кухне? Я нашёл какую-то тихонькую музыку из ютуба, и вы взялись за "домашний" танец. Девушка сияла в лице, её недлинные волосы тоже развивались, как и нежно-малиновое (которое весь вечер мозолило мне глаза) платье. Я не хотел её трогать, я не хотел даже на неё смотреть. От неё пахло какими-то цветами, что мне не нравилось вообще. Вдруг в ходе танца я заметил что-то... Странное. А именно засохшие потёки на некоторых поверхностях.

И они были зелёные.
Нугзар, твою м*ть.

Весь танец я перестал думать вообще. Я стал думать лишь о том, как загладить свой гнев, и как же сильно Херейд получить по жопе. Дал ребёночку капучинатор, блин. Всю кухню мне на "свидание" засрал. Вот же ревнивый.

Девушка мне смеялась, улыбалась, выплёскивала мысли, отвечала на все мои вопросы, вела себя открыто. Это было прекрасно. Доверие растет. Я сказал, что якобы заказал новую аппаратуру для кофейни и пригласил Стасю какого-то там Ноября поставить её со мной. Она обрадовалась и согласилась.
Я проводил девушку из подъезда. Было видно, что она хотела меня чмокнуть на прощание, но я не позволил.

Я вернулся в квартиру и звонко выдохнул. Гора с плеч. Я выключил весь ненужный свет, открыл нараспашку окна, быстро принял душ.

— Роллы хаваешь?

В дверном проёме кухни стоял Нугзар, скрестив руки. Он упёрся о стенку, и немного склонил голову. Его черные пряди отчётливо виднелись на белой футболке. Вид у него был то ли сожалеющий, то ли насмешливый. Я прожевал порцию и со стыдом поднял глаза.
— Я не-
— Кушай, кушай, — улыбнулся и закивал телёнок.
— А кто мне всю кухню засрал?
— Ой.. — улыбка мигом слетела с лица парня.
— Что ты тут делал? — продолжил накалывать лосося с рисом на вилку я.
— Я случайно...
— За случайно бьют отчаянно, знаешь?
— Ну, Эд, блин. Прости, — прошёл на кухню брюнет.
— Вот я спать пойду, а ты тут всё вылизывать будешь. Хоть вкусно было?
— Очень. Вижу, ты тоже на чай подсел. А говорил, не любишь.
— Я много, чё говорил.
— Например, что ты вегетарианец по имени Александр.
— Да пошёл ты.

Херейд рассмеялся, забирая ручку со стола. Он собирался сделать что-то ещё, но остановился.

— Ты же мне всё расскажешь? — Аккуратно спросил Херейд.
— Когда ты соизволишь рассказать про своих родителей, тогда и поговорим, — пожал плечами я.
— А без сделок мы не можем? — Нахмурился парень.
— Как я могу тебе открыться, если ты сам таишь в себе подводные камни? Где гарантия, что я всё расскажу, изложу тебе душу свою, а ты не плюнешь мне в лицо? Мы должны быть квиты.
— Эд, — изменил тон Нугзар, — кто из нас первым влюбился?

Я похлопал глазами.

— Это к чему?
— Спор, помнишь? Кто первый влюбится, тот расскажет свой страшный секрет, — вспомнил наш спор у дома Стаси Херейд. Я осознал его мысль: кто первый будет кается.

Я отложил вилку и суши. Напрягся и сократил расстояние между мной и Херейдом.

— Ты когда влюбился? — Поднял на него глаза я.
— А чё сразу я?! — Рассмеялся, раскраснелся, и поднёс руки к груди Херейд. Я тоже улыбнулся. Как же это всё глупо и по-детски. — Я не знаю, честно. Прости, я не записывал.
— Значит, будешь первым.

Херейд цокнул языком и развернулся. Сначала я глянул на часы, а потом на грязную посуду. Пора было ложиться.

Pov: Херейд

Всю ночь у меня разрывало живот.
  Эд мне больше не разрешал спать на футоне. И когда я стал возражать и говорить, что я не могу спать у него, Эд реально разозлился. Он накричал, он стал говорить:"Если тебе нет разницы, иди поспи в ванне или в подъезде, как бомж." А ещё, когда успокоился, сказал:"Женщины мечтают попасть в мою постель, а ты отказываешься?" И всё-таки я согласился. Наверное, это было самое сложное решение в моей жизни, после родителей.

Кстати, поскольку Эд пока что не ходит на работу (и, по его словам, заманивает крысу в мышеловку, но я видел, что он на самом деле отходит от своей "меланхолии") он тоже ложился поздно и вставал к обеду. А это означало, что мои ночные посиделки на кухне закончились. Зато бывало я пишу на футоне сервер, и Эд захлопывает мою тетрадь. Я поднимаю глаза на него, а он говорит:"Хватит глаза и голову ломать (потому что единственным освещением я оставлял аквариум за спиной)." И садится около меня с тыквенными семечками и тыквенным соком. И мы рубились в плейстейшен в каких-то зомби-стрелялок. А ещё в квартире бывало холодно, поэтому по окончании игры мы с Эдом уже были прижаты друг к другу, сами того не замечая.
  И из-за игры у меня даже в голове рисовался какой-то сериал про зомби апокалипсис. Я с Эдом в главных ролях, а Натаха с Ашан наши подруги, и Соня там есть, и Армеша, и Банан с Костей, и Клайп с Данилом. И я заражался этой идеей всё больше. Я любил такие посиделки. Как-то даже забываешься, что отопления и люстр нет, что Эд без работы, я якобы мёртвый с гастритом, Наташа в больнице, Аня одна, я предатель и эгоист, знакомые Эда мертвы, и убийца на воле. Я жил только в тот момент. Когда я маленький, пусть и эгоист, но с большим любящим только одного человека сердцем, когда грудь моя полна мотивации и идей, когда живот не болит от полезных вкусностей, когда сзади меня плавают красивые рыбки, где-то спит или бегает Марти, когда за окном разговаривает Осень, а именно дождь, когда идёт Октябрь, и когда н часах за два ночи.

— Ты чего возишься? — Вдруг сонно спросил Перец рядом со мной. Я повернулся на спину, а затем к нему лицом, обнимая больной живот.
— Гастрит бушует...

Я почувствовал, как Эд пододвинулся ближе.
— В туалет сходишь?
— Я там уже минут 20 просидел, — проныл я.
— Убери руки.

Я поднял руки, и Эд сам аккуратно приложил ладонь. Я вздрогнул ещё тогда, но когда он задрал футболку мне стало вообще не до желудка. Прохладная рука аккуратно гладила мою поверхность, и я даже немного забылся.

— У тебя тут впадина вместо живота, ты в курсе?
— Ты сама поддержка, — расслабился я, отчего голова глубже погрузилась в подушку.
— Не хнычь и гладь живот по часовой, — нежно сказал Перец ночным бархатным голосом и вынул руку. Он не успел её куда-то деть, потому что я её крепко схватил и скрестил пальцы. Хоть в темноте и так ничего не видно, но я все же зажмурился.

— Мне очень больно.. 

Я положил вторую руку на живот и поглаживал его, как велел старший. Эд же вздохнул и стал целовать мою тыльную часть ладони. Потом пододвинулся ближе и успокающе целовать мой висок, щёку и шею.
— Тише, всё будет хорошо, — но живот говорил иначе.
— Знаешь, а ведь от язвы могут умереть в любой момент, — прошептал я, крепче сжимая руку Перца. — Если бы я умер, пока ты меня целуешь и успокаиваешь...
— Прекрати. У тебя просто начальный гастрит. Ты хорошо ешь и пьёшь лекарства. И сейчас у тебя просто разболелся живот, ты, манипулятор! — Агрессивно шептал Эд, и я улыбнулся.
— Ты меня любишь, — не прекращал улыбаться я. — Если бы не любил, выставил за дверь при первом же моём приходе.
— Что мне мешает сделать это сейчас?
— Это красивое лицо, которое ты целуешь.
— Шутить научился?

Мы с Эдом вместе посмеялись. Боль чуть-чуть стихала, а Эд говорил, просто постараться уснуть. Но по итогу он мне всё же дал лекарство, хоть я отказывался от этой идеи. Но он, оказывается, очень заботливый.

— Эд, а за что ты так любишь роман "Граф Монте-Кристо"? Про что там хоть? — Рассматривал книжный шкаф я, пока Эд лежал с Марти на полу и тупил в потолок. Он так часто стал делать, и меня это пугало.
— Почитай и узнаешь.
— Ну Эд! Там два тома по 700 страниц! А у тебя их миллион экземпляров!
— Недавно вышел фильм по нему. Говорят, классный, до сих пор в кино крутят. Хочешь сходим?
— Ты приглашаешь меня в кино?
— Я хочу, чтобы ты образумился. И хоть немного поправился, а то с ума скоро сойдёшь в этих стенах.
— С тобой легко сойти с ума.

Эд сказал мне не снимать капюшон, чтоб ни у кого не возникло лишних вопросов. Я даже не мог вспомнить, когда на улице в последний раз был. Необычная свежесть ударила в нос, даже голова слегка закружилась. Кинотеатр находился довольно не далеко. На Невском. Эд надел свой любимый чёрный плащ, а под ним толстовку с каким-то аниме. Признаться, в толстовке он выглядит куда человечески, чем в изысканной рубашке. Нельзя же быть таким идеальным. Честно, я соскучился по улице. Я никогда не мог подумать, что так буду скучать по осени. По этим манящим рыжим витринам и кофейням, по петербургским котам, по лужам и листьям. Я благодарен, что Эд вытащил меня на улицу. Эд шёл с гордостью и руками в карманах, а я, как ребёнок, рассматривал каждый угол Питера. Он больше мне не казался каким-то серым скоплением архитектур и угрюмых людей с попрошайками. Это не были сырые подворотни общаги, где я мог шататься в холоде всю ночь. Это был волшебный город с удивительной архитектурой, добрыми людьми и барвинковым дождём. И я был рад, что стал жить всё-таки здесь.
— Эд, — позвал Перца я, — а сколько стоит плащ?
— М, если дрянь, то меньше тысячи, если шедевр, от пяти. Мой за две, а что? — Повернул ко мне голову Эд. В этом полумраке огоньки от забегаловок красиво ложились на его лицо.
— Я тоже плащ хочу, — тихо сознался я, берясь от стыда за края капюшона.
— Какой? — Улыбнулся Эд.
— Бежевый.
— Будешь хорошо себя вести, может быть Дед Мороз принесёт тебе плащ, — с теплотой смотрели на меня шоколадно-кофейные глаза.
— Я плохо себя вёл в этом году, — ответил куда-то в сторону я. — Я бы сказал, ужасно.
— Тогда Дед Мороз подарит уголь, а я - плащ.
— Эд, — устало выдохнул я, закрыв глаза, — когда-нибудь я стану самым лучшим программистом со своим сервером и верну тебе все-все расходы на меня.
— Я хорошо зарабатываю и трачусь на что хочу, и когда хочу. Вся моя забота о тебе, это мой выбор. Это называется доброта. Ты сам сказал, если бы мне было плевать, ты бы уже давно стоял за дверью.
— Ну так нельзя... Я могу разгадать "Загадку Питера" и вообще съехать от тебя.
— Не надо ничего разгадывать, — как-то хмуро ответил бариста. Я пожал плечами и продолжил разглядывать Невский Проспект.

В кино было тепло, и это радовало. И вдруг именно это мне раскрыло глаза.
  Обычно в квартирах тёплые батареи, и комфортно. А у Эда холодно. Но когда ты начинаешь любить этот холод, когда из-за холода ты как раз утепляешься, это куда лучше. Это всё равно, что целую неделю сидеть дома, а потом  не радоваться выходным, и всю неделю пахать, и так радоваться выходным. Ценности больше. Боль делает нас сильнее, что-то в этом роде. Не бывает тепла без холода. Именно поэтому Эд любит холод.

Эд решил купить нам по стаканчику кофе. Это даже трудно представить, какие тонкости он говорил про мой кофе. Типа, чтоб сваренный, без добавок, на каком-то особом молоке... Я уже пожалел, что согласился на кофе, а не чай. Но когда нам его подали, я немного офигел. Это был не какой-то коричневый закрытый стакан, а прозрачный с супер-пенкой для меня. У Эда такой же, только ещё с какими-то вкусняшками. У меня на стаканчике написано "Нугзар", а у Эда "Александр".

Перец купил нам по билетам, и вскоре нас запустили. Я даже не мог вспомнить, когда в кино последний раз ходил. И это было атмосферно. Свет потух, огромный экран засветился, и чёткий, громкий звук проникал в душу. Конечно, кофе закончился уже на рекламе других фильмов. У Эдика тоже.

Фильм длился аж три часа. Эд говорил, если мне наскучит, мы можем уйти. Но мне не наскучило. Я хотел проникнуться этим фильмом, чтобы точно узнать, за что Эд так любит эту книгу, и что у него в голове. Сам фильм мне очень запомнился. Актёры красивые, дубляж хороший, музыкальное сопровождение понравилось. Таинственно и шикарно. Местами жутко. Конечно, понять тараканов Эда не получилось. Скорей всего, он просто любит такие произведения. Агата Кристи тому подтверждение. Сам фильм, коротко говоря, про месть или правосудие. Немного грустный. На моменте, когда Эдмона пырнули шпагой, я совсем разнервничался. Взял Эда за руку. Он тоже переживал. Вообще Эд часто говорил:"Этого в книге не было." Но он тоже был в восторге от фильма. И называл главного героя эгоистом, потому что он поставил своё желание мести выше жизни других.

А ещё мне особенно запомнилась фраза "Отныне я сам судья и сам палач".

Когда мы возвращались домой, стемнело совсем. Но на улицах одна осенняя иллюминация, поэтому меня всё устраивало. По моему расписанию, сейчас должен был быть ужин. А у меня из-за гастрита всё строго. Поэтому Эд вот что придумал:
Он заказал на улице две порции тыквенного супа. После получил их в небольших глубоких контейнерах, и мы пошли в кофейню "Чай или Кофе?".
— Пусть она сейчас и закрыта, но я-то начальник, — говорил Эд. — Зайдём, сядем, поужинаем в тепле, поговорим.
— Эд, мне... — от волнения я скрутил и сжал шарф, — нужно тебе кое-что рассказать.

Да, я решился. Родители.

Эд открыл двери в родную кофейню. Давно я здесь не был. Бариста спустился по двум ступенькам, что-то проверил на ноутбуке, и включил желтые огоньки. У него даже в кофейни люстр нет.
— Выбирай любое место.
— Сначала кино, теперь кофейня, — улыбнулся я, расставляя супы. — Ну ты прям романтик.
— Всеми силами доказываю, что на эскалаторе ты был не прав.
— Показуха.
— Капец, ты душный.
— Пха-ха, Наташка такая же.
— Не представляю, как Ашан с ней живёт, — сел ко мне Эд. В кофейни были отдаленные места с круглыми диванчиками и столами. В уголке. Я выбрал это местечко, где была ещё неоновая надпись "Кофе, Любовь, Книги". Я заметил, что Эд немного огорчился.
— Всё в порядке?
— Да, — сначала ответил Эд, но затем мои пальцы коснулись его, — просто Ярик часто тут сидел.

Мне стало стыдно и тоже тоскливо. Но особенно тоскливо было от мысли, что я сам похож на Ярослава Сергеевича. И ещё больнее было думать, что Эд любит не меня, а сходства с Яриком.

— Эд, я-
— Кушай, кушай, — открыл контейнер и перебил тему Эд. Я успокоился.
— Я должен кое-что рассказать.
— Сначала поешь.

Я сдался и тоже открыл ароматный, горячий рыжий суп. Он оказался вкуснее, чем я думал. Ещё я успел заметить, что в "кирпичике" Эда реально вся аппаратура была чёрная. Я помню, как в Сентябре залез туда и разглядывал это чудо. Ещё Эду пытался что-то сварганить. И тогда я зажёг свечку, потому что... потому что про маму вспомнил. Как иронично, что потом Эд поджёг все препараты этой же зажигалкой. Я долго думал, как начать этот тяжёлый разговор, но никак не мог решится. В кофейне было тепло и из-за полумрака уютно.

— Эд, спроси меня.
— Что?
— Что ты так хочешь спросить долгое время.
— Кхм-кхм, Нугзар, ты выйдешь за мен-
— ДА ДУРАК, НЕ ЭТО! — Раскраснелся я, выкрикивая. Эд рассмеялся. Я стал бить его по плечу и спине.
— Ладно. Почему ты так боишься темы родителей?
— Потому что я их бросил.

Я ответил быстро, подготовлено. Глаза Эда расширились, а зрачки уменьшились. Рука дрогнула. У меня тоже. В горле жгло. Сердце бешено стучало. Всё быстрее и быстрее.

— Я родился в Башкортостане. В селе. Жил в деревянном доме, понимаешь? Мне 12 лет, а я уже умею ездить на тракторе, — я говорил серьёзно, без капли сомнений и колебаний. Этот монолог про прошлую жизнь я проговаривал миллион раз. В дýше, в постели, в голове, на улице. — По выходным я вставал в пять утра, чтобы помочь отцу набрать воды из колодца на день, покормить скот, и шёл косить поле или чистить снег. Мой первый не кнопочный телефон появился в лет 16. А в будни, чтобы добраться до школы, я просыпался тоже в пять. Я жил с родителями, старшой сестрой и младшим братом. Сестра вставала позже, но тоже до вечера помогала маме. Брат, Артём, когда подрос тоже стал отцу помогать. Знаешь, мы были не очень богатые. И в городе я почти не был. Только иногда тётя забирала меня с братом и сестрой в Уфу, где цивилизация, простор, жизнь, Эд, — я немного помолчал, дав Перцу всё переварить. Заодно суп поел. Потом продолжил. — Мне была трудна та жизнь. Я почти ни с кем не дружил. Ни в селе, ни в школе. Там даже иногда буллили из-за волос. Но я дружил с одним парнишкой. На 5 лет младше меня. Его звали Булатом, но я называл его Бишкой. Его семья держала лошадей, и мы с ним часто с ними играли. Только те вечера меня радовали. Погода там ужасная. Летом зной, зимой морозы, осенью ливни, а весной слякоть, и всё сеять нужно. Кроме того, мой отец любил каждый вечер выпить, а мама курила. И как говорила моя сестра, уже подростком, большинство денег уходят именно на зависимость.
— Теперь понятно, в кого ты, — аккуратно сказал Эд. Я отвёл взгляд.
— Но я бросил. Отец не давал маме пить, поэтому она пила один чёрный кофе. А точнее эспрессо, — обнял плечи я. Эд растворился в лице. — А мама не разрешала отцу курить, поэтому он тоже пил эспрессо, говоря, что там есть никотин. Но он всё равно курил. И с мамой ругался. Я помню, как мама любила сидеть на столе или на окне, пить эспрессо и курить. И это вызывало у меня отвращение... — мои ногти впились в ткань толстовки. Эд подсел ближе. — Но я сам стал таким... Ещё в подростковом возрасте. Когда родители работали в огороде, я быстро прибегал домой, брал сиги отца и тоже. Нога на ногу, окно и чашка этой дряни...
— Так ты пил уже тогда кофе?
— Это был не кофе, Эд. Это было три ложки растворимого дешевого кофе и кипяток. Когда я это пил и курил на окне, я чуть не умер от отвращения, но... я считал это правильным? Ко мне подходила сестра и ругала меня. А я отвечал:"Так делает мама, мне можно." В школе я учился неплохо. Даже хорошо. Учителя говорили, я вырасту гением, а отец говорил:"Учись до девятого, и на завод. А вечером нам помогать." Сами они тоже работали на заводе. Эд, я не понимал ту жизнь. Я не понимал, зачем так страдать над картошкой, если её можно купить вместо бутылок. Я не понимал, зачем ездить 2 часа до школы и обратно, если можно было снять квартиру и жить ближе. Я не понимал, зачем меня неделю учили зажигать плиту с помощью спичек и зажигалки, если можно купить электронный чайник и нажать одну кнопку. Я не понимал, зачем спать на тесном диване, если можно купить нормальную кровать. Я не понимал, зачем учиться 9 лет и пойти на завод, если можно учиться 11 лет и стать программистом. Я не понимал, зачем жить в селе, если можно в городе. Я так любил Уфу... И, знаешь, когда я это спросил, мой отец дал мне ремня, а потом сказал:"Потому что мы живём в Башкортостане, где семья должна таким заниматься. Это традиция." Спустя годы моя сестра решила учиться в Уфе. Родители её сначала проклинали, а потом простили. Она жила в Уфе. В городе. В мечте. Она иногда приезжала, рассказывала про оранжевый ламборджини, пока у нас во дворе стоял облезлый трактор. Она рассказывала про крутую одежду, а не комбинезоны и потную майку. Она рассказывала про технику, программы, которые я так обожал. Про чудо-напиток бабл ти, про красивые улицы и яркое кино, а не маленький экранчик в душной комнате. Эд, я так ей завидовал, я так молил её забрать меня с собой. Она рассказывала про общежитие и университет, в который я мечтал поступить. И в тот момент я просто возненавидел ту жизнь.
— И решил уйти? — Снял очки Перец.
— Эд, я не просто ушёл... — у меня заныло сердце. — Моя мама всегда курила электронку. И как-то она снова сидела на окне, пила кофе и курила. Но вдруг электронка взорвалась... — я сделал паузу, наблюдая за Эдом. Он был шокирован, побледнел. Я взглотнул. Даже сейчас это жутко вспоминать. — Она выжила. Слава богу, электронка оказалась в руках, а не в горле. Но руки ужасно пострадали, как и часть щеки. Это было страшно. Но ещё страшнее стало после. Родители стали ужасно экономить на операцию мамы. На тот момент мне было уже 17. Папа бросил пить, мама больше не курила, Артём перестал ходить в кружки, а я лишился мобильного интернета. Экономили на нас всех. Операция на лицо и руку выходила в больше трех сотен тысяч, когда родители зарабатывали всего несколько десятков в месяц. Мало того, моя мама практически ничего не могла делать с пострадавшей рукой. И знаешь, что я сделал, когда закончил 11 класс, когда мне уже было 18? Использовал интернет сестры, чтобы падать заявку в институт в Питере и общежитие. В тайне от всех. И меня приняли, — я немного помолчал.
— А что потом? — аккуратно спросил Эд.
— А потом я, — я запнулся, потому что вдруг на глазах появилась влага, и ком подкатил к горлу. — Я закончил 11 класс в этом году, —  начал заново я, — прожил или прострадал всё лето в селе, подал заявку... и в конце августа, когда нужно было уже заселяться... Забрал все накопления семьи и свалил.

Я сказал это на каком-то быстром дыхании, выплёскивая это. Сопли и капли слёз вырвались из меня. Я зажмурился, и закрыл рот и нос рукой. Я старался успокоиться, но внутри неожиданно разболелось.

— Нугзар-
— Они не могли мне позвонить, потому что им не хватало средств, или там просто не было связи. Мне звонила сестра, но она не знала, что я сбежал. Эд, я был уверен, что этих денег мне хватит на первое время, а дальше я устроюсь на подработку, — лицо горело, живот разболелся, и я всхлипывал. Эд совсем растаял в лице и положил руку мне на плечо. —  Я всё просрал на сигареты и общежитие. А мне ещё за обучение зимой платить. Бл*ть, с*ка, Эд, я такой эгоист и нарцисс. Я бросил свою же семью, я украл их единственную надежду на спасение. Они начали меняться, они завязали с зависимостью, они простили сестру, что та уехала учиться, и меня бы простили, а я их так предал. Я их оставил нищих и нездоровых. И Бишку, и брата, и родителей, и Башкортостан, — я уже не мог держать бесцветный водопад. Всё лицо было мокрое.
— Учитывая, что твоё сердце наполнялось ненавистью всё детство, и ты все же решил это прекратить, это правильное решение, — неожиданно для меня ответил Эд, прижимая меня к себе. Но я вскочил.
— "Правильное решение?!",  "Правильное решение?!" — Кричал я. — Да лучше бы я дострадал до лет 20, а потом уже уехал бы! Когда было бы всё хорошо!
— А ты не подумал, что мог не дожить, — спокойно возразил Эд, снова притягивая меня к себе  за руку.
— Что?
— Ну-у, — закатил глаза Эд, — ты видел руки Наташи?
— Я бы никогда-
— Твоя мать курила, чтобы отвлечься от стресса. И ты тоже курил ещё подростком. Вы все страдали от той жизни, а страдания могут как и свести в могилу, так и делать сильнее. Если бы ты терпел до 20 лет, ты бы сошёл с ума, — Эд меня прижал к себе и вытирал мокрые места лица. — А ещё хуже, сам бы стал таким.

Эд молча уложил свой колючий подбородок на моей макушке. Я лежал между его ногами, а его руки были скрещены на моей впадине живота. Глаза высохли, хоть и были красными. В голове было пусто, как и внутри. Я устал испытывать эмоции за этот день. В объятьях Эдика было тепло, время не ощущалось, и казалось, в целом Питере мы с ним одни. Я был истощен. 
— Не оправдывай меня. Я эгоист. Мои родители не думали, что рожая меня, родят свою смерть.
— Ещё раз так скажешь, дам пощечину, — грозно и грустно сказал Эд. — Да, ты оставил их без сына и денег. Но у них остался Артём и завод. Все живы.
— Я предатель. Это самый страшный грех.
— Если бы ты мог вернуться, ты бы это сделал?

Я задумался. Холод пошёл по коже. Я отвернулся.
— Нет.
— Значит, ты не зря это сделал. И когда мы позвонили твоему отцу, он взял трубку. Но ты утопил телефон. Они не держат на тебя зла, телёнок.

Я шмыгнул.

— Знаешь, я недавно читал один роман, — тихо начал бариста, — "Униженные и оскорбленные". Там дочь покинула родительским дом из-за возлюбленного. Они жили в Петербурге. Но мать любила и скучала по дочери, а отец считал предательницей и проклинал. Но на самом деле невозможно скучал и любил. Дочь тоже их любила. И когда она вернулась, родители приняли и простили её. Понимаешь? — Эд говорил ласково, накручивая мои кудри на палец. Меня это успокаивало. — Телёнок, там прошло несколько лет, а у тебя всего почти 3 месяца.
— Эд-
— Назовёшь мне точную сумму за операцию, и на новогодние каникулы съездим к твоим родителям, — сказал Перец быстро и чмокнул меня в макушку.
— Эд... Мне нужно увидеться с Дедом.