чай
Pov: Херейд
На кухне было тихо и прохладно. Я сидел без толстовки, потирая обнаженные локти. Эд был отвёрнут от меня, но не потому что смотреть не хотел, а потому что чай готовил.
В Октябре по ночам очень часто шли дожди, и это придавало особую атмосферу. Как-то я спрашивал Эда, почему он любит дождь. А он сказал, что он любит то ощущение свободы под ним. Если Эд любит именно быть под дождём, то я люблю уют от дождя. Чайник закипел, и Эд продолжал шуршать. Несколько мгновений назад моё сердце так сильно билось, кровь кипела, а голову переполняли мысли, а сейчас так спокойно. Как при посещении в кофейню. Сидишь в тепле, ни о чём не думаешь и просто ждешь, пока бариста приготовит заказ.
Стук стакана о стол вырвал меня из мыслей, и я посмотрел на Эда. Он поставил две прозрачных чашки с чаем и присел за стол. Стекло было толстое, что придавало эстетичность, от самого чая ещё шёл пар, внутри же плавала аккуратная веточка лаванды. У Эда же вместо неё плавал небольшой кусочек лимона. Хотелось бы мне, чтобы Эд стал таким же прозрачным для меня, чтобы я мог узнать, что внутри. Он даже дома всё тот же эксперт и эстет. "Эстет", "Эксперт", "Эд", "Эспрессо (его любимый кофе)", "Эскалатор"... Кажется, я влюбляюсь в эту букву всё больше.
— Ты даже дома такой эксперт, — стал греть руки о чай я, как обычно.
— У меня есть специи для кофе, несколько видов молока, турка с кофемолкой и капучинатор, — отпил уже чай Перец. Он себе разбавил, или любит кипяток хлебать?
— Капучинатор?
— Мини-блендер, чтобы пенку делать.
— Дашь попробовать? — Мило улыбнулся я и склонил голову.
— Если будешь хорошо себя вести и начнёшь принимать лекарства, — откинулся на спинку Эд.
Я посмотрел на свой чай. Немного отпил. Поднял слегка заслезившиеся от кипятка глаза.
— Откуда у тебя лавандовый чай? Неужели ты и такой эксперт в чае? — Шмыгнул я, потому что от тепла в носу пошла "оттепель".
— От бывшей остался. Это она его днями и ночами пила. Подумал, может тебе понравится.
— А ещё какой есть?
— Чёрный, зелёный, матча зелёная, матча синяя и вот, лавандовый. Не люблю чай, на самом деле...
— Что?! — Удивился я. — А зачем так много!?
— Чёрный, если заболею и придётся с лимоном пить. (Зелёный с лимоном не пьют.) Зелёный - пью для работы, там больше кофеина, чем в кофе. Матчу с молоком люблю. Зелёная с кофеином и горьче, синяя для восстановления и сладости. Лавандовый просто так храню и не пью, — пожал плечами Эд. Я ещё раз посмотрел на его чашку. Чай с лимоном.
— У тебя плохое самочувствие?— Сделал вывод я. Эда это поразило.
— Кхм. Я болен душой.
— Ты меня пугаешь... — сразу подумал о ломке я.
— Но ты до сих пор сидишь тут. Запомни, если тебя что-то не устраивает - дверь всегда открыта. Я не держу и не выгоняю.
— Ладно, — отпил чай я.
— Кстати, — поправил очки Эд, — Завтра у меня "свидание" со Стасиком, — показал кавычки Перец. Я аж закашлялся.
— Чего? — Прохрипел я.
— Это так сладко видеть твою ревность, телёнок, — улыбнулся Эд, сложив руки у подбородка.
— Мне нет дела до твоих "свиданий". Хоть каждую неделю с бабами спи, — сжал кружку в руках я.
— М, а твоё тело говорит по-другому. Спорим, если я прижмусь к тебе, трону холодным пальчиком соски и буду горячо дышать в шею, у тебя встанет?
— У меня от таких представлений уже в животе всё порхает, прекрати, — вдруг подогнул ноги под себя я, и спрятал кипящее лицо в прохладных (хоть они держали чай) ладонях я. — Ладно, хорошо! Мне не всё равно на тебя и твою личную жизнь, — вдруг сознался я.
— То-то, — снял очки Перец и отпил чай. Он вроде хотел что-то сказать, но я его перебил:
— А ты мне ничего сказать не хочешь? — Этот вопрос ввёл в ступор Эда.
— Ты про что? — Моргнул он. Я заметил искру волнения в его шоколадных глазах.
— Не, я вообще много, чего от тебя услышать хочу, но про что мы сейчас говорили? — Приземлились мои ноги на пол, и я с хитростью поглядывал на Эда.
— Про то, как я к тебе прижмусь? — Поднял бровь Эд.
— ДА НЕТ ЖЕ! — Вскрикнул я, снова краснея. Эд чуть не рассмеялся. — В чём я тебе только что признался?!
— В чём?
— Да какой же ты дурак... — проныл я, сползая вниз стула. От этого мои колени коснулись Эдиных.
— Херейдик, я всё понимаю, — мягко улыбнулся Перец. Он опустил свою руку под стол, поглаживая мою коленку. Я поднял на него глаза. — Мне просто нравятся твои эмоции.
— Ага, своих-то нет, — пошутил я, но Эд горько улыбнулся. Мне снова стало жутко. С кем я сижу за одним столом? — Что там насчёт Стасика? Когда ты успел разлюбить Ярослава Сергеевича? — нормально сел я.
— К Стасику у меня никакого интереса, но на твой вопрос, так уж и быть, отвечу. Как только поспорил с тобой, — пожал плечами Эд. Я удивился.
— Прям так... Выходит, ты не обманывал...
— Стасик придёт вечером. Я её пригласил в честь того, что она смогла меня защитить перед судом. Я уеду после твоего пробуждения, то есть к обеду. Сначала по делам, потом уже поеду Стасю встречать, — я спокойно слушал Эдика. — "Свидание" будет у меня дома.
Я поперхнулся.
— Какого хер-
— Так надо.
— Ладно, один вечер занозу эту потерпеть можно, — откинулся на спинку стула я.
— О, нет, ты не понял. Ты мёртвый, забыл?
Я замер.
— И что делать?
— Будет, как в том приколе. Любовник в шкафу, — с улыбкой развёл руками Эд. Я тоже улыбнулся.
— То есть, ты допускаешь мысль, что я буду твоим любовником? — Потёр руки я.
— Что значит "буду"? — Прохрипел Эд, после откашлялся в руку. — Ты уже.
Эд ушёл спать, а я остался на кухне с недопитым чаем и своей тетрадкой. Этот разговор ещё несколько раз крутился у меня в голове, и каждый раз лицо Эда, его голос, прикосновения, будили во мне бабочек. Мне даже хотелось прикинуться, будто я хочу спать, и хочу с Эдом. А сам буду просто лежать. Лежать в уютной постели рядом с Эдом и думать о вечном. Лишь бы снова ощутить себя в уюте, в чьих-то объятиях, в безопасности, как в детстве.
Я грустно улыбнулся. До чего я докатился?
Когда-то я гордо утверждал, что я самый натуральный натурал, но даже никогда по-настоящему не любил. Всё, что я делал - осуждал Ашан и Натаху за их "химию". Думал, что злюсь из-за нетрадиционности или даже ревности, но нет. Я просто завидовал. И это было очень жутко. Жутко осознавать, что Эд тоже завидовал. При мне он часто уточнял, что Натаха и Аня больше, чем подруги, пытаясь вызвать то самое чувство. Чувство зависти, только белой. А у меня росла чёрная, но только сейчас я понимаю, как это глупо. Глупо, что я злился, потому что Натаха оставила меня одного в общаге, живя и поддерживая Аню, хоть сейчас я практически делаю то же самое. Может, Эд тоже нуждался в моей поддержке после всех смертей? Он пытался сблизиться со мной, а я лишь огрызался. И факт, что Эд завидовал, подтвердился около участка. Когда он меня поцеловал, как Ашан Натаху. И от этих сравнений живот скручивался. Мы с Эдом всё топчемся по этим чувствам (наконец я признаю это слово, а не "химия") и что-то там оправдываем, но и он, и я, являемся отражением Натахи и Ани. Вся эта наша неустойчивость, конфликты, тайны и оправдания, кем бы себя мы не выдавали, тень или отражение будет настоящее.
Всю ночь я проектировал небольшую модель кофемашины. Ещё в школе мы прошли банальный макет, чтобы он хоть чуть-чуть работал. Как это всё соорудить, я не представлял, но программы я знал, как устроить. Не знаю, зачем я так издевался над собой, раз Эд сам всё сжёг. Я хотел ему помочь, спасти его. Мне было жутко при мысли, что Эд закроет кофейню. Место, где ему комфортно, где он эксперт, где тихо, где тепло и уютно, где хорошая зарплата, где на Невском, где мы познакомились... Мне представлялось, что Эд не спит вовсе, а переживает и боится, если не плачет. Мне хотелось сесть рядом, погладить бархатные волосы, и успокоить. Но сколько я не подходил к комнате, Эд спокойно спал. И я немного успокаивался.
Когда я проснулся, Эд только готовил завтрак. Обычно он встает около 5-6 утра, а тут только в 8. Ну да, на работу со сломанным препаратом не надо. А почему я так рано вскочил, не знал. Я часто просыпаюсь по ночам, вот и сейчас. Хотелось опять уснуть, но увидеть утреннего Эда тоже хотелось. Я сладко зевнул и выбрался из своей толстовки на футоне. Тихонько, клацая босыми ногами по полу, я заглянул на кухню. Эд в своей хорошенькой бежевой пижаме и тапочках что-то жарил. По запаху, это напоминало яичницу. Около Эда крутился Марти, который перебросился на меня, тем самым выдав.
— Доброе утро, — неловко ответил я, отбиваясь от Марти. Он пытался запрыгнуть на меня и зализать. От его сколького розового язычка у меня вырывался смех.
— Доброе. Что-то ты рано, — ответил Эд, скомкав и выбросив какой-то стикер. Я отбился в Марти и полез в мусорку. Эд косо посмотрел. — Что ты делаешь? Пропитание себе не ищи.
— Да мне интересно, что ты там написал, — ответил я, хрипя. По утрам всегда болело горло. Я вынул тот самый скомканный стикер, на котором было написано "На завтрак овсянка. Вечером, когда услышишь звук ключа, зайти в ванну. Не скучай." Я улыбнулся.
— И зачем мне прятаться в ванне?
— Сюрприз, — по-доброму ответил Эд, готовя кофе. Я залип. Он держал турку на плите, а из неё выползала коричневая шапочка. Эд поднимал, затем опять опускал турку. В ноздри ударил аромат кофе. Я тоже захотел чашечку какого-нибудь эспрессо.
— Овсянка, значит? — уточнил я.
— Да. Полезно. Особенно для тебя. Если хочешь, могу зерна льна и разрешаемых орешков добавить.
— А кофе мне можно?
— Можно. Но с молоком.
— Ты как бариста сделаешь мне? — Улыбнулся я.
— Бери турку и сам, — ответил Эд, вручив мне инструмент. — Могу капучинатор дать.
Pov: Эд
Я оставил Херейда ко второй половине дня. До этого я разрешил ему порубиться в приставку, но он предпочёл поспать. "Поели, можно и поспать". Я же всё это время читал роман Достоевского, с Мартиросом играл и рыбок кормил. Весь диалог с официанткой я продумал ещё ночью, поэтому особо не переживал. Но внутри бился комочек тревоги, что я налажаю. Нельзя было показывать, что я знаю, что Стасик убийца. Нужно вызвать чувство безопасности, а потом уже в кофейне, на камеру заставить сознаться и раскаяться. Я её соблазню до такой степени, что эта тварь вообще забудет, как её зовут.
Херейду я разрешил пользоваться капучинатором для приготовления матчи, а до этого заказал и ему, и нам со Стасиком обед. Курьера принял и сразу же убежал. А побежал я к Вите в наркоклинику. Но для начала заскочил в одно местечко.
— Как мама?
— Нормально, — пожала плечами кассирша, укладывая оранжевые и желтые, как осень, лилии на обёртку. — Конечно, устала она от всего этого. То студенты погибают, то преподов арестовывают...
— Ты про дедушку?
Банана подняла глаза и кратко кивнула. Она поправила розовую часть волос, и стала обёртывать букет. В этот раз тишина не губила её молодую душу. Она купила радио, где громко играл Бах. Настолько громко, что это раздражало.
— Ты любишь классику?
— Нет, её любят орхидеи. И мне тоже весело, — улыбнулась девушка.— Александр, откуда вы знали, что это спасёт?
— Я сам сидел в тишине долгое время. Признаться, одиночество меня пугало, но я оставлял радио или телевизор включёнными, чтобы не сойти с ума.
— А потом?
— А потом стал жить с девушкой, и очень стал ценить тишину, — улыбнулся я.
Банана вручила мне готовый букет, и я приложил карточку к терминалу.
— Благодарен. Всего хорошего, Банана.
— Александр, — остановила меня девушка, — Вы правда считаете, что мой дедушка Костя виновен? У него доброе сердце. Да, он строгий, но чтобы отравление... Я помню, как поругалась с мамой в классе 9, и крикнула:"Всё! Ухожу!". Так Дедушка меня остановил, и такую беседу провёл, что я маме потом руки целовала!
Я остановился. Задумался. Потом застегнул одну пуговицу плаща.
— Я уверен, он не виновен. И его освободят. Но я должен попросить... Банана, проси свою мать, куратора, чтобы в институте она не писала ничего про смерть Нугзара Гибадуллина.
— Ох, Саш! — Хихикала девушка, взяв меня под руку. — Не стоит! Я же говорила, что у меня была знакомая адвокат!
— Ты спасла меня от тюрьмы, а я обойдусь одним "спасибо"? — Натянуто улыбнулся я.
Время тикало к 5 вечера. Виту я навестил. Ей легче, скоро должны выписать. Я был рад, что она оказалась сильной. Стасика встретил. Она села за переднее сиденье, и я за руль. Стасик была в светло-розовом пальто. Страшно было предположить насколько открытый костюм был под ним. Всю дорогу Стася трещала без умолку. Рассказывала всё: и про маникюр, и про извращенца в кофейне, и про Банану с Бананкой, и про греческий салат, и про узбеков на улицах, и про "противную" погоду. А я поддакивал, и просто пожалел, что не взял беруши. Вытянуть хоть какую-то информацию про убийства, казалось, было просто невозможно.
Мы приехали. Надеюсь, этот кретин там не уснул, и всё пройдёт по плану.
— Ох, Эд, даже не верится, что ты пригласил меня к себе. Я никогда не была у тебя!
" Потому что я не хочу, чтобы ты знала мой адрес" - ответил сам себе я. Пока мы шли к подъезду, меня неожиданно кто-то схватил за руку. Я обернулся.
— Александр! — Это была Ашан. — Ой, Вам тоже здравствуйте... — увидела судья Стасика.
— Здравствуй, моя хорошая, — улыбнулась Стася.
— Александр, то, что было на суде... Я рада, что Вас оправдали, но... Неужели Нугзар был прав? Во всём виновен Дед?
— Ты в это не веришь? — Поправил очки я.
— Н-не знаю... Просто... Так странно. Херейд с самого начала опасался его, и теперь.. — Ашан снова расстроилась, а на лице Стасика было ни капли сожаления. — Может, убийце была нужна я? Он убил моих родителей и друзей...
— Родителей? — Голубые глаза Стаси раскрылись.
— А ещё моего друга и бывшую. Ань, не бойся. Преступник уже наказан, — дал ложную надежду обоим я. Ане - что она в безопасности, Стасе - что я уверен в виновности Деда.
— Хорошо, спасибо. Ох, Александр, я так виновата, что считала виновным Вас из-за связи с моей мамой...
— Всё в порядке.
— Наташе лучше, она уже может разговаривать, — рассказала Аня, а у меня пошли мурашки.
Нет.
— Что за Наташа? — Не поняла Стасик.
— Это моя подруга. Она попала в больницу из-за отравления.
— Отравления?... — Официантка начинала прощупывать почву.
— Из-за травли в институте! — Мигом перебил мысль я. — Бедняжку забуллили в институте за её рисунки, поэтому она наделала глупостей над собой, — убедительно говорил я, глядя убийственным взглядом на Аню. Хоть когда они вдвоём пришли в кофейню, я ещё тогда приметил шрамы на руках синеволосой.
— А-а! — Поняла Стасик. — Ой, бедняжка. Я помню, как ты, Эд, с Яриком тоже такие депрессивные были. В толстовках летом ходили, с мешками под глазами и чёрными ногтями. Ха-ха, хорошо, это в прошлом!
— Я, пожалуй, пойду, — занервничала Аня.
— Давай, солнышко, удачи, — помахала ей блондинка.
— Наташе привет.
По приходе домой, прям около порога, я старался говорить, как можно громче, чтобы Херейд точно услышал. Стасик прошла, начала медленно снимать пальто и осматриваться. Я же мигом скинул плащ, снял кеды и заглянул в комнату, якобы проверить Марти. В комнате же только и отдыхал Мартирос. Видимо, хорошо набесился с Нугзаром.
— Какой аромат... — донесся женский возглас до моих ушей.
— Да, кстати, — принюхался я. Пахло матчей. — Проходи на кухню, там же помой руки. А я пока туалет навещу.
— Хорошо, Сашенька.
Ванна находилась около кухни, и это было довольно проблематично. Я взялся за ручку двери, очень надеясь, что этот полуфабрикат не срал и не мылся. Хотя увидеть его обнаженным я бы не отказался.
Я дёрнул ручку и прошёл во внутрь. Херейд читал освежитель воздуха на опущенной спинке унитаза. Увидя меня, он было открыл рот, но я успел приложить палец у его устам, заткнув его. Затем повернул вентиль крана, и поток воды стал приглушать наш разговор.
— И в чём заключается сюрприз?
— Ты сейчас тихонько пробегаешь в комнату, пока я соблазняю Стасика, и мы тебя прячем в шкаф, — говорил я серьёзно, но улыбка не сходила с моего лица. Херейд вскочил.
— ЧТО!?
Это было громко. Я в панике мигом развернул Херейда к себе спиной, прижал и крепко закрыл ему рот руками. У нас у обоих бешено билось сердце, так же бешено, как лился поток воды.
— Саш, там всё хорошо? Мне показалось, я слышала крик. Ты опять стал срываться и кричать? Мне рассказывала твоя бывшая, — раздался голос за дверью. Я похолодел. Эта женщина хорошо меня знает, хоть даже имени не знала. Я взглотнул, аккуратно одной рукой запирая дверь.
— Да, всё в порядке. Просто душ на ногу уронил, вот и выругался, — выкрутился я. Херейд ослаб под моими руками.
— Поранился? Где у тебя аптечка в доме?
— В комнате, нижний ящик книжного шкафа, — пусть уйдёт и отвлечется.
Когда шаги за дверью стихли, я выпустил Херейда из рук. Тот стал глотать воздух и бить меня по спине.
— Ты дурак! Я чуть не задохнулся! — Шипел он.
— Ты пообедал?
— Да! Матчу готовил.
— Вкусные роллы были? — С каплей тоски спросил я.
— Очень. Жаль, без соевого и имбиря не так солёно, но тоже вкусно, — шептал телёнок. — Эд... Я одним глазком глянул на твоё "меню" со Стасиком.
— Тебя смутило вино?
— Эд, я же надеюсь, ничего серьёзного? — Глаза Херейда мерцнули. Я улыбнулся.
— А ты как думаешь? — Горячо прошептал ему я, приближаясь к бледному личику. Вдруг оно покрылось румянцем.
— Эд...
Я для азарта этой игры опустил свои руки к талии парня. Руки были холодные, а он такой тёплый и стройный. Я задрал подол футболки, прижимая его к себе. Он начал дрожать, но не вырывался. Даже сам протянул ладони и стал аккуратно ласкать мое лицо. Даже Катя так не делала, и я потерял контроль. Я хотел утонуть в этих прикосновениях.
Это перестало быть игрой. Я перестал бояться взаимности.
— Эд, — как-то умоляюще шептал парень. А вода всё лилась.
— Что?
— Поцелуй меня.
Мой пульс разгорелся с бешеной скоростью. Я стал чуть задыхаться. Такая непривычная реакция тела, неконтролируемая мной. Я смотрел в его какие-то измученные глаза, но полные чёрной, липкой, сладкой смесью, словно горячий шоколад. Сердце и мышцы ныли, я так хотел, но какой-то барьер меня держал. Я никогда не слушался чьих-то приказов или просьб, а это именно оно. Вот он, мой телёнок. Такой одинокий, выброшенный на берег, просящий помощи. И только я решу, жить ему или нет. Отказать - значить насмехнуться, дать просто так раскрыться, и показать, что все мои действие одно лицемерие. Оставить сушиться жабры на раскалённом берегу. Убить его, разбить сердце, чего я так хотел в Сентябре. А согласиться - проявить слабость, прогнуться под чувства, но спасти и себя, и его, дать сердцу зажить и породить надежду. Впустить в свой, хоть и бушующий, океан, в эту космическую соленую воду, на свободную глубину.Чего я хочу сейчас, в Октябре.
— Ты маленький эгоист, Нугзар, — сказал я, и сладко примкнул к его бледным и замёрзшим без любви устам.