Монетка

Конец лжи ещё не означает начала правды.

Фредерик Бегбедер

Воздух в Пусане отличался от Сеульского — более влажный и холодный, особенно у моря. И роднее.

Следственной группе не составило особого труда найти пирс,  когда-то давно ставший местом кровавого преступления. Водолазы нырнули под деревянный помост и уже через несколько минут достали из воды остатки старой палатки. Я немного замешкалась, не зная, стоит ли подходить ближе.

— Вам не обязательно делать этого. Вероятнее всего, для опознания уже ничего не будет. — Обратился ко мне местный следователь.

И он был прав, ведь за девять лет от трупа остались одни лишь кости. Но даже этого было достаточно для того, чтобы возбудить уголовное дело.

Долго рассуждая с самой собой, я все же пошла в ближайший участок в Сеуле и сдала Хёнджина и Чанбина полиции. Не смотря на то, что они не чужие для меня люди, во мне одержала победу справедливость, поэтому я честно призналась сотрудникам правоохранительных органов об ставших мне известных обстоятельствах тяжкого преступления.

Их задержали в тот же день, и с того момента их жизни превратились в кромешный ад. Вот уже два месяца они оба содержатся в следственном изоляторе Пусана, подвергаются постоянным допросам и участвуют в следственных экспериментах. И Хёнджин, и Чанбин оказывают содействие следственной группе, правда первый делает это более уверенно, а второй с опаской. 

Поступок брата и Хёнджина был воспринят мной как предательство, хотя теперь всё вполне встало на свои места. После убийства папы Чанбин вдруг стал заботливым братом и прекратил общаться с Хваном, да бы отмыть свою репутацию. Правда всё это время его мучила тоска по их дружбе и угрызение совести. За время содержания по стражей он сильно похудел, его глаза потеряли отблеск жизни. С уверенностью могу сказать, что он действительно страдал. Но и я не меньше. 

С Соёль мы поругались окончательно — она часто звонила мне до того момента, пока я не заблокировала её номер, а потом и вовсе приехала в Пусан, начала приходить ко мне домой и с грохотом долбила по двери, прося забрать заявление. Потому что преступление, совершённое Хёнджином и Чанбином, согласно Уголовному кодексу Республики Кореи, предусматривало наказание в виде смертной казни. 

К ней подключилась и наша с братом мама, что стало для меня неожиданностью. Оказывается, в день убийства отца Хёнджин и Чанбин сами признались ей в произошедшем, и она согласилась скрыть преступление, придумав для меня историю о том, что отец ушёл к другой женщине. Сейчас она постоянно говорит мне о том, что если брату вынесут приговор, она перестанет считать меня своей дочерью и навсегда забудет о моём существовании. К сожалению, пока идёт следствие, мне приходится жить с ней в родном доме.

И если бы не постоянные звонки из отдела полиции, я бы давно выбросила свой телефон, чтобы разорвать какие-либо контакты с внешним миром. Весь этот натиск давления катастрофически мешал мне сосредоточиться на самом главном. Я не спала ночами, самостоятельно изучая материалы уголовного дела, каждый раз возвращаясь к показаниям подозреваемых. Хотя таковыми назвать их уже нельзя — пару дней назад следователь вынес постановление о привлечении Хёнджина и Чанбина в качестве обвиняемых. Это говорило о том, что все доказательства против них уже собраны, и последнее, что их ожидает — суд, на котором им вынесут приговор. Всего один раз я приходила к Хёнджину, но наша встреча была недолгой. Мы просто сидели напротив друг друга за стеклом и молчали. Его взгляд вновь опустел, а я узнала в нем прежнего Хёнджина — того, которого не любила. Которого ненавидела и отвергала. Но где-то глубоко в душе проявляла сочувствие и пролила не мало слёз, перечитывая ночами его показания. Но перед ним не проронила ни единой слезинки.

Конечно, я абсолютно осознавала последствия своего поступка, но всё, чего я хотела — чтобы они тоже сделали это. Поэтому просила для них не смертной казни, а лишь лишение свободы. Хёнджин и Чанбин должны понести ответственность за содеянное, не смотря на нашу с ними близость. 

Иначе в чем заключается система права, если преступники продолжают жить безнаказанными?

Так как теперь я работаю в коллегии адвокатов, от должности в которой временно отстранили Хёнджина, я решила, что буду представлять свои интересы в суде самостоятельно. Хван сделал тоже самое и уговорил на это и Чанбина. 

Я стояла в просторном коридоре, прислонившись к стене, и молча наблюдала за окружающими. Собралось не мало журналистов, пытавшихся взять у меня интервью, но всё тщетно: я не обронила ни слова, не желая делиться обстоятельствами дела. Мама же воспользовалась возможностью, чтобы по всем информационным каналам объявили о том, какую неблагодарную дочь она вырастила.

— Кёнми, ты уверена в том, что делаешь? — Спросила у меня Виён, архивариус из коллегии. 

Я повернула голову в её сторону и лишь слегка кивнула. Её взгляд был сочувственным и тревожным.

— Хёнджин — хороший адвокат и знает немало фокусов, которые не раз использовал в судах. Мне, почему-то, кажется, что он воспользуется каким-нибудь из них и в этот раз. Ты хорошо проверила материалы дела?

 — Так, как он меня учил. — Ответила я, слегка улыбнувшись. — Не предавай этому такого большого значения. Всё хорошо.

Вслед за судьёй зашли все остальные участники заседания, а самыми последними, закованными в наручниками, за решётку завели Хёнджина и Чанбина. Я же заняла место потерпевшего.

— Судебное заседание по делу номер триста восемьдесят пять объявляется открытым. Подлежит рассмотрению уголовное дело по обвинению Хван Хёнджина, совершившего в соучастии с Со Чанбином преступление, предусмотренное частью первой статьи двести пятидесятой Уголовного кодекса Республики Кореи. — Объявил судья.

Далее началась проверка явки участников заседания, представление подсудимых, заслушивание ходатайств и выступление государственного обвинителя. Следом начался судебный допрос Хёнджина и Чанбина. Им предстояло заново пересказать события того дня, ответив на уточняющие вопросы судьи и прокурора. 

Всё вместе длилось это порядка нескольких часов, моя голова начинала вскипать от переизбытка переживаний и поступавшей информации. Ничего нового не прозвучало, они оба говорили слово в слово со старыми показаниями, пока в моменте прокурор не переспросил Хёнджина:

— Пожалуйста, повторите ещё раз, что вы сказали сейчас?

— В силу того, что  с момента совершения преступления прошло уже десять лет, я не могу вспомнить, что конкретно сказал Со Чанбину, когда мы избавлялись от улик. — Ответил Хёнджин, придерживаясь образцовой юридической речи.

— Но ранее в своих показаниях вы и Со Чанбин сказали, что с момента совершения преступления прошло девять лет, а не десять. — Уточнил судья, листая материалы дела.

Я отвлеклась от бумаг, подняв взгляд на мужчину. Хёнджин удивился, но я начинала догадываться, к чему это было. 

— Значит, я имел право на ошибку. Но я точно помню, что это произошло в середине мая, в пятницу, потому что  именно в этот день Чанбин всегда встречался с друзьями. А дело было заведено в середине июня, соответственно, с момента совершения преступления прошло чуть больше десяти лет.

Судья и прокурор переглянулись, Хёнджин же стоял прямо, не колеблясь. Но всё же взглянул в мою сторону, видимо, почувствовав, как я испепеляла его глазами. Лишь на мгновение.

— Хван Хёнджин, прямо сейчас вы заявляете о том, что меняете ранее данные показания. Во время допроса вас предупреждали об ответственности за дачу ложных показаний? — Спросил судья.

— Да, Ваша честь, я знаю предусмотренную ответственность и готов понести её в полном объёме, изменив ранее данные показания на этапе судебного заседания.

— Со Чанбин, вы тоже меняете свои показания? — Уточнил судья.

— Да, Ваша честь, я полностью осознаю ответственность за дачу ложных показаний и соглашаюсь с Хван Хёнджином и с тем, что совершённое нами убийство произошло не девять, а десять ле тому назад.

Думаю, ни журналисты, ни остальные наблюдавшие за судом не придали этому большого значения, в отличие от меня и наших с Хёнджином коллег, которые уже понимали итог сегодняшнего заседания.

— Как велит ваша воля. — Сказал судья, а после обратился ко всем участникам процесса. — Суд учтёт дачу ложных показаний Хван Хёнджином и Со Чанбином, а также изменившиеся обстоятельства дела. Сейчас, для формирования психологических портретов подсудимых, будут заслушаны свидетели.

Конечно, свидетелей у такого давнего преступления совсем не было. Однако для поддержания Чанбина и Хёнджина на судебное заседание были приглашены коллеги и ученики из школы, а также представители адвокатской организации. Пока все они давали мужчинам лишь положительные характеристики, я тем временем открыла копию показаний Хёнджина и перечитывала их во всех моментах, где он говорил о времени совершения преступления. Возможно, я всё ещё не могла поверить в то, что ему всё-таки удалось обойти меня. 

Спустя перерыв и шесть часов судебного заседания, судья удалился в совещательную комнату для постановления приговора по делу. Пальцем я рисовала на столе невидимые линии, совсем поникнув, коротая бесконечно тянувшиеся минуты. Позади меня плакала мама.

— Мам, всё хорошо. — Через решётку успокаивал её Чанбин. 

Соёль сидела рядом с ней, тоже сдерживая слезы. 

Когда судья вернулся, все стали, готовясь выслушать вердикт.

— Заслушав материалы уголовного дела номер триста восемьдесят пять, возбужденного в отношении Хван Хёнджина, организатора преступления, и Со Чанбина, пособника преступления, предусмотренного частью первой статьи двести пятидесятой Уголовного кодекса Республики Кореи, с учётом новых обстоятельств, таких как давность преступления, исчисляемая сроком в десять лет, а также учитывая отсутствие у подсудимых общественной опасности в виду давности дела, властью данной мне постановляю вынести в отношении обоих подсудимых оправдательный приговор с обязательством выплатить штраф в размере одного миллиона вон с каждого за дачу ложных показаний на стадии досудебного следствия. Если у сторон нет возражений, судебное заседание объявляется закрытым.

Нет, я не стала возражать против вынесенного вердикта. Просто молча вышла из зала судебного заседания, пока остальные накинулись с расспросами к Хёнджину и Чанбину, которых выпустили из под  стражи. Там сейчас у них была огромная поддержка.

Я же осталась совсем одна. Без родителей, подруги, брата, парня. Мне пришлось пожертвовать всем самым ценным для того, чтобы доказать своё серьёзное отношение к закону и праву.

— Я горжусь тобой.

Я обернулась, проглотив ком в горле, и увидела Хёнджина, выпросившего сигарету у прохожего мужчины. 

— Ты поступила правильно. — Продолжил он, с облегчением закурив впервые за два месяца, и взглянул на солнце. — Таким и должен быть адвокат. Честным и справедливым. 

— Скажи мне правду: когда ты соврал? В суде или действительно на этапе следствия?

— Да, во время следствия. Уголовное преследование прекращается в виду истечения десяти лет с момента совершения тяжкого преступления — я прекрасно знал об этом, но мне хотелось довести тебя до суда, чтобы ты увидела все «подводные камни» судебного процесса своими глазами, и я не жалею, что мне пришлось просидеть два месяца за решёткой ради этого. 

— Ты же понимаешь, что всё кончено? — Прервала его я, и он вдруг утихомирил весь возникший энтузиазм.

— Да, понимаю. — Хёнджин отвёл взгляд и усмехнулся, почесав затылок. — Понимаю... Так глупо было рассчитывать на твоё прощение. Мне жаль, что всё так вышло. 

— Остановись, Хёнджин. Мне пора.

Я взглянула на него последний раз, а после села в такси, вызванное пару минут назад, и поехала домой, чтобы собрать свои вещи и отправиться на поезд в Сеул. Хёнджин так и остался стоять на месте, смотря вслед уезжающей машины, пока в зале судебного заседания журналисты продолжали брать интервью у Чанбина.

***

Работа в адвокатской коллегии шла полным ходом. Вот уже третий месяц, вернувшись в Сеул и сняв здесь квартиру, я работаю с одним клиентом в качестве представителя и отстаиваю его права в деле о мошенничестве и краже сорока миллионов вон. С коллегами теперь общалась более плотно и часто, а ещё у меня появился свой скромный кабинетик, планировкой которого я занималась сама, так что обустроила здесь себе комфортное местечко, ставшее мне вторым домом. Со временем я так и не помирилась с братом, мамой и Соёль, вышедшей замуж за Чанбина, а с отцом простилась ещё на родине в соответствии со всеми корейскими традициями. Благодаря этому моя душа стала спокойнее, а обида слегка угасла. Где-то в душе я понимала, что примирению не миновать, но старалась не придавать этому великого значения.

Я нырнула в работу с головой и довольствовалась своим нынешним положением. Хёнджин действительно научил меня немалым вещам, и я пользовалась полученными знаниями по максимуму, придавая особое внимание досудебным разбирательствам. Многие замечали изменения в моём характере, ставшем чёрствым и сухим, что вполне подходило для юридической работы. Я вникала в дела «холодной» головой и более не проявляла ни капли сочувствия, в отличие от Виён, часто забегавшей в мой кабинет. Не так давно её подняли в должности, и теперь она тоже участвует в процессах, а не сидит в архиве.

— Не отвлекаю? — Спросила она, заглянув в мой кабинет.

— Нет, заходи. — Ответила я и улыбнулась, на секунду отвлекшись от компьютера. — Что занесло тебя ко мне на этот раз? 

— Руководитель просил передать, чтобы ты взяла дело, в котором разбирался Хёнджин. 

Я слегка нахмурилась, продолжив печатать документ.

— А сам что? Не справляется? 

— Его уволили. Он не появлялся на работе уже больше двух месяцев. Адвокат Ким ездил к нему, но тот не открыл. Так что, возьмёшь?

Я отвела взгляд, задумавшись, и кивнула, после чего Виён улыбнулась и ушла, пожелав мне хорошего вечера. Меня удивил тот факт, что не смотря на всё, что было между нами, я настолько забыла о его существовании, что не заметила, как он перестал ходить на работу. 

Закончив с делами, я вызвала такси и стала ждать машину на улице. Вечерняя тишина и осенняя прохлада навивали умиротворение после насыщенного и продуктивного дня, но глупая женская слабость и тревога заставили меня выругаться и поменять адрес пункта назначения, и уже через тридцать минут я стояла на пороге подъезда дома Хёнджина. Вместе с его соседкой зашла внутрь и поднялась на нужный этаж, дошла до двери и остановилась. Просто хотела убедиться, что с ним всё в порядке, но в какой-то момент задумалась: «Зачем я делаю это?» И всё же постучалась, отбросив сомнения, волнения и колебания. Хотя грустно осознавать, что мне не всё равно на него после того, что он сделал.

На мой стук не последовало ответа. Я прислонилась ухом к двери и услышала шаги. Тогда постучалась ещё раз, но и на этот раз хозяин не захотел открывать мне.

— Я знаю, что ты там! — Грубо крикнула я.

И Хёнджин, наконец-то, открыл дверь. Вид его был печальным: он сильно исхудал, под его глазами зияли огромные синяки от постоянных бессонниц, а волосы были взлохмачены и не уложены. А ещё, вероятнее всего, он был пьян, либо под действием каких-то сильнодействующих препаратов.

— Кёнми? Что ты здесь делаешь? 

Я не ответила и молча прошла в квартиру, в которой творился настоящий хаос. Вещи были разбросаны, повсюду валялись упаковки от еды из доставки, но более моё внимание привлекли баночки антидепрессантов, стоявших на кухонном столе. Хёнджин подошёл ко мне и хотел забрать их, но я не позвонила, вцепившись в них с силой.

— Сколько ты принял? 

— Какая уже разница? Что мне терять? У меня ничего нет... — Он не говорил, а буквально мямлил эти слова, теряя рассудок.

— Я спрашиваю, сколько ты принял!?  — Я схватила его за толстовку и начала кричать сквозь слёзы. — Отвечай же!

— Не смертельно, успокойся! — Сказал Хёнджин более внятно, взяв меня за локти. — Всё хорошо.

— Хорошо? Что хорошего? Что ты пропал на два месяца, а теперь я нахожу тебя в таком состоянии? А если бы ты умер!? 

— Кёнми, я виноват... Виноват во всём, что произошло в моей, твоей и Чанбина жизни, и рано или позно мне придётся искупить свои грехи. И я понимаю, что никак не смогу загладить свою вину перед тобой, но...

— Ты не думал обо мне в тот момент, потому что ты думал о своём друге. Ты хотел защитить его, верно? — Перебила я.

Хёнджин замолк, взглянув на меня. Я заметила, как в уголках его глаз начали собираться слёзы.

— Знаю, я знаю... — Продолжила я, обняв его. — Чанбин испугался ответственности, поэтому решил, что бегство от вашей дружбы — лучший выход. Но он никогда не сможет убежать от самого себя. 

— Я тоже не смогу сделать этого. Как бы я не хотел признавать этого, но я слаб перед тобой.

— Поэтому я и люблю тебя. 

_________________________________________

Вот так и закончилась противоречивая история любви, дружбы и предательства, а будут ли вместе Хёнджин и Кёнми — оставляю это для вашего полёта фантазии. Цените своих друзей и берегите свою любовь.

А на этом я заканчиваю, но не прощаюсь. До встречи в новых историях! ❤️