Монетка

Ты так долго носишь маску, что забываешь, кто ты был под ней.

Гордон Дитрих

Я сладко спала в тёплой постели, совсем не услышав звонок, поступивший на телефон Хёнджина чуть ближе к обеду. Он открыл глаза и слегка скривился от недовольства, но, выключив звук и нацепив на себя домашние брюки, захватил пачку сигарет и вышел на балкон, подняв трубку.

— Не знаю, чем ты запудрил ей мозги, но я предупреждал тебя. — Начал Чанбин, на удивление спокойным и размеренным голосом.

Хёнджин отвлёкся на сигарету и усмехнулся, выпустив изо рта дым.

— Я? Запудрил?

— Мы оба знаем Кенми, а я — тебя. Поэтому не строй из себя хорошего.

— Приятель, это звонок отражению в зеркале? Ты ведь делаешь тоже самое. Интересно, как твоя благородная совесть все ещё не вывернула тебя наизнанку.

— Если бы не ты, всего этого бы сейчас не было. — Голос Чанбина по-прежнему казался спокойным, вот только скрывалась за ним неимоверная злость, копившаяся годами.

— Слушай, что тебе нужно? Хочешь отомстить, так иди и сдай меня полиции — только помни о том, что сядешь вместе со мной. Мне не страшны твои пустые угрозы, понимаешь? Ты делаешь хуже только собственной сестре, которая вообще ни в чем не виновата.

— Ты рассказал ей?

— Нет, и вообще стараюсь не думать об этом. Но из-за твоей ненависти ко мне об этом думает Кёнми и напоминает мне. Десять лет прошло, опомнись. Уже ничего не исправить. А если и дальше продолжишь кошмарить нас, я терпеть не собираюсь. Всего доброго.

Хёнджин сбросил вызов и потушил сигарету, выкинув окурок в пепельницу. Тяжело вздохнув, несколько минут он смотрел за стекло, задумавшись, а потом закрыл балкон и вернулся в комнату, застав моё пробуждение. Я открыла глаза и немного потянулась, проморгавшись. Хёнджин, не отрывая от меня взгляда, впал в легкий ступор. Осознание того, что я рядом, слегка успокоило его. Он нежно улыбнулся и забрался обратно постель. 

— Ты разговаривал с кем-то по телефону? — Спросила я, зевнув, но тут же прикрыв рот рукой.

— Звонок с работы, всё в порядке. Я разбудил тебя?

— Нет, я проснулась сама. Просто услышала, что ты на балконе. 

Хёнджин слегка приподнялся и лег чуть ближе ко мне, положив голову на мою грудь. Я смотрела в потолок и перебирала волосы на голове мужчины, наматывая их на пальчик. Хёнджин молчал, а его дыхание щекотало мою кожу. Так нравится быть с ним, лежать вместе и ни о чем не думать. Я чувствовала безмерное спокойствие, в котором хотелось раствориться. Было приятно осознавать, что теперь мы вместе, и всё хорошо. Думаю, я заслужила этого.

— Да, я согласна переехать к тебе. 

Хёнджин приподнялся на локтях, взглянул на меня и снова улыбнулся. В последнее время я стала замечать изменения, произошедшие в нём с того момента, как мы начали встречаться. Его взгляд уже не казался таким холодным и безжизненным — даже в пасмурную погоду его карие глаза переливались счастливым блеском, будто он был ребёнком, получившим заветные сладости от родителей. Его поведение в отношении окружающих уже не было таким надменным — он начал придерживать другим женщинам двери магазинов и даже иногда здоровался с уличными торговцами. Очевидно, что наша близость пошла ему на пользу. Да и мне тоже.

— Хорошо, тогда займемся этим в ближайшее время. — На пару секунд он отвел взгляд, будто задумался, и добавил. — Кёнми, что бы ни произошло, я хочу, чтобы ты знала — моя любовь к тебе безгранична. И я должен попросить у тебя прощение.

— Что? Какое прощение? За что? — Перебила его я, нахмурив брови от возникшего недоумения.

— За все свои поступки, которые хоть как-то задели или расстроили тебя. Я всегда буду стараться делать всё для того, чтобы ты была счастлива. Просто знай это, хорошо?

Мы смотрели друг другу в глаза в моменте неловкой паузы, но я прервала её, кивнув.

— Я тоже очень люблю тебя. И всё у нас будет хорошо.

Хёнджин накрыл мои губы своими в мягком поцелуе, а потом мы продолжили утреннее валяние в постели.

***

Только ближе к ночи я вернулась в квартиру брата, чтобы поговорить о том, что больше не хочу жить с ним и мешать его отношениям. Вот только смелости сегодня во мне было куда меньше, чем вчера.

— Привет. — Сказала я, застав Чанбина на кухне. 

Это было чем-то обыденным и уже давно не вызывало никакого удивления. Чанбин часто готовился к занятиям с вечера.

— Привет. — Спокойно ответил брат, взглянув на меня, а потом нахмурился и выругался, взглянув в телефон. 

— У тебя все в порядке?

— Нет. Телефон, кажется, накрылся, а мне срочно нужно сделать очень важный звонок.

— Набери с моего. — Без задней мысли я достала свой телефон, разблокировала его и протянула Чанбину.

 — Спасибо. Ты не представляешь, как выручила меня. — Он слегка улыбнулся и встал со стула, набирая чей-то номер.

Я не стала подслушивать и ушла в комнату, чтобы переодеться и выстроить в своей голове хотя бы начало серьёзного разговора. Как вдруг Чанбин закрыл дверь моей комнаты на ключ, и только теперь меня осенило.

— Чанбин! Открой! — Я подошла к двери и начала проворачивать ручку, но та не поддавалась. — Что ты задумал?

Пока я кричала, он игнорировал меня, листая переписку с Хёнджином и приходя в ярость. Глупо — как же глупо я поступила. Поверить не могла, что Чанбин действительно способен на что-то подобное.

— Чанбин, это моя личная жизнь! — От злости и страха я продолжала бить по двери, начав, ко всему этому, ещё и пинать по ней.

— Это, по-твоему, нормально — отправлять ему свои обнажённые фотографии? Ты совсем уже головой поехала? Если бы знал, что ты вытворяешь, я бы давно обрубил тебе Интернет и не выпускал из дома.

— Не понимаю, для чего ты делаешь все это? Зачем ты мешаешь нам? Оставь нас в покое!

Я слегка напугалась, когда Чанбин ударил по двери, отчего дернулась.

— Посмотри, в кого ты превратилась! Ты не замечаешь, как стала грубить мне, как начала задирать нос перед Соель! Ты ничего не видишь, пока с ним! Он испортил тебя! И он заплатит за это!

Закончив кричать, Чанбин схватил свою куртку, обулся и вышел из дома, направляясь к машине. Я подбежала к окну и увидела, как он уехал в неизвестном направлении, быстро набирая большую скорость.

Времени на слезы не было: я начала перебирать ящики в поисках запасного ключа, но все без толку. Возможно, Чанбин позаботился об этом ещё тогда, когда меня не было дома. Тогда в ход пошли заколки, скрепки и шпильки. Некоторыми из них я поранилась от того, как дрожали мои руки, но все равно не бросала попыток, и спустя почти десять минут, наконец-то, сделала это.

Быстро обувшись, я выбежала из дома и остановилась, слегка растерявшись. Вероятнее всего, Чанбин поехал к Хёнджину, но сейчас у меня не было телефона, чтобы предупредить его о надвигающейся угрозе. Поэтому я вытянула руку и начала ловить попутку. Ненавижу так делать, но этого требует ситуация. Спустя несколько минут возле обочины, заметив меня, остановилась незнакомая женщина. Я вежливо попросила подбросить меня до перекрёстка, за которым находится жилой комплекс Хёнджина, а потом побежала, чтобы предотвратить необратимое. Правда было уже слишком поздно.

Они стояли недалеко от парковки, Хёнджин вытирал тыльной стороной ладони кровь, струящуюся из разбитого носа, а Чанбин продолжал кричать ему гадости. Первый раз в своей жизни я возненавидела его так, будто он был заклятым врагом, а не родным братом. 

— Молись, чтобы сегодня я не прикончил тебя!

В ответ на слова Чанбина Хёнджин на славу рассмеялся.

— Мы ведь оба знаем, что у тебя кишка тонка для этого.

Они оба были так увлечены собственной руганью, что совсем не замечали моего присутствия.

— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — Брат крепко схватил Хёнджина за воротник толстовки. — Гребаный убийца, из-за тебя я до сих пор не могу спать ночами. Что ты скажешь Кёнми, когда она начнёт искать отца? Ты ведь никогда не расскажешь ей, что убил его, верно? А он до сих пор приходит ко мне во снах.

Чанбин замахнулся, но не успел. Он тут же побледнел, когда услышал мой голос.

— Это правда?

Они оба повернули головы, взглянув на меня, но совсем по-разному. Я же оказалась в полной растерянности от услышанного.

— Мне очень жаль, Кенми... Он правда сделал это.

— Ты все ещё пытаешься быть хорошим братом? — Хёнджин усмехнулся, наконец-то вырвавшись из хватки Чанбина. Удивительно, но до этого момента он даже не пытался оказывать какое-либо сопротивление, принимая на себя практически все летевшие удары. — Ты ведь никогда им не был, таковым тебя заставила стать совесть. Так почему же ты не скажешь ей, что я сделал это, потому что ты не смог? Ты хотел его смерти, а я лишь хотел быть хорошим другом!

Хёнджин переменился в лице, теперь его окутала злость и обида, что таились внутри все эти долгие годы.

Внутри меня вдруг стало как-то пусто. На мгновение мне показалось, что я перестала слышать, а из под ног исчез асфальт. Я упала в обморок. Хёнджин и Чанбин, совсем позабыв о конфликте, сорвались с места, но никто из них не успел словить меня прежде, чем я стукнулась головой. Хёнджин поднял моё обмякшее тело и сел на бордюр, проверяя, нет ли на мне следов падения.

Чанбин не стал препятствовать, а лишь сел рядом и опустил голову, впившись руками в волосы.

На какое-то время между ними возникла пауза перемирия. На улице уже стемнело, было совсем безлюдно. Слабый ветер еле заметно колыхал волосы, струящиеся по моим плечам.

— И стоило это того? — Спросил Хёнджин, прижимая меня к себе.

Всё стало совсем иначе, когда оба пришли в себя после выброса адреналина. Будто прежде. 

— Я не могу... Не могу видеть тебя с ней. Каждый раз, когда я вижу вас вместе, я вспоминаю тот гребаный день, и мне хочется сдаться. Неужели в тебе настолько нет человечности, что ты не испытываешь тоже самое?

Хёнджин поджал губы и тяжело вздохнул, а после показал Чанбину правую руку. Я часто замечала, как он перематывал её разбитые казанки, но боялась лишний раз поинтересоваться причиной постоянных травм. Чанбину же ответ и вовсе не был нужен — он знал, что когда мать Хёнджина умерла, нередко его мысли заставляли наносить самому себе увечья, чтобы сгладить шипы внутренней боли. Эта привычка прошла сквозь годы и стала постоянной практикой, закрепившийся годами.

Постепенно я начала приходить в себя. Хёнджин завёл за ухо прядь моих волос, осторожно погладив по щеке. Это был обыденный для него жест, но сейчас он словно... Боялся прикасаться ко мне. Оттого пальцы его казались грубыми и холодными.

Когда помутнение исчезло, я встретилась с его глазами. Хёнджин задерживать свой взгляд не стал, отвел в сторону. Но я не видела в нем ни вины, ни жалости, ни скорби. Будто им управляла простая злоба.

— Ты правда убил папу? — Тихо спросила я, получив в ответ тишину. И из моих глаз тут же покатились слезы. — Ты знал, что я хочу его найти, и всё это время скрывал от меня это! 

Я плакала, плакала и плакала, вцепившись руками в толстовку Хёнджина. Все мои чувства смешались воедино, вырвавшись наружу. Я потеряла какое либо самообладание, начала кричать и брыкаться. Хёнджин и Чанбин не пытались успокоить меня. Они знали, что все их попытки окажутся бесполезными, ведь это не воскресит мертвого и не утешит потерявшего. 

В конечном итоге, когда сил на слезы не осталось, ко мне поступила лихорадка и усталость. Я уснула, провалившись в глубокий сон, всё также оставшись на руках у Хёнджина.

И наступила тишина, потому что Хёнджин и Чанбин погрузились в свои мысли...

... В тот день Хёнджин восседал на пирсе, устремив взгляд к Жёлтому морю. И слушал Чанбина, сидевшего рядом. Пару минут назад он, не совсем трезвый, шёл к дому после очередной встречи со своими друзьями, как вдруг заметил у воды друга и решил присоединиться. Он рассказывал Хёнджину о том, как весело они проводили время, пока тот бросал в море камни. Один за другим, а бессмысленные речи всё продолжались. На мгновение Чанбин затих, погружаясь в атмосферу июньской ночи. 

— Тебе повезло, у тебя никого нет. Ты можешь сидеть здесь сколько хочешь, и ни от кого не огребешь.

Хёнджин лишь хмыкнул, рассматривая вновь разбитые в кровь казанки.

— Не думаю, что ходил бы сюда, если бы у меня кто-то был. Ты должен радоваться, что у тебя есть семья.

— Не неси бред! — Чанбин недовольно простонал, прежде чем продолжил. — Этот урод избивает мать, пока Кёнми в школе, еще и на меня рыпается, когда прихожу с гулянок. Достал! Клянусь, я готов убить его, лишь бы больше не видеть. И тогда все будут счастливы. 

— Кого ты там убить собрался, щенок? 

Подростки подскочили на ноги, услышав позади знакомый голос. Возле них стоял обозлившийся отчим Чанбина, который вышел искать пасынка по округе. Он был настолько зол, что схватил Чанбина за горло, почти придушивая обеими руками.

— Вот как ты благодарен мне за всё, что я сделал для тебя, сукин сын?

В глазах растерявшегося подростка царил страх. Покраснело лицо, и в легких начал заканчиваться воздух. Как вдруг всё прекратилось. Чанбин ничего не понял, пока отчим не обернулся. 

Хёнджин всадил карманный нож ему в спину, прокрутил и тут же вынул. Мужчина упал на доски и забился в мелкой дрожи, заливаясь кровью. Безмолвные подростки в ужасе наблюдали за его участью, пока он не умер. Руки Хёнджина задрожали, нож выпал, а Чанбин заплакал.

— Что... Что ты сделал!? Зачем ты убил его!

— Но он начал душить тебя... Я хотел помочь! 

Хван был испуган не меньше, но резко стих. Понял, что если они начнут привлекать внимание, ничем хорошим это явно не обернется. Поэтому начал раздеваться.

— Ты чего делаешь? — Спросил недоуменный Чанбин.

— Избавляюсь от следов. Тебе бы тоже не помешало, испачкался. Нам нужно спрятать тело.

— Но ведь это так не работает... Нас всё равно найдут, и мы сядем за решетку.

— Послушай. — Хёнджин положил руки на плечи лучшего друга, уставившись ему в глаза. — Сейчас ты побежишь домой, принесешь нам новую одежду и палатку. Мы завернём в нее труп и скинем в воду. Никто нас не поймает, если ты сам не сдашь, понял?

Чанбин молчал, обдумывая своё решение. Но всё же кивнул, смыл с себя кровь и побежал домой. Когда он вернулся, Хёнджин собрал достаточно большое количество камней.

— А они зачем?

— Труп надуется, палатка всплывёт, вот тогда точно найдут, а нам этого не надо. 

Вдвоём, при всей огромнейшей брезгливости, они положили тело отца в разобранную палатку, накидали в неё камней и плотно завязали, привязав конец веревки к одному из брусов, удерживавших пирс. А после приложили немало сил для того, чтобы скинуть тело в воду так, что оно пошло ко дну прямо под деревянный мостик. И получилось.

Переодевшись в чистое, они ушли в другое место, чтобы сжечь одежду. Пока языки пламени разъедали нити, пропитавшиеся кровью, парни молчали, слегка измотанные произошедшим. Знали, что как раньше уже ничего не будет. Чанбину теперь предстояло рассказать мне историю о том, как отец ушёл в другую семью, а Хёнджину смириться с тем, что он потерял единственного друга. 

— Мать не будет его искать, она уже давно перестала его любить. С Кёнми не знаю, как быть. — Вдруг начал Чанбин, не отрывая взгляд от костра. А на улице, тем временем, начинало светать. 

— Не говори прямо, придумай что-нибудь. 

— Нам лучше перестать общаться. Даже если начнут искать, в моём окружении сирота и беспризорник — ты будешь одним из первых, на кого падут подозрения.

Хёнджин повернул голову к Чанбину, когда тот сделал тоже самое. Он никогда не скажет о том, как его задело это высказывание, ведь это Со постоянно конфликтовал с отчимом и проводил время не в самых лучших компаниях, в то время как Хёнджин предпочитал одинокие блуждания в сопровождении собственных мыслей.

— Я давно хотел уехать в Сеул. — Ответил Хван, достав последнюю припрятанную сигарету. — Думаю, теперь у меня есть подходящий повод для этого.