Преследуя Аделин

В моей голове проносятся миллионы мыслей о том, что я могу сказать, чтобы выпутаться из этой ситуации. «Мне жаль» явно недостаточно.

– Ты меня застрелишь?

Мой мочевой пузырь грозит взорваться, и от осознания того, что я могу умереть в луже мочи, на глаза наворачиваются слезы.

– Я уже сказал, что не собираюсь тебя убивать, – отвечает он, и в его тоне сквозит нетерпение.

Он подкрепляет свои слова тем, что проводит концом пистолета по ложбинке моей груди. Пистолет продолжает свой путь вниз по моему животу, останавливаясь на резинке моих леггинсов.

– Сними это.

Мои губы дрожат, и по виску скатывается одна слезинка.
– Пожалуйста, не надо.

Он вскидывает бровь, и это вызывает во мне ужас. Он чертовски не впечатлен моими мольбами, и следом скатывается еще одна слеза.

– Быстрее, Аделин.

Шмыгнув носом, я, наконец, слушаюсь. Подцепив большими пальцами пояс своих леггинсов, стягиваю их вниз. Мне удается достичь только середины бедра, прежде чем на моем пути оказывается его тело.

Он понимает намек, приподнимается и срывает их до конца.
По моему лицу текут слезы.

– Теперь майка, – велит он, указывая пистолетом. Я приподнимаю тело и стягиваю футболку через голову, с хрипом ложась обратно.

– Чертовски красива, – бормочет он, окидывая взглядом изгибы моего тела. Ублюдку повезло, сегодня на мне мой черный кружевной комплект.

Он этого не заслуживает.

Он снова наклоняется ко мне, его рот оставляет на моем плече последний засос.

– Знаешь, что они означают? – шепчет он, целуя следующий синяк. Я вздрагиваю от его прикосновений, электричество вспыхивает в месте его касаний и танцует по моей коже.
Я не отвечаю, но он, кажется, не возражает.

– Они означают, что ты принадлежишь мне. Я пометил тебя как мою собственность.

Кончик его языка выныривает, проводя по моей коже, пока он движется вниз к моей груди.

– Не...

Его зубы вонзаются в левую грудь, прежде чем я успеваю закончить свое бессмысленное требование. Я вскрикиваю, зажмуривая глаза, когда он оставляет еще одну отметину на моей коже.

Когда он насыщается, он возобновляет свой путь ртом, оставляя засосы на обеих моих сиськах и несколько на животе. И все, что я могу делать, это просто терпеть его. Потому что пистолет в его руке делает меня податливой – как он и планировал.

Когда мое тело измучено его зубами и языком, он приподнимается и раздвигает мои бедра. Я напрягаюсь, сопротивляясь ему, но в итоге мне становится только больнее. Он слишком силен.

Его указательный палец поддевает край моих стрингов, проводя по подкладке от стыка бедер вниз, к центру. Прежде чем он достигает моего клитора, он оттягивает материал и водит пальцем под тканью вверх и вниз, оставляя палец всего в сантиметре от моей киски.

Мне хочется закрыть лицо, потому что я знаю, что он ощущает предательство моего тела.

– Они насквозь мокрые, – произносит он, его губы все еще блестят от слюны.

– Это называется разрядка, – огрызаюсь я, надеясь, что моя ложь его оттолкнет.

Он улыбается в ответ.

– Как бы мне ни было неприятно сообщать тебе об этом, я не новичок в женских кисках и в том, что они испытывают, когда плачут по мне.

Я кривлю губы от отвращения.

– Насколько я знаю, большинство девушек плачут, потому что они расстроены. Возьми на вооружение.
Он усмехается.

– Именно это я и делаю, мышонок.

Затем он оттягивает мои стринги в сторону, обнажая перед ним мою киску и возбуждение, сверкающее внутри. Он бормочет себе под нос проклятия, а его глаза пожирают каждый кусочек меня. Еще один трепет моих губ заставляет меня закусить предательскую плоть.

Держа один палец в моих трусиках, он направляет другой рукой пистолет мне в лицо. Я сжимаюсь, зажмуриваю глаза и испуганно вскрикиваю.

– Расслабься, я просто хочу, чтобы ты пососала его.
На осмысление его слов у меня уходит несколько секунд. На понимание того, что он не нажал на курок, и я не умерла. Когда это происходит, мои глаза распахиваются, и я смотрю на него в недоумении.

– Какого хрена...

Он постукивает кончиком пистолета по моему рту, фактически прерывая меня. Мои слова рассеиваются, когда он проводит пистолетом по моим губам, словно красит их помадой.

– Соси, – приказывает он, его тон становится все решительнее и глубже.

Закрыв глаза от слез, я открываю рот и позволяю ему поместить пистолет между моих зубов. Я крепко сжимаю веки, водя языком по холодному металлу, кривясь от неприятного вкуса.

– Такая хорошая девочка, – говорит он, вытаскивая из моего рта пистолет, за ним тянется ниточка слюны, которая затем обрывается.

Мое тело замирает, когда я чувствую, как прохладный металл упирается в мой клитор. Я вздрагиваю от чужеродного прикосновения невероятно опасного оружия.

Меня охватывает чистейший ужас, и мне требуются все мои силы, чтобы не зарыдать. Пистолет у моей головы был гораздо менее пугающим, чем когда он между моих ног. Выстрел в голову означает мгновенную смерть, но это? Это будет медленно и болезненно. Мучительно.

Он наклоняется, достаточно близко, чтобы меня обдало его горячее дыхание. Я приподнимаюсь, чтобы лучше видеть, и он смотрит на меня сквозь длинные, густые ресницы, его разноцветные глаза сверкают от восторга. Когда я открываю рот, чтобы спросить, что он делает, он высовывает язык, и с его кончика на мою киску капает слюна.

– Слишком мокро никогда не бывает, правда, мышонок?
Он садится и обводит мой вход кончиком пистолета, скользя металлом по коже.

– О боже, пожалуйста, не делай... – на этот раз мои слова обрываются от ощущения того, как он погружает ствол в мои складочки. Всего лишь кончик, но и этого достаточно, чтобы заткнуть мне рот, позволяя вырваться лишь изумленному писку.

Он жестоко смеется.

– Ты даже звучишь как мышка.

Если бы я не была так скована, то бросилась бы на него. Я не могу отвести взгляда и просто смотрю, как он вводит в меня пистолет, и мои округлившиеся глаза с трудом воспринимают то, что я вижу. Что я чувствую.

Медленно он погружает пистолет в меня, извлекая одновременно и удовольствие, и боль. Я сжимаю челюсти, содрогаясь от его движений, но не испускаю ни звука. Я не доставлю ему такого удовольствия.

Он вводит оружие наполовину, после чего почти вынимает пистолет. Это дает мне передышку, прежде чем он полностью погружает в меня весь ствол. Я резко втягиваю воздух и откидываю голову назад, не имея больше сил на это смотреть.

Это очень, очень жутко. Непостижимо жутко.
Но когда ствол вытаскивается и снова погружается в меня, сквозь панику прорывается волна удовольствия.

– Хорошая девочка, – выдыхает он. – Раскройся пошире, детка, – рука, все еще удерживающая мои стринги сбоку, толкает мое бедро в сторону. Не задумываясь, я инстинктивно раздвигаю бедра еще больше.

Следует еще одна похвала, но я едва слышу ее за биением своего сердца.

– Я чувствую, какая тугая у тебя киска. Как она обхватывает мой ствол, когда я вынимаю его, – чертовски красиво.

Я закус ываю губу, но этого оказывается недостаточно, чтобы сдержать следующий стон. Или следующий за ним. Я слышу всасывающие и хлюпающие звуки, пока он трахает меня своим пистолетом, и меня пронизывает чувство стыда.
Он почти пересиливает страх. Но ни то, ни другое не оказывается сильнее того удовольствия, которому вынуждено поддаться мое тело.

Он наклоняет пистолет и попадает в такую точку внутри меня, что мои глаза сами собой закрываются, а наружу вырывается несдержанный стон.

Он рычит в ответ, и моя спина выгибается, когда он продолжает делать это. Стринги становятся невероятно тесными, впиваясь в мою плоть, прежде чем они срываются с моего тела, и звук рвущейся ткани теряется в очередном моем крике.

Трусики летят в сторону, позволяя его руке сильно сдавить бедро.

Мое сердце подпрыгивает, когда он наклоняется надо мной, но он лишь сжимает зубы на внутренней стороне моего бедра. Я вскрикиваю от ощутимого укуса, но он быстро превращается в удовольствие, когда тень снова припадает к этому месту.

Его рот сосет мою кожу, а движения пистолета ускоряются, пока не появляются зачатки оргазма, зарождающегося в глубине моего живота.

– Пожалуйста, – умоляю я, но не знаю, о чем именно.
Он отрывает рот, чтобы снова прижаться ко мне – на этот раз ниже, но все еще далеко от моего центра.

Слишком далеко.

– Расскажи мне, чему ты научилась, Аделин, – требует он, глядя на меня снизу вверх, его рот влажно блестит. От этого взгляда мое сердце падает глубоко в живот, прямо туда, где в меня вонзается пистолет.

– Не кусать тебя за щеку? – дрожащим голосом предполагаю я.

В ответ он карающе кусает меня за бедро. Я вскрикиваю, ослепнув от боли. Он разжимает челюсти, позволяя боли перетечь в удовольствие. Когда он глубоко проталкивает в меня пистолет, он издает первобытный звук.

– Ты хочешь, чтобы я спросил еще раз?

Открываю рот, но ничего не могу ответить. Мое молчание позволяет мне расслышать его предупреждение громко и четко. Он взводит пистолет.

– Ладно, ладно, черт, – уступаю я в испуганной тишине. – Я научилась не позволять другим мужчинам трогать меня.
От этих слов у меня на глаза наворачиваются слезы. Потому что, произнося их вслух, я чувствую себя пойманной этим мужчиной.

– Кому единственному можно прикасаться к тебе, Аделин?
Я закрываю глаза, ненавидя ложь, которая вот-вот сорвется с моих губ так же, как слезы, вытекающие из моих глаз.
– Тебе, – шепчу я, и горький вкус этих слов забивает мне горло.

В моем теле бушует битва. Одна часть хочет, чтобы он заставил меня кончить, а вторая хочет, чтобы он направил пистолет на себя и выстрелил.

Я поднимаю на него взгляд и замечаю, как он смотрит на меня. И я с ужасом понимаю, что он не верит в мою ложь.

– У тебя еще десять секунд, мышонок. Не больше, – предупреждает он, прежде чем снова укусить меня за бедро. – Потереби свой клитор, детка.

Я колеблюсь. Последнее, что я хочу сделать, это позволить этому мужчине получить удовольствие от того, что он заставил меня кончить, и, что еще хуже, помочь ему сделать это.

Он чертовски этого не заслуживает. И хотя мое тело напряжено от отчаяния, мой мозг восстает против самой этой мысли.

– Сейчас же, – рычит он, его глаза пылают чем-то хищным и опасным.

Мысленно ругнувшись, я тянусь вниз и провожу пальцами по своему клитору, слишком напуганная обещанными последствиями. Если уж выбирать между оргазмом и пулей, мне придется выбрать тот вариант, который причинит мне наименьший ущерб.

– Хорошая девочка, – шепчет он.

Мне требуется еще два толчка пистолетом, прежде чем я откидываюсь назад, а моя задница отрывается от пола, и меня пронзает оргазм.

Я громко кричу. Чувствую, как в моем горле вибрирует звук. Чувствую, каким хриплым он становится. Но не слышу. Не сейчас, когда все мое существо охвачено льдом и пламенем, и единственное, что я могу видеть, – это небеса.
Пистолет входит в меня все быстрее и глубже, затягивая оргазм до тех пор, пока я буквально не начинаю умолять его остановиться.

Он выдергивает из меня оружие, и мои бедра сразу же смыкаются, пока угасают последние остатки оргазма.
Я остаюсь вздрагивать от затихающих конвульсий, а он встает надо мной, возвышаясь.

Я смотрю вверх полуприкрытыми глазами, все еще содрогаясь, когда он поднимает пистолет и засовывает ствол себе в рот. Это похоже на какой-то внетелесный опыт, я наблюдаю, как он вылизывает оружие дочиста, а затем засовывает его за пояс своих джинсов.

Мое тело переполнено яростью, унижением и стыдом – я чувствую это. Но мой мозг словно не может обработать эти эмоции, поэтому он просто предпочитает ничего не чувствовать.

Это и называется травма? Когда ты понимаешь, что тебя изнасиловали, но твое тело выбирает оставаться онемевшим?
Его рука, как по волшебству, снова появляется в поле зрения – с розой, которая, должно быть, лежала у него в заднем кармане. Лепестки помяты, вероятно, в результате нашей схватки, но ему, похоже, все равно. Он вертит розу в руках, прежде чем бросить ее мне, и цветок вздрагивает вместе с моим животом.

Бросив последний долгий взгляд, он разворачивается и уходит, не сказав мне ни слова.

И наконец плотина прорывается, эмоции захлестывают мое тело и выплескиваются из глаз.

Следующие три ночи моя тень просто стоял за моим окном. Глядя на меня и полыхая красным огоньком своей сигареты в ночи. Мне хотелось сказать ему, как чертовски отвратительно то, что он курит.

Но жару между моих бедер нравится, как он выглядит. Думаю, что моя сраная вагина могла даже приревновать его к сигарете. Видимо, она неравнодушна к неодушевленным предметам.

И это напоминание жутко меня злит. Настолько, что я мчусь на кухню и наливаю себе целую кружку вина. Вино исцеляет все на какое-то время.

Гнев.

Травму.

Но сейчас, когда вино закончилось, мои руки заставляет дрожать ярость от воспоминания о том, как он бросил меня на полу, швырнул на меня розу, словно мусор, а потом ушел. Я никогда не чувствовала себя более униженной как человек до того момента. Более оскорбленной.
С тех пор он больше не писал мне. Не пытался приблизиться и снова махать пистолетом перед моим лицом. Он просто торчит за окном.

А я смотрю в ответ.

Это стало нашей чертовой обыденностью.

Он не появляется днем, и пока я не позволяю мужчинам лапать меня и засовывать руку в мои штаны, он больше не пишет мне угрожающих сообщений.

Я не стала рассказывать Дайе о нашей встрече, и уж тем более о том, чем закончилась та ночь. Если моя тень не убьет меня первой, то это сделает Дайя.

Я повела себя невероятно глупо. Никогда не пыталась отрицать этого факта. Особенно сейчас.

Просто объяснить реакцию, которую он вызывает во мне, невозможно. Я бы хотела притвориться, что противостоять страшным мужчинам – это так похоже на меня, но все с точностью наоборот. Я паникую, если мне необходимо обратиться с вопросом к совершенно незнакомому человеку.
Так почему же каждый раз, когда он появляется, я впадаю в безумие?

– Почему ты в водолазке? – с презрением спрашивает Дайя, отправляя в рот кусочек салата.

Мы встретились «У Фионы», чтобы перекусить.

Мне нужно было выбраться из дома. Отчаянно нужно. Меня возвращали в ту ночь даже самые незначительные вещи. И каждый раз, когда я смотрелась в зеркало, меня охватывали воспоминания о том, как его зубы впиваются в меня. После этого я чувствовала во рту металлический привкус.
Я откашливаюсь.

– Пробую что-то новое, – бормочу я.

Это была единственная вещь, которая позволила скрыть метки на моем теле. В виду острой необходимости мне пришлось заказать сразу несколько штук разных цветов через «Амазон Прайм».

Я не могу позволить, чтобы Дайя увидела эти засосы. Так же как никогда не смогу признаться в том, что мой преследователь придал траханью пальцами новое значение.
Она пожимает плечами, возвращаясь к своему салату.

– Только ты можешь заставить водолазку, мом-джинсы[8] и ремень выглядеть стильно.

Хмуро оглядываю свой наряд, не соглашаясь с ее оценкой. Я ненавижу это облачение, но, возможно, я ненавижу лишь то, что оно собой олицетворяет – что-то, созданное исключительно для того, чтобы скрыть кровоподтеки, покрывающие мое тело. Под этими вещами скрывается карта фиолетовых засосов.

– А что насчет любовничка? Что-нибудь еще происходило?
Я надеюсь, что румянец, ползущий вверх по моей шее, останется незаметен. Если нет, то, возможно, я смогу свалить его на эту чертову водолазку.

– Я бы предпочла поговорить о Джиджи, – говорю я, глядя на палочки моцареллы на столе между мной и Дайей. Я съела уже четыре и хочу последнюю. Заметив мой взгляд, Дайя закатывает глаза и машет рукой, разрешая мне ее забрать.
Я делаю это с широкой улыбкой на лице.

– У меня есть новости о Роналдо.

Обе брови Дайи взлетают вверх, призывая меня продолжать.

– Вчера вечером я листала дневники, чтобы что-нибудь найти о нем. Джиджи часто упоминала, что он носил хорошие костюмы и золотое кольцо, следовательно, он принадлежал к среднему или высшему классу. И там была одна запись, где, кажется, на него напали. Он пришел весь в синяках и крови, но не стал об этом рассказывать. Думаю, он был вовлечен в какую-то преступную деятельность. Он был очень скрытен в том, что касалось его жизни, и в какой-то момент сказал ей, что не позволит своему опасному образу жизни повлиять на нее.

– Думаешь, он был кем-то вроде босса мафии?
Я качаю головой.

– Нет, я думаю, что его босс был боссом мафии. Когда его избили, Джиджи писала о нем так, будто он был за что-то наказан. Она процитировала, что он сказал только: «Я заслужил». Джиджи несколько раз пишет, что она продолжала его расспрашивать, беспокоясь о его благополучии. В конце концов он сказал ей, что у него очень строгий начальник и что он не должен о ней узнать.
Дайя кивает головой, в ее шалфейных глазах вспыхивает азарт.

– Я поищу информацию о преступных кланах сороковых. Посмотрим, смогу ли я отыскать кого-нибудь, кто подходит под его описание.

Улыбаюсь, ощущая в себе ту же искру надежды. Это чувство длится в общей сложности секунд пять, прежде чем глаза Дайи расширяются, и она останавливает взгляд на ком-то позади меня.

Мое сердце падает, а волосы на затылке встают дыбом. Моя тень не появился бы здесь сейчас, ведь так? Не перед Дайей.

– Привет, дамы.

Мои глаза увеличиваются, как и глаза Дайи. Ее взгляд встречается с моим, и за две секунды мы успеваем обменяться миллионом слов. Например, что нам нужно быть чертовски осторожными.

Он садится рядом со мной, его тело расслабленно откидывается на спинку стула, а сам он смотрит на меня с широкой улыбкой, которой в его глазах нет и в помине.
Я прочищаю горло и заставляю себя улыбнуться.

– Привет, Макс. Друг Арча, правильно?

– Единственный и неповторимый, – отвечает он, его каменный синий взгляд неотрывно прикован к моему лицу. Чувствую, как от его взгляда я начинаю краснеть.

– Чем могу помочь? – небрежно спрашиваю я, отпивая свою быстро заканчивающуюся «маргариту». Вскоре придется позвать официантку, потому что мне понадобится еще одна, чтобы пережить этот разговор, и следующая, чтобы пережить его последствия.

Вечером мне придется вызывать такси, я уже чувствую это.
Он облокачивается на стол, переплетает пальцы и смотрит на меня так, будто ему в самом деле очень любопытно. При этом держится он откровенно враждебно.

– Я бы хотел, чтобы ты рассказала мне, что именно произошло, когда Арч пропал, – его губы кривятся в жестокой улыбке, когда он добавляет, – прямиком с твоего порога.
Я нахмуриваю брови.

– Разве ты уже не знаешь об этом из полицейских сводок?
Он сужает глаза, на его ледяном лице застывает улыбка.

– Я хочу услышать это от тебя, мисс Рейли.

Изо всех сил стараюсь сохранить лицо невозмутимым, но я не уверена, насколько хорошо у меня это получается. Не могу сказать, что у меня большой опыт в искусстве общения с преступниками. На самом деле, опыт три ночи назад доказал, что я вообще не умею общаться с преступниками.

Он назвал мою фамилию, чтобы продемонстрировать, что изучил меня. Но это – единственная вещь, к которой я уже привыкла. К слежке за мной.

– Мы отправились ко мне домой и немного повеселились, – начинаю я. В глазах Макса появляется блеск, когда я произношу это. – Мы как раз были в разгаре процесса, когда кто-то очень сильно постучал в мою входную дверь...

– Такое уже случалось?

Мои нервы накаляются, потому что это вопрос, на который я не знаю, как ответить.

– Нет, – говорю я наконец, воздерживаясь от столь необходимого мне глотка. Я очень хочу снова взять свою «маргариту», но мои руки так дрожат, и не думаю, что мне удастся это скрыть.

Поэтому я веду себя как слабоумная и наклоняю голову, чтобы отпить прямо из стоящего на столе бокала.
Он хмыкает.

Макс должен быть в курсе, что у меня есть преследователь. Шериф Уолтерс упоминал, что они установят за мной слежку, и я просто не могла не сообщить в тот вечер, что меня кто-то преследует. Макс должен был видеть рапорты об этом. Но одно я знаю точно: я ничего не сообщала о руках, найденных на моем пороге.

– Адди, я просто не могу понять мотива, ты понимаешь, да? Например, зачем недругам Арча появляться у тебя на пороге в тот момент, когда Арч мочит свой член?

Я вздрагиваю от его непристойных слов, ощущая почти стыд за то, что вообще позволила Арчу дотронуться до себя.

– Макс! – одергивает Дайя. Его холодные глаза перемещаются на нее, но она не трусит. – Я уже миллион раз сказала вам, мать вашу. Адди не имеет к этому никакого отношения.

Его взгляд снова сужается, и он еще больше облокачивается на стол, устремляя на Дайю пристальный взгляд.

– В этом-то и проблема, Дайя. Я, мать твою, тебе не верю.
Она рычит, и ее руки сжимаются в кулаки.

– Если тебе нужны ответы, Макс, ты ищешь их не в том месте, – вклиниваюсь я, прежде чем спор разгорится, и Макс прикончит нас прямо здесь и сейчас.

– Я так не думаю, – отвечает он, снова разворачиваясь ко мне. – Потому что следующим утром на пороге твоего дома оказались руки Арча. И если бы я ничего не знал, то решил бы, что это из-за тебя. Так как же руки Арча связаны с тобой, а?

Он победно улыбается, когда мои глаза округляются от удивления.

– Откуда ты это знаешь?

– Что-то не сходилось в том, что Арч пропал из твоего дома. И мы послали человека осмотреть твою собственность на следующее утро. Как раз в тот момент, когда Дайя забрала окровавленную коробку и уехала вместе с ней. За ней проследили и после того, как она закопала коробку, ее просто выкопали. Представь себе наше удивление, когда я обнаружил в этой коробке руки моего лучшего друга. И представь мое удивление, когда мои люди сказали мне, что ее подарили тебе.

Я не смотрю на Дайю. Я не хочу, чтобы Макс увидел, насколько я встревожена.

Мои глаза сужаются.

– Может быть, ее поставили на моем пороге, потому что тот, кто это сделал, решил, что я как-то связана с делами Арча.
Он смеется.

– Думаешь, наши конкуренты подумали, что ты сучка Арча? И что ты связана с нашим бизнесом?

– Может быть, – бросаю я. – Разве они узнали бы, если бы я ею не была?

Он не отвечает. Он просто таращится на меня, изучая. А я пялюсь в ответ, позволяя ему рассмотреть гнев на моем лице. Недовольство.

– Почему ты попросила Дайю закопать их, Адди? Почему не сказала полиции?

Я прикидываю варианты и решаю, что сказать частичную правду – мой лучший вариант.

– Потому что внутри была записка с угрозой моей жизни, а также всех полицейских, если я им позвоню. К тому времени мне уже было известно о... деятельности Арча, и я решила, что лучше просто послушаться и не вмешиваться. В то, к чему я, кстати, не имею никакого отношения.

И снова он просто смотрит на меня. Мое сердце вырывается из груди, и, судя по выражению глаз Макса, я все еще не могу быть уверена, что он поверил в мою невиновность.
Часть меня хочет просто признаться ему, что меня преследует маньяк. Какая разница, в конце концов? Теперь, когда Макс знает про руки Арча, держать это в секрете нет причин.

Но они есть.

Если Макс узнает, что у меня есть преследователь, жестокий и явно опасный, он может использовать меня как инструмент, чтобы выманить его и отомстить.

Я стану заложницей. И совсем не уверена, что мне удастся остаться в живых.

По крайней мере, сейчас есть шанс, что Макс оставит меня в покое, если решит, что я просто случайная девушка, попавшая под прицел бандитских разборок.
Макс снова хмыкает и встает, поправляя пиджак и застегивая пуговицы. От его костюма веет роскошью и деньгами, и что-то подсказывает мне, что теперь Макс возглавил бизнес Талаверра.

В городе появился новый криминальный авторитет, и он в ярости. Особенно из-за меня.

– Наслаждайтесь остатками ужина, дамы.
Он уходит, унося всю свою зловещую ауру. В воздухе сразу становится легче, но она все равно оставляет у меня во рту пепельный привкус.

– Они станут проблемой, – тихо говорит Дайя.

Я киваю и подзываю официантку.

– Запишем это в гребаный список.