Лезвия моих коньков

Когда Елена Владимировна только дошла до своего кабинета и отворила дверь, я с готовностью сидела перед её большим столом на стуле, сложив руки на груди. На скрип сзади я даже не оглянулась. Будто была и не здесь вовсе. Будто не делала так каждый грёбаный раз, когда она вызывала меня на это место.

Вы не представляете себе, сколько раз меня так на разговоры вызывали и выдёргивали с тренировок. Я это место вижу чаще, чем мать родную.

Пройдя к своему месту, женщина с силой ударила руками о деревянную поверхность, буравя меня взглядом. Я издевательски приоткрыла один глаз, смотря на неё через пелену.

- Амелия, я тебя отстранить от всех ближайших соревнований так могу из-за твоего поганого характера, ты это не понимаешь? – с ходу начала она грозным тоном, не скрывая эмоций. Ничего удивительного я в принципе не вижу, столько раз уже проходила подобное.

- Да? Так сделайте уже это, - сразу переходить в наступление на претензии стало моей фишкой, плюсом ко всему на моих руках в спорах всегда, абсолютно всегда были весомые аргументы. В силу своего долгого нахождения здесь, периодически я могла ими манипулировать. – сделайте это наконец! Вы угрожаете уже всё то время, пока я здесь нахожусь, и ни разу не осуществили эти слова в действии! – та аж дар речи потеряла от такого выкрутаса. В принципе, как и всегда, ничего не меняется, - вы каждый раз вместо этого только и делаете, что записываете меня на очередные соревнования. А почему? А потому что вам не выгодно. Вам не выгодно выкидывать меня.

- Неправда! – возразила и сама себе не поверила тренер. Увидев мою ухмылку на это, она тяжело вздохнула, - послушай, Амели. Мы устали с тобой бороться. Сколько можно этого неприемлемого поведения? Когда уже наконец ты возьмешься за ум?

- А вы логически подумайте. Что я говорю не так? – я опёрлась локтями на стол и с хитрой улыбкой смотрела прямо в чужие глаза. – что я говорю не так Ларе? Правду, которую здесь боятся сказать такие как я, потому что у них, простите, языки в жопе?

- Во-первых, разговаривай адекватно... - она раздражённо посмотрела на меня. – ...во-вторых, всю правду об этом месте, ты сама знаешь, разглашать нельзя. Никому. Ты хоть и давно здесь, но последствия уже знаешь – тебя быстро и аккуратно уберут, как было с другими. – она нагнулась ближе ко мне, перейдя на шёпот.

- Повторюсь – языки в жопе держите сами, а я всё равно рано или поздно раскрою всем правду про вашу контору. – я резко встала со стула, развернувшись к женщине спиной.

- Маме твоей давно пора пожаловаться... - рявкнула она, с ощутимой ненавистью смотря на меня.

- Маме? – я усмехнулась. – ну ладно. Вот первым делом она и узнает о вас всех правду, – я взялась за железную ручку двери, резко открывая её, - жду вас на льду. – хлопок.

А затем громкий удар по столу кулаком. Услышав это, я тут же повторно открыла дверь с улыбкой.

- У вас семейное что ли с Альбертовной – что-то твёрдое руками бить? В семье неполадки? – в глазах женщины вспыхнул недобрый огонёк, что меня только позабавило, - надеюсь, вы во мне не разочаровались и не подумали, что я не услышала, как та вмазала по стенке этажом ниже?

Будь на месте меня Лара, она бы уже тут тряслась как оранжевый осенний лист на ветру от страха, при этом ещё и побледнев и став белее всего, что есть в больницах. Но я – не она, а потому только шире улыбнулась, когда услышала в конце кабинета жесткое и ядовитое:

- Сгинь на лёд, Коробова.

- То, что ты угрожаешь мне в сливе информации нашей, как ты там сказала... - женщина уже успела надеть коньки и выехать на лёд.

- Конторы. – подсказала я, проверяя, хорошо ли завязаны белые шнурки и кинув при этом взгляд на "конструкцию" на ногах тренера.

- ...да, кон... короче. Это не делает тебя до конца профессиональной фигуристкой, - я только пожала плечами и поправила чёлку руками в перчатках с вырезами на пальцах. – а за свой длинный язык так вообще будешь сегодня заниматься до потери сознания, усекла? – я недоумённо посмотрела на женщину.

- Маме моей будете сами объясняться? На пару вместе с Альбертовной, - я отъехала на безопасное расстояние. Так, на всякий случай, - и не забудете, конечно, сказать о том, почему меня здесь держали, так? – не успела я как следует разогнаться на своём любимом предмете для передвижения, как перед моим лицом вмиг оказалось чужое, злое и уже с морщинами. Я брезгливо поморщилась и попыталась отъехать назад, но меня цепко взяли за плечо.

- Коробова, ты допрыгаешься, - ядовито прохрипела женщина, чьи нервы уже явно хорошенько так сдавали, - это сейчас я тебя ещё жалею, но физическую силу тоже приложить могу. – я скептически посмотрела на неё и легкими движениями рук вывернулась из-под её пальцев, вмиг отъехав ещё дальше и опёршись локтями сзади о бортики.

- Соблюдайте дистанцию, а физическая сила запрещена даже в вашем затхлом местечке. Уж что-что, а побои снять много ума не надо. – выпалила я, развернувшись спиной и поехав по кругу.

- Марка твоего также воспитывали, и что-то он не додумался снять побои на своих ручках, – я замерла, затормозив так резко, как никогда не останавливалась ни на одних соревнований. Сначала глаза нервно бегали по холодному льду, а затем я злобно покосилась на тренера, явно разозлившись на упоминание друга. А особенно в таком ключе. Та только невинно пожала плечами и выехала со льда. – приступай к отработке, соревнования на носу!

- ...Вот не поеду никуда, и чё вы тогда со мной сделайте... - прошептала себе под нос я, уже не желая спорить с этой женщиной.

- Что?! – крикнула она на весь зал, заставив меня поморщиться от лишнего шума и махнуть рукой.

...Я помню, как впервые увидела руки Марка после одной из тренировок у этого тренера. Костяшки были разбиты в кровь. Как сейчас помню, что он даже не залепил их пластырем. Стоит ли говорить, как я пыталась помочь, но меня оттолкнули?

Картинка того дня всё ещё стоит перед глазами. Мы стояли холодным осенним днем тёмным вечером, под ногами хрустели красивые листики с деревьев разных цветов. Нам было по 16 и 17 лет.

- Я сам справлюсь, Ами! – только он называл меня именно такой формой имени. Только ему это было позволено. Тогда его голос сломался из-за относительно переходного возраста, и он пугливо спрятал ранки под тканью одежды. Я могла лишь тяжело дышать и испуганно смотреть на него. – я уже давно не маленький! Хватит меня таковым считать. Бесите меня!

- Ты не можешь сам помочь себе, так дай это сделать мне! – я схватила рукав его тёмной и объёмной кофты в попытках достучаться. – пожалуйста, не отталкивай меня, Марк. – он скептично посмотрел на мои длинные пальцы и вырвался из и так не сильной хватки. Почему не сильной? Потому что я боялась сделать хуже и навредить ему.

- Ами, я тебя прошу, - взмолился мальчик, нечитаемым взглядом посмотрев на меня, - прекрати быть как мой отец. Прекрати считать меня беспомощным и жалким, - я не считала его таковым, поэтому приоткрыла рот в попытке возразить, но он выставил ладонь вперёд, - не перебивай меня. Я ценю твою заботу, но она тут мне не поможет, - он отвел глаза в сторону, тяжело вздохнув и введя тем самым меня в полный диссонанс, - не лезь в это. Там... слишком глубоко и страшно. Поверь, я сам справлюсь. – на глазах выступили слезы, которые не остались им незамеченными.

В добрых и ставших такими родными глазах я разглядела знакомое волнение за меня. Ну почему ты не волнуешься за себя...

- Хотя бы пообещай, что с тобой всё будет хорошо. – выпалила я прежде, чем горячие струйки скатились по щекам. Он стиснул зубы, не в силах сейчас успокаивающе обнять меня, и кивнул.

- Обещаю.

Тогда через неделю состоялись те самые его соревнования, после которых всё случилось. Тогда я была у льда, как лучшая подруга, и следила за каждым его движением. Мы все думали, что всё пройдет гладко, но...

Как мне сказали: кто-то подрезал ему коньки. Он упал через 30 секунд после начала во время разгона перед прыжком. Упал на бедро и отлетел на льду к жестким бортикам, въехав в них спиной. Мой испуганный крик слышала тогда, кажется, вся трибуна. Тренеры же, как моему 16-ти летнему разуму тогда казалось, сдерживали ухмылки.

Я видела в тот день его в последний раз. Он потерял сознание в первый раз, когда упал, и во второй после очень маленького "разговора" со мной.

- Он-ни подсыпали д-д-допинг... - пролепетал он, едва его положили на каталки, чтобы забрать в больницу, - ...с-слишком м-много... А-ам-ми, посмотри на коньки... - он отключился, когда я взяла его за оледеневшую ладонь. Слёзы вновь брызнули ручьём из моих глаз. Его положили на каталке в машину скорой помощи.

Когда я проверила в раздевалке его коньки, то ужаснулась. Они были в полном порядке.

Тогда мой мозг и понял, что если Марк не смог пройти против системы до конца, то смогу я. Меня сломить они не смогут, а в случае применения физической силы я смогу дать им отпор или пойти снять побои.

- Коробова, хватит в облаках летать! – послышался противный голос женщины с другого конца зала. - уже скоро тренировка закончится, а ты даже половины движений не отработала! Я тебе с юниорами не дам заниматься! – я глубоко и раздражённо вздохнула, принявшись снова отрабатывать ненавистный мне аксель (1), который я должна была безупречно прыгнуть перед припевом после второго куплета в песне группы КИНО – "Последний герой".

С первой попытки, конечно, не вышло, а вот со второй я осмелела...

- Поставьте музыку! – крикнула я явно заскучавшему тренеру.

- Хочешь опозориться? – услышала я в ответ. Закатив глаза, я мотнула головой, - ну-ну! – зазвучали первые, знакомые мне уже до дыр, звуки песни. Прекраснейшее интро, так сказать. Услышав первые слова, я поехала по льду.

(2) Ночь коротка, цель далека
Ночью так часто хочется пить

Почему я выбрала именно эту песню? Потому что я прониклась её текстом, придумала свой смысл и танец ещё несколько лет назад, вставив туда аксель, ещё даже не умея его прыгать.

Ты не можешь здесь спать
Ты не хочешь здесь жить

Я ассоциировала её с собой, своей жизнью и Марком. Последний герой был для меня именно он. Человек, который стал последним до меня, кто попытался противостоять злу в виде этого здания, этих людей и этих правил. Человек, который научил меня азам. Человек, ставший моим самым первым и последним лучшим другом.

Человек с большой буквы, ставший для меня последним героем.

Доброе утро, последний герой
Доброе утро, тебе и таким, как ты

Именно исполняя движения в этом номере, я старалась во всю силу. Я знала, что иду на победу и знала, что выиграю. И вызов этому зданию тоже. Я обращу внимание полиции на себя, я закрою эту контору! Только победить осталось в предстоящих соревнованиях.

Твоя ноша легка, но немеет рука
И ты встречаешь рассвет за игрой в Дурака

Момент истины... Задержав дыхание и почувствовав, как замерло в страхе и одновременно трепете моё сердце, спрятанное за слоем тёплой спортивной одежды, я прыгаю, проворачиваясь волчком несколько раз в воздухе, и приземляюсь ровно, без единой ошибки, поехав при этом дальше по номеру.

ЕСТЬ!

Я не смогла сдержать улыбки, краем глаз заметив реакцию тренера. Её брови вскинулись вверх, когда она действительно увидела моё безупречное движение.

Почему безупречное? Потому что мне за него буквально нельзя предъявить абсолютно ничего. Я сделала всё идеально и наконец могу сама себя достойно похвалить...

- СТОП! – но не она. Знакомая песня медленно стала едва слышна вокруг, и я резко остановилась на середине арены, недоумённо покосившись на тренера.

- Что-то не так? – улыбнулась я, зная, что меня сейчас могут похвалить. Почему-то злоба в её тоне меня не смутила.

Она подъехала ко мне, задрав голову в силу разницы в росте и смотря на меня через очки. Я нахмурилась, увидев там не радость. Там было нескрываемое недовольство.

- Всё не так, Коробова! Честно признать, я уже жалею, что дала тебе возможность поставить номер самостоятельно. Это же никуда не годится, тем более на такие соревнования! – что-то внутри меня с треском оборвалось, когда я услышала эту фразу. Сердце внутри меня упало куда-то в пятки, и забилось уже там.

- Что? – выпалила я, не подумав. Эти слова очень оскорбили меня. – но почему?? Я ведь исполнила всё чисто! Я прыгнула аксель без единой ошибки! – её позабавила моя реакция, и гаденькая улыбка растянулась по чужому лицу.

- У Лары всё равно вышло лучше. – вот она, точка отсчёта. Момент истины. Те самые сталкивания лбами с соперником, сравнивания абсолютно разных номеров, умений и движений. Вот оно – это ненавистное трио. Я сжала руки в кулаки.

- Вот как? Так может свалите отсюда и пойдёте вместе с Альбертовной её учить? – глаза тренера округлились в изумлении и немом шоке. – не, а что вас удивляет? Раз вам мой номер не нравится, раз у Лары, как вы считаете, лучше, так и катитесь к ней тогда, что вы терпите? – моё терпение лопнуло окончательно, за меня кричала обида.

- Да как ты со мной...

- Заткнитесь, - внезапно крикнула я, окончательно выбивая ту из колеи, - я ждала от вас хоть одного положительного слова, хоть чего-то, а вы снова говорите про умения другого человека! Снова и снова, забивая болт на мои! Все люди разные, не могут они делать всё одинаково, как конвейеры! Я ненавижу вашу систему сравнивания... - по щеке тут же прилетает оглушающая пощёчина, валящая меня на холодный лёд. Не удержав равновесие на коньках, я упала на копчик, зажмурившись.

- Хочешь услышать моё честное мнение насчёт твоего номера, Коробова? – злостно прошипела женщина, смотря на меня уже свысока, - открой глаза и смотри на меня. Ты в спорте никто и звать тебя никак. Твои жалкие попытки выиграть с таким номером обрушаться жестоким провалом, который станет для тебя роковым и последним. Не хочу обещать или угрожать, но тебя моментально выкинут, и доброе словечко я за тебя не замолвлю, - боль в копчике заставляла мои глаза слезиться, и я приоткрыла их. Увидев это, тренер решила воспользоваться моим положением, - нечего плакать, прими своё поражение заранее. Ты слаба. Слабее всех юниоров, слабее Лары. Тебе должно быть стыдно, Коробова. – вопреки физической боли, сковывающей меня на льду, я поднялась на дрожащих коленях и быстро вытерла рукавом кофты свои глаза. На жжение на коже от жёсткой ткани и удара по щеке сейчас было уже плевать.

- Да мне плевать, если быть честной, - выдавила я улыбку, пусть и слабую. След на лице багровел. Какой бы сильной я не была в маске, она трескается от физической боли. Это одна из моих слабостей. – вы вот опять сравнили меня с Ларой. Зачем?

- Да потому что...

- Когда вы поймете наконец своими куриными мозгами, что мы разные? – она ошеломлённо посмотрела на меня. – как можно сравнивать абсолютно разных людей и тем более приводить в пример? Вы думаете, что этим вы заставите меня ненавидеть её и перестать с ней общаться? – я усмехнулась. – ошибаетесь, если это так. Я её люблю как родную сестру, которой у меня никогда не было, и буду оберегать, пока я ещё жива. И никто меня не остановит. – я развернулась и поехала в сторону выхода со льда, когда меня окликнули:

- Прекрасная речь, Амелия, просто потрясная! – на лёд выехала Валентина Альбертовна, ведя за собой за запястье Лару. Я остановилась, смотря на неё внимательно. Она выглядела уставшей и замученной, волосы растрепались, будто она их месяцами не расчёсывала, коленки заметно дрожали и не сгибались, а на руках были видны царапины. Стоп. ЧТО?! – если ты вместо номера выступишь с этой речью перед членами жури и полными трибунами, можешь гарантировано вылететь даже без наших слов! – радостно говорила та, гаденько ухмыляясь моему тренеру. Половину её речи я не слышала, как только увидела состояние Лары. Всё моё внимание приковалось к её внешнему виду.

Кого же она мне напомнила? Кто выглядел точно также когда-то в моей памяти, перед моими глазами?

И тут меня осенило. Воспоминание молниеносно отразилось в голове, отключая мозг от нынешней реальности.

Зима. 2 года назад.

- Марк так хорошо сегодня отработал свои движения, Амелия! – в раздевалку, где я всегда ждала своего друга после его тренировок (если они были в разные дни со мной, что было редкостью, ведь нас ставили как соперников), залетела радостная Елена Владимировна, ныне моя тренер, ведя за запястье Марка, - тебе бы у него поучится, дорогуша! Такой талантливый мальчик! – я опустила взгляд на него, нахмурившись.

Он стоял рядом с ней, голова была низко опущена, длинные кудрявые волосы упали так, что глаза не были видны. А ещё свет в принципе падал так, что тень закрывала всё его лицо, кроме губ, на которых виднелась запекшаяся кровь. Если Елена так про него говорит, почему он совсем не радостный?

- Елена Владимировна, а почему он грустный какой-то? – спросила тогдашняя 17-ти летняя я, наклонив голову вбок. Он никогда не выглядел таким подавленным. По крайней мере я его таким никогда не видела. Даже когда к нему очень плохо относился отчим.

- Почему грустный-то? Устал, наверное, да, Марк? – от моих глаз не укрылось, как она сжала на этой фразе его запястье с утроенной силой, а его губы задрожали сильнее. Я мысленно списала это на её методику воспитания, хоть мне она уже тогда казалась ОЧЕНЬ странной, - ладно, на сегодня свободен. Марш! – она толкнула его в мою сторону, наконец отпустив бедное запястье.

Его негнущиеся ноги не выдержали его тела и он упал в мои руки, которые я по инерции выставила вперёд. Чужая голова уткнулась в моё плечо как только послышался громкий хлопок дверью раздевалки, и мы сели в таких импровизированных объятиях на какое-то время. Я слышала, как он немного елозил носом по моей куртке, пытаясь зарыться поглубже. Он сжимал моё тело руками так, как никогда до этого. Я немного удивилась, ведь обычно мы не тактильничали, но положила одну руку на его спину, а другую на кудрявый загривок.

Немного погодя, я услышала тихие всхлипы. Один за другим. А затем отчётливо почувствовала, как изгиб моей шеи становится мокрой. Округлив глаза, я немного отодвинула парня от себя, поставив перед собой.

- Ты... - подняв его чёлку холодной ладонью, я увидела слезы. Его слезы. Он редко плакал при мне, я видела это всего пару раз за всё наше общение, но в тот день у меня всё замерло, как в первый. Слезы ручьями лились с его глаз, его тело дрожало и колотило, как при ознобе, а зубы сцепились друг с другом так сильно, что мне казалось, они треснут, - ...что случилось, Марк?

- А-Ами... П-помоги. – выдавил он и, увидев мой недоумённый и испуганный взгляд, дрожащими руками открыл мне вид на своё левое запястье. Медленно опустив на них взгляд, мне стало тяжело дышать. Комната вокруг поплыла, в глазах потемнело.

Оно было изувечено, в синяках и царапинах, виднелась кровь. Он держал запястье дрожащей ладонью, не переставая плакать. Он сломался. И первое, что мне пришло тогда в голову, я решила озвучить:

- Отчим? – он медленно и отрицательно помотал головой. Капли не переставали падать на холодный кафель душного помещения.

- Эт-то о-он-на... - выдавил 17-ти летний мальчик, указав пальцем на дверь. Тогда до меня и дошло. Всё внутри охладело, сердце вдруг перестало биться.

Жёлтый зимний шарф соскочил с моей шеи, падая к грязным ботинкам. Всхлипы не прекращались ни на минуту.

Я отказывалась верить, что вижу перед собой точно такого же зашуганного ребёнка, только уже не моим тренером. Я отказывалась верить, что они могли снова так поступить.

Сглотнув, я подъехала к ним на ватных ногах, аккуратно развернув к себе за плечи девочку, пока те две дамы болтали об этих чёртовых соревнованиях. Уже в кишках эта тема сидит.

- Лара? – аккуратно позвала я. Собственный голос сейчас казался мне чужим. Она промычала что-то с вопросительной интонацией. – ты... в порядке? – я не любила жалость в свою сторону, но людей мне всегда было жалко. Особенно близких.

Моё сердце забилось также быстро, как в тот день рядом с Марком, когда я увидела, как она медленно и осторожно помотала головой в отрицательном жесте. Не веря своим глазам, я аккуратно взяла в руку её запястье, закатав рукав толстовки.

Глаза заполнились пеленой, когда я увидела синяки и кровоточащие раны. Чужая рука задрожала в моих ладонях, и я медленно подняла глаза на женщин сзади Лары. Они наконец перестали обсуждать свои гребаные соревнования.

- Это вот так вы её готовите, да? – услышав такую сталь в моём тоне, они переглянулись. Лара даже ухом не повела, настолько замученно она выглядела, - вот вы и совершили роковую ошибку, Валентина Альбертовна. Вы поступили также подло и низко, как ваша подружайка. Ну ничего, - я достала из кармана спортивных штанов телефон и открыла камеру. – Побои вы вряд ли оспорите. – увидев, что я сняла их и настраиваю фокус на чужом запястье, они ринулись в нашу сторону, но я предугадала это, взяв рукой плечо Лары и резко отъехав подальше.

- Не смей. – процедила злобным тоном моя тренер, но меня это нисколько не испугало.

- Назад, я настраиваю камеру. – в шутку кинула я, и только изображение загрузилось мне в галерею, мой телефон тотчас был выхвачен из руки, и чужая ладонь с морщинами внезапно бросила его на лёд с такой силой, что от него отлетела какая-то часть. Даже с моего роста и не присев было видно, что камера треснута.

- Теперь не настроишь, - злостно сказала Альбертовна, буквально прожигая нас двоих взглядом, - она никуда не пойдёт и ничего никому не скажет, как и ты. Синяки и царапины имеют свойство быстро заживать, так что не переживайте. – меня разозлили её слова и действия. Я быстро наклонилась и взяла в руки гаджет. Экран весь треснут, сам он не включается.

- Судя по вашим ловким движениям, я не первая с таким планом против вас? – риторический вопрос, сам вылетевший из рта. Увидев кивок, я прикусила нижнюю губу от злобы.

Неужели я проиграла?

Лара пошла домой по тёмной улице без меня, наплевав мысленно на свой небольшой страх темноты, кинув скомканное "до встречи" перед этим и даже не завязав шарф на шее, хотя был адски холодный ветер.

У меня ужасно болело сердце, буквально обливаясь кровью от осознания, что я не знаю, как ей помочь. Рассказать маме? А что она сделает, если доказательств на телефоне теперь нет? Кому рассказать? Что мне делать?

Мысли атаковали меня. Плохие мысли, с которыми я была не в силах справиться.

Ты ничего не сделаешь, никому не сможешь помочь. Ты зря всё это затеяла, дура. Ты бесполезная, ничтожная, никому не нужная...

Не нужная...

НЕ НУЖНАЯ.

Я с грустью смотрела на желтый осенний листик, упавший с дерева аккурат под мои ноги. Эти женщины почему-то напомнили мне моего старого друга Дениса Шеконова (3).

Тут в кармане что-то завибрировало. Удивившись, я достала телефон и обомлела. На разбитом экране высветился чей-то незнакомый номер, но последние два числа совпадали с тем, чей я уже думала удалить от безысходности.

Этого же не может быть?..

Дрожащими то ли от холода, то ли от шока пальцами я нажала на зелёный значок принятия вызова, и медленно поднесла экран к уху, нервно забегав глазами по потёсанному асфальту. Я ожидала услышать ненавистный голос тренера, ну или испуганной мамы, которая не понимает, почему я в темноту всё ещё не дома (но почему тогда её номер не подписан?), но никак не этот.

- Ами, у тебя же закончилась тренировка? – послышалось из трубки. Поперёк горла встал комок, крепко стиснувший его. Руки задрожали ещё сильнее, когда я услышала его. Этот родной голос, с этим заезженным в нашем общении вопросом об окончании тренировки. Это он. Его ни с чем не спутаешь.

- М-Марк?.. – выдавила из себя я. На мои плечи опустились чьи-то тёплые, вопреки холодной погоде, руки, стиснувшие сзади в объятиях. Телефон снова упал на пол, на этот раз выключившись окончательно, а над головой у меня пронёсся до боли родной голос:

- Я тоже скучал.

(1) Аксель – это один из прыжков в фигурном катании, рёберный прыжок. Отличается от других прыжков тем, что исполняется с движения вперёд, из-за чего при приземлении всегда получается дополнительная половина оборота;

(2) Здесь и далее – строчки из песни "Последний герой" – КИНО.

(3) Денис Шеконов – персонаж из моих произведений "Цель" и "Цель 2".