Глава 11
Тэхен
Я тянусь в карман за маской и прикрываю ею лицо.
– Стой тут, – говорю я Дженни, она слабо кивает.
Начался сильный ливень, за какие-то жалкие десять секунд я насквозь промок.
– Добрый вечер, – здороваюсь я с полицейским.
– Почему нарушаете?
– У меня есть разрешение на экстренный выход из дома. – Я достаю из кармана телефон и показываю ему приложение. – Полиция поймала ее, – подбородком указываю в сторону Дженни, – пришлось забирать. Штраф оплатили, а вот домой зайти не успели...
Я подаю ему квитанцию об оплате штрафа и терпеливо жду, пока он все внимательно изучит. Спустя минуту он возвращает мне телефон и чек.
– А что это твоей девушке с тобой-то не сиделось? – неожиданно переходит он на «ты». – Мисс, – зовет он ее, – подойдите, будьте добры.
– Какая в этом необходимость? – резко спрашиваю я.
Полицейский не реагирует на мой вопрос, вместо этого внимательным взглядом рассматривает ее.
– Что с вашей ногой? – интересуется он.
Джен прикусывает губу и косится в мою сторону, явно не зная, стоит ли рассказывать про приключение в клубе.
– Это сделал ваш парень? – по-своему трактует ее взгляд чертов сыщик и бросает на меня уничтожающий взгляд.
– Что? – восклицает она ошарашенно и тут же добавляет: – Конечно, нет!
Я предусмотрительно молчу, знаю таких подозрительных блюстителей. Любое сказанное слово будет трактовать на свой лад и против тебя.
– Я упала при задержании... меня сегодня задержала полиция... в подпольном клубе. – Дженни сильно нервничает и выпаливает слово за словом, не в состоянии внятно сформулировать ответ.
Полицейский настороженно смотрит в мою сторону.
– Ты можешь мне сказать правду, – доверительным тоном уговаривает он.
Дженни все еще не пришла в себя, она резко качает головой.
– Все в порядке, честно. Тэхен бы никогда... вы что... он не из тех... как только такое пришло вам в голову...
Мне тоже хочется спросить, выгляжу ли я, как кто-то, кто способен на рукоприкладство. Но продолжаю молчать. Мой скучающий вид явно не вызывает доверия у полицейского, видимо, если бы я пытался с пеной у рта доказать свою невиновность, он счел бы это правильной реакцией.
– Точно все хорошо?
Дженни тяжело вздыхает.
– Ради всего святого, правда, он забрал меня из клуба и привез домой. Он бы никогда ничего мне не сделал.
Напарник нашего сыщика согласно кивает, его убедить оказалось проще.
– Раз девушка говорит, что все хорошо, то поехали. Ночь обещает быть длинной.
– Мисс, можно поговорить с вами наедине? – не унимается полицейский.
– Конечно, – устало соглашается Дженни и отходит с ним за машину.
– Не принимайте на свой счет, – подает голос напарник. – Во время карантина в марте процент домашнего насилия взлетел до небес, а число феминицидов за год больше, чем за прошлый. Мы, конечно, стараемся спасать девушек из сложных ситуаций, но, сами понимаете, жертвы порой бывают несговорчивы... Особенно рядом с насильником.
Я сую руки в карманы и опускаю голову, от дождя не скрыться, но хоть по лицу не барабанит.
– Вы всего лишь выполняете свою работу, – поддерживаю я разговор.
– Именно, поэтому, повторюсь, не принимайте за свой счет. Насильники, к сожалению, не выглядят как-то по-особенному.
Я согласно киваю, думаю, что не хотел бы оказаться на месте стражей порядка. Сколько ужасов видит полиция... и ведь он абсолютно прав. Насильники не выглядят как-то по-особенному. Поэтому под подозрение попадают все.
– А можно как-то помочь жертвам? – спрашиваю я. – Какая, вообще, помощь там необходима?
Полицейский задумчиво хмурится.
– Многим нужна психологическая помощь, другие зависят от абьюзера финансово, поэтому нужны рабочие места или же помощь деньгами. У нас в стране выделяется на это бюджет. И плюс есть специальные фонды, занимающиеся подобным.
– Понятно. – Я беру телефон и пишу сообщение Анне:
«Перечисли миллион в проверенный фонд для жертв домашнего насилия».
Несмотря на позднее время, она отвечает сразу же:
«Я, к сожалению, не в теме, но соберу информацию».
«Спасибо, доброй ночи».
«И тебе, Тэхен».
Дженни наконец возвращается с горе-сыщиком. Не знаю, что она ему сказала, но глаза его улыбаются.
– Вам очень повезло с девушкой, – говорит он, неожиданно переходя на «вы».
Видимо, только с насильниками и абьюзерами он на «ты».
– Так защищала, смешная она у вас, – усмехнувшись, заканчивает он.
Я бросаю любопытный взгляд на Джен, она краснеет и неловко отворачивается.
– Повезло – не то слово, – говорю я и беру ее за руку. – С вашего позволения, мы пойдем.
– Доброй ночи, – прощается Джен.
– И вам! – отзываются полицейские.
Мы отходим от них и спускаемся на улицу, ведущую к моему дому. Дождь льет стеной, отражения фонарей сверкают в лужах и отсвечивают в мокрых стеклах окон.
– Замерзла?
– На удивление, нет, – тихо отвечает она и кутается в мой пиджак.
Он доходит ей до середины бедра, короткое платье скрывается под ним. Дженни переминается с ноги на ногу, пока я открываю дверь в подъезд.
– Он назвал меня твоей девушкой, – глухо шепчет она. – Не сестрой, не племянницей... девушкой, – подчеркивает она.
Я не оборачиваюсь и не смотрю на нее. Открываю пошире дверь и придерживаю для нее.
– Заходи.
Она послушно переступает порог. Между нами повисает гнетущее молчание. Она ждет от меня реакции на свое высказывание. А я не знаю, что сказать. «Ты выглядишь, как моя девушка»? «На сестру ты не похожа»? «У меня нет племянниц»?
Я молча нажимаю на кнопку лифта, и мы терпеливо ждем, когда он спустится.
– Ты проголодалась? – Я решаю ступить на безопасную территорию.
– Нет, хочу снять мокрые вещи, принять душ и поспать.
– Хорошо.
И мы оба вновь замолкаем. Лифт наконец опускается, и мы пробираемся в крошечную кабинку. Стоим близко друг к другу, едва ли не касаясь телами.
– Романтика корейских лифтов... – под нос бормочет Дженни.
– Не для тех, кто боится узких пространств.
– Зато для тех, кто любит целоваться, – заявляет она и поднимает голову.
* * *
Я разглядываю ее лицо. Макияж потек, губы обветрены. Волосы торчат в разные стороны. Но я не могу оторвать от нее взгляда. Глядя на нее, чувствую, как в груди становится тесно. Мы доезжаем до последнего этажа, и она резко отворачивается и выходит. Я вставляю ключ в замочную скважину и поворачиваю. Открываю дверь и пропускаю ее вперед.
– Прошу.
– Давненько я не была у тебя в гостях, – бросает она и переступает порог.
Я включаю свет, и Дженни мило жмурится.
– Экскурсия не нужна, я все прекрасно помню, – мимоходом бросает она и направляется прямиком в комнату для гостей. – Чтобы ты знал, это моя единственная ночь в этой квартире. – Она громко хлопает дверью, не дав мне сказать ни слова.
– Если что-нибудь понадобится, дай знать, – кричу я ей вдогонку.
Но она не отзывается. Прохожу в спальню – надо снять с себя мокрые вещи. Рубашка прилипла к телу, я стягиваю ее и направляюсь в гардеробную. Достаю спортивные штаны и черную футболку. Все мысли заняты Дженни и ее сегодняшними словами. Сколько еще ты будешь жить прошлым, Тэ? Я расстегиваю пряжку ремня, когда замечаю ее на пороге. Она умылась, пригладила волосы. Короткое платье соблазнительно подчеркивает изгиб бедер и талии. На ней нет лифчика, платье топорщится в районе сосков. Я жду, когда она что-то скажет. Но она хмурится, отводит от меня взгляд и решительным шагом проходит внутрь.
– Мне нужно в чем-то спать. – Быстрым движением вытягивает белую майку из стопки и сразу же идет на выход.
– Сделать тебе горячий чай?
– Нет.
– Подожди, дам мазь для ноги.
– Не нужно.
Я тяжело вздыхаю. Упрямая, непробиваемая.
– Я сказал, подожди.
Быстрыми шагами иду в свою ванную и достаю из ящика аптечку.
– Вот, обработай этим ногу. Она заживляющая. – Я кидаю ей тюбик, и она ловит его на лету.
Ни спасибо, ни даже кивка в знак благодарности. Она бросает на меня последний взгляд, карие глаза задерживаются на моем болтающемся ремне и низко спущенных брюках, из-под которых виднеется резинка боксеров.
Когда она так смотрит, у меня пересыхает горло. Дженни моргает и резко выбегает из комнаты.
Я слышу, как она запирается в гостевой ванной и включает душ. В отличие от нее я переодеваюсь и иду прямиком на кухню. Достаю бутылку виски и щедро наливаю себе. День был слишком долгим и неприятным на сюрпризы. Или сюрпризы все же были приятны? Представляю, как Дженни стоит под струями душа, как вода стекает по голой коже, и трясу головой, избавляясь от наваждения. Хватаю бутылку и со стаканом иду в зал. Не включаю свет. Устраиваюсь на диване и делаю глоток. Янтарная жидкость обжигает горло и отвлекает от непрошеных мыслей. Но они настигают меня... они всегда и всюду настигают меня.
Я не любил Джихё, но она мне нравилась. В начале общения с ней было весело и просто. Она была легка на подъем и не обидчива. Я мог не звонить ей месяцами, а потом в один из скучных вечеров вспомнить о ее существовании и позвать погулять. Она всегда соглашалась. Веселая, с виду красивая и не глупая. Мне нравилось проводить с ней время. Как-то так получилось, что постепенно я начал звонить ей чаще. А она стала называть себя моей девушкой. Все двигалось по течению. Без фейерверков чувств или глубокой привязанности. Но в один момент все изменилось. Она призналась мне в любви, а я отшутился. Она начала ревновать, а я продолжал отшучиваться. Как-то я решил честно сказать ей, что чувств к ней нет, и закончить эти отношения, но не смог... Смотрел ей в глаза и пытался произнести банальную фразу: «Давай останемся друзьями...» Но не получилось. Слезы в ее глазах и растерянность во взгляде привели к тому, что я почувствовал себя конченым ублюдком. И вместо того, чтобы поговорить с ней, я начал пропадать и перестал звонить.
Но на одной вечеринке мы все-таки встретились. Мне было весело, я выпил, а она продолжила играть роль легкой, воздушной, ни к чему не обязывающей спутницы. Слово за слово, поцелуй за поцелуем. Мы оказались в одной постели. А затем я узнал, что она беременна. Это новость сработала отрезвляюще. Мне больше не хотелось веселья, легкости и забав. Я сказал себе, что буду отцом, а у ребенка будет полноценная семья. И пусть я не влюблен в его мать, пусть моментами она меня раздражает и бесит. Пусть ее ревность порой становится неконтролируемой, а желание удержать на поводке – более очевидным и не скрывающимся за милым смехом и шутками. У меня должен был родиться ребенок. И я был готов пожертвовать очень многим ради него. Я хотел дать ему полноценную семью. То, чего мне самому не хватало... Родители были слишком молоды, когда я появился на свет. Меня больше воспитывали бабушка и дедушка. Я вырос в их нормандском шато, и мое детство было счастливым. До чертиков избалованным. А затем меня отправили в закрытую школу для мальчиков. И меня окружили строгие правила, требования и вечная проверка на прочность. Я ненавидел всей душой это заведение и пообещал себе, что мои дети будут жить со мной под одной крышей. Я буду ночами желать им спокойной ночи, читать сказки и делать все, что делают счастливые родители из американских фильмов. Пусть, даже если быть родителем в реальной жизни куда сложнее. Этот период мне представлялся идеальной картинкой. Я искренне готов был сделать что угодно для того, чтобы картинка в моей голове стала реальностью.
Когда родилась Джису, я был на седьмом небе от счастья. Мне было пять лет, я приехал домой и увидел маленький комочек на постели. А затем родители сказали, что разводятся и мама забирает Джису с собой в Штаты. Я приезжал туда на все каникулы, лишь бы побыть с нею рядом. Она росла, а я показывал ей все то, что люблю сам, чтобы быть ближе. От бутербродов и разных сладостей до фильмов и книг. Я воспитал себе идеального partner in crime. Она впитывала информацию как губка, а ее искренний восторг раззадоривал меня, заставляя делиться самым сокровенным. Джису была моим маленьким чудом, мини-копией, которая следовала за мной по пятам, выпрашивая внимание. И я дарил ей его... полностью посвящая каникулы этим огромным голубым глазкам и веселой улыбке. Когда Джихё забеременела, она начала ревновать меня даже к сестре. Я не знал, что должен был делать. Как объяснить, как сказать. Она ничего не слышала. Истерики сменяли друг друга. Скандалы и крики. Я убегал от этого давления, как мог, но в голове держал всегда конечную цель – полноценная семья. Ребенок.
А затем в одну секунду все рухнуло. Снимок. Хватило одного снимка, чтобы все разрушилось. Джису показала мне то фото, на котором моя невеста целует другого. Целует так страстно, что сомнений не оставалось, там было нечто гораздо большее. Джису, запинаясь, передала мне их разговор. В котором они обсуждали измены Джихё. Говорят, люди до мелочей помнят дни, которые изменили их жизнь. Со мной все произошло наоборот. Я не помню ни деталей, ни мелочей, ни сказанных мною слов. Я лишь помню, как в груди поселилось отвратительное чувство предательства и разрушенных надежд. Я ведь сделал ей предложение, организация свадьбы шла своим ходом. Но все покатилось в бездну. Одно за другим, как снежный ком, превратилось в огромную лавину, которая снесла все, не оставив ничего живого в моей душе. Я оказался в полицейском участке. Детектив с умным видом вешал на меня обвинения в доведении до самоубийства моей собственной невесты. А за час до этого я узнал, что ребенок, с мыслями о котором я просыпался последние пять месяцев, умер, так и не появившись на свет.
Я не знаю, почему обвинения были сняты. Без понятия, как так получилось, что дело закрыли и оно не дошло до суда. В тот момент своей жизни мне было глубоко плевать, что со мной будет. Помню, пришел отец и долго отчитывал меня. Он кричал об ответственности и о том, что я должен был предвидеть, предотвратить подобное. Что вся вина целиком и полностью лежит на моих плечах, а не на беременной женщине. Джису и Дженни нашли окровавленное тело Джихё у меня в постели. Что они делали в моей старой квартире, как там оказались, я никогда не спрашивал. Но если бы их там не было, она бы скончалась до моего прихода. Отец был в бешенстве, что я подверг их такому. У Джису были кошмары и панические атаки, и, слыша об этом, я ненавидел себя сильнее. Желтая пресса спустила всех собак на мою семью. А на меня повесили титул богатого избалованного мальчишки, который довел свою беременную девушку до самоубийства. И я знал, что довел ее. Я понимал, что смерть моего ребенка – целиком и полностью моя вина. Мне не хватило духу порвать с ней в самом начале. Я не смог закончить наши отношения, хотя следовало это сделать. Но смог сделать нечто такое, что по сей день не могу себе простить. Да, она гналась за лучшей жизнью, но разве можно ее винить? А я был тем самым золотым билетом в новую жизнь, в которой исполнились бы все ее мечты. Да, она специально забеременела от меня. Да, она изменяла мне. Но если бы я был честен с ней с самого начала, это все не зашло бы так далеко. «Виноват всегда мужчина», – сказал мне тогда отец, и я видел неприкрытое разочарование в его взгляде. Я молча кивнул, принимая все его обвинения. Ему даже не надо было произносить все это вслух. Я все знал и без него.
Дженни видит во мне только хорошее... или же только то, что хочет. Она слишком молода, чтобы понять, во что ввязывается. Я же предвижу все наперед. Скандалы, разгромные статьи, журналистов, которые не дадут ей прохода, косые взгляды и перешептывания за спиной. Что будет, когда моя тень коснется ее? Черт меня побери, Дженни заслуживает лучшего!
Поднимаюсь с дивана, и ноги сами несут меня в комнату для гостей. Я прикладываю ухо к двери, пытаясь уловить любой шум или шорох. Обнадеживающая мертвая тишина доносится из комнаты. Я опускаю руку на ручку и беззвучно поворачиваю ее. Медленно открываю дверь и тихо ступаю в комнату. Здесь стоит запах геля для душа, а на постели спит она. У нее милая привычка с головой накрываться одеялом, но во сне она всегда его сбрасывает. Лежит, свернувшись в клубочек, в моей старой майке. Наглая, даже не спросила, можно ли ей взять ее. Может, однажды признаюсь ей, что смотреть на нее в моей одежде – невероятное, возбуждающее зрелище. Хотя вряд ли. Услышав это, скорее всего, она подожжет всю мою гардеробную. Кусок серебристой ткани, по совместительству являющийся ее платьем, небрежно брошен на стул. Я подхожу ближе к постели. Сажусь на корточки и смотрю на ее умиротворенное лицо. Ее губы приоткрыты, а ресницы слегка трепещут. Отдал бы что угодно, лишь бы смотреть на нее, спящую, каждую ночь. Я бы укладывал ее рядом с собой и просто разглядывал. Ее ладонь обхватывает подушку, дыхание становится тяжелым. Интересно, что ей снится? Между бровей залегает морщинка, и она прикусывает нижнюю губу. Белые зубы впиваются в мягкую алую кожу.
– Тэхен, – шепчет она на выдохе, и я прирастаю к месту.
– Тэ, – повторяет она четче.
Мне нужно выйти из комнаты, прежде чем желание разбудить ее поцелуем перестанет казаться мне ненормальным. Но я не могу заставить себя сдвинуться с места. Она – мое чертово наваждение.
Юнги был не удивлен, увидев меня сегодня.
– Супермен пришел на помощь, – пошутил он, но, засмеявшись, заскулил от боли. Вся правая сторона его лица была похожа на свежую отбивную.
– Я бы не помогал тебе, если бы...
– Дженни, – закончил он предложение за меня. – Знаешь, однажды она перестанет звонить тебе в случае проблем. Перестанет думать о тебе и прекратит вспоминать о твоем существовании.
– Дай угадаю, в случае чего она обратится к тебе?
Он покачал головой.
– Мне бы чертовски сильно хотелось этого, но, увы, я точно не герой ее романа.
– Ты только что поднял мне настроение.
– Но и ты не герой... – быстро добавил он, не реагируя на мою колкость. – Она заслуживает того, кто будет сражаться за нее. Захочет быть с ней, несмотря ни на что, сечешь? У тебя для этого слишком трусливая задница... – От него несет алкоголем за километр.
– Две минуты назад я оплатил твой штраф, поэтому, будь добр, оставь свои пьяные бредни при себе.
Но мои просьбы были проигнорированы, он подпер рукой подбородок и заявил:
– Но однажды появится тот, кто заберет ее у тебя. И ты ничего не сможешь с этим поделать. Всю жизнь будешь жить с мыслью, что профукал свой шанс, сечешь?
Он заглянул мне в лицо и тихо добавил:
– Она сильнее, чем ты думаешь. Ради тебя она выдержит все. Вопрос в другом: на что ты готов ради нее? Готов ли, наконец, вынуть свою голову из задницы под названием «Прошлое», а? Готов перед всем миром сказать, что любишь ее? Готов отстаивать свое право на счастье?
Я закатил глаза.
– Не знал, что пьяным тебя тянет на пафосные речи.
Он не ухмыльнулся и не отшутился. Продолжил пристально смотреть на меня.
– Спрашиваю, ты готов?
Я выдержал его пристальный взгляд и зачем-то честно ответил:
– Я готов, но выдержит ли она последствия? Ты ведь прекрасно знаешь, что будет, как только все о нас узнают.
Мин поменялся в лице, на смену раздражению пришло удивление. Он внезапно расхохотался и сразу же заскулил.
– Долбаная челюсть. – Он снова подпер рукой подбородок. – А ты, оказывается, просто чертов джентльмен, а не трус! Открою тебе вселенскую тайну: чтобы быть счастливым, порой нужно включать эгоиста, сечешь?
– Еще раз скажешь «сечешь», и я тебе врежу.
Он пьяно фыркнул.
– Ты мне не врезал за все эти годы, думаю, мое «сечешь» как-нибудь выдержишь. – Юнги приподнялся с асфальта и по-дружески постучал меня по плечу. – Спасибо за штраф. Я верну! И помни, Тэхен... Она сильнее, чем ты думаешь.
Я смотрю на нее спящую, и мне хочется спрятать ее подальше от всего мира. Укрыть где-нибудь в башне, где никто никогда не обидит ее. Защитить от всех неприятностей и сделать так, чтобы она никогда не плакала. Не плакала из-за меня...
Ты продолжаешь жить прошлым, кричала она. А мне хотелось спросить: «Готова ли ты стать моим будущим?»