Формула вечной жизни.

Легкий весенний бриз касался лепестков расцветающей сакуры, мягко убеждая их оторваться от веточки и отправиться в плавное путешествие по воздуху. Лепестки кружатся и опускаются вниз.

Я сижу на свежем прохладном газоне, плотно прижавшись руками к коленям, зачарованно наблюдая за этим волшебством вокруг. Перед собой я вижу два небольших рисовых треугольничка, завернутых в водоросли нори, холодных, практически безвкусных, потерявших всякую прелесть среди нежного вальса розово-белого лепесткового дождя.

Это обед, заботливо приготовленный матерью – ее тихий знак внимания, как отблеск солнца в одиночестве. Но еда утратила тепло семейного дома, превратившись в тусклую оболочку воспоминаний, оставляющую чувство пустоты. За окном школьная столовая бурлит шумной жизнью, раскатисто сотрясаясь от смеха и звонких голосов, будто птичий базар, где тысячи крылатых существ радостно чирикают и суетливо порхают друг вокруг друга. А я одиноко сижу на улице, словно выброшенный из родного гнезда маленький беспомощный птенец, громко зовущий мать и тщетно взывающий о спасении в пустоту равнодушного пространства.

После смерти бабушки по линии отца, дарившей мне тепло, моя японская мать доверила меня русским родственникам и бросила, уехав на свою родину. Спустя много лет она снова вспомнила обо мне, будто нашла забытое письмо. Много раз она обещала вернуться, но лишь в день моего шестнадцатилетия тонкая связь восстановилась... Полтора года назад меня привезли в Японию. Не спрашивая, хочу ли этого я!

Моя жизнь разделилась на до и после утраты бабушки и исчезновения матери, забравших ощущение дома и любви. Каждый день я ощущаю боль и отчуждение, чувствую себя чужой в этом месте.

Каждый день я смотрю на фотографии бабушки, пытаясь вспомнить моменты счастья, которые постепенно растворяются в одиночестве. Я мечтаю о возвращении в прошлое. 

Эти мысли наполняют меня каждый вечер, когда солнце скрывается за горизонтом. Мне снятся кошмары, в которых я бегу по бесконечным коридорам в поисках выхода. Просыпаясь, я осознаю, что реальность не лучше этих сновидений.

Ненавижу эту деревню городского типа! Да, здесь, конечно, красиво, пейзажи словно сошли с картинки – рисовые поля, горы вдали, но... это не Токио, о котором я мечтала, когда переехала сюда, надеясь на лучшую жизнь. Здесь все пропитано удушающим чувством долга и традициями, которые для меня, полукровки, выглядят как карикатура. Эти вечные поклоны, извинения – фальшь, лицемерие, бесконечные правила. Я не такая, как они. Я не понимаю этого. Да и не хочу.

Японский язык, который я учу с таким трудом, вызывает лишь раздражение. Люди... Они смотрят на меня с любопытством и подозрением. «Белобрысая чудачка». Так они меня называют, наверное, думая, что я не понимаю. Но я понимаю. Слышу в их словах неприязнь и презрение, которое отражается во взглядах, скользящих по моей бледной коже, по седым от рождения волосам, которые я долго и упорно красила, пытаясь скрыть свою «уродливость».

Больше нет. Хватит прятаться. Я не крашу волосы. Пусть видят, какая я есть. Необычная. Странная. Другая. А серые, почти прозрачные глаза – врачи говорили — редкая генетическая мутация. «Поцелуй ангела», как говорила бабушка. Но здесь, в Японии, этот «поцелуй» кажется проклятием.

Я – дочь русской земли и японской крови, смесь, которую здесь не принимают. Мама всегда смотрит на меня с виноватой улыбкой, но в ее глазах я вижу лишь страх. Страх перед тем, что я не впишусь, испорчу идеальную картинку ее жизни. Я чувствую себя здесь чужой. С самого детства я была «другой». И в России, и здесь. Всегда между двух миров, нигде не находя себе места.

Онигири летят в кусты. Сытая по горло и этим местом, и мамой, и собой, я поднимаюсь и ухожу прочь, туда, куда не смотрят любопытные глаза. Где можно будет выдохнуть... и придумать, что делать дальше. Ведь молчать больше нет сил. Что-то должно произойти.

Хочу чтобы все исчезли! Умерли! Ненавижу всех! Умрите, умрите, умрите!

-♥-

Мои шаги гулко отдаются эхом в пустых коридорах школы. Казалось, будто весь мир замер, прислушиваясь к моим неуверенным шагам. Перемена ещё не закончилась, значит, школа должна гудеть голосами учеников, переговором учителей. Почему же так тихо?

Я иду быстро, почти бегом, стараясь успеть на урок математики. Математика... Мой личный кошмар. Учительница терпеть не могла мою непунктуальность, да и одноклассники не упускали случая обозвать меня "бестолковой иностранкой", ведь я еще не до конца выучила цифры в иероглифах. Их слова резали слух, оставляя горький осадок унижения. Как я должна выучить все за полтора года!

Но сегодня всё иначе. Сегодня стоит такая тишина, что кажется, будто сама жизнь остановила своё течение. Холод окутывает тело, вызывая дрожь. По коже бегут мурашки, напоминая о том самом ощущении, которое преследовало меня с самого детства. Оно приходило внезапно, заполняя разум тревожными мыслями и сжимая грудь невидимыми руками. Страх начинался здесь, внутри меня, и постепенно разрастался, охватывая всё вокруг.

Воздух становится плотнее, дышать все труднее. Сердце бешено забилось, готовое выпрыгнуть из груди. Кажется, это началось опять... Паническая атака? Или интуиция?

Стоило подумать об этом, как паника захлестывает сознание волной адреналина. Голова кружится, перед глазами плывут пятна. Нет, только не сейчас! Только не на уроке математики!

Стиснув зубы, я стараюсь успокоиться. Делаю глубокий вдох, затем выдох. Ещё один. Вдох-выдох. Постепенно дыхание выравнивается, мысли становятся яснее. Однако тревога осталась, поселившись где-то глубоко внутри, ожидая своего часа.

Кабинет математики старшей школы располагается на втором этаже. Поднимаясь по лестнице, я силюсь игнорировать внутренний голос, шепчущий: "Что-то не так..." Каждая ступенька отзывается болезненной пульсацией в ногах, словно они сделаны из свинца. А потом раздается оно — отчаянный вопль, будто кто-то заглянул в бездну — и бездна ответила ему взаимностью.

Это был не обычный школьный шум, не весёлое бешенство ребят. Этот звук принадлежит другому миру, миру страха и отчаяния. Он проникает внутрь, разрывая нервы, оголяя самые потаённые ниточки страхи. Из глубины души поднимается волна ужаса, превращаясь в ледяной комок в желудке.

Осторожно подойдя ближе, я вижу толпу школьников, столпившихся возле одного класса. Они кричат, плачут, пытаются понять происходящее. Среди этого хаоса выделяется фигура учителя математики. Она неподвижна, её глаза широко раскрыты, взгляд застыл, устремляясь куда-то вдаль. В руке она держит нож, лезвие которого блестит в свете ламп дневного света.

Моя реакция следует мгновенно. Рука автоматически тянется за телефон. Паника сменяется холодным осознанием происходящего. Кто-то погиб? Или ранен? Сколько жертв? Мысли мелькают одна за другой, сливаясь в единый поток тревоги и растерянности.

Раздается новый крик, пронзительный и душераздирающий. Толпа отступает назад, освобождая проход к двери кабинета. Там лежит тело девочки, моей одноклассницы. Её лицо искажено ужасом, кровь растеклась лужей на полу. Взгляд обращён вверх, наполненный болью и недоумением.

Сердце сжимается от осознания случившегося. Боль переполняет душу, слёзы катятся по щекам. Рядом со мной стоит парень, знакомый по школе. Его глаза тоже полны слез, губы дрожат. Он пытался сказать что-то, но голос его сорвался.

— Что случилось? — шепчу я.

Он лишь отрицательно качает головой, не находя слов. Внутри всё переворачивается от увиденного. Жизнь показывала свою жестокость, разрушая привычный порядок вещей. Теперь остается одно — пережить этот момент и постараться сохранить остатки рассудка среди всеобщего хаоса.

Дети разбегаются, визжа, как крысы с тонущего корабля, бросая раненых на растерзание. Но настоящее дно ада открывается прямо передо мной, когда толпа чуть расступается.

Кровавая жижа хлюпает под ногами, разнося по коридору тошнотворный запах сырого мяса и кислоты. Ученики... Обрывки учеников. То, что вчера еще смеялось и спорило, теперь валяется на полу, словно выброшенные куклы, с которыми наигрались садисты. Я узнаю кружевной воротничок Нанами из младших классов, когда-то такой милой девочки. А теперь она лежит без лица, глазницы пустыми колодцами смотрят в потолок. Распоротый живот зияет черной дырой, выплевывая наружу влажные, скользкие клубки внутренностей, словно змеи, выползающие из норы. Алая кровь, густая и липкая, растекается по линолеуму, оставляя за собой мерзкие следы. Воздух дрожит от тяжелого запаха железа и пота, въедаясь в легкие.

В этом багровом месиве еще дергаются остатки жизни. Несколько человек, прижавшись спинами к стене, дрожат как осиновые листья. Пальцы вцепились в головы, пытаясь затолкать обратно увиденное, забыть этот оглушительный хор смерти. Лица серые, словно их уже приговорили, а глаза... В них плескается такой первобытный ужас, как будто они заглянули в саму пасть смерти, и она улыбнулась им в ответ. Они помечены. Их уже не спасти. Я чувствую это каждой клеткой своего тела.

Но хуже всего... эти твари. Скрюченные, дергающиеся фигуры, с серой, словно вареной, кожей, и оскаленными, окровавленными ртами. Они набрасывались на живых, как стая голодных шакалов, рвущих падаль. Хрипы, чавканье, мерзкий хруст ломающихся костей – симфония распада, разрывающая барабанные перепонки, вгрызающаяся в мозг, словно черви. Они жрали их. Заживо!

Я застываю, парализованная смесью ужаса и отвращения. Мозг отказывается понимать происходящее. Эти животные, с лицами, измазанными кровью, разрывают плоть на куски, словно это прокисшее тесто. Но самым немыслимым было то, как они издевались. Протягивали дрожащие, окровавленные пальцы в распоротые животы, вытаскивали кишки, как грязные, слизкие веревки, и жадно жевали их, прикрывая глаза от... удовольствия? Влажные шлепки, булькающие звуки, хруст позвонков — мерзкий пир на костях человечества. Время замирает. Каждая секунда превращается в пытку, растягиваясь в бесконечность, наполненную паникой и тошнотой. Я чувствую, как желудок скручивается в тугой узел, выворачивая меня наизнанку. Эта картина ломает меня. Безвозвратно. Что-то умирает. Навсегда.

Одна из тварей поднимает голову. Его лицо – нет, маска, слепленная из злобы и агонии – искажается в гримасе. Рот раскрывается, извергая хриплый, булькающий вопль, полный животной ярости и предсмертной тоски. Запах свежей плоти ударяет в нос.

Его глаза... Серые. Как мои. Но если в моих, как говорила бабушка, отражается "поцелуй ангела", то в этих плескается лишь безумие. Белки глаз залиты кровью, лопнувшие капилляры образовывают мерзкую багровую сетку, превращая взгляд в воплощение кошмара. Они смотрят прямо на меня, в меня, словно пытаясь найти там что-то... что-то, что они потеряли. Или забрать что-то, что я еще не успела утратить. Вырвать остатки души, оставить лишь пустую, кровоточащую дыру. Отвращение поднимается комом в горле. Ненавижу эти глаза! Ненавижу себя!

Тварь что-то судорожно засовывает себе в пасть. Не успеваю рассмотреть что, но запах... Запах чего-то гнилого и сладковатого, как перезрелые фрукты, смешивается с запахом крови, вызывая рвотный рефлекс. Всё происходит слишком быстро. Мозг отказывается обрабатывать информацию, выдавая лишь белый шум. Словно кто-то выдернул шнур из розетки, стирая последние следы реальности. Память о прошлой жизни рассыпается на осколки, оставляя лишь пустоту и холод.

Мир мертв. Больше нет правил. Нет надежды. Есть только голод и страх. Выживет лишь тот, кто быстрее всех научится убивать, кто сможет переродиться в этом аду. Они больше не люди. Они – отражение того, что ждет нас всех. Жизнь, вывернутая наизнанку. Их единственная цель – сожрать, уничтожить, превратить всех в себе подобных.

Беги, черт тебя дери! Беги, Такара, беги! Не стой как идиотка! Они сожрут тебя!

В чувство меня возвращает утробный рык, прорвавшийся сквозь пелену ужаса. Одна из тварей, с оскаленной мордой, искаженной звериным голодом, несется прямо на нас – кучку парализованных страхом кретинов. Ее пасть, полная острых зубов, жадно клацает, изрыгая слюну и обрывки плоти.

Остальные, очнувшись, срываются с места, превратившись в обезумевшую толпу. Инстинкт самосохранения затмевает разум, превращая людей в стадо диких зверей, готовых разорвать друг друга ради глотка воздуха. Запах мочи и пота ударяет в нос, смешиваясь с тошнотворным запахом плоти.

Я замечаю, как кто-то в отчаянной попытке спасти свою шкуру толкает парня прямо под когти приближающейся твари. Бедняга спотыкается, падает, и все кончено. Тварь наваливается на него, словно голодный волк на добычу. Хруст костей, бульканье крови... Он даже не успевает закричать! Я вижу, как рвутся его мышцы, как ошметки мяса летят во все стороны, окрашивая пол и стены в кровавый багрянец. А этот хрип... Хрип умирающего животного, проникающий в самую душу оставляет в душе незаживающую рану. Я никогда не смогу забыть этот звук. Никогда.

Тело реагирует прежде, чем мозг успевает осознать. Инстинкт. Срываюсь с места, бегу, как одержимая, пытаясь пробиться сквозь обезумевшую толпу, несущуюся к лестнице, к единственному шансу на спасение. Толчки, крики, проклятья... Каждый толкается, царапается, пихает других, не видя ничего, кроме призрачной надежды на спасение. И плевать на остальных! Выживает сильнейший.

И это оказываюсь не я... Не слабая, глупая гайдзинка*, смотрящая на мир сквозь розовые очки. Здесь нет места слабости. Только смерть. Лестница превратилась в кровавый ад. Люди падают, спотыкаются, их давят, ломают кости. Крики, стоны, хруст... Сливаются в единый, оглушающий хор. Я чувствую, как под ногами хрустят чьи-то пальцы, как по ним стекает что-то теплое и липкое, но не могу остановиться. Страх гонит меня вперёд, лишая разума, совести и человечности. Кто-то ударяется головой о ступеньку и затихает, превратившись в бесформенную кучу плоти. Никто не обратил внимания. Он просто стал еще одним препятствием на пути к выживанию. Добро пожаловать в новый мир. С каждым шагом я ощущаю кожей, как утопаю в этом море отчаяния, боли и смерти. Это безумие... Полнейшее, абсолютное безумие.

Нога поскальзывается на чем-то влажном и склизком. Я пытаюсь удержать равновесие, но уже слишком поздно. Взгляд спускается вниз и застывает. Багровая лужа... И из нее торчит кровавая рука... Чья-то оторванная конечность, затерявшаяся среди тел, как зловещее напоминание о хрупкости жизни. Бессмысленно... Всё это абсолютно бессмысленно. Мы все умрем.

Время замедляется. Я чувствую, как теряю опору, как мир вокруг переворачивается, как с каждой секундой приближается неминуемый удар. Тело беспомощно болтается в воздухе, словно сломанная кукла, брошенная небрежной рукой садиста. Запах крови и гнили бьют в нос, вызывая тошноту. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем холод ступеней обжигает кожу.

Удар... Ослепительная вспышка боли пронзает голову, и мир на мгновение погружается во тьму. В глазах мелькают искры, а в ушах звенит, словно от удара церковного колокола, предвещающего смерть. Потеряв ориентацию, я кубарем качусь вниз, чувствуя, как тело раз за разом ударяется о твердые ступени. Каждый удар отзывается адской болью в каждой клеточке, кажется, кости крошатся, словно мел. Во рту разливается металлический вкус крови. Я знала... Я больше не смогу встать. Конец.

И вот так, беспомощно, я должна умереть? Здесь? Превратиться в еще одну окровавленную тряпку, брошенную на растерзание этим тварям? НЕТ! Ярость, вспыхнувшая в душе, словно факел во тьме, заставляет зубы стиснуться до скрежета. Ненависть к этим чудовищам, к этой ситуации, ко всему миру, рухнувшему в ад, разит сознание, словно электрический разряд. Я им этого не прощу!

Невыносимая боль сковывает плечо. Кто-то, обезумевший от страха, проносится мимо, даже не заметив, что наступил на меня, словно на сломанную игрушку. Острая, жгучая боль поражает кость, заставляя кричать. Но крик тонет в общем хаосе. Никто не слышит. Никому нет до меня дела.

Я выживу. Докажу им всем. Я покажу этим тварям, что значит настоящая ярость. Они пожалеют, что встретились со мной. Они заплатят за все. Я не слабая!

Превозмогая адскую боль, я пытаюсь встать. Собираю последние крохи воли в дрожащий кулак, упираюсь руками в липкие от крови ступени и пытаюсь приподняться. Бесполезно. Снова этот соленый запах смерти. Еще один обезумевший беглец, не глядя, растаптывает мои пальцы, сбивает меня с ног, отправив обратно в кровавый ад. Мир вновь перевернулся, и я поняла... всё кончено. Я слабачка. Всегда ею была. И навсегда ею останусь.

Пустота... Она заполняет всё. Высасывает последние капли надежды, последние искры жизни. Отчаяние... Оно обрушивается на меня, как гора, погребая под обломками себя. Я захлебываюсь в нем.

Горечь поднимается к горлу, словно кислота, разъедая остатки гордости. Сожаление... Оно грызет душу, напоминая о несбывшихся мечтах, о несказанных словах, о нереализованных возможностях. Что я сделала не так?  Почему это происходит именно со мной? Это я виновата... Я всегда во всем виновата. 

В голове, как сломанная пленка, крутятся обрывки воспоминаний: бабушка, ее добрые глаза цвета вареной сгущенки, ее руки, пахнущие пирогами и теплом; мама, ее виноватая улыбка, робкая, словно извинение за мое существование; Россия, ее снежные зимы, ее бесконечные поля, ее суровая красота; Япония, ее цветущая сакура, лицемерные улыбки, ее прогнившая культура... Всё это... Все это исчезло. Растоптано, уничтожено, стерто с лица земли, словно меня и не было. Как я и хотела...

Ирония судьбы... Я всегда мечтала, чтобы этот мир исчез. Чтобы все эти люди, с их осуждающими взглядами, их фальшивыми улыбками, просто сдохли. И вот... Мое желание сбылось. Но какой ценой?  Ценой моей жизни, ценой жизни тысяч невинных людей. И теперь, глядя на этот кошмар, я понимаю, что была не права. Я всегда ошибалась. Я хотела уничтожить зло, но вместо этого выпустила его на свободу. Это все из-за меня?  Из-за моих чертовых мыслей бог Дзюродзин* наказывает меня?

Я – не супергерой. Не избранная, чья судьба – спасти мир. Не главная героиня голливудского блокбастера, обладающая суперспособностями, позволяющими в одиночку уложить армию зомби. У меня нет ни боевых навыков, ни хитроумных планов, ни волшебного амулета, который защитит меня от смерти.

Я – всего лишь обычная школьница. Семнадцатилетняя белобрысая девчонка, ненавидящая этот мир и мечтающая о том, чтобы он сгинул. Угрюмая полукровка, вечно чувствующая себя чужой, потерянной, никчемной. Неуклюжая, закомплексованная, испуганная... и совершенно неподготовленная к зомби-апокалипсису. Я не умею драться, не умею стрелять, даже бегать достаточно быстро, чтобы спастись от этих тварей.

Я – никто. И теперь, лежа здесь, на этой проклятой лестнице, в луже крови, я понимаю, что моя история закончится так же бесславно, как и началась. Никакой героической жертвы, никакого эпичного финала. Просто бессмысленная смерть серой мыши, пепельной внутри и снаружи. Я заслужила это.

Мама... Прости меня! Это все из-за меня! Из-за моих дурацких, гнилых мыслей! Мам... Спаси меня! Прошу тебя, забери меня отсюда! Я хочу к тебе, мам... Туда, где тепло и безопасно... Слезы, смешанные с соленой кровью, застилают глаза, превращая мир в размытое месиво.

И тут... Ледяная хватка впивается в мою руку, словно когти смерти. Холод пронзает тело, обжигая дикой болью. Что-то с хрустом обрывается в плече. Я вскрикиваю, зажмурившись от ужаса. Вот и все. Сейчас меня сожрут. Вцепятся в руку своими гнилыми зубами, отрывая куски плоти, пока я буду беспомощно орать, захлебываясь собственной кровью. Я так и умру серой и никчемной.

Но... Ничего не произошло. Вместо звериного рыка, разрывающей боли, чувства собственной вины я чувствую, как меня поднимают вверх, выволакивая из кровавого ада. Что за черт? Кто...? Кто этот идиот? Кто этот самонадеянный герой, решивший рискнуть своей жизнью ради безнадежной белой вороны? Вместо того чтобы спасаться самому, он тратит время на меня? Зачем?

Собрав последние силы, я приоткрываю глаза... И вижу... Ангела. Среди хаоса, крови, смерти, она кажется нереальной, словно мираж. Девушка, примерно моего возраста, с кожей, белой, как первый снег, тонкой, словно фарфор. Лицо, прекрасное, как лик святой, омраченное лишь кровавыми потеками, стекающими по щекам как слезы. Она смотрит на меня с такой решимостью, с таким невозможным сочувствием, что на мгновение я почти верю в чудо. Но чудес не бывает. Все это — ложь.

Едва поймав равновесие, я чувствую, как ее рука сжимает мою мертвой хваткой, не давая упасть. Она тащит меня прочь, в сторону, противоположную бешеной толпе, все еще громыхающей по лестнице. Не к главному выходу, а к черному, служебному, о котором я и думать забыла.

Спасибо тебе, мой ангел... Наверное, благодаря тебе я смогу прожить еще один бессмысленный, серый день...

 —♥—

Гайдзин (外人) — японское слово, обозначающее иностранцев и граждан неяпонского происхождения в Японии.

Дзюродзин — один из Семи японских богов счастья. Покровитель учёных и учащихся, бог мудрости, счастливой старости, долголетия и бессмертия.