назло друг другу - по взрослому, но глупо.
— Сегодня особенно важный клиент, — немного хрипло выдыхает Сергей, и Арсений отвлекается от зеркала, перестав завязывать галстук. — И место необычное — ты в таком еще не работал. Но, надеюсь, с этим проблем не будет.
— Будто у меня есть выбор, — спокойно отзывается Арс, передернув плечами, и облизывает губы. — Что касательно клиента — Вы каждый раз так говорите.
— В этот раз все действительно серьезно, — сглатывает тот, и Арсений снова немного непонимающе смотрит на него, потому что он никогда не видел начальника настолько взволнованным. — Скажу так — это человек из особого круга, и то, что он обратился к нам, дорогого стоит. Так что, надеюсь, твой инстинкт самосохранения не подведет и ты все сделаешь, как надо, потому что в противном случае далеко не мне придется соскребать тебя с асфальта.
— Звучит очень оптимистично.
Он снова бросает взгляд в зеркало, чтобы удостовериться, что выглядит идеально, подтягивает рукава пиджака, приглаживает чуть залаченную челку и поправляет воротник кипенно-белой рубашки.
Ему не нравится происходящее. Ему никогда особо не нравилось то, чем он занимается, но сейчас волнение Матвиенко передается и ему, и галстук начинает душить. Арсений пытается храбриться — Сергей через раз говорит, что вот конкретно этот заказчик — та еще шишка. Ему только яйца лизать и лаять псом, виляя хвостом, а на деле — простой зажравшийся мужик, которому надоела жена и захотелось экспериментов.
Но больше всего раздражает другое — у Арсения был готов четкий план, который дает трещину из-за нервозности и едва уловимого страха. Он продумал все до мельчайших деталей, а сейчас Сергей лишь парой фраз заставляет его паниковать и сомневаться — а стоит ли вообще рисковать?
Арсений понимает, что с таким образом жизни долго не протянет. У Кьяры все чаще блестят глаза, когда он уходит на работу, ситуация со сном только усугубляется, а жить на постоянных таблетках и энергетиках, которые к тому же несовместимы, невозможно.
В кармане куртки теперь всегда лежит пачка сигарет, и Арсений презирает себя каждый раз, когда впускает в легкие едкий дым. Он пытается бороться с собой, старается медитировать, в свободные минуты читает разные статьи по психологии, но все заканчивается тем, что книга летит в стену, теряя по дороге страницы.
У него все чаще дрожат руки, безумно болит голова, а синяки под глазами приходится замазывать в несколько слоев, потому что черные круги никуда не деваются и портят весь образ.
На сцене он продолжает играть — улыбается, дразнит, соблазняет, на мероприятиях флиртует, заводит, раздражает своей неприступностью, а потом, закрывшись в туалете, зовет себя шлюхой, видя в глазах напротив поволоку из-за выпитого.
Он много курит и пьет и мало спит и ест. Иногда по дороге домой у него начинает кружиться голова, и он сползает на ближайшую скамейку и сидит, сжавшись в продрогший комок, пока очертания улицы не станут четче. Он никогда ничего не рассказывает — ни Саше, потому что они даже не друзья, ни Антону, потому что у него и так проблем хватает.
А больше и некому.
Арсений горько усмехается от остроты последней мысли и проводит по подбородку, наталкиваясь на несколько дневную щетину, которая ему очень идет, — по крайней мере уже не раз заказчики отмечали эту деталь и просили отращивать бороду.
— Послушай меня внимательно, — Сергей вдруг хватает его за локоть и резко поворачивает к себе. Темные глаза почти черные, губы нервно поджаты, дыхание сбитое, неровное. — Сейчас без шуток, Граф. Это очень серьезно. Ты должен быть ебаным паинькой, понял меня? Чтобы без всяких там твоих закидонов, потому что потопят потом нас всех.
— Мне плевать, кто мой заказчик, — твердо заявляет Арсений, спихнув его руку. — Больше, чем обычно, я все равно не позволю, будь он хоть император, хоть принц, хоть сам бог. Когда мы заключали договор, мы все обсуждали, и ты поставил подпись, подтверждая свое согласие с моими условиями. Я никогда не отказываю в чем-то просто так — у меня есть принципы, и я…
— Мне похуй на твои принципы, — рявкает Матвиенко, схватив его за грудки и встряхнув. — Так сильно похуй, что могу хуй достать и положить, ты меня услышал? Ты будешь учтив, вежлив и послушен, как прирученная шавка. Будешь улыбаться и делать все, что тебе скажут. И срать я хотел на твои принципы, — Сергей толкает его в грудь, отчего Арс немного отступает, впечатавшись в зеркало.
Матвиенко выходит, хлопнув дверью, и Арсений устало прикрывает глаза. У него безумно болит голова, и сводит желудок от голода, но все, что он может себе позволить, — несколько глотков воды и таблетку для горла с ментолом, потому что иногда першит и кашель душит.
Отражение в зеркале давно приелось. Это раньше у него дыхание перехватывало, когда он рассматривал дорогой костюм, пошитый точно на него, изгибы собственного тела, уложенные волосы и блестящие ботинки. Это раньше он чувствовал себя всемогущим и способным на все. Сейчас он видит куклу, которую раз за разом красиво наряжают, чтобы привлечь большее количество людей, чтобы с ней хотели играть снова и снова.
Сидя в машине, Арсений сверлит взглядом номер Антона, но потом блокирует телефон и убирает его в карман. Глупо надеяться на поддержку человека, который даже не знает об этой части его жизни. А Саша… Он и так, скорее всего, будет там, куда Арса сейчас везут, так что нет никакого смысла писать ему.
Уже перед самым приездом Арсений отправляет все-таки Кьяре смс с обещанием вернуться пораньше и добавляет, что она уже может начать думать над тем, что они будут смотреть перед сном. Выбираясь из машины, Арс видит присланное в ответ сердечко и теплое «жду тебя, папочка», слизывает с губ улыбку, становясь серьезным, и направляется к зданию.
Оно действительно не похоже на все предыдущие — не отдельный особняк, а огромное многоэтажное здание. Водитель направляет его к лестнице, ведущей вниз, и Арсений позволяет открыть ему дверь. Откуда-то снизу доносится негромкая музыка, в воздухе витает запах дорогих сигар — Арсений успел выучить его, — стены чуть поблескивают, и Арс, не сдержавшись, ведет рукой по неожиданно мягкому покрытию.
Оказавшись в первой комнате, он невольно вспоминает клуб из «Приключений Шерлока Холмса», оглядывается по сторонам, пытаясь определить, кто будет его хозяином этим вечером, но все тот же водитель пихает его в спину, отчего Арс чуть не падает, и вынуждает его идти дальше по коридору.
— Я умею ходить, спасибо, — не сдержавшись, хрипит Арсений, поправив пиджак, — можно и без рук обойтись.
Ответа он так и не получает, но не то что бы он сильно на это рассчитывал.
Они проходят еще несколько комнат, и Арсений понимает, что это игральный клуб — покер и другие карточные игры, бильярд, еще какие-то увеселения, названия которых он не знает. В груди неприятно тянет чем-то вязким, и он еще больше злится на Сергея, который накрутил его до такой степени, что хочется упереться и, как ребенок, цепляться за стены, отказываясь идти дальше.
Но Арсений еще раз напоминает себе, что это его последний вызов, что нужно просто перетерпеть несколько часов унижений, и он будет свободен.
Водитель открывает очередную дверь в конце коридора, но следом не заходит — Арсений сглатывает и, повернувшись, оглядывает комнату. В глаза сразу бросаются предметы мебели, вырезанные из явно дорогого дерева, — массивный стол, несколько огромных шкафов, тумбочка, кофейный столик, — красный ковер, занимающий почти весь пол, тяжелые шторы темно-зеленого цвета, позолоченные люстры и шкура какого-то животного в кресло-качалке в углу.
Арсению непривычно — он чувствует себя вставленным не в ту картинку пазлом и невольно отступает к двери, ощущая нарастающую в груди панику. Ему не нравится чуть приглушенный свет, не нравится дурманящий запах и уж точно не нравится осознание, что дверь, скорее всего, закрыли и он не сможет выйти.
С правой стороны вздрагивает занавеска, и из-за нее выходит мужчина в светлом костюме. На вид ему меньше тридцати, темно-русые волосы зализаны наверх, светлая рубашка распахнута до середины груди, и в разрезе виднеется необычной формы медальон. Он двигается медленно, даже лениво: подходит к столу, достает два граненых стакана и бутылку с темной жидкостью, наполняет их и протягивает один Арсу.
— Я… я не пью на работе, — сипло выдыхает он, боясь шелохнуться. Продолжает рассматривать незнакомца, отмечая его излишнюю слащавость — точь-в-точь кукольный Кен. Уши чуть острые к концу, лицо удлиненное, над верхней губой и на подбородке — легкая светлая щетина.
— Похвально, — отзывается незнакомец с легким акцентом, делает несколько глотков и, опершись бедрами о край стола, начинает в открытую рассматривать Арса, скользя взглядом по его телу. — Ты хорош. Меня все устраивает, — Арсений смотрит прямо на него, надеясь, что его щеки не полыхают — он не понимает, откуда в нем смущение, но он вязко ползет по телу, вынуждая сжать кулаки и отвести взгляд, но он держится — и надеется, что его перестанут рассматривать. — Ты, я так понял, не из разговорчивых.
— А Вам угодно, чтобы я говорил? — он вспоминает слова Сергея о том, как важно угодить этому клиенту, поэтому Арсений повыше поднимает голову и старается выровнять дыхание — он никому не покажет свою слабость.
— Мне важна отдача. Как и всем, я считаю. В противном случае мы бы удовлетворяли свои желания при помощи кукол и роботов, разве нет? — Арс не находит, что ответить, но, кажется, вопрос риторический, потому что мужчина продолжает: — Так что да, я хочу, чтобы ты говорил. Чтобы принимал активное участие в том, что будет происходить. Чтобы максимально четко и развернуто озвучивал свои чувства и мысли.
— Я… — Арсений откашливается, тщательно подбирая слова, и осторожно произносит: — Я боюсь, что Вы что-то спутали, потому что… Обычно я… я просто нахожусь рядом… Для фона, — его самого передергивает от этого сравнения, но выбирать не приходится. — Ничего более. Я не знаю, что Вам говорил Сергей, но…
— Ему не нужно было ничего мне говорить, — мужчина говорит тихо, но Арсений мгновенно замолкает словно после крика. Только жадно вдыхает сладковатый воздух и дышит все чаще, теряясь под пристальным взором человека напротив: тот не моргает, как змея, вцепившись в него взглядом и глядя исподлобья. — Я слышал о тебе от своих знакомых и решил, что это как-то несправедливо, что тебя успели попробовать все, кроме меня.
— Сэр, прошу прощения, но…
— Следуй за мной, — чеканит тот, оставляет стакан на столе, обходит его — Арсений буквально отшатывается, — открывает дверь и идет по коридору, негромко стуча каблуками. Арсений — в который раз за день — напоминает себе, что у него нет выбора, потом добавляет, что это в последний раз, и следует за ним.
Они оказываются в огромном зале: в конце комнаты потрескивает камин, по краям — изысканные диваны и кресла, а в центре, занимая большую часть помещения, огромный бильярдный стол, который обступила группа людей. Арсений навскидку прикидывает, что их около десяти человек, и облизывает губы — не так много, как обычно, но и комната в разы меньше. Он все еще плохо понимает, что здесь делает, но решает привлекать к себе как можно меньше внимания и молча встает позади хозяина.
— Умеешь играть? — мужчина поворачивается к нему и кладет ладонь на его локоть. Тело прошибает током, Арсений сглатывает, но запрещает себе срываться, поэтому лишь вежливо качает головой.
— Я больше по боулингу.
— Это же для детей, — жеманно растягивает тот губы. — Хотя, если я не ошибаюсь, ты сам еще ребенок, — пробегается пальцами по его руке, неожиданно чуть хлопает по щеке и, отвернувшись, подходит к столу. Арсений окликает его в последний момент:
— Сэр, а как… Как мне к Вам обращаться?
Обычно Арсению не интересны имена — он все равно не стал бы запоминать, да и разве он имеет право называть своих заказчиков по имени? Но почему-то сейчас ему хочется иметь хоть какое-то преимущество перед ним — хотя бы такую мелочь, как имя.
— Оно тебе не нужно, — отзывается мужчина, лишь слегка повернув голову, и почти сразу же переключается на ближайшего собеседника.
Какое-то время они разговаривают то парами, то небольшими группами, периодически передвигаясь по комнате. Приносят алкоголь и легкие закуски, снова включают музыку, и Арсений чуть ежится с непривычки, потому что не помнит, когда в последний раз слушал джаз.
В какой-то момент приходит мужчина во фраке и приносит кий. Толпа сразу оживляется, все обступают со всех сторон стол, и Арсений выхватывает взглядом макушку своего хозяина, который встает во главе, убрав руки в карманы. Словно почувствовав, что на него смотрят, он поднимает голову, встречается с Арсом глазами и приподнимает уголок губ.
— Дорогие друзья, уверен, вы все наслышаны о нашем сегодняшнем госте, но я все-таки его представлю, — люди немного расступаются, пропуская Арсения, который мнется на месте, не понимая, что ему делать и как себя вести. — Граф, тот самый притягательный танцор, который, попав к нашему глубокоуважаемому другу, стал весьма востребованной и дорогой шлюхой.
Арсений давится воздухом, потерявшись, и пытается открыть рот, чтобы выдавить из себя хоть что-то, но не успевает — его одаривают насмешливым взором и возвращаются к игре. Арс не понимает, как ему поступить, но мужчина снова смотрит на него и вытягивает руку, подманивая к себе.
— Сыграешь?
— Пожалуй… Пожалуй, нет, — негромко отзывается он, впившись взглядом в его подбородок, потому что зрительный контакт он почему-то не может вынести — стыд заполняет до краев, колючими мурашками поднимаясь по телу, по спине течет пот, и пиджак кажется на несколько размеров меньше — ни вдохнуть.
Тот лишь пожимает плечами и берет кий. Арсений плохо понимает, что происходит: все словно заволакивает туманом, и он может лишь вздрагивать каждый раз, когда один шарик врезается в другой со звонким стуком. Иногда тишину разрезают слова одобрения и вдохи негодования, пару раз прорываются нестройные аплодисменты, но Арсений даже не смотрит на стол — он концентрируется на прожженном пятне на ковре у одной из ножек стола и не сводит с него взгляда.
Он ждет. Терпит. Отсчитывает вдохами секунды и меряет выдохами минуты. Ему нужно продержаться три часа — таков изначальный договор, потом он имеет право уйти или потребовать дополнительную плату. Но он знает, что уйдет сразу же. Если не убежит.
Ему неприятно. Он не понимает, в чем дело и почему ему так неспокойно, но никогда еще ему не было так тревожно. Он дергается от каждого резкого движения рядом, чуть дрожит и никак не может справиться с тремором — руки кажутся ватными и непослушными, словно и не его вовсе.
Арсу кажется, что каждый час длится как минимум пять, и когда остается чуть меньше часа, он совершенно уверен в том, что успеет поседеть за это время. Ему несколько раз предлагают выпить, но он отказывается, пусть и вежливо, но категорично, боясь притрагиваться здесь к чему-либо.
— Может, все-таки сыграешь? — к нему снова обращаются, и он почему-то понимает — это не вопрос. На ватных ногах подходит к мужчине, принимает из его рук кий и бестолково крутит его в руках. — Я объясню.
Мужчина что-то говорит, чуть наклонив голову набок, показывает, но Арсений ничего не слышит — просто пялится на него и ненавидит сам себя за растерянность. Он пытается хоть что-то уловить, понять хотя бы в общем, но раз за разом упирается в одну единственную мысль — он хочет уйти.
Когда его подталкивают к столу, предлагая попробовать, он неумело пристраивается боком и пытается расположить руки так, как ему показывали. Ладони потеют, челка лезет в глаза, кий соскальзывает и не желает держаться в правильном положении.
— Дурачина, — мурлыкает кто-то над ухом, и Арсений вздрагивает, когда чужое тело прижимается сзади. Тот же мужчина наклоняет его сильнее вперед, властно надавливая на поясницу, сжимает его кисть, помогая правильно расположить пальцы, и мимоходом пробегается по его бедру, прежде чем отстраниться.
Арсений сглатывает и терпит. Пока можно. Пока не так страшно. Он бьет на пробу, чудом не вспоров кончиком кия поверхность стола, слышит смешки вокруг и облизывает губы. Сзади требуют «еще», и он повинуется — ударяет второй раз, и треугольник рассыпается: мячики летят в разные стороны, неприятно стукаясь. Один каким-то чудом попадает в лунку, и Арса хлопают по плечу.
— Вот видишь. Давай еще.
И Арс играет. Лажает, путается, едва слышно недовольно рычит — слишком привык всегда побеждать, — кусает губы, пару раз чуть не ломает кий и почти забывает о том, где он и зачем. Он настолько увлекается тем, что пытается победить этот чертов стол и разноцветные шарики, что не обращает никакого внимания на людей вокруг. Разве что иногда, когда ему хлопают, самодовольно улыбается уголком губ, показывая ямочку на щеке.
Он даже про время забывает — слишком увлекается игрой и своим успехом. Его берет азарт, адреналин раздирает что-то внутри, и он снова и снова облизывает губы, закусывает нижнюю, чуть кривясь в ухмылке, и загоняет очередной шар в лунку. Распрямляется, победно вскинув руки, и слепит яркой улыбкой во все стороны.
— А ты хорош, — хмыкает мужчина над ухом, и Арс уже было поворачивается, чтобы ответить, но крупная рука резко ложится на его задницу и чуть сжимает, скользнув пальцами между ягодиц.
Арсений шумно вдыхает, сглатывает и застывает, боясь шевельнуться. Он мысленно еще там, в игре, и не до конца осознает происходящее, поэтому медлит и надеется, что его просто оставят в покое — они же в курсе правил, верно? Матвиенко раз за разом убеждает его, что все тщательно обговаривает с заказчиками и те подписывает необходимые документы, но… Сколько там раз Арсу приходилось импровизировать и спасать свою шкуру самому?
Он нервно облизывает губы и поворачивается вполоборота, чтобы перехватить взгляд мужчины, который по-лисьи улыбается, чуть сощурившись, наклоняет голову набок и с напором гладит его бедра.
— Что с тобой, пупс? — пошло, с неприятным акцентом тянет он. — Ты поиграл, я тоже хочу. Или ты против?
Страх и решимость сворачиваются в один клубок, и Арсений уже открывает рот, чтобы напомнить ему о правилах их сотрудничества, но ему не дают — разворачивают обратно лицом к бильярдному столу и толкают на него грудью. От неожиданности он больно бьется подбородком о его поверхность и инстинктивно цепляется пальцами за края.
Чужие бедра прижимаются к его, надавливая, притираясь, колено шире разводит чуть дрожащие ноги, и Арсений жмурится, потерявшись в моменте. Он слышит смешки и довольные подтрунивания, судорожно пытается понять, что ему делать, потому что помещение небольшое, стоящее отдельно от остальных, здесь человек десять против него одного, к тому же никто не знает точно, куда именно он поехал, — его даже искать не будут.
Он думает о Кьяре. О том, что обещал купить ей пиратский корабль, вспоминает, как она утром разбудила его, притащив в постель подгорелый тост с крупно нарезанными кусками сыра, видит ее блестящие обидой глаза и длинно выдыхает.
Ему нужно вернуться к ней и, наконец, сделать все правильно. Она не заслуживает такой жизни, ей нужен нормальный отец, тот, который будет провожать ее в садик и помогать с поделками, который будет водить в парк в выходные и учить ее готовить, который не будет сбегать в ночи, оставляя какой-то чужой женщине на попечение.
Который будет ставить ее превыше всего.
Арсений делает глубокий вдох, собираясь, отпихивает мужчину от себя и отшатывается к ближайшей стене. Сердце долбится где-то в горле, пальцы чуть дрожат, и он собирает их в кулак, поворачивается чуть боком, собираясь защищаться, и ставит ноги в более удобную позицию.
Заказчик лишь усмехается и поправляет залаченные волосы, чуть растягивает узкий галстук и лениво убирает руку в карман.
— Давай без этого, м? Все же в курсе, чем ты подрабатываешь на досуге. Все наслышаны. Танцевать — это, конечно, круто, как и светить лицом, но, думаю, ты и сам знаешь, что все взрослые на самом деле те еще дети: нам лишь бы пощупать, потрогать, попробовать. Смотреть скучно, — он делает паузу, — особенно на тебя.
Арсений жмется спиной к стене, вспоминая, которая из дверей ведет на выход, дышит загнанно, хрипло, и мечется взглядом от одного человека к другому, прекрасно понимая — им плевать. Им ничего не будет — они в час зарабатывают больше, чем Арсений за месяц. Куда ему против них?
На мгновение — буквально на долю секунды — в голове появляется идея поддаться и просто отпустить ситуацию, но презрение острой волной пробегается по телу, и он ныряет под бильярдный стол. Отбивает колени, чуть не теряет ботинок, ползет к ближайшей двери, воспользовавшись воцарившейся суматохой.
Он сдавленно охает, когда его хватают за ногу и вытягивают из-под стола. Он то ли шипит, то ли рычит, пытаясь лягнуть держащего его человека, но кто-то сзади поднимает его на ноги и с силой прикладывает виском о край стола.
Перед глазами все плывет, что-то липкое стекается по щеке, Арсений пытается моргнуть, чтобы избавиться от тумана перед глазами, негромко стонет от удара в живот и падает на колени, вцепившись в чьи-то брюки. Грубый смех режет слух, его касается слишком большое количество человек, и он дергается снова, слышит треск ткани и понимает, что придется платить за арендованный пиджак. Значит, покупку куртки придется отложить — лишних денег у него нет.
Он думает о порванной ткани, о том, что у кого-то дико приторные духи, хаотично двигает руками, с трудом поднимается на ноги и почти сразу приваливается бедром к столу. Его мутит, лица вокруг размытые, нечеткие, он пытается выцепить образ заказчика, но только слышит изредка его смех.
— Будет с него. Пусть проваливает, — гаркает кто-то сбоку, и Арсений по какому-то наитию добирается до ближайшей двери и вываливается в коридор.
Голова горит огнем, руки не принадлежат ему, отказываясь слушаться, помещение словно вращается, и он идет практически на ощупь. Ему кажется, что коридор никогда не закончится, но в какой-то момент он упирается во что-то ногами, падает вперед и, пробежавшись пальцами, понимает, что это лестница. Взбирается наверх, передвигаясь практически на четвереньках, то и дело останавливается, приваливаясь плечом к стене, чтобы унять головокружение, один раз чуть не летит вниз, но умудряется зацепиться за что-то и удержаться.
На улице темно и так тихо, что Арсений тянет мочку уха, боясь, что это от удара. Он чуть покачивается, порванная одежда неприятно липнет к телу, тело дрожит, как в лихорадке, и его то и дело сворачивает пополам — съеденные почти сутки назад фрукты просятся наружу.
Арсений выуживает из кармана чудом выживший мобильный и, игнорируя номер такси, сразу нажимает на идущий дальше номер. Он не хочет, чтобы его видели в таком виде, но незнакомый человек, скорее всего, отвезет его в полицию, а у Арса совершенно нет сил разбираться с этим. А так как вариантов у него немного, выбирать не приходится.
Звонок сбрасывают, и Арсений заторможенно смотрит на экран, моргая через раз и пытаясь понять, что происходит. Через минуту экран вспыхивает, и на нем высвечивается новое сообщение.
Антон
Арс, сейчас не могу говорить. Чуть не забыл,
что у нас с Клавой сегодня какая-то там дата. Сам
понимаешь — кино, романтик, все дела. Если что-то
срочное, напиши, а то мы в зале сидим, неудобно
21:19
Арсений слабо улыбается и хмыкает. Клава, ну конечно. Можно было догадаться. У Антона же отношения. У Антона же девушка. У Антона же есть, о ком заботиться. И совсем не обязательно, чтобы это был Арс.
Он прикрывает глаза, крепко сжимая в кулаке мобильный, прижимает его ко лбу и несколько раз длинно выдыхает, запрещая себе психовать. Это глупо, это чертовски глупо, Антон ведь ему ничего не должен. Вообще ничего. Да, он пару раз приезжал к нему, когда он просил, но у него ведь могут быть другие дела. По-настоящему важные дела. Он Арсу ничего никогда не обещал, да он и не просил — это было бы нечестно: разве можно чего-то требовать от человека, если сам не можешь ничего гарантировать?
Арсений понимает, что Антону, скорее всего, даже не нужен ответ — тот наверняка уже отвлекся на свою девушку и напрочь забыл обо всем остальном, — но он все равно отправляет банальное:
Арс
Все в порядке. Хорошего вечера
21:22
И сползает по стене на корточки. Голова болит, кажется, еще сильнее, его немного знобит, и Арсений прикрывает глаза, упершись затылком в стену. В животе урчит от голода, перед глазами то и дело вспыхивают блестящие мушки, головокружение никак не дает прийти в себя, и он снова открывает телефонную книгу.
Почему-то Арсений точно знает, что он приедет. Даже спрашивать ничего не будет — просто приедет.
— Скинь геолокацию, — отзывается Петров через мгновение в ответ на хриплое, потерянное «Саш, я…». Без приветствия, без вопросов, без уточнений. — Смской, — и сбрасывает.
Через минуту приходит лаконичное «15 минут», и Арсений утыкается лицом в колени, выдыхая спокойнее, почти улыбается. Ему сейчас так плевать на все — на признание собственной слабости, на внешний вид, на возможные последствия. Он знает лишь одно: в таком виде ему домой нельзя, а идти ему некуда.
Через двенадцать минут рядом останавливается спортивный BMW i8, тонированное стекло сползает вниз, и Саша чуть дергает подбородком, распахнув дверь. Арсений садится на переднее сиденье и нервно облизывает губы.
— Не ожидал, что… что ты сам приедешь.
— Люблю гонять по городу ночью, — отзывается Саша, не глядя на него, — да и я подумал, что ты не захочешь, чтобы тебя видел кто-то еще.
Арсений буквально чувствует, как кровь приливает к щекам, и нервно одергивает край порванного пиджака.
— Я… я потом отмою, если испачкаю сиденье… Или оплачу чистку…
— Не неси чепуху, — отмахивается тот. — Пить хочешь? Сзади бутылка воды в кармане, если что, и, может, хрень какая-нибудь вроде сникерса завалялась.
Арс даже слова благодарности выдавить не может — жадно пьет, вцепившись в бутылку, проглатывает батончик чуть ли не за раз и прикрывает глаза: тело расслабляется, согреваясь, пальцы почти не дрожат, и он снова чувствует ноги.
Саша периодически косит на него, но напрямую не смотрит — только чуть хмурится, и Арса пугает эта складка между бровями.
— Я один раз спрошу, окей? — подает он в какой-то момент голос, и Арсений поворачивается к нему, замечает еще более лохматые, чем обычно, волосы, потемневшие глаза, поджатые тонкие губы и напряженные плечи. Пальцы с силой сжимают руль — до побеления костяшек, — кадык дергается, дыхание гулкое, неровное. — Просто чтобы понять.
— Не было, — выдавливает Арсений, проглотив тошноту. — Но…
— Понял.
Весь остаток пути они молчат. Арсению почему-то стыдно смотреть на Сашу, а тот не сводит взгляда с дороги. Они выезжают за границы города, какое-то время едут практически по полной темноте и, наконец, выезжают к огороженной территории. Саша несколько раз высовывается из окна, вбивая пароль, что-то мычит себе под нос, постукивает пальцами по рулю и по-прежнему не смотрит в сторону Арса.
Загнав машину в гараж, Саша вылезает наружу и идет к дому, не дожидаясь Арсения, который семенит следом, уже пожалев о том, что на эмоциях позвонил ему. Их даже друзьями назвать трудно, да и какая может быть дружба между такими людьми, как они?
— Тебе нужно привести себя в порядок, — бросает Саша через плечо, кинув в ближайшее кресло куртку и положив ключи от машины на комод. Оставляет обувь на коврике и кивает через плечо на полки под вешалками. — Можно босиком ходить или там тапки какие-то есть — как хочешь. Сейчас дам тебе, во что переодеться, в ванной чистые полотенца в шкафу на верхней полке — бери любое. Я пока с ужином разберусь.
Он буквально не дает Арсу и слова вставить: заходит в комнату, в которой по стенам стоят массивные шкафы с одеждой, дает Арсению какую-то футболку и тканевые штаны, идет дальше по коридору и, распахнув дверь в ванную, пропускает вперед Арса.
— Саш, я…
— Я на первом этаже буду. Сиди сколько влезет, — и закрывает дверь.
Арсений с минуту пялится перед собой с открытым ртом, прижимая к груди одежду, потом спохватывается и кладет ее на небольшой столик, оглядывает душевую кабину, ванную размером с джакузи и упирается взглядом в огромное подсвеченное зеркало.
Волосы спутались и слиплись, кровь засохла на лице и шее коричневатыми подтеками, белая рубашка стала какой-то желтоватой, рукав пиджака держится на паре ниток, все мятое, грязное, пыльное, и ему так противно от собственного отражения, что он отворачивается и снимает все одним комком. Его трясет и снова подташнивает, он оставляет вещи в корзине, включает воду и забирается в ванну.
Теплая вода, окрашиваясь розоватым, обволакивает тело, и Арсений кладет голову на специальный бортик, позволяя себе выдохнуть. Впервые за несколько часов ему спокойно. Он ни о чем не думает, только лениво лопает переливающиеся пузыри и вдыхает какой-то цветочный запах.
В корзиночке в углу лежат разноцветные бомбочки, и Арсений зачем-то берет одну и, удерживая ее на ладони, опускает в воду: шарик начинает пениться, расползаясь разноцветной лужицей, и Арс улыбается, пропуская массу сквозь пальцы. Он чувствует себя ребенком, но даже не думает об этом — рассматривает переливы на воде, лопает один пузырь носом и смеется над собственной глупостью.
В какой-то момент он вспоминает, где находится, и, спохватившись, тянется за шампунем, тщательно моет волосы, до красноты растирает тело мочалкой, соскребая кровь с кожи. Выбравшись из ванной, досуха вытирается полотенцем, надевает чистую, нереально приятную на ощупь одежду и зачем-то трется носом о ткань — пахнет то ли лавандой, то ли эвкалиптом.
Арсений снова смотрит в зеркало и притормаживает — глаза блестят, волосы кажутся мягкими, хочется провести рукой, челка чуть лезет в глаза, он уже не такой бледный — на щеках легкий румянец, улыбка сама собой расползается по лицу.
Встряхнувшись, Арс спускается на первый этаж и идет то ли на шум, то ли на запах. Желудок умоляюще урчит, и Арсений тянет носом, чуть приподнимаясь на носки.
— Иди уже, хватит красться, — со смешком зовет его Саша, обернувшись с бокалом в руке. — Ни в чем себе не отказывай — бери, что хочешь, — он кивает на стол, и Арс теряется, перемещаясь взглядом от одного блюда к другому.
Саша подходит к нему, обхватывает его кисть, подталкивает к ближайшему стулу и мягко надавливает на плечи, заставляя сесть.
Арсений в жизни столько не ел. Он не знает названия большей части блюд, не совсем уверен, что с чем можно сочетать и все ли ему можно, потому что со здоровьем у него всегда были проблемы, но сейчас ему плевать — он не знает, будет ли у него еще такая возможность.
— Когда домой поедешь, я для Кьяры передам что-нибудь, — как бы между делом сообщает Саша, а Арсений давится куском мяса и замирает, уставившись на него, а тот разворачивается и уходит.
Арсений его не понимает. Почему он делает все это? Зачем снова и снова спасает его? Что вообще ему нужно? Не может же это быть просто так — все в этом мире делается ради чего-то. Арсу нечего Саше предложить — у него даже себя не осталось, и даже это, кажется, Петрову не нужно.
Кусок больше не лезет в горло, и Арс, вытерев губы, осторожно выходит в коридор, смотрит по сторонам, заглядывая в комнаты, и, наконец, видит силуэт Саши — тот стоит на балконе, прислонившись к перилам и чуть согнувшись. Арсений встает рядом, не решаясь заговорить, и лишь немного морщится от едкого сигаретного запаха.
На улице так тихо, что даже не по себе. Неловкость заполняет до краев, и Арсений опускает голову, рассматривая свои руки, лежащие на перилах. Он не знает, что ему говорить и как себя вести, да и вообще не уверен, нужно ли ему открывать рот. С Сашей всегда какая-то неопределенность, которую Арс ненавидит всей душой, но сделать ничего не может.
Остается только молчать и надеяться, что это сосущее чувство исчезнет само собой.
Саша, повернувшись, очерчивает взглядом его профиль, стряхивает пепел с сигареты и осторожно накрывает руку Арса своей. Тот вздрагивает и поворачивается к нему — бледный, лохматый, совершенно потерянный, с пропастью в глазах.
— Ты слишком много думаешь, Красотка, — мягко, с легкой улыбкой шепчет Саша. — Тебе не идёт грусть. Сияй, — Арс бы воспринял эти слова за издевку, учитывая обстоятельства последних часов, но в голосе Петрова столько патоки, что злиться не получается. И Арсений понимает — сейчас.
— Я… я хотел попросить тебя кое о чем, — медленно начинает он, пытаясь унять дрожь в голосе. — Я пойму, если ты откажешься, потому что это пиздец, но я просто…
— Ближе к телу, как говорится, — хмыкает Саша, и Арс решается: поворачивается к нему, сталкиваясь глазами, и выдыхает:
— Выкупи меня. Я не знаю, какую сумму потребует Матвиенко, но я обещаю — я отработаю все. Мне плевать, какими будут твои условия, я на все согласен: могу дальше танцевать, могу ездить с тобой куда-то, могу даже убираться. Все, что угодно… — он делает паузу, подбирая слова, — лишь бы не с ним.
Саша смотрит на него внимательно, с прищуром, с нескрываемым интересом, затягивается, обхватив губами сигарету, чуть наклоняет голову набок, рассматривая его, и молчит. Арсений ждет — выдерживает зрительный контакт, смотрит ему прямо в глаза, приподняв подбородок, тоже молчит.
Наконец, Саша скручивает остаток сигареты в пепельнице, поправляет рукава рубашки, поднимая их до локтей, и поворачивается к Арсу.
— Все, что угодно? — переспрашивает он, и Арсений кивает с заминкой. — Тогда я согласен.
