Моя личная горничная (18+) [РЕДАКЦИЯ]

Утро не обещало быть добрым, не смотря на вчерашнее происшествие. Маркус просыпается от звонкого смеха своих «коллег», обреченно выдохнув. Эти красотки любят вставать в самую рань, чтобы навести марафет на своем личике, и заодно не дают поспать парню подольше, делая вид, будто его и вовсе здесь нет, и они одни. Никакой совести.

Неожиданно дверь в комнату открывается с очешуительным ударом об стену, отчего одна горничная вскрикивает от попадания карандаша в глаз, другая рисует линию от губы куда-то вверх, а третья давится пылью от пудры. Маркус же моментально садится на кровать, прижимая к себе одеяло, и придерживает платье, что было не застегнуто сзади.

На пороге был Джон.

— Сладкие мои, вы не видели мою рубашку? — он осматривает всех присутствующих, опираясь рукой на дверной косяк, и все трое указывают в сторону парня, что невольно икнул. Мужчина кивает, подходя сначала к одной горничной и вытирает линию помады, чмокая в губы, у второй убирает лишнюю пудру с лица, одаривая таким же поцелуем, а третью утешает, чмокая в больное место, и просит их идти по своим делам. Горничные, светясь от счастья, покидают комнату, дрожащими руками закрыв дверь.

Маркус отодвигается вплотную к спинке кровати, тяжело задышав. Джон шел к нему достаточно медленно, не спеша, слегка в задумчивом состоянии, отчего парня бросило в еще большую дрожь, и его взгляд был прикован к телу господина, которое он мог отчетливо рассмотреть еще лучше, нежели вчера ночью. Парень потупил взгляд, стараясь дышать спокойно и ровно. Хозяин садится на край его кровати, приподнимая одеяло и доставая свою уже помятую рубашку.

— Г-господин, я объясню... — начал было Маркус, но Джон одарил его не сильной пощечиной, отчего тот моментально смолк, отворачивая голову.

— Ты ходишь по очень тонкому льду, Маркус, — мужчина упирается рукой в кровать с другой стороны, поворачивая голову горничного к себе, крепко сжимая за щеки. — Я не знаю всех деталей вчерашнего ужина, но это все наводит на дурные мысли, — шепчет в самые губы парня господин Райкмен, не сводя с него взгляд.

— Господин... вы сами выгнали меня... — умело врет Маркус, невольно пошевелив уголками губ. -... и не забрали свою вещь...

— Я спрошу Луиса. И если я узнаю, что ты соврал... — уголки его губ дрогнули в улыбке, и мужчина чмокает горничного в губы, отчего у второго резко перехватило дыхание, что парень даже сжал простынь до побеления костяшек.

Джон же прижимает его к себе, застегивая молнию платья сзади, и поднимается с кровати, покидая комнату. Маркус ударяет себя пару раз по щекам, приводя в чувства, и подрывается с кровати, моментально покидая комнату следом. Пора приступать к работе, и спустится с звезд на землю.

Горничный следует как обычно в коридор, что находился в левом крыле, и подбирает со стола огромный букет роз, подходя к первой вазе и кладет цветы на подоконник. Он достает из кармана ножницы, начиная обрезать стебли роз, по одной ставя в вазу. Как и вчера. Работа нудная, но это лучше, чем носиться с веником по комнате и периодически бегать на первый этаж за нужными вещами, чтобы прибраться.

Одна ваза. Вторая, третья... десятая. Маркус обреченно выдыхает, поставив последний цветок, и отодвигает штору, замечая машину возле которой стоял Джон, и курьера, который доставил новые цветы. Много цветов. Очень много. Горничный испуганно округляет глаза, желая, чтобы все эти букеты разом завяли. Издевательство, не больше.

Парень отпускает штору и прячет ножницы в карман, не спеша идя по коридору в направлении своей комнаты. Пока есть пару минут свободного времени, стоит потратить их с пользой. Не успевает Маркус завернуть за угол, как в него врезается одна из горничных. Сначала она смотрит на него, хлопает глазками, а потом округляет их, будто впервые видит горничного.

— Я-я искала тебя! — воскликнула девушка, немного волнуясь. И парню это не очень понравилось. Не уж что опять что-то замышляют? — Тебя Луис уже обыскался! Там привезли цветы. Ты должен подойти и принять указания. И поспеши!

Маркус кивает, глядя девушке вслед, и медленно выдыхает, следуя к своей комнате. Взявшись за дверную ручку, в поле его зрения попадается приоткрытая дверь в другую комнату. Запретную комнату, которая находится рядом с комнатой Джона. Парень не спеша убирает пальцы с ручки, мысленно ругая себя за любопытство, и медленно подходит к другой комнате, приоткрывая по шире дверь, заглянув внутрь: полумрак царил здесь, лишь свет из коридора освещал кровать из красного постельного белья. Маркус, поддаваясь напору любопытства, ведь когда он еще сможет увидеть запретную комнату, и утешая себя: «Гляну лишь одним глазком», уже заходит внутрь. Он проходит к середине комнаты и останавливается возле какой-то конструкции, осматриваясь еще больше: то тут, то там, был шкаф с полками, висели различные предметы, из которых он отчетливо узнал плетку, наручники, веревки, цепи... чего здесь только не было, и это только то, что он смог увидеть и узнать. Легкий холодок прошелся по коже горничного, и его моментально озарил яркий свет.

— Мама в детстве не учила, что подсматривать не хорошо? — ледяной голос Джона охватывает все тело, до самых косточек, отчего парень даже вдохнуть лишний раз боялся, не то, чтобы говорить. Он лишь молчаливо ждал, что же будет дальше. Давно ли мужчина стоит там? — Но раз ты зашел... — слышится, как в замочной скважине повернулся два раза ключ. -... позволь научить тебя послушанию.

Маркус вздрагивает, когда руки господина не сильно сжимают его плечи, и смотрит в одну точку, боясь дальнейших действий. Чувство сомнения закралось в самое сердце, а то, что находилось в этой черно-красной комнате пугало еще больше, чем то, что может сейчас произойти. Мужчина расстегивает молнию и платье успешно падает на пол.

— Подними руки. — приказным тоном прошептал Джон, и с помощью наручников закрепил их над головой горничного, который был слишком послушным, наверное, еще не отойдя от шока и скованного от страха тела. Взяв красный плотный платок, мужчина завязывает ему глаза, чувствуя, как тот мелко дрожит, и прерывисто дышит. — Ты очень любишь нарушать правила, как я посмотрю, — шепот хозяина заставляет тело отзываться новой дрожью, особенно когда ты временно лишен одной из главных частей тела: зрения. Джон еле заметно прикасается подушечками пальцев до боков Маркуса, и тот опускает голову, тяжело выдыхая. — Но и я люблю наказывать. Давай начнем?

Горничный испуганно крутит головой, полностью полагаясь на слух, и понимает, что господин отходит куда-то в сторону и что-то берет в руки, возвращаясь обратно, и оценивающим взглядом смотрит на спину парня.

— Маркус, дальнейшая «игра» будет зависеть только от тебя, — начал говорить Райкмен, довольно улыбаясь, словно уже давно не делал подобное. А может так оно и есть? — Каждый удар ты будешь считать вслух. Хоть раз промолчишь — начнем заново. И так до тех пор, пока не дойдем до отметки цифры десять. Я могу и до костей твою спину разукрасить, в твоих же интересах все сделать с первой попытки. Я не знаю жалости. Не думай умолять меня прекратить. Помни: десять раз.

Дыхание Маркуса в миг становится слишком частым, и по голосу он не узнает своего господина: такой ледяной, приказной, уверенный.

«Наказание?» — пронеслось в голове у парня, и он дернул руками, понимая, во что он только что ввязался, зайдя в эту чертову комнату. Сначала было тревожно, потом интригующе, но сейчас было страшно. И горничный напрягся, не зная, чего ожидать и как. Джон же подошел чуть ближе, взмахнув рукой.

Удар.

Маркус в миг вскрикивает, выгибаясь, словно струна, чувствуя это ужасно жгучее чувство на своей нежной и никем ранее не тронутой коже, как этот удар впитывается, оставляя неприятную боль.

— Один. — хрипло проговаривает он, крепче сжимая пальцами небольшую цепь, за которую были подвешены наручники.

Еще один удар срывает с губ парня отчаянный крик боли, отчего он невольно дергается, а вторая полоска ощущается так отчетливо, будто его на живую режут.

— Д... два...

Третий и четвертый удар были еще болезненнее, кожа на тех местах горела огнем, впитываясь с новой силой в тело, заставляя напрягаться и становиться ровным, словно по струнке, хрипло кричать. Платок в миг пропитывается слезами, что моментально стекают по щекам, заставляя Маркуса сдавленно выдохнуть.

Еще один удар проходится по уже ранее полученным отметинам, отчего парень на мгновение будто лишается возможности дышать, открывая рот в безмолвном крике, и чувствуя, как горячие капли крови, стекают вниз по спине. Но он молчит, не в силах что-либо сказать. И господин лишь довольно усмехается.

— Начнем заново, — проговаривает Джон, проводя ладонью по плетке, стряхивая капли крови на пол, и с новой силой ударяет вновь.

— О... один... — тихо выдыхает Маркус, чувствуя, как в груди начинает сильно болеть, а горло жжется от многочисленных всхлипов, пересыхая от душераздирающих криков.

Господин безжалостно наносит удар за ударом, вкладывая всю силу в них, и внимательно оценивает то, какое «искусство» получается на спине его горничного: жгучие, тонкие и кривые полоски, кровь которых смешивались с потом и стекала вниз, оставляя неприятное ощущение.

Маркус вновь запинается на седьмом ударе, и жалобно умоляет остановиться. Отчаянно, тихо всхлипывая, горестно вдыхая воздух. Он больше не хочет играть.

— Мы не закончили, Маркус. — только и говорит Райкмен, оценивая кровавую картину на спине горничного. — Начнем заново.

Первый удар.

Второй удар.

Третий, четвертый...

Седьмой...

Лишь тихие вдохи нарушали тишину, звук от удара, когда плетка соприкасалась с кожей, оставляя новые полоски, которые вызывали хриплый выдох, отчаянный крик, резкое выгибание, и просьбы остановиться.

Восемь... Девять... Маркус уже не чувствует спину, не чувствует кожу... ничего. Лишь боль. Жгучую, неприятную, паршивую боль, что впитывалась в тело, и с каждым движением напоминала о себе.

— Десять... — ноги подкашиваются, разум затуманен, и в этот момент Джон отстегивает его руки, отчего парень падает на пол, сначала ударяясь коленками, а после и вовсе ложится, не желая шевелиться. Хотелось лишь, чтобы эта боль утихла. Оставила его. Чтобы в горле перестало першить, чтобы движение не приносили столь дикий дискомфорт. Но Джон лишь заставляет того силой сесть, выпрямляя спину и вызывая новую боль от ран, что стали кровоточить. Платок медленно падает на пол, и Маркус приоткрывает глаза, взглядом полных боли глядя куда-то вперед, тихо всхлипывая. Мужчина проводит ладонью по спине горничного, заслышав, как тот прикусывает до крови губу, задрожав всем телом, но не стал противоречить ему.

— Хороший мальчик, — шепчет в самое ухо Джон, погладив его по плечам, оставляя там дорожки крови. — Никто не должен знать об этом, Маркус. Никто и никогда. Ты станешь очень послушным, таким, каким я захочу тебя видеть. Игра началась, малыш, и ты в ней — главный игрок.

Горничный закрывает глаза, начиная создавать иллюзию, будто все тело болит так, словно и по нему прошлась плеть. Все оно горело огнем, сдавливая грудную клетку, мешая дышать. Маркус поднимается, но ноги не слушаются, не хотят идти, и в ту же секунду его успевает поймать Джон. Парень чувствует на своей спине его руку, что отдает неприятное ощущение и так ноющей спине. Он не слышит, что говорит господин. Он ничего не слышит, и лишь закрывает глаза, погружаясь во мрак.