Bloody Roses: Под Колпаком

Джисон чувствовал себя странно. Словно хотел проснуться после
долгого сна, полного кошмаров, но не мог.
Смазанные картинки чего-то неизвестного на короткий миг появлялись перед
глазами вспышками, а потом вновь наступала темнота. Он выныривал из неё,
пытался ловить связь с реальностью, а затем опять безвозвратно падал. И
падение казалось бесконечным. Он слышал обрывки чьих-то фраз,
произнесенных холодно и металлически: «…придется удалять», «зажмите здесь
и держите крепче», «клиническая смерть». Интересно, это всё относится к нему
или он просто подслушивает чужой разговор, никаким образом с ним не
связанный?
Ужасно хотелось прийти в себя и покинуть чернильный омут этого состояния. А
ещё Джисон не мог нормально дышать. Под носом что-то мешалось, нога то
болела, то противно ныла, а дыхание сопровождалось страшными хрипами. Это
слышат все или только он?.. И где Лино?
Слава богу, выключили верхний свет. Снова темнота. Джисон едва выдохнул, как
снова провалился в забытье. Он лишь надеялся вынырнуть из него, как и
прежде.
Было промозгло. Каждый сантиметр тела болел от фантомного ощущения
холода. Кости ломило, горло саднило, будто Джисон долго кричал на лютом
морозе. Он хотел избавиться от боли и ноющих костей, хотел проснуться и
вдохнуть полной грудью. Пока у него ничего из этого не получалось.
Металлические голоса сменились оглушительной тишиной и надоедливым
непрерывным писком. Перед глазами снова всё поплыло, картинка размазалась,
и Джисон снова отключился. Да сколько это будет продолжаться? Он боролся с
самим собой, но сил не оставалось даже на то, чтобы держать глаза открытыми.
Холод, тьма, боль. И так по кругу, без конца.
И каждый раз, как он закрывал глаза, у него было лишь одно желание: открыть
их снова.
Джисон отчетливо помнил момент самого долгого бодрствования. Его окружали
светлые стены, но свет был приглушенным, дымчатым и мутным, как в
сломанном объективе. Правая ладонь была горячей, а левая холодной. Он
слышал чей-то шепот, но не мог разобрать слов. В попытке сжать пальцы правой
руки Джисон лишь с разочарованием осознал, что не может ими двигать. А ещё
не может ничего сказать. В горло словно напихали смоченной спиртом ваты,
которая обжигала стенки и не позволяла нормально дышать. Единственная часть
тела, которая откликнулась на его мольбу, была правая нога. Он сделал ей
микроскопическое движение. Шёпот прекратился. Тьма опять утягивала к себе,
но напоследок Джисон услышал неуверенное и разбитое «Хан-и».
Джисону показалось, что он провёл в забытьи несколько месяцев. Когда он
окончательно обрел ясность ума, то не узнал ни свое окружение, ни собственные
руки. Они были обмотаны бинтами, из одной торчал катетер для капельницы,
ладони были красными и сухими. Он тут же вспомнил, как бил руками в
застывшее стекло оранжереи, и воспоминания в одночасье окатили его заледенелой волной.
А ещё он помнил, как, лёжа на земле, пытался дотянуться до белых роз. Как они
скидывали свои лепестки и листья, медленно умирая, и он делал то же самое.
Тело самопроизвольно дёрнулось от этой картины. Но последним рывком он всё
же сорвал один единственный бутон и засунул его в рот. Может, из-за этого
горло так сильно саднило?
Джисон открыл глаза чуть шире и с неимоверным усилием приподнял голову. В
палате он был не один: Лино, сдвинув брови, дремал в кресле, занимавшем угол
комнаты. Больше здесь никого не было. За окном было темно, и Джисон не знал,
находятся ли они в том же самом дне или прошло уже несколько суток.
Голос он подать не мог, поэтому просто склонил голову на плечо и стал смотреть
на Лино. Выглядел тот нездорово: темные, глубокие круги под глазами, бледная
кожа, искусанные губы и перемотанные бинтами руки. Что с ним произошло?
Джисон боялся предположить. Очень хотелось, чтобы Лино наконец открыл
глаза. Кто знает, надолго ли бодрствование продлится в этот раз.
Джисон дёрнул правой ногой, едва ли не застонав от боли. Кровать тонко
скрипнула. Лино тут же вздрогнул всем телом, очнувшись ото сна. Сначала он
долго всматривался, пытаясь, наверное, понять, очнулся Джисон или нет, после
чего моментально подлетел к кровати и опустился перед ним на колени.
— Хан-и. — Он молча сгрёб покрасневшие ладони Джисона и уткнулся в них
лицом. Впился нетерпеливым поцелуем в основание ладони, поднялся губами к
пальцам, провёл по ним носом и судорожно выдохнул.
Джисон попытался хоть что-то сказать, но вышел лишь слабый хрип вместо слов.
— Не говори, — прервал его Лино и, поднявшись, сел на кровать. Ладони
Джисона он держал так же крепко, словно боялся отпустить. — Давай шёпотом.
Я услышу что бы ты ни сказал.
Пришлось послушно перейти на еле различимый шепот.
— Хён… — Джисон ненавидел слабость, с которой двигались губы. — Что у тебя с
руками?
Лино непонятливо перевел глаза на свои ладони, будто только что их заметил, и
фыркнул носом.
— Случайно разодрал кожу.
— Случайно?
— Так получилось. Давай не будем.
— Хорошо.
Джисон ощутил чужие забинтованные ладони на своей шее, а на щеке —
несколько мелких поцелуев.
— Никогда ещё… не чувствовал себя так… дерьмово, — выразил он. — Сейчас лучше.
Лино оставил долгий поцелуй на лбу и обхватил голову Джисона рукой, плотно к
ней прижавшись, словно это было его единственное во всём мире сокровище.
— Лучше? — переспросил он.
— Поцелуй ещё.
И Лино поцеловал. Робкие, мелкие, даже слегка неуверенные поцелуи
рассыпались по лицу Джисона, и он прикрыл глаза, чувствуя, как в него
возвращается жизнь. Тепло. Долгожданный комфорт. Ради такого он бы испытал
ужас обморожения и остановки сердца снова. Только бы Лино всегда был рядом
и целовал так, как сейчас.
— Я скучал, — хрипнул Джисон, не открывая глаз. — На другой стороне…
холодно… и нет тебя. Отвратное место.
Судорожный вздох встряхнул тело Лино. Он долго молчал, а потом произнес
весьма слабо:
— Больше никогда не уходи от меня.
Этим было сказано многое: «не уходи» в прямом, физическом смысле и «не
оставляй меня одного в этом мире, я не смогу без тебя». Джисон заморгал и
послушно кивнул, прислушиваясь к оглушающим ударам сердца, бьющемуся в
чужой груди. Он бы никогда не ушел. Ни от Лино, ни без него. Они словно концы
рваной раны, которая затянулась — чтобы разделить, придется снова резать.
Двойная порция боли.
Лино помог Джисону приподняться и сесть. В положении сидя голова начала
раскалываться, но Джисон обратил внимание на боль, продолжающую
пульсировать в ноге. Либо она ужасно травмирована, либо её уже нет. Одно из
двух.
— Мне отрезали ногу? — вывалил он своё предположение, и Лино замер на
месте.
— Нет, — ответил он после паузы и глубоко нахмурился. — Просто ампутировали
палец. Мизинец.
Всего-то.
— Болит так, будто ампутировали всю, — шепотом поделился Джисон и хмыкнул. — Я слышал что-то про смерть. Говорили про меня?
Лино опустил глаза и с силой сжал челюсти.
— Да, — разбито усмехнулся он. — У тебя наступила клиническая смерть. На две
минуты… Худшие две минуты в моей жизни.
— Боже… Сколько ты просидел здесь?
— Я не знаю. — Лино прикрыл глаза, и на лице у него застыла смесь из боли и усталости. — Честно, я только недавно пришел в себя. Задремал, и ты тут же
очнулся. Может, следующее число уже наступило. Я не брал с собой телефон.
Его разбитый, так горячо любимый человек. Джисон забыл про ногу и различные
трубки, которые торчали из тела. Он хотел только одного:
— Иди сюда.
Лино осторожно упал в объятия и положил голову на чужое плечо. Левой рукой
Джисон гладил его спину, касался волос и учился заново дышать. Он жив, и Лино
тоже жив. На данном этапе этого более чем достаточно. Лино старался не
прижиматься сильно, хотя явно этого хотел, и Джисон ценил эту чуткость. Он и
сам желал впечатать их тела друг в друга, но тело пронзало иголками даже от
малейшего касания, поэтому желания приходилось откладывать на потом. Лино
робко целовал его в шею и щеку, шептал немыслимые нежности, которые так
непривычно вылетали из его рта, но ужасно будоражили сердце, и вдыхал запах
волос. Для Джисона эти маленькие действия работали лучше любого
анальгетика.
Любовь отнюдь не побеждает всё. В реальном, не фэнтезийном мире она не
лечит болезни, не возвращает людей к жизни, не совершает чудес. Любовь — это
лишь чувство, инструмент (если кому-то угодно так её называть). Вероятно,
людям нравится думать, что она всесильна, потому что верить в таинственное и
неосязаемое проще, чем полагаться на сухой оплот реальности.
Любовь не побеждает всё, увы. Но она делает человека человеком, и даже
самого отчаявшегося питает надеждой.
***
Джисон шёл на поправку медленнее, чем хотелось бы, но быстрее прогнозов
лечащего врача. Лино никуда не уходил, чем навлекал на себя ворчания
медсестры и медперсонала, которые так и не смогли добиться того, чтобы он
покинул больницу и привёл себя в порядок. Парни навещали Джисона каждый
день, но даже они не смогли добиться от Лино разумного поведения и
послушания. Он хотел быть рядом каждую минуту, и Джисон просто ему
позволял.
Из-за операции на ногу первое время приходилось привыкать к костылям.
Наступать на неё запрещалось, хотя Джисон не понимал, чему там уже вредить — пальца-то нет. И да, это была меньшая из его проблем. Куда сильнее
беспокоили легкие, отслаивающаяся кожа и ноющие кости. И как его только
угораздило?
Когда голова стала совсем уж ясной, и воспоминания разной степени тяжести
проносились в голове, Джисон расспросил Лино о том, что произошло, пока он
был в отключке, а позже провел такой же допрос с каждым из парней. Все,
кроме Феликса, не особо горели желанием делиться подробностями. Но сосед,
как обычно, отличился и выложил Джисону всё без единой недомолвки. Джисон,
как и Лино, молча слушал одну и ту же историю в разных интерпретациях, а
потом тупо пялился в стену, не зная, что сказать. Садовник мёртв, но ни
облегчения, ни чувства завершенности не было. Только опустошение.
Наконец Джисону удалось выгнать Лино из палаты, чтобы тот привёз чистые вещи для выписки и заодно привел себя в порядок. Отсутствовал он недолго.
Когда они наконец покинули больницу и загрузились в такси, каждый хранил
молчание и думал о том, что произошло. Осознание и принятие медленно
проворачивали свои шестеренки.
Решение вернуться в университет было единственным, которое они
рассматривали. Не было смысла ехать домой, к тому же Джисон сам на этом
настоял. Закинув сумку на одно плечо и отдав ему костыли, Лино подхватил его
на руки, и они стали продвигаться по каменной тропинке от входных ворот в
сторону первого общежития. Студенты, развалившиеся посреди поляны кампуса
на пледах, смотрели им вслед.
— Они думают, у нас медовый месяц, — хрипнул Джисон и попытался
улыбнуться.
— Пускай думают что хотят. — Шаги Лино были уверенными, хотя на дорогу он
почти не смотрел, изучая чужое лицо. — Всё нормально?
— Да. Непривычно просто.
— Быть на моих руках? — уголок губы потянулся вверх. — Привыкай. Ближайшие
недели две с них не слезешь.
— Прозвучало как угроза. Но я согласен, только не распускай их.
— С каких пор мне запрещается?
— Тебе не кажется, что каждый раз, как я дарю тебе фигурку кота на Ночь Розы,
а потом мы спим, случается черт пойми что? Может, это заговор на то, чтобы мы
прекратили заниматься греховными делами.
— О нет. Тебе отморозило клетки мозга, — шутливо закатил глаза Лино.
— То есть, ты не заметил эту закономерность? Я сразу догадался. Поэтому
больше никаких занятий сексом, если хотим жить.
— Между жизнью и близостью я точно не выберу первое. К тому же, — он
заглянул Джисону в глаза, — у рояля не дрогнули ножки, а вот мои очень даже.
— Долго вынашивал эту шутку? — прыснул Джисон.
— В моменте придумалась, клянусь.
Сузить мир до одного единственного человека — то, что помогало Джисону в
данный момент, ведь чувствовал он себя странно. Это проявилось ещё до
выписки из больницы: непривычная пустота внутри и отчужденность. Словно он
обморозился изнутри, а не снаружи. Наверное, так чувствуют себя все люди,
едва ли не расставшиеся с жизнью. Или, может, он до сих пор не отошёл от
состояния шока, о котором не догадывался.
Лино дотащил себя и Джисона до второго этажа общежития и отпер дверь блока
ногой. Поставил его на ковер, бросил сумку в угол и отдышался. Парни уже были
здесь, сидели на диванах друг напротив друга и молча смотрели. Джисон, ловко
орудуя костылями, дотащил себя до камина и сел рядом с Феликсом. Тот быстро притянул его к своему боку и крепко обнял, оставив поцелуй на виске.
— Добро пожаловать обратно, — едва слышно произнес Чан и с облегчением
улыбнулся. — Как дорога?
Лино обошёл диван и сел по другую сторону от Джисона. Метнув быстрый взгляд
на Чана, сделал мимолетное движение рукой, без слов говоря «в порядке» и,
вытянув ноги, откинулся на спинку.
— Что ж…
Слух резанула неловкая тишина. А что говорить в такой ситуации? Ночь Розы
достаточно помотала нервы всем находящимся в гостиной, так что даже
прикасаться к этой ране не хотелось. Это — травма разной степени тяжести,
которая была нанесена каждому. И, возможно, спустя достаточное время они
найдут что друг другу сказать. Но сейчас они не имели представления, что
делать дальше.
Лино поднялся первым и посмотрел на Джисона.
— Ёнбок предложил на время поменяться комнатами и…
— Да, — кивнул Джисон, сразу сообразив о чем речь. — Так будет удобнее.
— Хорошо. — Лино плохо скрыл свой сияющий взгляд и тонкую улыбку. — Хочешь
прилечь?
— Имей совесть, — встрял Феликс. — Мы с Джи ещё не наобнимались.
— Не распускай руки, — предупредил Лино скорее в шутку, которая не была
оценена.
Феликс прижал Джисона ещё крепче и показал Лино язык. Тот лишь закатил
глаза и ушёл наверх, скорее всего, чтобы принять душ и захватить необходимые
вещи. Чанбин поднялся следом, похлопал Джисона по колену и подбородку,
ободряюще сказав:
— Страшное позади, Хан-щи.
— Я тоже скучал, хён, — улыбнулся Джисон в ответ, несмотря на сухие,
потрескавшиеся губы.
Чонин обнял Джисона с другого бока, Сынмин пересел ближе к камину и начал
мешать угли, чтобы было теплее. Хёнджин передал через Феликса плед и встал
позади дивана. Его руки стали перебирать Джисону волосы, пальцы дарили
покой и расслабление. Чан смотрел то на одного, то на другого, и взгляд его был
полон всего и сразу: благодарности, вины, сожаления и счастья.
Когда Лино спустился, то застал всех на тех же самых местах, занятых теми же
делами. Сел в кресло, любовно посмотрел на задремавшего Джисона, согретого
объятиями и огнем из камина, и позволил себе прикрыть глаза. Но это заведомо
была ошибка, потому что он моментально провалился в долгожданный сон,
которого беспощадно требовал сломленный стрессом организм.
Когда Лино проснулся, была глубокая ночь. Резко распахнув глаза, он дёрнулся и
позвал Джисона по полному имени.
— Он у себя, — Чан сел на соседнем диване и протер глаза, — спит. Мы решили
тебя не будить.
В камине догорали угли, свечи отбрасывали причудливые тени на книжных
полках, во всем блоке было запредельно тихо. Лино шумно выдохнул, сбросив
тревогу, и откинул голову на спинку кресла.
— Извини, что разбудил, — сказал он лишенным эмоций голосом.
— Ничего, — ответил Чан и сел более расслабленно.
Они долго молчали, смотря на мигающие точки потухшего огня. Из высокого
окна за роялем струился лунный свет, освещая пол гостиной. С первого этажа
Шато доносились скрипы половиц, чьи-то разговоры и приглушенный смех. Чан
прочистил горло.
— Я пойду к себе. Тебе что-то нужно?
— Нет.
— Хорошо. — Он поднялся и оказался почти у двери, когда Лино тихо произнес:
— Спасибо.
Чан посмотрел на него, без лишних слов поняв, за что именно благодарил Лино,
и кивнул в ответ. Потом скрылся за дверью комнаты, и на блок снова опустилась
оглушающая тишина.
***
Две недели Джисон послушно не переносил вес на оперированную стопу и
передвигался только на костылях. Ну, либо на Лино, когда тот, не спрашивая,
подхватывал его на руки и молча нёс куда требовалось. Они очень мало
говорили, а если говорили, то о каких-то незначительных мелочах. Кровати в
комнате пришлось сдвинуть (без ведома Феликса, иначе он бы наверняка пришел
в ужас), и в душ Джисон соответственно тоже не ходил в одиночку.
После отравления Лино они таким же образом проводили друг с другом каждую
минуту. Сейчас они просто поменялись местами.
В душ Джисон, помимо полотенца и сменной одежды, взял табурет, который
поставил прямо над сливом, чтобы не стоять на одной ноге. Её, к слову,
приходилось обматывать в несколько слоев, чтобы не намочить, и Джисона
начинало смущать, что он до сих пор не видел своей слегка видоизмененной
стопы.
Закончив обматывать ногу пакетом, Лино выпрямился и молча стянул с Джисона
футболку. То же самое сделал со штанами и нижним бельем, после чего Джисон
послушно сел и посмотрел на него снизу вверх.
— Ты не раздеваешься?
— Боюсь, что нет. — Лино настроил положение душевой лейки и закатал рукава
белой рубашки, проверяя температуру воды.
— Почему?
— Я уже мылся.
— Когда? — скептически выгнул бровь Джисон.
— Когда-то. — Он передал шампунь. — Мой голову. Я займусь телом.
— Прозвучало… — Джисон улыбнулся и вылил шампуня в ладонь, — весьма
интересно.
Лино аккуратно обошел мочалкой обмотанную ногу, потом стал натирать вторую.
Его рубашка промокла, брюки наверняка тоже, просто по ним это было не так
заметно. Поднявшись выше колена, он остановился и сказал коротко:
— Встань.
Джисон послушно встал, оперевшись на здоровую ногу, и с закрытыми глазами
продолжил намыливать волосы. Лино поднялся вверх по его бедру, отложил
мочалку и, вылив геля в руку, продолжил уже без подручных средств. Джисон
вздрогнул от интенсивности движений, с которыми Лино его мыл.
— Полегче, — сказал он. — Оторвешь мне нечто важное.
— Извини. — Лино обошел его, оказавшись сзади. Движения стали нежнее. —
Так?
— Да.
Чужие пальцы очертили тонкую дорожку волос внизу живота и опустились
обратно. Джисон подставил лицо под поток, мыльная вода стала стекать по
плечам и спине, которую Лино тут же начал собирать ладонями и растирать по
коже. Они работали сообща и автоматически. Если раньше это можно было
счесть за прелюдию, то сейчас не являлось чем-то большим, чем простое мытье.
— Можешь сесть.
Протерев глаза, Джисон опустился на табурет и ещё раз провел по влажным
волосам рукой. Лино обошел его, вновь оказавшись лицом к лицу, и приподнял
его руки. Снова взял мочалку и машинально продолжил мыть верхнюю часть
тела. Когда дело дошло до лица, он бережно провел пальцами за ушами и
переместил их на щёки. Вдруг его движения вовсе прекратились.
— Прости, — сказал он, поглаживая покрасневшую от воды кожу.
— Что случилось?
Лино мотнул головой, будто избавился от наваждения, и потянулся к баночкам
на полке.
— У тебя губы потрескались.
— Извиняешься за то, что слишком долго целовал меня ночью? — ухмыльнулся
Джисон.
Оставив эту реплику без ответа, Лино выдавил на палец то ли крем, то ли мазь и
стал размазывать по чужим губам.
— Это намек, чтобы я заткнулся? — выговорил Джисон сквозь прикосновения.
— Догадливый.
— Эй.
— Не облизывай. И желательно не говори. — Лино вернул тюбик на место и снова
посмотрел на Джисона. — Милый.
— Я милый?
— Да, ты. — Его пальцы очертили челюсти Джисона и запутались в волосах на
затылке. — Невыносимый.
— А, я понял. У тебя скоро экзамен, и ты решил вспомнить все прилагательные,
которые знаешь.
Лино фыркнул через нос.
— Типа того.
— Ещё я красивый, ты забыл сказать, — заморгал Джисон, забавляясь.
— Красивый.
— М-м-м. Музыка для моих ушей. Ещё сексуальный.
Бархатный смех Лино разлил тепло по груди.
— Да, — кивнул он. — Особенно когда сидишь, скрючившись как креветка.
Джисон неосознанно распрямил плечи. Смех Лино стал ещё громче.
— Вообще-то, — начал Джисон слегка уязвлённо, — я единственный тут сижу без
одежды, поэтому ты мог бы притвориться, что я самый горячий парень, которого
ты когда-либо знал.
— Так и есть.
— Да? — Джисон победно похлопал себя по груди. — Я знал, я знал. Честно? Ты с
первого дня нашего знакомства был от меня без ума, признай это.
— Если без ума от подозрительности, то да.
— Не ври. — Джисон притянул Лино к себе, уткнувшись щекой ему в живот. —
Просто скажи, что сразу на меня запал.
— Не сразу.
— Вот кто из нас двоих невыносимый, — закатил глаза Джисон и прикрыл их. —
Что там дальше по прилагательным?
— Любимый.
Пальцами Лино массировал голову, Джисон таял от его прикосновений и слов. В
этот раз пауза вышла дольше. Одинокое слово повисло между ними и растеклось
нежными касаниями по телу.
— Любимый, — повторил Джисон чуть тише и улыбнулся в чужую промокшую
насквозь рубашку. — Переименуешь меня в телефоне?
— Чем тебя «Хан Джисон» не устраивает? — в голосе тоже слышалась легкая
улыбка.
— В целом, мне всё нравится. Ладно, оставляй. Тогда в скобках подпиши
«любимый».
— Будет выглядеть так, словно у меня несколько Хан Джисонов.
— Да, не подумал. Тогда…
— Могу добавить сердечко.
— Ну, это слишком, — позабавился Джисон. Лино наклонился и поцеловал его в
мокрые волосы.
— Согласен. Кому нужны эти нежности.
— Вот именно. Ладно, оставляй меня как есть. Буду твоим Хан Джисоном.
— Так и подпишу.
— Так и подпиши.
— Пока Ёнбок не возьмет мой телефон и не переименует в «наш Хан Джисон», —
тихо прыснул Лино, и Джисон ощутил короткую вибрацию смеха, которая
передалась и ему. Он умиротворенно улыбнулся.
Уткнувшись лицом Лино в живот, Джисон просидел ещё несколько минут, а
потом вдруг поднялся. Уперся коленом больной ноги в табурет и положил руки
на воротник чужой рубашки.
— Почему ты до сих пор одет? — начал он расстегивать пуговицы, но Лино его
остановил.
— Хан Джисон…
— Что? — Джисон непонятливо поднял глаза.
— Ты только начал приходить в себя. Не думаю, что нам стоит это делать.
— Я почти здоров и хочу тебя. — Лино убрал препятствующие руки, и Джисон
окончательно расстегнул рубашку, затем снял её и откинул в сторону. Руки
опустились на ремень брюк.
Лино жадно втянул воздух и на короткое мгновение прикрыл глаза. Когда
открыл их, то в них не было ничего приличного.
— Я смотрю, ты вошёл во вкус, — ухмыльнулся он и вышагнул из брюк. Джисон
откинул и их.
— Ты сам виноват. Теперь, когда мы меняемся, я могу стать зависимым.
— Такая зависимость мне нравится. — Лино впился в нижнюю губу зубами, когда
Джисон просунул руку в нижнее белье. — Быть сверху точно пошло тебе на
пользу.
— Давай называть это личностным ростом. — Джисон отбросил белье туда же,
куда до этого улетели брюки и рубашка, и убрал ногу с табурета. — Присядь.
Лино послушно сел, а Джисон забрался сверху. Чужие руки вмиг оказались на
талии.
— Ты слишком много думаешь в последние дни, — сказал Джисон, смотря Лино
прямо в глаза и медленно проводя большим пальцем по его нижней губе. —
Отпусти мысли хотя бы сейчас.
— Используешь мою тактику?
— Я просто хочу, чтобы ты на время забыл о случившемся и позволил себе
насладиться временем со мной, не вспоминая ту ночь. Сможешь?
Облизнув губу, Лино кивнул. Джисон наклонился к его шее и произнес прямо в
кожу:
— Теперь я понял, что мне напоминает твой запах. Эта терпкость, — он прикусил
кожу зубами, — точь-в-точь белые розы на вкус. Ты пахнешь ими, причем всегда.
Интересно, если тебя проглотить, ты исцелишь так же, как они?
Джисон оставил яркий засос на шее. Лино болезненно свел брови, но ничего не
сказал.
— Я бы съел тебя, но только с твоего позволения.
Ответа снова не последовало, лишь тяжелое дыхание Лино и мурашки на его
коже могли говорить о реакции на эти слова. Приоткрыв рот, он заставил
Джисона посмотреть в свои глаза.
— Что ты говоришь?
— Только правду, — склонил голову набок Джисон.
— Всё же ты отморозил себе мозги, — коротко усмехнулся Лино, но тут же замер,
когда Джисон, поерзав, наклонился ближе и лизнул его губы. — Так, значит? Они захлебнулись поцелуем, который был далек от целомудренного и скромного.
Из Джисона вылетали звуки различной природы, а Лино, больно вцепившись в
его бёдра пальцами, стойко держал себя в руках. Лишь глубокие вдохи и
мурашки на коже выдавали его состояние. Голова пустела. Джисон победно
улыбнулся в поцелуй и провел ногтями по чужой спине, оставив яркие полосы.
Лино редко отпускал себя и свои мысли. Он думал слишком много, и Джисон знал
это, поэтому воспользовался одним из приятных способов разгрузить голову.
Разумеется, их занятие не было лишь холодным расчетом. Они хотели друг
друга. Всегда. Как два конца рваной раны, стремящиеся друг к другу, чтобы
затянуться. Беспрестанный и такой естественный процесс.
Мокрые вещи Лино одиноко валялись в углу. Вода лениво стекала из лейки душа
на пол. Ножки табурета скрипели по плитке, с каждым новым движением
сдвигаясь всё ближе к стене. Когда они наконец подошли к ней вплотную,
движения и скрипы стали сильнее. Развязнее. Джисон уперся руками в
плиточную стену и, хватая ртом воздух, потерял себя так же, как это сделал
Лино.
***
Сидя у камина, Джисон читал книгу, изредка бросая косые взгляды на доску с
шашками, которыми были увлечены Феликс и Лино. Играли они уже достаточно
долго.
Вдруг дверь блока открылась. Миссис Ким, с Сынмином по одну сторону от себя и
Чонином по другую, вошла и остановилась у диванов, тут же внимательно
осмотрев Джисона.
— Мой бедный мальчик. — Она села и притянула Джисона к себе. Округлив
глаза, он всё же поддался и прижался к женщине щекой. — Я ещё не звонила
твоей матери, решила прежде спросить у тебя.
Отстранившись, Джисон отрицательно помахал руками.
— Не надо, я сам ей расскажу. Позже.
— Конечно, как тебе будет удобно.
Сынмин занял кресло, уступив Чонину место на диване, и наклонился вперед.
— Мам, ты хотела кое-что рассказать, — напомнил он.
— Ах да, — коротко улыбнулась женщина и взяла Джисона за руку. — Дело
Джихёна официально закрыли. — От глаз не скрылось, как Лино впервые за
целый час оторвался от шашек и заметно напрягся. — Оказалось, что тот парень,
с которым ты подрался ещё зимой, Рой, подсадил Джихёна на что-то серьезное.
Но его родители тогда откупились, дело замяли. Однако недавно открылись
подробности их… дружбы. Ох, даже не знаю, как об этом правильно сказать…
Джихён и Рой…
— Спали друг с другом, — закончил Чонин, весело фыркнув. Миссис Ким покачала головой.
— Да. Сейчас молодые люди куда более открытые в плане демонстрации своих
предпочтений, — сказала она как данность, без осуждения. — Так вот. Родители
Джихёна узнали о связи сына с Роем и оставили его ни с чем. Он собирался с их
помощью заявлять об избиении, — она покосилась на Лино, — но остался без
поддержки. Я пообещала Джихёну, что лично разберусь с тобой, Минхо.
Лино иронично хмыкнул.
— Наказывайте.
— Мое наказание — это больше свежего воздуха и бесплатные десерты в
кафетерии, — улыбнулась миссис Ким и похлопала его по колену. — Я на твоей
стороне. К тому же, этот избалованный и не знающий отказов молодой человек
получил по заслугам. Ничего, что мы это обсуждаем? — она снова приобняла
Джисона и заглянула ему в глаза.
— Всё в порядке.
— Вот и славно. Как только начнешь ходить, зайди ко мне, хорошо? Мне есть что
тебе рассказать и показать. И Минхо, дорогой, ты тоже. Я разобрала бумаги и
вещи кёсунима. Некоторые документы касаются тебя непосредственно.
Сжав челюсти, Лино согласно кивнул, и миссис Ким поднялась, напоследок поматерински поцеловав Джисона в макушку.
— Ну всё. Я рада, что все вы здесь. — Её улыбка дрогнула чем-то
ностальгическим. Вероятно, она вспомнила о друзьях студенческих лет. —
Обращайтесь, если что-то потребуется. Я всегда рядом. Сын, проводишь меня до
главного корпуса?
— Конечно, — поднялся Сынмин, и они покинули блок.
Редкий треск поленьев разбавлял опустившуюся тишину. Феликс был
непривычно молчалив, Чонин следил за их с Лино игрой. Джисон отложил книгу в
сторону и поправил лежащий на ногах плед.
— Она про вас знает? — спросил он Чонина, и тот напрягся.
— Пока нет, но явно догадывается, — слабо улыбнулся он. — Вчера сказала
«между вами двумя что-то кардинально изменилось, я это чувствую».
— Матери всегда чувствуют. Может, лучше самим всё рассказать?
— Возможно, — вздохнул Чонин. — Всё равно спокойной жизни больше не
видать, так что разгневанные родители не сильно испортят картину.
— Можно попросить не говорить твоим, — предложил Джисон.
— Можно попробовать. Но знаешь, как бывает: тетушка спокойно относится к
тебе и Лино-хёну, но если узнает, что её сын такой же, сойдет с ума. У многих
так. Толерантны, пока это не случится в их собственной семье.
— Подтверждаю, — наконец подал голос Феликс и снова уткнулся в игру.
Джисон вздохнул, выпрямив ногу и коротко скривившись от боли.
— Сказать всё равно стоит. Тем более, если она сама начала замечать за вами
странности.
— Согласен, — смиренно кивнул Чонин и стрельнул глазами на спрятанную
пледом ногу. — Ты уже видел стопу?
— Ещё нет. Сниму бандаж через неделю и только тогда посмотрю.
— До сих пор болит?
— Врач сказал, какое-то время буду ощущать фантомную боль, будто отрезали
всю ногу, — пожал плечами Джисон и хмыкнул.
— Жесть. Не знал, что из-за маленького мизинца такое бывает.
— Он был не маленький, — хохотнул Джисон и рассмеялся ещё больше, когда
Чонин показал пальцами длину далеко не пальца, а другой части тела.
— Вот такой?
— Чуть больше.
— Да ну? — подозрительно покосился он. — А больше десяти не дашь.
— Не обижай меня, Йен-а. У меня достаточно аккуратные и адекватной длины
пальцы.
— Поверю, только когда покажешь.
Откинув плед, Джисон шуточно схватился за лямки домашних штанов. Чонин
прикрыл глаза руками, рассмеявшись, а Лино и Феликс подняли головы, не
понимая, что происходит.
— Джи, голая вечеринка? — оживился Феликс и пихнул Лино в бок. — Наконец-то
справедливость восторжествует. Ты-то его каждый день без штанов видишь.
— Не каждый, — фыркнул Лино и закинул плед обратно на Джисона.
— Что, уже приедается? — съехидничал Феликс. — Катитесь в бытовуху, друзья
мои.
— Мечтай, — бросил Джисон и снова взял в руки книгу. — Думаю, если раз в год
один из нас будет почти умирать, то в бытовуху мы не скатимся. Вот и весь
секрет свежести в отношениях, как тебе?
— Ну нахер, — цокнул языком Феликс. — Уж лучше групповушка. Кстати…
— Начинается. — Лино срубил несколько шашек, но Феликсу уже было плевать
на игру.
— Ты думаешь, я буду вас уговаривать? — фыркнул Феликс. — Больно надо. Я
давал вам шанс много раз. Йен-а, — повернулся он к Чонину и ухмыльнулся. — Вы
с Сынмином случайно не ищете острых ощущений?
Чонин без слов поднялся и, разочарованно вздохнув, удалился в свою комнату.
Джисон рассмеялся, закинув голову на спинку дивана, Лино подхватил его
настроение и тоже улыбнулся, а Феликс покачал головой.
— Никто. Ни один из вас не соглашается на мою авантюру. — Наклонившись, он
спросил шепотом: — Думаете, они уже пробовали друг друга?
— Кто знает, — пожал плечами Джисон. — По виду не скажешь.
— Вот и мне кажется, что пока нет, — согласился Феликс. — Такой опыт сразу на
лице написан. Ну, дело их. Пускай тренируют выдержку дальше.
— Не думаю, что это просто сделать, — сказал Лино, — когда они долгое время
были лучшими друзьями. Тем более, с детства. Вероятно, оба ощущают себя
странно.
— Может, ты и прав. Это как если бы ваши мамы не поссорились и не потеряли
связь, — хохотнул Феликс. — Были бы тоже лучшими друзьями детства и не
знали, как друг другу правильно присунуть.
— Хм, да. — Джисон снова отложил книгу и выпрямился. — Думаю, тогда мы бы
не сошлись.
— О? — склонил голову Лино.
— Не удивляйся. Был бы ты моим другом детства, я бы не захотел тебя в
романтическом плане. Просто не могу это представить.
— М-м, френдзона, — задумчиво протянул Лино. — Плевать. Я бы всё равно тебя
добился.
— Не сомневаюсь, — улыбнулся Джисон, а Феликс наигранно скривился.
— Вы меня достали своим не заканчивающимся конфетно-букетным периодом. В
общем, сообщите, когда он у вас пройдет, тогда и устроим групповушку.
— Ну жди, — прыснул Лино и поднялся. Легким движением подхватил Джисона
на руки, словно тот ничего не весил, и подмигнул Феликсу.
— Это «да»? — оживился тот. — Лино. Хён! Ты должен дать мне четкий ответ.
Это да или да? Лино! Вот придурки, — пробормотал Феликс себе под нос, когда
за ними закрылась дверь, и стал складывать шашки в доску.
***
Постепенно Джисон начал ходить. Сначала опираясь на костыль или руку Лино, а
затем и без посторонней помощи, правда, не так быстро, как хотелось бы.
Благодаря миссис Ким ему дали хорошую отсрочку от занятий: даже по
истечению больничного он мог оставаться в общежитии и заниматься
дистанционно. Пользоваться этой поблажкой Джисон не собирался, ему уже наскучило сидеть взаперти. Феликс только головой покачал, когда узнал об этом
глупом, по его мнению, решении.
— Джи, ты не меняешься. — Они медленным шагом шли по каменной тропе в
сторону учебных корпусов. — Сказали тебе «сиди дома, лечи ногу». Куда ты
попёрся?
— На стилистику французского языка, — просто ответил Джисон. Шел он
прихрамывая, но лицо было спокойным и даже равнодушным.
— Просто признайся, что захотел отдохнуть от Лино, — игриво подмигнул
Феликс. — И побыть со мной.
— Конечно, — подхватил его игривость Джисон. — Сбежал от мужа к любовнику.
— Это я-то любовник? — оскорбился Феликс. — После всего, что между нами
было? Подумать только, я даже не заслужил называться мужем.
— Не разводи драму. У меня два мужа: ты и Лино.
— Ты много на себя берешь. Уверен, что потянул бы обоих? — недвузначно
ухмыльнулся Феликс.
— Если не за раз, то да, — вполне серьезно ответил Джисон.
На всю округу раздался задорный смех Феликса.
— Обожаю твою словесную небрежность, — отдышавшись, сказал он и
зажмурился. — Погоди, я это представил. О-ой. У-ух…
— Ликс. — На лице Джисона появился намек на улыбку, хотя говорил он
осуждающе. — Прекращай.
— Не могу, — протянул Феликс и потряс Джисона за рукав кофты. — Спроси у
Лино, а? Вдруг согласится.
— Ты придурок.
— Может быть. Зато теперь ты улыбаешься.
Феликс потрепал Джисона по волосам и, ярко улыбнувшись, открыл для него
входную дверь главного учебного корпуса.
После занятий они зашли в кафетерий, взяли по огромной порции свежих
круассанов с кофе и сели за любимый столик. Время текло незаметно. Они
болтали и дурачились, словно всё было как прежде. Словно ничего не
произошло, и они за одну лишь ночь не лишились нескольких составляющих
души. Палец — меньшее из лишений Джисона. Познавшее смерть тело — вот что
ощущалось иначе. Но они не говорили об этом.
Миссис Ким попросила зайти к ней, как только Джисону станет лучше, поэтому
они разошлись с Феликсом в холле первого этажа малого корпуса. В кабинете
декана Джисон, к своему удивлению, обнаружил Лино. Тот сидел в кресле к нему
спиной, расслабленно расставив ноги. Вид у него был задумчивый, глаза рассматривали картину с изображенными на ней белыми розами.
— Ты уже освободился? — Джисон опустился в соседнее кресло.
Лино перевёл на него взгляд, который тут же смягчился.
— Да, закончил чуть раньше. Ты поел?
— Только что.
— Как нога?
— Терпимо.
— Сегодня вечером нужно перевязать. — Снова задумчивый Лино посмотрел на
картину, за которой, оба помнили, скрывался сейф. — Я ходил к оранжерее
перед занятиями. Хочешь тоже?
— Зачем? — свёл брови Джисон. Кости начало ломить от одного лишь
упоминания этого места.
— Посмотришь, что с ней стало.
— Ты не можешь мне рассказать?
— Это нужно увидеть.
Пожав плечами, Джисон опустил глаза в пол. В любом случае, какой смысл
бежать от этой травмы сейчас? Куда проще принять случившееся, смириться и
отпустить. Поэтому он ответил:
— Хорошо, сходим туда позже.
Когда послышался стук каблуков миссис Ким за дверью, Джисон и Лино
расцепили руки и поднялись, склонившись в приветствии.
— Садитесь, дети мои. — Декан прошла за свой стол и села напротив них. — Это
неофициальная встреча. Я не собираюсь вас отчитывать или что-то в этом роде.
Поэтому можете расслабиться. Сейчас я говорю с вами, как добрая тётушка и
подруга молодости ваших мам.
— Хорошо, — кивнул Джисон, а Лино сел в своем кресле куда развязнее.
— Вы уже были у оранжереи? — поинтересовалась она вдруг.
— Я да, Хан Джисон ещё нет, — ответил Лино.
Миссис Ким улыбнулась на столь явный официоз. Знала бы она, что Лино
называет так Джисона постоянно.
— Тогда сходим вместе, — продолжила женщина. — И зайдём во второе
общежитие после этого. Я хочу вам кое-что показать.
Что есть в Мерло достойного демонстрации, кроме пустых бутылок, в которых стоят сухие розы, и подвала, который раньше был винным погребом? А, ну или
отбитых и накуренных студентов, которые на утро после вечеринки выглядят
хуже зомби. Джисон никогда не перестанет презирать это место.
— Теперь, — открыв ящик стола, миссис Ким достала оттуда какие-то бумаги, —
о чём-то менее приятном. Хотя с какой стороны посмотреть. В общем, здесь
завещание кёсунима. — Она положила лист бумаги перед Лино. — Можешь
ознакомиться.
Лино даже не стал брать завещание в руки, холодно пробежавшись глазами по
буквам.
— Меня это не касается, — сказал он.
— Разве? — Сложив руки в замок, декан наклонилась и заглянула ему в глаза. —
Ты — единственный живой наследник. Всё имущество переходит к тебе по праву,
брак кёсунима на момент заключения завещания был давно расторгнут, поэтому
бывшая жена не может на что-то претендовать.
— Скажу по-другому. Мне это не нужно. Отец не признавал меня своим ребенком
при жизни, поэтому не вижу смысла заявлять свои права на что-то после его
смерти.
— Ты не можешь отказаться, — сказал Джисон. — Если больше некому
наследовать имущество, то тебе придётся это сделать.
— Именно так, — подтвердила миссис Ким.
Раздражённо выдохнув, Лино наконец взял лист бумаги в руки. После более
детального изучения взглянул на Джисона и сказал:
— Он владел издательством. Ещё две собственности в разных частях страны,
плюс банковский счёт… И куда мне всё это девать?
— Не рассматриваешь вариант оставить себе? — поинтересовалась миссис Ким.
— Нет, — качнул головой Лино.
— Издательство? — спросил Джисон уж слишком заинтересованно.
— Даже не думай, Хан Джисон. Мы избавимся от всего, что здесь перечислено.
Деньги отдадим на благотворительность и забудем, как о страшном сне.
— Но издательство…
Их глаза снова встретились. Лино медленно выдохнул.
— Что?
— Зачем его отдавать в чьи-то руки? Оставим себе. Ты скоро выпустишься, а я
так и не получу образование, а жить чем-то нужно. Тем более, это книжное
издательство. Не какой-то там завод. Будет слишком глупо от него
отказываться.
— Хорошо, — согласился Лино не сразу. — Оно твоё. С остальным я не хочу иметь
дело.
— Решено. — Джисон перевел глаза на миссис Ким. — Нам нужно обратиться к
нотариусу или?..
— Я вам с этим помогу, — заверила женщина. — Там будет несколько важных
процедур, необходимо ещё доказать родство и прочая бумажная волокита. Но в
целом, это всё.
— Тогда можем идти?
— Подождите. — Миссис Ким внимательно посмотрела на каждого, обеспокоенно
поджав губы. — Я уже сообщила об этом вашим друзьям, некоторые согласились.
Со следующей недели у вас назначены встречи с университетским психологом.
Решать, конечно, вам, но я настоятельно рекомендую их посещать. Поймите:
сейчас может показаться, что вам не нужна помощь. Но спустя несколько лет…
может даже, десятков лет… эта травма может напомнить о себе. Лучше лечить
её сразу, чем мучить себя всю оставшуюся жизнь.
Джисон кивнул и молча поднялся, когда нога затекла от сидения в одном
положении. Лино последовал его примеру и ответил за обоих:
— Мы придем. Вместе. У психолога, надеюсь, нет проблем с любящими
отношениями двух парней.
— Она — профессионал своего дела.
— Тогда договорились.
Втроем они спустились от главного корпуса к малому, завернули за него и
остановились. Джисон, предвкушая, что его накроет, разочарованно воззрился
на голое пространство, на месте которого совсем недавно стояла стеклянная
постройка с цветами. Теперь здесь пусто. Совсем. Ни намека на оранжерею,
кроме перекопанной земли, на месте которой раньше росли цветы и кустарники.
Абсолютная пустота.
— Что случилось? — спросил он лишенным жизни голосом.
— Холод, несовместимый с жизнью, — так же гулко ответила декан. — Цветы не
выжили. Ни одни, кроме «кровавых» роз, но их я самолично уничтожила. Они
принесли достаточно боли не только нам. Саму оранжерею решили снести.
— С ними покончено… навсегда?
— Да. Навсегда. Единственные розы, которые остались в Чанми, растут под
окнами аудиторий, по периметру зданий корпусов. Те, что дарят на Ночь Розы.
Они не несут вреда.
— Но белые…
— Мне жаль. — Миссис Ким сжала локоть Джисона. — Ты успел проглотить один
бутон, да?
— Да… — Он посмотрел на Лино, который, сжав челюсти, смотрел на
развороченную землю и пинал камни. — Думаете, я выжил только поэтому?
— Кто знает, милый. Страшно представлять. Но ты сильный, поэтому, думаю,
смог бы выкарабкаться.
— Не уверен. По мне, так это чистое везение. Но мне жаль белые розы. Я всё
искал способы, чтобы к ним подобраться, ведь они нужны Лино. А по итогу… они
пригодились мне.
— Он любит тебя, — сказала миссис Ким легко и просто. — Если бы он выбирал
им применение, то это было бы спасти твою жизнь. О себе в этом случае он вряд
ли думает.
— Да, но… я хотел ему помочь. И Ликсу. Вся надежда была на них, а теперь не
осталось ни намека на спасение.
— Так ли это? — задумчиво произнесла декан, будто говорила сама с собой. Она
недолго о чем-то думала, а потом сказала громче, так чтобы Лино тоже
услышал: — Я хотела вам кое-что показать в Мерло. Пойдемте.
Что бы это ни было, Джисон не особо хотел туда идти. Но выбора не осталось —
Лино подхватил его на руки и молча потащил вперед. Миссис Ким поспевала за
ними, стуча каблуками по каменной дорожке.
— Я могу сам, — не всерьез протестовал Джисон.
— Ты весь день на ногах, поэтому нет, — хмыкнул Лино. — Пора дать им
отдохнуть.
— Мне неловко, — кивнул Джисон в сторону миссис Ким. Женщина, до сих пор
пребывая в своих мыслях, не обращала на них внимания.
— Ей плевать. — Лино покрепче перехватил его и заглянул в глаза. — Как тебе
руины оранжереи?
— Белые розы жалко, в остальном плевать. Ведь это то, чего мы хотели, да?
Чтобы кровавых роз не стало.
— Но не такой ценой. Я никогда ещё ничего так в жизни не хотел, как оказаться
в ту ночь по другую сторону стекла и замерзнуть вместо тебя.
— Идиот, — беззлобно покачал головой Джисон. — Ты идиот, хён, вот и всё.
— А ты — всё, что у меня есть. И пожалуйста, дай мне время разобраться с
чувством вины.
— Ты не виноват в том, что произошло, и даже не заставляй меня объяснять тебе
настолько простые вещи. — Сам не зная почему, Джисон начинал злиться. — И
если ты продолжишь искать виноватых и эту бесконечную цепочку
самобичевания, я с тобой расстанусь.
— Вот как. — Лино искренне рассмеялся. — Угрожаешь мне. Сидя на моих руках.
Очень смело.
— Не шучу. Свое чувство вины утилизируй так же, как кровавые розы, чтобы оно
не портило нам жизнь. Я не собираюсь терпеть ещё и это.
— Ну какой грозный. Быть сверху точно пошло тебе на пользу.
— Хён.
— Что? Я всё понял, никакого поиска виноватых. К слову, я хочу, чтобы мы
повторили игру на рояле, только уже без рояля. Но как только нога полностью
заживет.
— Повторим. У нас для этого есть вся жизнь.
Лино расплылся в улыбке и после паузы произнес:
— Да. Вся жизнь.
В Мерло было тихо. Что странно, потому что тихо здесь не бывает. Либо
постояльцы нутром чуяли визит высокопоставленного лица, либо Лино их какимто образом предупредил. Телепатически.
Они поднялись на второй этаж, где в длинном коридоре по обеим сторонам
располагались жилые комнаты. Лино поставил Джисона на пол. Миссис Ким
подошла к одной из дверей и остановилась. Джисон коротко свел брови — эта
комната, как он помнил, раньше принадлежала Рей, его старой знакомой
библиотекарше, которая оказалась предательницей и сообщницей кёсунима.
Разве там не живет сейчас кто-то другой?
В комнате пахло затхлостью и землей. Очевидно, проветривают здесь редко. На
полу, на полках и подоконнике стояли цветы в горшках, причем они были
единственным признаком жизни в этой покинутой, когда-то жилой комнате.
Джисон присел на голый матрас.
— После Рей сюда никого не заселили? — спросил он.
— Нет, — поджала губы миссис Ким. — Она работала здесь с различными
образцами, поэтому это было бы опасно.
— Цветы выглядят вполне живыми, — Лино осторожно коснулся пышных зеленых
листьев. — Значит, за ними ухаживают. Вы этим занимаетесь?
— Присядь, — только лишь сказала декан, и Лино послушно опустился рядом с
Джисоном, запустив ладонь в его задний карман.
Женщина ногой отодвинула стоящий на полу цветочный горшок и подошла к
зашторенному подоконнику. Приоткрыла штору, взяла ведро с торчащими из
него цветами и поставила в центр комнаты прямо в ноги Джисона и Лино. Они
непонятливо уставились на скромные кустовые розы, бедно ютившиеся в
железном ведре.
Поначалу Джисон ничего не понял. Да, цветы были красивыми. Да, это были
снова розы, будь они неладны. Двухцветные, с одной стороны красные, с другой
белые, словно два цвета обнимают друг друга, но не перемешиваются. Они походили на гетерохромный глаз, поделенный на два непохожих друг на друга
участка.
Лино наклонился и аккуратно коснулся лепестков пальцами.
— Это… таких я не видел раньше. Новый сорт?
— Да, — кивнула декан. — Выведенный бывшей владелицей этой комнаты.
— Рей? — нахмурился Джисон. — Тогда они могут быть опасны.
— Они не опасны, — заверила миссис Ким. — Я проверила. К тому же, шипов у
них нет. А если принять внутрь, организм чувствует себя… прекрасно.
— Вы что, ели розы? — обеспокоенно захлопал глазами Джисон.
— Не смотри так. Иногда съесть розу не кажется чем-то странным. Тем более, в
Чанми.
— Вы могли отравиться.
— Не могла. Сперва я долго изучала записи, которые эта девушка, Рей,
благополучно спрятала под половицей. Она описывала свои опыты и больше
всего страниц посвятила этому сорту. Он уникален.
Лино заговорщически хмыкнул, подняв голову.
— Походит на скрещенный тип. Только не говорите, что Рей скрестила кровавую
розу с её единственным антидотом, это безумие.
— Именно это она и сделала.
— Но тогда…
— Действие яда нейтрализовано, но целительные свойства сохранены. Всё так, — кивнула миссис Ким и сорвала один цветок. Покрутила его в руке и передала
Лино. — Этот сорт уникален. Яд — сильное вещество, которое убивает всё живое.
Но если его действие нейтрализовать и направить в обратную сторону,
получается сильный антидот. Это усовершенствованная целебная роза. Как
белая, только в несколько раз лучше. Я долго мучилась со своей ногой после
операции. Как видите, после этой розы я бегаю на каблуках, словно мне
двадцать лет. Больше нет ни боли, ни болезни.
Лино покрутил розу в руке и скосил на Джисона взгляд. Некоторое время они
общались без слов, после чего он прикрыл глаза и откусил бутон. Тщательно
прожевал, поморщившись, и проглотил. Джисон склонил голову, внимательно
рассматривая его лицо.
— Мерзость, — заключил Лино. — Терпкая, как столетнее вино. Попробуй.
Джисон тоже сорвал цветок и, прежде чем откусить, какое-то время его
рассматривал. Это странно — жевать цветы. Но миссис Ким права: в таком
университете, как Чанми, это самое обычное дело. Хуже, чем уже есть, ему всё
равно не станет. Прожевав и проглотив двухцветные лепестки, Джисон хмыкнул.
— На вкус как ты, — покосился он на Лино.
Миссис Ким прочистила горло и отвернулась к окну, сделав вид, что нашла чтото интересное в весеннем пейзаже университетского кампуса. Джисон вовсе не
собирался её смущать.
— Я такой же мерзкий на вкус, ты хочешь сказать? — фыркнул Лино.
— Нет. Это вкусно. Вяжет, как вино, но слегка отдает сладостью. Прямо как ты.
— А ты ценитель.
— Только вина, роз и тебя.
Чтобы не смущать миссис Ким ещё больше, они любовно покачали головами и
отвернулись. Рука Лино до сих пор была в кармане Джисона, и он лишь сжал её
покрепче, демонстрируя теплоту чувств. Снова прочистив горло, женщина бегло
осмотрела розы и заключила:
— Можете забрать их потом. Посадите у своего дома, будете ухаживать и
вырастите богатый куст. Этому едва хватает места в ведре, розам нужно больше
места.
— Вы не хотите оставить розы здесь? — спросил Лино.
— В Чанми настала новая эра, в которой необычным цветам не место, —
безмятежно улыбнулась декан. — Пускай будут под вашим присмотром. Уверена,
вы найдете им лучшее применение. К тому же, этому месту нужны новые руки,
умеющие управляться с садовыми ножницами.
Джисона невольно передернуло. Лино озабоченно посмотрел на него.
— Не будем об этом, — поторопилась успокоить их миссис Ким и сорвала ещё
один цветок. — Вот. Это нашему дорогому Ёнбоку. Пускай поужинает. Ну, нет
смысла сидеть здесь ещё дольше. Вы наверняка хотите уединиться.
Сложно было не заметить прямой намек в её голосе. Джисон не успел придумать
ответ, а Лино, поднявшись, принял цветок из чужих рук.
— Спасибо вам, — сказал он, склонив голову в поклоне. — За всё.
Миссис Ким по-матерински положила ему ладонь на щёку.
— Это меньшее, что я могла сделать за все прошлые грехи. Ты очень похож на
мать. Сейчас я вижу, что не только внешне.
Лино на короткое мгновение прикрыл глаза и едва заметно прильнул к
прикосновению. Он позволил себе скинуть тяжелую броню и предстал
маленьким мальчиком, который скучал по нежности материнской любви и ласке.
В этот момент он был таким уязвимым, что у Джисона невольно заболело сердце.
Милый, покинутый мальчик. Сколько же в тебе любви.
Они попрощались с миссис Ким на развилке: она бодро стала спускаться по
каменной тропинке к поляне, а парни свернули на дорожку к Шато. Поднявшись
на нужный этаж, Лино опустил Джисона на пол и открыл дверь блока. Подобно
чувству дежавю, остальные сидели у камина, потягивали вино и молча смотрели
на угли за металлической решеткой. Но если в прошлый раз в воздухе
ощущалась фантомная тревога, то сейчас здесь царил покой. Тусклый свет
создавался свечами, единственное окно у рояля было занавешено плотными
портьерами, пахло вином и парафином.
Лино отдал Феликсу цветок, сел в кресло — единственное свободное место — и
усадил Джисона к себе на колени. Жестом Джисон призвал Феликса закусить
цветком, и тот покрутил ему у виска, однако на эту авантюру согласился. Рьяно
откусил бутон и, даже не прожевав, влил в себя остатки вина. Никто и бровью не
повел, когда он рыгнул на всю гостиную. Хёнджин молча передал Джисону и
Лино по бокалу терпкого красного вина, и они так же молча сделали по глотку.
Покой.
Они молчали. Долго молчали, пока Феликс не хлопнул в ладоши, привлекая
всеобщее внимание.
— Итак, клуб юных поэтов-криминалов. Что сделано, то сделано. Лично я ни о
чем не жалею и вам не советую, а кому надо — мама Ким обеспечила психолога.
— Мама Ким? — нахмурившись, покосился на него Сынмин.
— Да. Теперь мы все можем её так называть, — хохотнул Феликс. — Твое мнение
не учитывается. Не жадничай и поделись мамой.
— Ладно, — пьяно улыбнулся Сынмин и замер, когда Чонин положил голову ему
на плечо.
Никто не придал этому значения, во-первых, потому что были пьяны, а вовторых, потому что, очевидно, знали истинную природу их отношений. И это
грело душу. Пускай Сынмин и Чонин не рисковали проявлять свои чувства на
публике или рядом с другими людьми, в этом маленьком пузыре, состоящем из
восьми человек, они были спокойны. Они были собой.
Чанбин постучал пальцем по бокалу. Вилки, по-видимому, не нашлось, но и так
ему удалось привлечь внимание.
— Я не хочу ходить вокруг да около. То, что мы сделали, ужасно с моральной
точки зрения, и гореть нам в аду, как и нашим родителям. Но. — Он поднял палец
вверх. — Я знаю только то, что мы не одни в этом дерьме. У нас есть… мама Ким, — усмехнулся он, когда Сынмин закатил глаза, — и мы есть друг у друга. Я
никогда не брошу ни одного из вас и хочу, чтобы вы помнили: мы — одно целое.
Этот год нас знатно потрепал…
— Как и предыдущий, — добавил Хёнджин.
— Да. Но главное, что мы остались собой. Вы — моя семья, и я никогда не
повернусь к вам спиной, где бы мы ни находились и куда бы ни завела нас жизнь.
— Звучит как тост, — согласился Феликс и поднял бокал.
Они выпили, не чокаясь, и на гостиную снова опустилась уютная тишина. Джисон
прижался к груди Лино спиной, чувствуя его тепло и биение сердца. Чужие руки
крепче обхватили талию. Лино прижался губами к шее Джисона, словно в нём
был его личный кислород, и не отстранялся до момента, пока не заговорил Чан.
— Я тоже хочу кое-что сказать. — Глаза его блуждали, словно он выпил слишком
много, но на деле Чан лишь пытался выстроить мысль в голове и выразить её
правильно. — Всю жизнь я боялся потерь и пустых надежд. Пытался схватить
побольше, вписаться в окружение, доказать, что чего-то стою. Но это всё чушь
собачья. Вы показали мне, что не нужно никому ничего доказывать и приняли
таким, какой я есть. Ошибок много, и их не исправить. Поэтому я прошу лишь
одного — оставайтесь собой. Не прощения, нет. Его непросто заполучить, а
вернуть доверие еще сложнее, — он покосился на Лино. — Но я согласен с
Чанбином. Вы — моя семья. А, как говорится, в семье не без урода. Поэтому я
хочу принять свои ошибки и просто отпустить их. Хочу продолжать жить, зная,
что мы сделали, но никогда не забывать, кто мы такие и кем еще можем стать.
Прошлое не определяет нашу судьбу, но является частью нас самих. Пускай та
часть, которую мы создаем сейчас и которая рано или поздно тоже станет
прошлым, будет горько-сладкой, как это вино.
Парни молча закивали, а Феликс, восхищенно цокнув языком, даже похлопал.
— Надо же, ещё один тост! — воскликнул он и поднялся. — Будем.
Кто-то тихо рассмеялся, кто-то громким глотком опустошил сразу весь бокал. Без
секретов, первым человеком был Хёнджин, а вторым Феликс. Сразу после этого
они впились друг другу в губы, и теперь очередь смеяться перешла ко всем
остальным. Чанбин даже в шутку приобнял Чана за плечо, поиграв бровями, и
тот подставил щёку для крепкого дружеского поцелуя. Бинна бы оценила. Она
не раз шутила про них и даже в шутку сводила, несмотря на то, что у них с
Чаном, по-видимому, всё серьезно, как и у Чанбина с мисс Чон.
Наивно было полагать, что поцелуем всё закончится. Хёнджин и Феликс
поднялись и без слов удалились наверх, не разрывая поцелуй даже на лестнице.
Чанбин свистел им в след, а Джисон крикнул:
— Ликс, сегодня сверху?
Хёнджин оторвался от поцелуя.
— Не подавай ему идей!
— О да, детка, — расплылся в улыбке Феликс. — Всем удачи выспаться, потому
что мы будем заниматься этим всю ночь. Мелкие, — подмигнул он Чонину и
Сынмину, — присоединяйтесь.
— Боже, — покачал головой Сынмин и подёргал плечом, чтобы Чонин тоже
поднимался. Перед тем как закрыть за собой дверь комнаты, Чонин показал
Феликсу средний палец и недвусмысленно ухмыльнулся.
— Ну, или так, — хохотнул Феликс и, чмокнув Хёнджина в подбородок, потянул
его наверх. Вскоре в гостиной остались только четверо.
— Слушай, — потянулся Чанбин и обратился к Чану, — так может, мы тоже…
свалим к дамам сердца? Оставим этот балаган. Зная этих, наверху, реально не
выспимся.
— Я уже подумал, ты собирался предложить кое-что другое, — рассмеялся Чан.
— Э-эй. Не разрушай наш оплот адекватности. Хотя… спроси меня через пару
лет. — Чанбин поднялся, направившись к двери блока. Чан пошел за ним следом. — Может, и получится чего.
— Так я по девушкам.
— Так я тоже.
— Засосёмся?
— Только за дверь выйдем.
Они, забавляясь, посмотрели на Лино и Джисона, а потом расхохотались и
покинули блок.
Джисон почти засыпал, поэтому предложил Лино быстро принять душ, чтобы
хоть как-то взбодриться. Но быстро не получилось: сначала они с особой
тщательностью мылись, а потом ещё столько же целовались. По итогу бодрости
не прибавилось, но хоть чистыми пошли спать. Они забрали остатки вина и тоже
закрылись у себя. Джисон упал поперек кровати, составленной из двух, и
потянулся. Лино оставил бутылку на прикроватной тумбе и лёг рядом.
— Надо поменять повязку, — сказал он.
Джисон недовольно простонал.
— Давай потом. Не хочу смотреть на свою уродскую ногу.
— Она не уродская.
— Это ты сейчас так говоришь, — зевнул Джисон и перекатился на живот. —
Ладно. Неси бинты и антисептик.
Лино молча поднялся, взял с письменного стола всё необходимое и, подойдя к
кровати, опустился на колени, а пузырьки с бинтами положил на тумбу. Джисон
сел, подтянув колено больной ноги к себе и поставив стопу на край кровати. Без
лишних вопросов Лино придвинул пострадавшую стопу к себе и стал развязывать
повязку, освобождая её от нескольких слоёв эластичных бинтов.
Джисон не ожидал, что пустота на месте пальца будет настолько заметной. Рана
до сих пор кровоточила, и как сказали, будет кровоточить ещё какое-то время.
Зрелище было не из приятных. Но Лино, будто не замечая этого уродства,
отложил потемневшую от крови повязку в сторону и смочил плотный кусок
свежего бинта. Потом приложил его и поднял глаза.
— Не больно?
— Больно.
— По тебе не скажешь, — хмыкнул он. — Потерпи ещё немного.
Спустя пару минут Лино отложил бинт, напитавшийся свежей кровью, и
проделал повторную манипуляцию. Джисон следил за его бледными пальцами,
которые ловко управлялись с этой задачей, словно выполняли её не в первый
раз. Он глубоко вздохнул. Лино вновь поднял глаза.
— Что такое?
— Я мог бы сам, — сонно пробормотал Джисон.
— Я неплохо справляюсь. — Наконец он перевязал свежим бинтом стопу и
закрепил концы, затем надел обратно эластичный бинт. — Готово. Как
новенькая.
Джисон усмехнулся, но со смехом из горла вышел слабый хрип. Положив ладони
на колено, он опустился на них подбородком. Глаз от Лино не отводил, поэтому
слегка удивился, когда тот опустился к его ноге и оставил поцелуй чуть выше
линии бинта. Потом ещё один. И ещё несколько. Его губы накрыли место
пустующего пальца, и Джисон судорожно втянул носом воздух. Но не от боли —
от нахлынувшей нежности.
Когда Лино отстранился, в глазах его застыл мутный блеск. Джисон потянулся к
нему, опустив ноги на пол, и взял за щёки, нетерпеливо поцеловав. В горле у
обоих застряла горечь (от цветка, или вина, или чего ещё), но до губ она не
дошла. Джисон старался вложить в поцелуй всю ту нежность, от которой у него
сжимало грудь и трепетало сердце. Он действительно словно вернулся в самое
начало конфетно-букетного периода, которого у них толком и не было. Пускай
нутро было задето холодом, это никогда бы не коснулось Лино. Его Джисон
любил всё так же — со всем жаром, самозабвенно.
— Иди сюда, — попросил Джисон сразу после того, как их губы разъединились.
Лино забрался на кровать и лёг на спину, уложив Джисона на себя. Ладони его
бродили под чужой футболкой, колени были раздвинуты, под нос он напевал
мелодию, убаюкивая обоих.
— Спасибо, — пробормотал Джисон, прикрыв веки.
— За что?
— Не за что-то конкретное. Просто спасибо.
— Просто пожалуйста. — Лино поцеловал Джисона в волосы и вдруг передвинул
с себя на кровать, положив на бок. Они переплели ноги и шумно выдохнули друг
другу в шею. — Знаешь. Я действительно чувствую себя лучше после розы.
— Да? — Джисон чуть отстранился, заглянув ему в глаза.
— Правда. Чувство такое, словно я мог бы вжимать тебя в матрас всю ночь. И
чесотка прошла.
— О-о. Давай. Давай-давай. Да. Пожалуйста.
Лино бархатно рассмеялся. Даже его смех чем-то напоминал терпкое вино.
— В другой раз. Сегодня я просто хочу целовать твое тело. Раздевайся.
В его словах не было похоти. Джисон послушно разделся догола, и Лино стал
воплощать свое желание: оставлять поцелуи там, куда падали глаза. То есть, по
всему телу, от ног до головы. В любом месте, в котором только захочется. И
Джисон просто позволял ему, потому что, во-первых, это Лино, а во-вторых,
понимал его желание.
Мысль, что ты теряешь любимого человека, сковывает тело и окунает его в
безысходность, и если выныриваешь обратно, чувствуешь только одно —
желание быть всегда рядом и как можно ближе. Всегда целовать, касаться,
дарить заботу. Потому что боишься, что это может легко оборваться в любую
минуту. Такие моменты становятся на вес золота. Джисон понимал каково это.
Теперь это ощутил и Лино.
Его губы мягко касались любимого тела. Джисон спокойно дышал, зарывшись
пальцами в чужие волосы. Лино касался его везде, где только хотел, и
поцелуями говорил «ты жив», «ты со мной», «я больше не позволю тебе уйти».
Прикрыв глаза, Джисон окончательно разомлел. Ласковые губы шептали ему в
кожу, но он не разбирал слов. Когда Лино наконец лег рядом, Джисон услышал,
как тот тихо шмыгнул носом, а потом расслабился.
— Разденься, — приоткрыл глаза Джисон и потянулся выключить лампу.
Заодно взял бутылку вина, в которой осталось чуть больше половины, и
прилично отпил из неё. Потом подождал, пока Лино полностью разденется, и
передал бутылку ему. Тот тоже сделал несколько глотков. Тонкая струйка
побежала мимо его рта, с подбородка на грудь. Джисон убрал бутылку на пол и,
уложив Лино на лопатки, наклонился к его животу и слизал её.
— Я бы тебя съел, — произнес он в кожу. — Если бы ты позволил.
Закинув руки за голову, Лино весело хмыкнул.
— Ты и сейчас это делаешь.
— Да. — Джисон скользнул языком по твердому соску. — Но ты же знаешь, что
это не по-настоящему.
— Очень даже по-настоящему. Чего ты хочешь?
— Честно? — Поднявшись к шее, он несильно укусил. — Хочу, чтобы ты потерял
контроль. Чтобы единственное, что ты помнил, это мое имя, а тело дрожало,
словно у тебя лихорадка.
— Вау. — Лино прижал ладонь к затылку Джисона, сильнее вдавив его в свою
шею, и зарылся пальцами в волосы. — Возбуждает. Но я не теряю контроль.
Никогда.
— Поэтому я и спросил. Если ты раздвинешь ноги, я мог бы проверить: действительно ли никогда. Или бывают исключения. Если ты чувствительный
спереди, то наверняка ещё более чувствительный сзади. — Джисон
почувствовал, как чужие пальцы сжали его волосы. — Ты ведь кончил на рояле
от одной лишь стимуляции. Я ни разу к тебе не прикоснулся.
— Может быть, я сверхчувствителен.
— Ты да, и не только в плане физиологии, — сквозь поцелуи бормотал Джисон. —
Я знаю тебя, Минхо. И никогда не сделаю больно.
— Ты делаешь мне больно. — Лино помолчал, а потом с шумом выдохнул от
очередного поцелуя в шею. — Мне больно от того, насколько мы неразделимы.
Одно целое.
— Это приятная боль.
— Да. Приятная. — Раздался тонкий стон. Джисон снова поцеловал то место под
ухом. — Ты можешь делать со мной что угодно. Только верни меня назад, если я
действительно потеряю контроль.
— Я верну тебя. — Смазанный поцелуй по челюсти, и Джисон нашел своими
губами чужие.
Поцелуй был долгим и напористым, словно один отвоевывал у другого глоток
воздуха. Лино тяжело дышал, цеплялся неосторожными пальцами за тазовые
косточки Джисона, а потом сжимал ими ягодицы. Он целовал так, словно это был
последний раз. Но оба знали, что таких разов будет ещё много. Целая жизнь.
Джисон неторопливо отстранился и раздвинул чужие колени. Кадык Лино
заметно дернулся. Опустившись, Джисон впился поцелуем во внутренний
кусочек бедра и углубился языком чуть выше. Не успел он подобраться к любым
чувствительным местам, как Лино схватил бутылку вина с пола и протянул её.
— Так будет терпимее.
— Дурак. — Джисон однако взял бутылку и вылил немного Лино между ног.
Потом размазал алкоголь ласковыми пальцами и ухмыльнулся. — Ты и вино. С
этого момента перехожу на новую диету.
— Ты намочил одеяло.
— Да. Теперь твоя очередь.
Опустившись и собрав языком винные капли, стекающие по коже, Джисон
приблизился к Лино вплотную и размашисто лизнул. Чужие колени дрогнули.
Дыхание Лино стало хорошо различимым, низ живота напрягся, пальцы
схватились за ткань одеяла, как за спасательный трос.
А потом он потерял тонкую ниточку, которая держала в сознании, и отдался
чувствам. Джисон целовал его, дразнил языком, глотал вино и терпкость розы,
которыми Лино, казалось, был пропитан насквозь. Приподняв нижнюю часть его
тела для удобства и подтолкнув под поясницу комок одеяла, Джисон тонко
подул и улыбнулся прямо в кожу. 
— Почему ты никогда не просил меня?
— Это было бы странно.
— Нет, — серьезно поднял голову Джисон. — Не странно. Я люблю тебя, и твое
тело прекрасно. Люблю каждую твою частичку. А на вкус ты как розы и вино. Я
мог бы заниматься этим всю ночь.
— Зато я бы не мог. — Прикусив нижнюю губу, Лино протяжно выдохнул. — Хочу
тебя в себе.
— Уже? Подожди.
Джисон пошарил под кроватью и сел обратно. Лино внимательно проследил за
движением его руки, аккуратным прикосновением и гулко сглотнул.
— Может, я сам?
— Брось, я в этом профи, — скользнул Джисон внутрь и покрутил пальцем тудасюда.
— Я знаю. — Прикрыв глаза, Лино тихо промычал и подложил руки под голову.
Колени сложились бабочкой, живот расслабился. — Знаешь, только ты видишь
меня настолько уязвимым. Это пугает.
— Наша близость тебя пугает?
— Нет, не близость… хотя, это тоже. Просто, — он округлил глаза и приоткрыл
рот, — боже.
Джисон довольно ухмыльнулся, продолжая запускать пальцы глубже.
— Ну так? — спросил он невинно. — Что конкретно тебя пугает?
Быстро проморгавшись, Лино шумно выдохнул. Грудь поднялась и опустилась.
— Что с тобой я могу быть любым. Слабым, сильным, абсолютно голым и
полностью одетым. И это одинаково комфортно.
— Так и должно быть. Потому что я твой. — Джисон снова скользнул пальцем по
особо чувствительному месту, и на ногах Лино подогнулись пальцы. — Не
сжимай так сильно.
— У меня опыта меньше твоего, — ухмыльнулся Лино.
— О да. Помнишь прошлое лето и как я не мог встать с кровати целое утро? Ты
не пожалел меня ночью.
— Ты сам просил жёстче, — хмыкнул Лино. — Твоя вина.
— Я не жалуюсь. Всё равно не хотел в магазин идти, поэтому получилось
отлежаться. Правда, в туалет ходить после такого…
— Ужасно. Больше не проси меня.
— Буду. Мне понравилось.
Джисон достал пальцы и уместился между чужих ног. Он вошёл
беспрепятственно, но не торопясь. Медленно заполняя Лино собой и при этом
лаская его талию. Гладкая бледная кожа манила к себе, и Джисон, не желая
сопротивляться, прижался губами к чужой ключице. Он не двигался, а Лино,
казалось, забыл, как дышать.
Они стали одним целым ещё до того, как это сделали их тела. Эта связь,
поначалу неощутимая и незаметная, разрасталась между ними с самого момента
встречи, из той далекой осени первого курса Джисона. Странно ощущается
время: они знают друг друга полтора года, а такое чувство, будто намного
дольше. Джисон впился губами в шею Лино и стал осторожно двигаться.
Лино всегда был тихим. Громкие звуки никогда не входили в манеру его
поведения в постели. Но сейчас… из него, хоть и редко, вырывались вполне
естественные стоны, если терпеть наслаждение было невыносимо. Джисон
проглатывал его звуки, помня, что в соседних комнатах есть друзья, но как же
ему от этого сносило крышу. Раскрасив шею Лино бордовыми пятнами, Джисон
прижался к его лбу своим и толкнулся максимально глубоко.
— Тише… — Он прикусил нижнюю губу, продолжая ритмично двигаться. — Нас
слышно.
— Плевать, — еле дыша пробормотал Лино. — Не останавливайся.
— Хорошо. — Джисон снова прижался к его лбу и улыбнулся. — В тебе очень
жарко. У меня всё горит.
Лино с силой прижал поясницу Джисона к себе, после чего запрокинул голову,
оголив молочную кожу шеи. Вся она была покрыта мелкими пятнышками. Ещё
ближе и ещё глубже. Ещё, ещё, ещё.
Джисон позволил Лино прикусить свою ладонь, чтобы как можно тише
закончить. Лино гортанно рыкнул, когда Джисон снова задел простату, а потом
финишировал следом. Они лежали, не меняя положения: прижатые друг к другу
тела, все липкие от пота и вина.
Только спустя десять минут поднялись, привели себя в порядок и снова легли на
грязное одеяло. Лино перевернул Джисона на живот, а сам лёг сверху. Были они
всё так же без одежды.
— Думаешь, я шутил про всю ночь? — шепнул он ему на ухо и прикусил мочку.
Джисон тихо рассмеялся, сотрясаясь всем телом.
— Меняемся?
— Меняемся.
Они перестали наслаждаться друг другом только спустя пару часов. Измученный
Джисон сразу же уснул, а Лино, выбросив одеяло на пол, накрыл его пледом и
лёг рядом. Но сон никак не шел, хотя чувствовал он себя приятно утомленным. Поэтому Лино поднялся, оделся, взял куртку Джисона и вместе с ней пачку
сигарет и, поцеловав его в лоб, вышел из блока.
По пути на крышу он думал лишь о Джисоне. Хотя в обычное время мысли тоже
непременно возвращались к нему. Его улыбка, тон его голоса, запах, румянец на
щеках и черные глаза, смотрящие прямо в душу. Лино думал о том, как сильно
любил его, и ещё о том, как до сих пор ему об этом не сказал. Должно быть, со
стороны это выглядело безумно глупо.
На крыше гулял смелый, пробирающий холодом ветер. Лино сильнее запахнул
куртку Джисона и остановился в нескольких шагах от края. Чан сидел на
парапете, свесив одну ногу, а вторую подтянув к себе, и смотрел вдаль — за
пределы верхушек деревьев. Выдохнув, Лино собрался с мыслями. Затем
подошёл ближе и молча протянул Чану приоткрытую пачку сигарет.
Тот так же молча взял одну и закурил. Они молчали. Довольно долго молчали,
пока ветер раздувал волосы и холодил уши и нос. Наконец Чан сел спиной к
кампусу, повернувшись к Лино лицом, и заговорил.
— Я думал, ты бросил.
— Бросил. Сегодня начал снова.
— Как Джисон?
— Спит. — Лино позволил себе улыбнуться. — Очень крепко. Ты разве не уходил
к своей журналистке?
— Бинна устала за день, поэтому мы недолго посидели, я поцеловал её в лоб и
пожелал спокойной ночи. Потом погулял по окрестностям и пришел сюда.
— Так у вас всё серьёзно, — сухо отметил Лино, хотя внутри он был рад за
старого друга. Раньше Чан не заводил серьезных отношений, как и он сам.
— Да. — Он помолчал. — Это странно, ведь мы с ней учились бок о бок и всегда
сталкивались в коридоре. Но никогда не общались.
— Говорят, любовь находит тебя в нужное время. Значит, это время пришло.
— Похоже на то.
Повисла пауза. Лино впервые в жизни не понимал, как относиться к человеку,
который лишился его доверия. Ведь Чан его обманул, растоптал белое полотно
их отношений грязными ботинками и не объяснил причину. Хотя не то чтобы
Лино хоть раз пытался её услышать.
— Должно быть, ты задолбался тут сидеть, — отметил он, отвернувшись.
— Не очень, — пожал плечами Чан. — Помню, как ты любил сюда приходить. Я не
понимал почему, но сегодня понял. Тут красиво и спокойно, не то что внизу.
— И дышится легче. Чем ближе к верхушкам деревьев, тем лучше воздух.
— Да, — неуверенно улыбнулся Чан. — Это тоже. Выдохнув дым, Лино убрал руки в карманы куртки и прикрыл глаза. Он не хотел
говорить. Если честно, Чан всегда был одним из тех людей, с кем ему было
комфортно просто молчать и думать о чем-то своем. Так было раньше, но сейчас,
как ни странно, всё ощущалось как прежде. Словно между ними не растеклась
вода, и не оборвались нити крепкой дружбы, что связали их когда-то.
Так не должно быть, Лино это понимал. Но его тело никак не хотело отвергать
бывшего друга.
Прочистив горло, Чан поднялся. Встал рядом с Лино, локоть к локтю, и сказал:
— Я не хочу оправдываться, Лино. Ты и сам знаешь, что ничего между нами не
будет как прежде. Но я всё помню, и ты всё ещё мне дорог. — Он положил руку
ему на плечо и по-братски сжал. Лино не посмел двинуться с места. — Ты скоро
выпускаешься, а я не хочу расставаться врагами. Навсегда запомню наши вечера
и разговоры: как ты сидел на подоконнике и делился со мной всем. Ты был
единственным, кто понимал меня, а я понимал тебя. Береги себя и береги
Джисона. Ты теперь в надежных руках.
Рука Чана тяжёлым грузом упала с плеча, и, развернувшись, он направился к
двери, ведущей с крыши. Лино гулко произнёс:
— Хён. — Посмотрел через плечо: Чан остановился, но подходить обратно не
спешил. — Подожди.
Лино сам к нему подошёл и остановился прямо напротив, решительно заглянув в
глаза.
— Теперь я скажу. — Он набрал побольше воздуха и выдохнул, сбросив с души
тяжкий груз. — Я ненавидел тебя за то, что ты сделал. Каждый день я задавался
вопросом «почему», а вечером хотел подойти к тебе и поговорить, как прежде.
Но не мог. Не видел смысла, потому что даже если бы ты назвал хоть одну
вескую причину, это ничего бы не изменило…
— Я знаю.
— Не перебивай. Я ненавидел тебя с той же силой, с которой любил. А я любил
тебя, хён. Как старшего брата, друга, семью. У тебя есть бабушка, у меня
оставался только ты, хотя мы даже не кровные. — Сжав челюсти, Лино коротко
покосился на занавешенное окно комнаты второго этажа, которую они когда-то
делили вместе. — И, несмотря на то что я ненавидел тебя, ты не бросил меня в
самый страшный момент. Может быть, это холодный расчет. Я не знаю. Но даже
после всего ты остался рядом. Ты никуда не ушел, хотя я молил небеса, чтобы ты
уехал и больше не возвращался. И знаешь что ещё?
— Хм?
— Я не могу ненавидеть тебя даже после всего, что ты сделал. Никогда я не был
правильным, поэтому прощать — не моя фишка. И давать вторые шансы — чушь
собачья. Но ты не бросил меня. Никогда не бросал… И я тоже не хочу прощаться
плохо. — Лино снова достал пачку и вытянул новую сигарету. — Ты как-то
говорил, бабушка мечтала подержать в руках твою книгу.
— Моя старушка до сих пор надеется.
— Значит, подержит.
Выдохнув дым в сторону, Лино покачал головой, стараясь привести мысли в
порядок, а Чан коротко свёл брови.
— Ты о чём?
— Хан Джисон решил заняться издательским делом, — усмехнулся Лино. — Так
что все вопросы к нему.
— Не понимаю, откуда…
— Хён. Давай потом. У меня горит задница, кружится башка от сигарет и
похмелья. Все вопросы можешь задать в письменной форме.
— Как в тот раз, когда мы составляли список плюсов и минусов Шато и Мерло на
бумаге? — прыснул Чан.
— Хорошие времена, — блаженно прикрыл глаза Лино и подставил лицо ветру.
Они стояли, смотря на пейзаж спящего университета, и молчали. В округе не
было ни души: утро ещё не наступило, хотя ночь постепенно переставала быть
глубокой. Они познакомились в этом университете почти четыре года назад.
Многое успело произойти за это время, оба изменились как внешне, так и душой.
Успели как потерять себя, так и заново найти. Выросли, возмужали и обрели
любовь.
Чан и Лино были похожи, и эта похожесть притянула к себе два одиноких
сердца, которые нуждались в поддержке и любви. Они часто говорили, но также
и молчали. Им было комфортно друг с другом в любом настроении и положении
вещей. Понимали друг друга без слов. Но порой каждый взрослый достигает той
точки жизненного пути, когда друг, каким бы хорошим он ни был, выбирает
другую дорогу. И они расходятся на развилке, долго смотрят в сторону друг
друга, а потом отворачиваются. Каждый выбирает себе путь. И не всегда он
совпадает с тем, по которому идет близкий сердцу человек.
Поэтому теперь дети, родившиеся в Чанми, готовились покинуть родной дом и
навсегда друг с другом расстаться.
***
Спустя столько лет я взяла в руки ручку и снова начала писать.
С чего начать? Чувствую себя странно: рука пишет размашисто, не слушается, а
мысли выстраиваются не последовательно, а одной большой и грязной кучей.
Врач сказал, что с возвращением памяти это нормально. Что не нормально, так
это головные боли и резкие вспышки посреди ночи, словно кто-то щелкает
фотоаппаратом в темноте. Каждую ночь я просыпаюсь, шарю по кровати рукой и
не нахожу маленькую ладонь своего сына. Потом вспоминаю, что она давно не
маленькая.

"Моему Ли Минхо уже двадцать два года."

Двадцать два… Мне было двадцать два, когда я выпускалась из университета
Чанми, не имея надежду на будущее. Теперь я помню. Всё. До единой детали…
Память возвращается вспышками и резкими толчками, словно кто-то ударяет
мне по стенкам черепа с внутренней стороны. Странно, ведь я думала, так
происходит только в фильмах. Но я не одна, поэтому справляться с болью
получается легче. Со мной моя подруга юности, червовая дама, и целый набор
медицинского персонала. Моя дама и я только что закончили читать «Шипы»,
поэтому я решилась сесть и записать мысли, потому что, кажется, от них моя
голова болит ещё сильнее.
Ко мне вернулись воспоминания, но не эмоции. Нет злости, обиды, радости тоже
нет. Я вновь стала пустым сосудом, будто только что родилась, и поэтому
приходится заново им обучаться. Но с моей подругой юности это получается
делать быстрее. Она начинает испытывать мое терпение своими вечными
«почему Джисон мне не звонит», «интересно, что он ел на завтрак» и «тепло ли
он одет». Щебечет и щебечет без конца, хоть на дверце шкафа вешайся. Но
потом я вспомнила, кто такой Хан Джисон. Он приходил лишь однажды, и мы
сидели с ним во внутреннем дворике. Он говорил, что дружит с моим сыном… По
щебетаниям моей подруги юности я догадалась, что дружба — не совсем то
слово для него и Минхо.
Ли Минхо. Кто красивее цветов?.. У кого душа без слёз?.. Я могу долго писать о
нём, но не стану. Сколько лет я потеряла и как посмела забыть то единственное
светлое, что было в моей жизни — не знаю. Может, хотела от жизни слишком
много, вот она меня и наказала. Нельзя хотеть много. Есть нужно всегда
маленькими порциями, тогда будет лучше. Может, я забыла собственный завет, а
затем и себя саму потеряла. Отсюда и наказание. Сонсэнним всегда говорил, что
выше моих амбиций только звёзды… Он умер, я узнала об этом недавно. И эту
деталь хочу оставить без внимания.
Мне страшно выходить на улицу, но я постараюсь. Сегодня-завтра меня начнут
выпускать. А пока я лишь смотрю на единственную фотографию Минхо, которая
у меня здесь есть. Подруга юности оставила её зажатой между страниц
«Шипов». Он сидит на крыше Шато (я уверена, что это Шато, если только в
Чанми не успели построить на месте первого общежития что-то ещё), закатное
солнце выглядывает из-за его спины, и он тонко улыбается в камеру. Тот, кто
запечатлел его таким, очевидно, знает толк в прекрасном.
Целыми днями хожу и напеваю нашу песенку. Перед сном только лишь эти
строки не покидают голову. Не знаю, помнит ли он их…

"Кто красивее цветов? Ли-Мин-Хо…"