Дневник Алексайо

— Мы не можем изменить прошлое, Мейнард, — говорил Клеон, он смотрел на свое отражение в лезвие меча, голос его наполнился чем-то страдальческим и меланхоличным, резкие контраст с пылкой личностью самого командира. — Но на основе ошибок возможно поменять будущее и исправить настоящее. Прежде чем мир поменяется изменись сам.

⊹──⊱✠⊰──⊹

— Вы использовали меня, — холодно проговорила Элен, чьи глаза пылали необъятным пламенем. Аглая проигнорировала укол в сердце, явные проблемы с сердцем её не страшили. Она с медленно возрастающим пониманием, отметила для себя, что несмотря на то, как в гневе Элен выглядела страшно, ей никогда не превзойти в этом своего отца или старшую сестру. Аглая сдержала вздрагивание, испуг на мгновение отразился в её глазах при вспоминании лица Алексайо, которая узнала, что младшего брата похитили.

— Точно также как вы использовали меня. Это была взаимовыгодная сделка. Вы отомстили, я выполнила свой долг.

Плечи Элен ссутулились она беспомощно посмотрела на свои ладони, словно не совсем понимая, что она делала и для чего. Аглая на мгновение увидела вместо Элен себя. Такую же потерянную молодую госпожу, брошенную на растерзание волкам, без знания правил игры, не имеющей преимущество и обреченной упасть на дно. Аглая насильно отвела взгляд в небо, медленно на её лице появилась кривая улыбка, пропитанная самоуничтожительными и горькими мыслями. Там, где Аглае пришлось сломаться и собрать из осколков себя, вновь и вновь прорезаясь, Элен выстояла. Встреча с Мейнардом близилась, как бы её не откладывала Аглая.

Холодный взгляд, полный ненависти и призрения, впился в Мейнарда. Её лицо, не выражало ничего, а глаза оставались стальными даже под натиском негативных эмоций. Элен медленно, пустым голосом поинтересовалась:

— Значит, вы и есть тот самый заместитель? — она смерила его взглядом. Перед ним, во всем своем великолепии, сидела сестра Алексайо рядом с невозмутимой Аглаей, которая отказывалась смотреть на него, предпочитая виды стен. Её зовут Элен, он помнил из рассказов Алексайо, когда она рассказывала о семье с улыбкой настолько нежной и любящей, что Мейнард мечтал, чтобы она смотрела так на него.

— Чем удостоен чести? — вежливо спросил Мейнард, не представляя, как лучше всего вести себя с госпожой Лорс. Он встретился с ней взглядом, внутренне содрогнувшись от скрытой силы. Элен медленно улыбнулась и от этой пустой, безжизненной и опасно острой, как лезвие меча, стало холодно.

— Хотелось бы познакомиться с тем, кто пытал мою старшую сестру.

Так вот какого она о нем мнения, справедливо. Мейнард едва сохранил вежливый вид, под многозначными словами. Госпожа Лорс оценивала его, неторопливо приподняв чашку чая.

— Я выполнял свой долг.

Чашка замерла в воздухе. Госпожа Лорс медленно опустила её на тарелку и подняла глаза.

— Долг значит, — сухо сказала она, её взгляд потемнел. Аглая широко раскрыла глаза и послала взгляд, обещающий вечные муки. Мейнард прикусил внутреннюю часть щеки. Он ничего не сказал. То, что Мейнард говорил себе, раз за разом, настолько противно звучало в слух, что он не мог придумать оправданий. Мейнард находил Алексайо освежающей, как летний дождь и сильной, как метель, способная скрыть всё. Алексайо была всепоглощающей, необъятной как горизонт, и яркой, как солнце. И он поспособствовал тому, чтобы сгубить её.

с— Ты пытал её, — слова звучали как крик, пока она взирала на него горящими глазами. Он молчал, высокомерно взирая пустыми глазами. Он не опровергал этот факт. Правда оставалась правдой.

— Это моя работа, — только и сказал он, чувствуя кислый привкус во рту, и то, как сердце ёкнуло от своих же слов.

Госпожа Лорс перед ним едва сдерживала свой гнев, её руки сжимались и разжимались, дыхание было прерывистым, а взгляд полный ненависти. Мейнард знал, что она не нападет. Госпожа не выглядела той, кто мог принести ему физический травмы. Она же медленно подходила к нему и он, сам того не замечая, начинал отступать. Госпожа Лорс остановилась перед ним. Её гнев сжался до чего-то неизвестного. Он никогда не видел, чтобы так могли подавлять гнев. Она улыбнулась. Мейнард ошеломленно моргнул, как будто его чем-то ударили по голове, и с широко раскрытыми глазами смотрел в её глаза полных потустороннего света, не иначе игра освещения. Удар произошел не в голову. Он захрипел, согнувшись, сила её удара поражала. Мейнард не ожидал, что госпожа Лорс посмеет ударить её, но и осознавал, что даже не злится на неё, после всего, что он натворил.

— Будьте благодарны госпоже Аглае, что всё ещё дышите, рыцарь... Нет, государь Мейнард.

Госпожа Лорс встала и сделав едва ли вежливый реверанс, покинула их компанию не оглядываясь. Угроза осталась ощутимой на плечах. Живот болел. Он хмуро смотрел на тетю, которая едва сдерживала свой гнев. Аглая судорожно вздохнула и впилась оранжевыми глазами.

— Это мой долг? Моя работа? — повторила она его слова, Мейнард поморщился. — Твой долг заключается в пытках? Бездумном следовании за указом прошлого государя как щенок? Я не спорю, но знаешь, племянник, в твоей ситуации можно было подобрать более лучшие формулировки, чем жалкие обрывки коротких фраз. Где красноречие, которым ты бахвалишься?

Она провела рукой по лицу, внезапно казавшись старше своего возраста.

— О чем это я, когда здравомыслящие люди мертвы, а те, кто относятся к другим таким, стали твоими врагами, — раздражённо сказала она, от её тона пробежали мурашки. — Я поклялась твоей матери, Мейнард, что ты будешь государем. И я исполнила свой долг. Первый принц отречен, второй и третий мертвы из-за внутренних междоусобиц. Тебе повезло, что они не знали о четвертом. Бывший государь в твою сторону даже не смотрел.

Аглая встала, скрипя зубами. Её палец впился ему в плечо, она процедила:

— Пора бы взяться тебе за ум, Мейнард. Генерал-майор Атрей был связан со вторым принцем, и будь моя воля, лучше бы уж второй правил, среди всех вас и этого прошлого государя. Вертела я вас всех на копье, да умирать мне пока не позволительно.

Словно что-то вспомнив, Аглая отстранилась и добавила, как ни в чем не бывало:

— Если бы была воля госпожи Элен, то государство бы пало от рук её, так и тех, кто за ней следуют. На её стороне главы торговой и информационных гильдий, влиятельные лица в виде мэра Тэфа и госпожи Маргарет и Гликерии, у них связи по всему государству. Все друзья покойной Алексайо под её прямым влиянием стали одними из самыми влиятельными людьми во всем государстве.

Сердце Мейнарда защемило. Он поморщился, как от головной боли, наконец осознавая, что теперь править ему, четвертому принцу. Мейнард знал, что шанс того, чтобы ему позволили встречаться с Алексайо маловероятен. Аглая разочарованно взирала на него и от этого не было возможности скрыться. Мейнард и сам понимал, что оплошал, несмотря на новообретенный статус временного государя, а если знать Аглаю, то скоро он станет им полноправно и официально, как бы не желал обратного, чувствуя себя, подобно мебели в этой непримечательной комнате, либо деревьям окружающим столицу.

⊹──⊱✠⊰──⊹

Измученно Агапий чувствовал, как на лице появилась улыбка, пока он взирал на портрет жены. Легкие горели нещадно, боль, которую он терпел перестала быть лишь фоновым недостатком, который Агапий игнорировал по сей день. Он думал о том, сможет ли встретить Дору еще раз. Агапий знал, что хранители порядка не перерождаются, а души их присоединяются к реке Времен, которая хранит в себе историю мира от начала до конца. Дора редко говорила о своей сути, но если и решалась заговорить с горечью в словах и застарелой печалью в старых глазах, то рассказывала подробно то, что могла. Агапий знал о Крылатой, первой хранительницы, которая нарушила завет Божества. Крылатая посмела вмешаться в историю, сразившись с богом войны и одним из высших демонов за что поплатилась своими крыльями и осыпалась пеплом, чтобы переродиться в нем, потеряв свою суть. Глаза Доры, затуманенные ужасом и болью увиденного, навсегда отпечатались в его памяти, как и страхи, которые она шептала в темноте их покоев. Страхи оказались явью. Глаза обжигало, но Агапий подавил слезы, которые не сравняться с болезненностью сердца. Если бы Агапий смог бы встретиться с Дорой в посмертии всего на мгновенье... Простила бы она его за ошибки? Агапий не знал ответа, это пугало его, не давало спать по ночам вместе со страхами потерять последнего ребенка. Когда вернулась Элен, ему снились кошмары смерти Алексайо, его первого ребенка, такой смелой и сильной, что улыбалась в лицо смерти, не желая, чтобы он и Филон видели её страх или печаль. Агапий не считал себя силой, он не смог спасти от гибели дочь, которая сделала то, что не смог он. Она защитила их семью. Агапий не считал себя хорошим отцом, слишком много недостатков, моментов, когда Агапий поступил неправильно, когда он должен был сказать и действовать иначе. Родители сломали его так, как Агапий и не мог мыслить. Казалось, они уже давно мертвы, но их поступки и слова из детства всё еще цепляются за его решения. Агапий улыбался и думал о том, что да, государь правильно делал, что боялся его. Ведь Агапий сделал то, что не смогла ни Аглая, ни Мейнард, ни Атрей. Горло терзал кашель, который вырвался наружу с кровью, покрывающую его ладонь. Агапий с пустым лицом кашлял, пока легкие не начали гореть, а горло не засаднило. Его время близилось к концу, и он улыбался, при мысли, что дожил до того, чтобы увидеть, как выросли Филон и Элен, почил государь и власть в этом ненавистном государстве сменилась.

Филон смотрел с беспокойством, изламывая пальцы, линия губ напряжена и опущена, брови нахмурены, не решаясь спросить, зная, что ответ ему не понравится. Агапий улыбался хрупко, и Филон взирал на него как на призрак, который собирался исчезнуть. Возможно, так оно и было. Элен до сих пор в столице. Агапий не мог найти в себе силы встать с кровати, Филон постепенно отчаивался, по тому, как он смотрел на него, Агапий боялся, что смерть его станет травмой для сына. Филон частично переместил оборудование в покои Агапия, не желая оставлять его одного больше нужного. Порой они молчали, наслаждаясь тишиной, нарушаемой лишь изготовлением лекарств Филоном, либо же шуршанием страниц, пока Агапий читал дневник старшей дочери. Из всех чаще всего к нему приходил барон Макрис, рассказывая бесконечный сборник личных шуток, от которых брови Агапия взлетали вверх, а недоумение заставляло Макриса попеременно оскорбляться и смеяться. Барон Макрис рассказывал о жизни Тэфа, о событиях в столице и самые нелепые слухи, о которых он узнавал совершенно случайно. Самым значимым событием стала Маргарет. Агапий улыбнулся ей, пока она с непривычной для неё нервозностью, которую Агапий не видел даже в её детстве, сказала, что хочет, чтобы он был вторым, кто узнает. Агапий выпрямился, смотрел серьезно, боясь, что случилось что-то ужасное, на что она улыбнулась и положила руку на живот.

— Вы никогда не замените мне отца, хотя и стали как дядя, которого у меня никогда не было, — призналась она с редкой улыбкой, которую, как уверен Агапий, больше всего видел Лука. — Я скоро стану матерью.

Брови Агапия взлетели. Он с теплотой улыбнулся, искренне поздравляя её. Её страхи стали для Агапия понятны. Боязнь, что ребенок родиться в том случае, когда государь еще жив или мятеж станет не успешным. Её разговоры с Филоном касательно здоровья, то как она часто бросала задумчивые взгляды на Луку, который после искал совета у барона Макриса, либо сразу него, боясь, что сделал что-то не так. Агапий поддержал её, пока она спрашивала совета по уходу за детьми и тем, как сам Агапий справлялся с детьми. Первым человеком стал Филон. Когда Агапий поинтересовался почему она не обратилась к нему, то Маргарет призналась, что слишком смущена, чтобы посоветоваться с ним по этой теме. Агапий утешил её, пока она извинялась. Когда Маргарет ушла, а Филон дал ей лекарства для поддержания здоровья зимой, Агапий засмеялся хрипло, но счастливо, думая лишь о том, как Дора от радости чуть не сломала Агапию несколько ребер. По тому, что Маргарет решила сообщить ему сейчас, Агапий догадался, что совсем скоро об этом узнают младшие. Агапий мог только представить обиду Пандора на то, что он стал последним, кто узнал эту новость.

⊹──⊱✠⊰──⊹

— Поздравляю! — широко улыбнулась Гликерия, обняв Маргарет, которая ответила более сдержанной, но искренней улыбкой.

Уже как минуту Лука взирал в пустоту со сдержанным потрясением и видом, будто познал саму суть бытия, его глаза широко раскрыты, ладонь, словно прикрывала от солнца. Одновременно счастливый и ошарашенный, эмоции слегка парализовали его. Лука Макрис резко поднял голову, впился требовательным взглядом на Теодора, который начал над ним ухмыляется. Макрис вновь посмотрел на Маргарет, чья улыбка стала чуть шире и нежнее, когда она встретила неверующий взгляд мужа. Лука медленно прошептал, что у него будет ребенок и заторможено повторил, словно не веря, что сам сказал. Гликерия едва сдерживала смех над всей ситуацией и, судя по остальным лицам, особенно краснеющего Теодора, который сдерживал дыхание, чтобы не засмеяться, не одна она. Лука вскочил и закружил Маргарет вокруг, тут же обняв со словами благодарностями, что сыпались наружу. Маргарет утешительно похлопала его по плечу, вздыхая в плечо, улыбаясь так нежно, что многие видят такую улыбку у неё впервые.

— У вас будет время придумать имена для ребенка, — сказала Гликерия, радуясь за счастье подруги. Она взглянула на Филона, который с улыбкой, слишком многообещающей на вкус Теодора, который с благоговением ожидал, когда младший брат Элен произнес то, что шокировало всех:

— Будет двойня, маги-лекари все подтвердили, что в утробе двое.

У Теодора появились причины всерьез забеспокоиться о самочувствии Луки, который выглядел так, словно собирался упасть в обморок от переизбытка чувств, возможно так и было.

— Нужно найти самые лучшие имена для самых прекрасных детей!

Маргарет благосклонно взирала на суетливого Луку, который начал записывать в записные книжки идеи, что приходили в его разум с нарастающей скоростью. Теодор подошел к Гликерии, обнимая её, с беспокойством в мягких глазах, на что та улыбнулась немного печально, качая головой.

— Только представь лицо Пандора, когда он поймет, что все знают, кроме него, — тихонько засмеялась Гликерия, видя ухмылку мужа. — Мне интересно как отреагирует Элен.

— Может предложит отпраздновать? Либо же поздравит и поинтересуется именами... — ответила Маргарет, заправив прядь за ухо, всерьез задумавшись этим вопросом.

Многозначно Филон улыбнулся, решив ничего не говорить, приблизительно предполагая реакцию Элен, которая порой знала больше, чем остальные, но не замечала очевидного, что касалось её саму.

⊹──⊱✠⊰──⊹

— Госпожа Аглая, сможете ли вы сделать одолжение? — отстранённо спросила Элен. Вопрос прозвучал внезапно в тишине кабинета. Напряженная Аглая, сосредоточенная на бумажной волоките, подняла заинтересованный с надеждой взгляд, пока Элен попивала чай с задумчивым, мрачным видом.

— Я во внимании, — объявила Аглая, отложив перо. Элен медленно начала говорить, заходя издалека:

— Как вы знаете, меня поселили в камеру к смертникам...

⊹──⊱✠⊰──⊹

Возвращение в Тэф стало желанным. Элен мысленно перечисляла планы, которые собиралась воплотить в жизнь. Они разбились внезапно. Филон посмотрел на неё с чем-то вроде грусти, печали и разочарования одновременно и Элен боялась узнать, что она сделала не так. Элен стояла в покоях отца и чувствовала себя маленькой девочкой, испуганной миром, недавно потерявшей матушку, догадываясь, что сестре тяжело, но видя, как она держится ради их семьи, зная, что отец пытался держать их семью на плаву, пока сам не мог смириться с тем, что его любовь умерла, а сын тяжело заболел. Суровая реальность, по мнению Элен, ненавидела её, насмехаясь, преподнося новые повороты, от которых у Элен сжималось сердце и кружилась голова. Агапий прижался сидел, укрытый одеялом и держал в руке книгу. Элен чувствовала себя слишком глупой, не замечать очевидного. Но ведь так оно и было. Элен не могла заставить себя смотреть на отца из-за глупых эмоций, а когда решилась наконец посмотреть на него и увидеть, то... Увиденное почти сломило её. Отцу стремительно становилось хуже, но он молчал об этом, не желая обременять детей. Элен так и хотела сказать, что она взрослая, ей уже не десять или пятнадцать лет, она не та глупая девочка, но не могла, чувствуя себя таковой. Казалось, что чтобы Элен не сказала или спросила, не будут иметь значения, пока она видела мягкую улыбку отца и понимающий взгляд. Потому, Элен сделала то, что обещала себе, сидя в камере смертников. Она начала подробнее и красочнее рассказывать о своей жизни в Скрытых землях. Каждый день Элен рассказывала о приключениях, страхах и невзгодах, о том, как ей пришлось торговаться с самым суровым человеком в Скрытых землях ради лунного цветка. Элен рассказала, как её обучили гончарному делу, когда узнали, что она в этом не разбиралась с условием, что если она создаст предмет, способный поразить мастера гончарного дела, то получит ядовитую лилию. Как ей пришлось сдать государственный экзамен, который лично приняла правительница Скрытых земель, которая очень желала вновь встретиться с её родителями и как она была расстроена и огорчена смертью матери Элен. И по возвращению в свою комнату после длительного дня Элен понимала, что этого никогда не будет достаточно. Когда компания смогла собраться спустя две недели после всех событий и последующих дел, Маргарет рассказала о беременности.

— Поздравляю, признаться, я думала, что данная новость и так известна, — таковы были слова Элен. Уголки губ Филона дрожали от его отчаянной попытке не улыбнуться, чтобы сохранить серьезный вид. Маргарет с любопытством поинтересовалась причиной, пока Лука и Теодор с Пандором, который обиженно взирал в окно, но внимательно вслушивался в их диалог, ждали ответа Элен.

— Вы часто держитесь за живот, либо поглаживаете его, перестали носить корсет, хотя пять лет назад часто носили его. Конечно, предположение, что ваш вкус в одежде поменялся тоже могло стать причиной, но и вы перестали носить обувь с каблуком, также стали предпочитать отсиживаться. Ваш аппетит также увеличился. По началу, я не заметила этого, но когда вы с удовольствием трапезничали гороховым супом, который на дух не выносите, то я была поражена. Порой вы сочетали несовместимые блюда, либо ели сладкое с соленым, — Элен пожала плечами.

⊹──⊱✠⊰──⊹

Когда здоровье отца ухудшилось, он спросил, безудержно кашляя кровью.

— Элен, знаешь ли ты... Кха! — сплюнул кровь отец, тяжело дыша и продолжил как ни в чем не бывало. — За что боролась Алекс.

В голове возникла мысль, что от ответа зависело всё. Тревожность проникла в неё, она неосознанно поправила рукава, сомневаясь в каждой своей мысли и предположении, которое собиралась сказать. Элен не смотрела в глаза отца. Слишком стыдно. Отец вздохнул устало, и Элен осознала, что сделала еще хуже своим молчанием. Разочарование в пересмешку с чувством вины размером с гору поселилось в ней, распуская корни, оплетая её лианами, впивающимися шипами, уколы боли стали знакомы.

— Она боролась за свою семью, за друзей, — его слова медленно текли как ручей, звуча хрипло как журчание рек, но громко как раскаты грома, впечатываясь в её сознание, как уверена Элен на всю её жизнь. — Алекс не собиралась участвовать в этом. Но похитили сначала её подругу. Никто ничего не собирался делать. Затем похитили Филона. Она подписала контракт, обязывающий её сражаться на стороне государства, взамен они полностью обеспечивают защиту семьи и людей, которые входят в список её друзей. Вы неприкосновенны.

Медленно он замолк. Элен замерла, потеряв дар речи, холодея. Она стояла, не в силах сделать ни шагу с места, слушая слова отца, отчаянно не желая в них верить. Потому что, Элен отказывалась верить в эти слова. Нет. То, что он говорил не могло быть правдой... Элен подняла свои сверкающие глаза, чтобы посмотреть на отца, собираясь отрицать его слова. Но встретившись с ним взглядом Элен ужаснулась. Её слова застряли в горле. Она не выронила ни слова. Губы задрожали, а глаза обжигали образовавшиеся слезы. Элен всхлипнула, быстро вытирая слезы и опуская голову, как провинившийся ребенок. Стыд сжигал изнутри, но она ничего не могла поделать с противоречивыми эмоциями. Осознание больно ударило по ней. Её ладони почему-то вспотели, сердце трепыхалось, как пойманная животным птица.

— Такова жизнь. Мы не получаем того, что желали, — его усталые глаза пылали огнем, чем дальше он говорил, тем больше ножей получала Элен, каждое из которых попало в сердце. — Она умерла за то, чтобы обезопасить родные земли, чтобы не было смертей из-за мятежа.

Элен хотела выпалить как на духу, что знала, но проглотила свои слова, будто кислоту, от которой ей стало плохо, а он, не замечая внутренних смятений и потрясений дочери, продолжал говорить болезненным, уставшим тоном сдавшегося человека, вмиг потерявшего весь пыл:

— Она умерла, чтобы Филон спасся. Она умерла, чтобы тебе было куда вернуться. Ты же....

Отец не смог продолжить фразу, замолчав. Внезапно в комнате стало слишком душно и её дыхание затруднилось. Усталость старила его лицо, он казался измученным настолько, что не мог заставить себя произнести ни слова, его лицо даже не кривилось, пока отец задыхался в мучительном кашле, орошая платок кровью. Элен отшатнулась, она могла только догадываться, что именно собрался он сказать, но не смог в глаза своей единственной живой дочери. Элен попятились, ни сказав не слова, она покинула не только комнату отца, но и дом, улицу. Элен двигалась так стремительно, что смогла покинуть город. Элен едва сдерживала рыдания, обезумившие глаза взирали на сияющий снег, блестящий от лучей солнца. Как мантра в голове лишь вертелась одна единственная мысль, которая душила, разрушая её. Он хотел сказать.... Он хотел сказать...

«Обесценила её жертву.»

Одна единственная мысль вывела из равновесия, сломала то, что невозможно сломать, подпитываемая словами отца, повторяясь из раза раз, эхом отзываясь в ней. Грудь сдавило нетерпимым спазмом, Элен задохнулась, серьги её трепетали с каждым движением, одежда стала слишком давящей, слишком тяжёлой для тела, стала оковами, что мешали ей быть собой. Элен задыхалась, горло горело, зрение размылось. Она отчаянно пыталась сделать один вздох, но в глазах темнело. Она тонула в своих слезах, истерически думая, что умереть от паники очень глупо. Элен захрипела, едва сделав вдох, который причинил ещё большую боль. Она зарыдала, ощущая себя очень жалкой, ненавидящей то, что сделала, понимая, что повторила бы вновь, зная даже об этих последствиях. И разве это не ужасно? Знать и понимать, что всё бы повторилось, будь у неё шанс исправить ситуацию. Что бы сказала сестра, которую даже нет возможности похоронить, которую помнят всего два человека, кому она была по-настоящему близка и дорога, которую хотели помнить другие, но никак не могли? Смогла бы Алексайо простить её?