Cruel world
Автор: .Леон.
Описание:
«Мечты сбываются» — говорит себе Уолтер. И не верит ни одному своему сраному слову.
Часть 1
Недооцененный мальчик и его серьезные игрушки. Уолтер умел быть терпеливым. Он даже не возникал из-за места возле туалета. Канализацией даже не пахло — грех жаловаться. Уолтер Беккет для большинства кажется мальчишкой, который просто не вырос. Наивный и тупой. Так мало людей, которые бы хоть раз заглянули в его досье, осознав, что за огромными голубыми глазами таится не наивность. Там — черепные кости, а за ними — гениальный мозг.
Уолтер не не вырос. Он просто не хочет, чтобы какой-то ребенок тоже лишился своей матери или отца потому что мир слишком жесток. Он хочет перевернуть весь мир с ног на голову, показать всем, в чем смысл жизни. Не в том, чтобы умирать. Умереть успеет каждый, но защититься? Не каждый. И вот почему Уолтер делает то, что делает.
Он не хочет лишних смертей.
но для большинства это просто мальчишка, который так и не вырос.
Уолтер просто хочет, чтобы его заметили, но все ходят с закрытыми глазами.
Зачем им твоя гениальность, если ты не создал ни одного оружия? Никому ты не нужен до тех пор, пока ты никого не убьешь. Так ты имеешь вид. Так ты имеешь значимость. В любом другом случае ты просто ещё не вырос.
Уолтеру двадцать, и он просто хочет спасти невиновных детей.
но на деле он не может спасти даже себя
Можно бесконечно считать то, сколько раз Уолтер падал, но куда эффективнее будет сосчитать все те разы, сколько раз он вставал. Ни одного. Ведь проблематично встать, когда на твоей спине стоит несколько сотен более высокопоставленных людей.
«Это пустая трата гос. бюджета» — вот что ему говорит Лэнс. И Уолтер должен был ощутить себя неловко или что-то вроде того, но он уже привык унижаться и бежать за другими, и поэтому он бежит за Лэнсом. Он все еще верит, и все еще надеется. Он просто не хочет, чтобы ни в чем не повинные дети страдали. Он знает эту боль. И никто, черт возьми, никто её не заслужил.
«Ты уволен», — снова говорит ему его шанс на спасение. Не то чтобы Уолтер после этого опускает руки. Ведь его руки никогда не были подняты. И он продолжает делать то, что делал. Быть гениальным и пытаться доказать хоть одному сраному человеку, что он что-то значит. Потому что в глазах других Уолтер никогда не стоил
и копейки.
Корейские дорамы это просто попытка. Попытка окружить себя иллюзией жизни. Что-то возле него говорит. Что-то возле него живет. И Уолтер рыдает вовсе не от осознания, что никто никогда за ним не побежит. Он рыдает от грустной сцены. Ведь он никогда и не старался убежать. По причине того, что ему неоткуда было бежать.
«Мечты сбываются» — говорит себе Уолтер. И не верит ни единому своему сраному слову.
Он просто мальчик, который пережил смерть своей матери. Он ведь выжил. Он ведь жив.
И он ненавидит это.
Он продолжает делать то, что должен делать. Он создает новое, экспериментирует, пытается доказать хотя бы себе, что он чего-то стоит, но он по прежнему не верит себе.
«Мне нужно скрыться».
Вот его шанс проявить себя. Но ведь Уолтер все еще живет своей жизнью. Это его жизнь, а у него вечно все идет не так. Или так? Он старается убедить себя, что все нормально. Подумаешь, агент Лэнс сейчас превратится в голубя, ха-ха, лучше не думай о том, что с тобой сделают после того, как ты превратишь его обратно в человека, Уолтер.
Проблема не только в том, что все идет не так. Ему все еще не доверяют.
«Просто не мешай мне» и «не лезь сюда». Неважно, что без Уолтера Лэнсу могут поджарить задницу, неважно, что Уолтер делает бешеную часть работы, этого все еще недостаточно, чтобы Лэнс смог ему доверять. Ведь Лэнс уверен, что лучше он сдохнет и будет похоронен в обувной коробке, чем примет помощь от кого-то типа Уолтера. От наивного мальчишки, ха, посмотрите, он взял подушку для защиты, вот же идиот, да?
Лэнс, на самом деле, через какое-то время старается сделать только одно: не смотреть ему в глаза.
Ему кажется, что у Уолтера в глазах нечто более ужасное, чем мог представить себе Лэнс. Такой взгляд не у детей. Это не наивный взгляд. Уолтер выглядит так, будто вместе с дыханием он усвоил для себя ещё одну жизненно важную функцию — не рыдать.
А выглядел он именно так. Будто хотел зарыдать.
и чтобы его обняли.
Маленький мальчик в серьезном мире жестоких дядь со своими блестящими игрушками никому не всрался.
Лэнс впервые думает о несправедливости этого мира, когда смотрит Уолтеру в глаза. Потому что Беккет не заслужил всего этого.
Но Уолтер старается. Заслужить один взгляд, одно слово, одобрение. Когда его чуть не убивают на площади в Венеции этого все еще слишком мало.
Вернуть ему его тело все еще мало. Уолтер не понимает, почему это происходит. И он растерян. Зато Уолтер знает, что у него очень горячие ладони, теплые, не пересушенные губы и его естественный запах напоминает ему о собственном доме. Он не знает, почему.
В конце концов, ему выстреливают в шею. Ведь одного раза на периферии со смертью мало, чтобы доказать кому-то, что он чего-то стоит. Уолтер не в обиде. Ведь он сам не верит этому.
Но его руки тянутся сквозь слабость и сонливость к управлению.
Неважно, что он так и не смог подняться. Неважно, что он так не поднял руки, чтобы отбиться. В нем было достаточно силы, чтобы послать собственный организм и все реакции в нем на хрен.
Неважно, что о нем думает Лэнс. Пускай считает хоть бессмысленным брелком на время этого путешествия. Уолтер здесь, и он всегда готов был пожертвовать собой. Потому что, на самом деле, в этом мире не было вещей, которые могли бы удержать его здесь. У Уолтера не было причин жить. Но он был достаточно сильным, чтобы продолжать бороться и верить.
Маленький наивный тупой мальчик, верящий в свои эти глупые сказки,
имел в себе достаточно силы, чтоб делать то, что хочется ему.
Иногда нужно быть действительно сильным, чтобы быть тем, кто ты есть.
Неважно, что Лэнс говорит «глупые игрушки».
Его глупые игрушки, может, еще не спасли мир, но они спасают их уже целые сутки
Неважно, как много грубых вещей он ему говорит. Неважно, что он не считает его даже за человека. Неважно, что Уолтер не тот, кого Лэнс бы хотел видеть рядом с собой.
Ведь Уолтер говорит ему: «я всегда буду защищать тебя».
Потому что никто так и не смог защитить его. И он просто хочет дать миру то, чего сам не видел. Счастье, беззаботность и отсутствие страха. Он бы искренне хотел, чтобы каждый человек научился ценить себя и ту жизнь, которой он жил.
Потому что Уолтер даже на данный момент думает, что он все еще не стоит и гроша.
Но он находит в себе силы для улыбок, для немного неуместного флирта, для своих идей.
Потому что Лэнс хотя бы ему верит.
Уолтер смотрит ему в глаза и внезапно
он теряет не только свою ценность,
но и ценность всего этого мира.
Ведь Лэнс остается таким же прекрасным даже на фоне всего этого ужаса, который разваливается на его фоне. Поразительно. Всего-то профессиональный навык.
Уолтер даже не думает о тупом «ты и твои тупые игрушки», когда Лэнс говорит «я держу тебя».
Уолтеру хочется вырвать эту фразу из контекста и всю жизнь носить ее под сердцем, слепо веря, что кто-то его держит. Что у него будет хоть один гребаный шанс оступиться, потому что его поймают. Или поднимут. Что угодно.
Но проблема в том, что они все ошибались. Уолтер никогда не был наивным. И он знает, что все это всего лишь адаптация под ситуацию. Ничего более.
В конце он должен был ощутить какое-то облегчение. Что его увидели. Его готовы признать.
Но проблема в том, что для этого ему пришлось едва не умереть три сраных раза. Ты должен либо убить, либо умереть сам. Иначе тебя не готовы признать.
Мир не изменился за это время. Просто это он чуть не умер.
— Всё в порядке? Выглядишь так себе.
Уолтер лениво поворачивает голову в сторону. Он сидит на ступеньках. Два часа назад их выперли с места работы. Сейчас они что-то обговорили, и они снова назначены. Уолтер получил повышение. Но сейчас он снова сидит на ступеньках и не ощущает ничего, кроме того, что это несправедливо.
Несправедливо, ведь человечество по-прежнему жаждет крови. Никому не нужны сраные блестки. Они хотят крови.
— В порядке, — говорит он и кивает. Вздрагивает как-то по-ребячески неловко, когда Лэнс садится рядом с ним.
— Не против? — спрашивает он, доставая пачку сигарет. Уолтер лишь кивает. — Я обычно не курю, а тут день напряженный. Думал, что сердце остановится.
Уолтер не отвечает. Он видит, как перед глазами мелькает весь ужас творящийся на планете. Войны, ядерное оружие, захваты, террористы, отравление планеты, вирусы и снова убийства. И погибают люди. Люди всегда погибают. Уолтеру кажется это несправедливым, и ему страшно, и он так сильно напуган.
Его признали, когда он воскрес. Или он должен был убить другого.
Других вариантов нет. Тут либо в гроб, либо поднимать окровавленный меч.
Уолтер утыкается лбом в свои колени и тяжело выдыхает. Почему они этого не видят? Они не боятся, что это коснется их тоже? Конечно, ведь пока смерть не касается тебя или твоих близких, это просто слово. Ведь это они умирают. Не ты. Но Уолтер, мать его, Беккет прекрасно знает, что смерть может найти тебя в любой момент. Ты ничем не защищен. Ни деньгами, ни самолюбием.
Он снова вздрагивает, когда Лэнс кладет ему руку на плечо и легонько поглаживает. Уолтер поднимает свой загнанный взгляд на него и видит его улыбку. И хочет разрыдаться.
— Не делай так больше. Когда стоит выбор между тобой и другим, ты не должен выбирать другого. Ты должен заботиться о себе.
— Не, ты не понимаешь, Лэнс, — шепчет одними губами Уолтер, и Лэнс пугается только одного его голоса. С ним будто говорит труп. — Я не хочу, чтобы люди умирали. И тем более я не хочу, чтобы они умирали по моей вине.
— Люди иногда умирают. Это нормально.
— Насильственная смерть никогда не бывает нормальной, Лэнс, — говорит сквозь зубы Уолтер и резко встает, спускаясь по ступенькам вниз. Он ощущает, как на него что-то давит. Он думал, что будет ощущать себя лучше, но нет, не лучше. Потому что он понимает, что проблема все еще не решена, только сейчас он еще и ощущает себя эмоционально выпотрошенным, потому что… мир отвратителен.
— Куда ты?
— Домой.
Он спускает еще на ступеньку ниже, сжимая лямку рюкзака. На плече курлыкнула Лави и потерлась о его щеку. Никакая моральная поддержка тебе не поможет, когда эта поддержка нужна всему миру.
— Эй, — снова окликает его Лэнс, — твой дом уничтожили. Забыл?
Уолтер останавливается, пялясь в место куда-то перед собой. Все это череда нескончаемых потерь, утрат и уничтожений. Вот что такое мир. И Уолтер ощущает себя меж этим пожарищем самым беззащитным существом на планете. Ему хочется спрятаться.
Его лаборатория, его эксперименты, его образцы. В конце концов, их кружка. Они просто это уничтожили. Ради чего? Для чего?
— Ты можешь остаться у меня. Если хочешь, — Лэнс снова кладет руку ему на плечо, и Уолтер подскакивает на месте, делает шаг назад, чуть не падая, во все глаза пялясь на Лэнса. Он снова напуган.
— Постелишь мне на полу, да? — безобидно шутит Уолтер, но Лэнс, на самом деле, видит, сколько в нем обиды. Не на Лэнса. На всех. На весь гребаный мир. И это ранит Лэнса.
— Нет. У меня есть гостевая комната, пошли, — он тянет его за шлевку рюкзака, и Уолтер беспомощно за ним тащится.
Он все ещё помнит все то пренебрежение со стороны Лэнса. И что же ему нужно было для того, чтобы он увидел в нем человека? Ах, да, умереть. Ведь так делают люди. Умирают.
Они едут молча. И все это время Уолтер любовно прижимает к себе свой рюкзак. То малое, что осталось у него с его лаборатории. Он ощущает себя забитым в угол, хотя, вроде, победил. Но, черт возьми, Уолтер никогда не хотел побеждать, потому что для победы нужна борьба. Борьба требует жертв. Или она будет бессмысленной.
Как та война, которую он ведет со всей верхушкой, пытаясь убедить их, что убийства — не выход.
— Ты пьешь? — спрашивает Лэнс, когда они заходят в его пентхаус. Уолтер даже толком его не слышит. Он пялится во все глаза по сторонам. Все выглядит дорого. Пентахаус хорошо обставлен, нет лишней безвкусицы и напыщенности. Пол едва не блестит. Уолтер старается не представлять, сколько он получает. Нет, он знал, что много, но настолько много? — Эй, — Лэнс щелкает перед ним пальцами и проходит вперед.
— Да? — Уолтер с трудом переводит взгляд от вида с окна. Окна панорамные и огромные. По полу выложены софиты на среднем освещении. В комнате приятная температура, которая поддерживается кондиционерами. Все настолько дорого, что Уолтеру даже неловко. За нахождение здесь. За себя. Он даже невольно забывает о прошедших сутках и ему становится легче.
— Я спрашиваю, ты пьешь? — Лэнс взбалтывает в бутылке виски и вскидывает бровь, и Уолтер быстро качает головой. — Зря, — он пожимает плечами и делает глоток прямо с горла.
Уолтер следит за ним с нечитаемым выражением лица. Смотрит, как Лэнс снимает с себя пиджак. И почему-то в этот момент он абсолютно точно не думает о жестокости мира. Смотрит, как Лэнс откидывает его на стол, проходит вперед и садится на белый мягкий диван. Он вскидывает бровь, смотрит на него и хлопает ладонью по месту рядом.
Уолтер тормозит на момент или два. Он показывает пальцем на себя.
Лэнс закатывает глаза:
— Тебе-тебе, ты тут кого-то ещё видишь? Ну, если тебя не устраивает диван, то можешь сесть ко мне на колени, как ты привык, — он усмехается и на этот раз хлопает себя уже по коленям.
Уолтер едва на месте не подскакивает, краснеет и неловко идет вперед, едва не спотыкаясь о воздух. Аккуратно отставляя рюкзак на пол. Одна шлевка оторвана, а вторая держится на честном слове. Лави садится на него, поднимает взгляд на Уолтера и курлычет. Уолтер улыбается ей, а потом выпрямляется и садится рядом.
— Что тебя тревожит? — резко спрашивает Лэнс, и Уолтер тупо смотрит на него, медленно моргая. Что его тревожит? Весь ебаный мир.
— Почему ты спрашиваешь?
Ведь Уолтер никогда не был наивным. И ему, на самом деле, чертовски сложно поверить другому человеку. Поверить в другого человека. Он говорит все эти слова о команде, но на самом деле они не имеют смысла, потому что он говорил их в моменты, в которые желал добиться расположения.
Он не думает, что они команда на полном серьезе. Что Лэнс воспринимает его серьезно. Ведь это сам Лэнс Стерлинг. И он работает только один.
Даже недавние его слова о том, что он никуда не пойдет без Уолтера не способны его убедить.
Потому что, на самом деле, у Уолтера огромные проблемы с доверием. Как доверять тому, кто заметил тебя после твоей же смерти? Это же смешно, Господи, это просто смешно.
Но Уолтер старается не расстраиваться. Ведь он никогда не стоил в этом мире ни одного сраного цента.
— Вероятно потому, что я волнуюсь.
Уолтер не верит ни одному сраному слову. За что ты волнуешься? Как ты можешь волноваться? У тебя нет эмпатии, откуда тебе знать, что такое волнение в принципе?
Но Уолтер молчит. Он чувствует себя ужасно. Все ещё загнанно. Будто бы его избили ногами. Отчасти, это правда.
Лэнс тяжело выдыхает, делает ещё один глоток и отставляет бутылку, подсаживаясь ближе. От этого жеста в Уолтере все скручивается и перетягивается. Он забывает как дышать. В теории нельзя забыть как дышать. Но он забывает.
— Слушай, Уолтер, я понимаю… точнее, я понял, что тебе сложно, ты обижен, и...
— Я не обижен, — прерывает его Уолтер. И смотрит ему в глаза. Когда Уолтер смотрит ему в глаза, ему не хочется ничего. Только разрыдаться и просить у него прощения за весь этот гребаный мир.
— Не притворяйся. — просит Лэнс и Уолтер только отводит взгляд. Он смотрит вниз. Их колени так близко, что почти соприкасаются. Вот колено Лэнса — в дорогущей черной ткани. Вот колено Уолтера — острое. На джинсах протерлась дыра. Или он о что-то их порвал. Он не помнит. Ему хочется спрятаться.
— Иногда мне кажется, что я не хочу в этом участвовать, потому что все это обессмыслено. Об этом я подумал сегодня, — предельно честно говорит Уолтер и сам пугается этой правды. Он никогда не хотел признаваться даже самому себе в том, что он больше не хотел драться. Потому что это невозможно терпеть.
— Нет, это не бессмысленно. Ты ведь... посмотри, чего ты добился сегодня, и…
— Чуть не умер три раза? — грустно усмехается Уолтер, а потом машет рукой и встает. — Не надо, Лэнс. Где можно лечь?
Лэнс не отвечает. Тоже встает, и Уолтер ощущает тепло его тела в двух сраных сантиметрах от себя. Слишком близко для напарников. Давай не будем друг другу врать. Давай не врать хотя бы себе.
Тупой наивный мальчик, верящий в свои тупые детские сказки.
— Это не детские сказки, Уолт.
Уолтер застывает как вкопанный и снова забывает, как дышать. Он только сейчас понимает, что сказал это вслух. При Лэнсе. Черт возьми. Лучше бы он умер. Лучше бы он умер нахер в тех руинах и похоронили бы его под обломками этого всего.
— Слушай, это ведь так странно: столько лет бороться, но сдаваться перед самым финишем? Ты просто устал за сегодня. Слишком много нагрузки для тебя за этот день, — он кладет свою ладонь на его плечо и заставляет повернуться к себе. Уолтер делает это нехотя, даже не поднимая свой взгляд на него. Лэнс высокий. Слишком высокий. Уолтеру приходится закидывать голову назад, чтоб посмотреть, с такого расстояния, ему в глаза.
— Отлично. Да. Круто. Завтра и поговорим. Можно воспользоваться ва…
— Почему ты боишься меня?
Лэнс хочет взять его за подборок, заставить его посмотреть в собственные глаза, но он не мог. Не хотел заставлять делать его чтобы бы то ни было. Уолтер был тем, у кого бы хотел идти на поводу сам Лэнс.
Поэтому они стоят близко и молчат. И не говорят. Ведь не хочет говорить сам Уолтер.
— Скажи, что ты думаешь по поводу этого, я ведь могу помочь.
А где была твоя сраная помощь, когда я умолял о ней у тебя в лифте?
Это вслух Уолтер все-таки каким-то чудом не говорит. Он весь в напряжении, выпотрошенный и уставший. Ему даже сложно стоять, потому что ноги ломят от усталости. Он столько всего нажрался за эту жизнь, что теперь открыть рот боится — в страхе из-за того, что ему туда снова что-то засунут. Какую-нибудь жестокую правду. Ага. У правды ведь всегда обезображено лицо. Правда отвратительна.
— Почему ты со мной таскаешься? — внезапно спрашивает Уолтер, и даже поднимает голову, смотря в глаза. А Лэнс ощущает себя пойманным. Он не ожидал такого вопроса. По правде говоря, он вообще не ждал, что тот заговорит. Он считал, что Уолтеру просто нужно немного отдыха, но вот он — спрашивает. Спрашивает и Лэнс начинает ненавидеть за это себя.
— Разве это не очевидно?
— Очевидно что?
Напряженностью в его голосе можно было бы ломать людям голову. Но это непозволительное сравнение для Уолтера.
Уолтер о другом. Он всегда был о другом.
Он не как другие.
— Что ты мне нужен. Ты мне нравишься. Поэтому мы тут, — он пожимает плечами и хмыкает. Он говорит это как нечто априорное, и это даже пугает Уолтера. Он думает о том, что чего-то не увидел. Или что ему просто нагло врут. Ведь все до этого времени считали, что держали Уолтера из жалости и что он ни на что не способен. Все считали, что это Уолтер не умел с ними общаться, когда, на самом деле, это они ходили с завязанными глазами.
Но Лэнс ведь первый, кто открыл глаза.
Он первый, кто позволил ему вести.
без него бы, возможно, не было ничего.
Уолтер должен был ему быть благодарен. Или хотя бы попытаться поверить.
Лэнс улыбается, когда видит, как его плечи расслабляются.
— Послушай, приятель, — он садится перед ним на одно колено, чтобы Уолтеру было удобнее смотреть ему в глаза. Если он захочет это делать. Смотреть ему в глаза. — Сегодня день был слишком насыщенный для тебя. Это нормально, что ты чувствуешь себя плохо и выпотрошено. Эй, ты же ученый, ты должен знать, что происходит с телом, когда из-за адреналина поднимается большое количество эндорфина, а потом падает…
— Средний уровень эндфринов значительно падает, из-за этого вырабатывается картизол, и могут ощу…
— Да-да. Ты ведь это понимаешь, тогда…
— Неважно, что завтра я буду чувствовать себя лучше. Мир по-прежнему будет отвратителен. Помощь нужна не мне. Помощь нужна им.
Лэнс ощущает, как его пробирает табун мурашек. Уолтер смотрит на него такими взрослыми глазами, и говорит таким голосом, что ему становится не по себе. Целый день он мог наблюдать несчастного, но ребенка. Ребенка, который все еще верит.
Сейчас Уолтер не верит ни во что.
— Но ты должен дать еще один шанс этому миру, Уолт. Кто, если не ты?
— Любой другой.
— Никто не заменит тебя. В этом проблема. Просто… нам всем понадобилось чуть больше времени, чтобы понять это.
никакие слова поддержки не помогут тебе после пятнадцати лет психологического давления, беспомощности и угнетения.
— Хорошо, — говорит Лэнс так, будто бы Уолтер снова случайно сказал это вслух, — тогда дай шанс мне, ладно? Я был тем ещё ублюдком, но, возможно, я хочу исправиться.
Уолтер медленно моргает. Только сейчас он обращает внимание на то, что Лэнс все это время держит его за руки. Сам Лэнс Стерлинг стоит перед ним на колене и держит его за руку. Кто-то был бы готов отдать за это все свои деньги. Кто-то готов был бы сделать ради этого все.
но никто не смог бы дать то, что для этого пришлось сделать Уолтеру.
Умереть.
Он медленно моргает, смотря в его глаза.
— Мне жаль, что тебе пришлось пережить это. Мне жаль, что я не был достаточно внимательным раньше. Мне тоже пришлось пережить что-то перед тем, как прийти сюда. Я тоже был когда-то таким, как ты. Знаешь, верил в мир во всем мире и все такое. Но между нами есть одно отличие.
Уолтер смотрит ему в глаза и сам невольно сжимает чужую руку. Потому что ему страшно здесь стоять, ему кажется, что он не достоин этого, и он напуган. Это просто рефлекс собаки Павлова. Он до сих пор считает, что не заслужил чего бы то ни было. Он до сих пор считает, что мир безнадежен.
— Оно в том, что ты сильнее меня.
Когда это говорит Лэнс, Уолтеру кажется, что гаснет весь мир.
— Потому что тебе хватило силы быть тем, кто ты есть. Это ли не фантастика? Они верят тебе сейчас. И я тоже. Я и тогда тебе верил. Просто… слушай, я не хотел, чтобы с тобой что-то случилось по моей вине. И тогда я почувствовал то, что стал понимать тебя. В самом деле, понимать. Вот в чем проблема других: им некого терять по-настоящему важного, чтобы понять, о чем ты говорил все это время.
Сердце Уолтера опускается в пятки.
Лэнс сказал, что он достаточно для него важен.
За двадцать четыре часа.
Уолтер не хочет в это верить, ему сложно в это верить, но его рукам так тепло, пока Лэнс сжимает их в своих руках.
— Я не уверен, что хочу продолжать это, — качает головой Уолтер, пытаясь улыбаться, но это выходит из вон рук плохо. — Мир это не детская карусель. Это кровавое месиво.
Лэнс тяжело выдыхает и качает головой.
Вот в чем проблема Уолтера. Он слишком много думает и, соответственно, слишком много страдает. Глупые люди не хотят умирать потому что они просто не думают. Не думают об окружающем хаосе. Сильные и умные люди тоже не хотят умирать. Они хотят перестать существовать, когда осознают, что их пребывание здесь бессмысленно.
— Не знаю, Уолтер, — качает головой Лэнс, вставая. Его ладони на его плечах. Слишком хрупкие плечи для всей ответственности, которая свалилась на него. Слишком хрупкие плечи даже для рук Лэнса. — Мой мир прекрасен. Что самое прекрасное в моем мире — я могу взять его в руки.
— Это невозможно.
Лэнс снисходительно улыбается, а потом обхватывает ладонями лицо Уолтера и говорит:
— Ой, кажется, я словил свой мир.
Он улыбается Уолтеру. Уолтеру, который чувствует себя растерянно, Уолтер, который смущается. Уолтер, который не понимает.
— Ты спас мир надувными объятьями, так что...
— Я спас только себя.
— Об этом я и говорю, — Лэнс снова улыбается. Снисходительно и понимающе. Ему, на самом деле, совсем не хочется отпускать Уолтера туда, куда его зовут. Не все так радужно. Впереди будут смерти, страх, ужас и много, много бессмысленных попыток. Но разве это не тот путь, по которому шел который год Уолтер. Он гениален, он это понимает и это же его и пугает. — Ты должен отдохнуть. Завтра будет лучше.
Уолтер усмехается, опуская взгляд.
Ладони Лэнса теплые и большие. Ему непривычно. Он… давно не ощущал того, чтобы кто-то тянулся к нему сам. Добровольно. Это странно, сложно и Уолтер не до конца это понимает. Это его пугает.
Но он ведь достаточно сильный для этого.
— Как в мире, полном жестокости, ты продолжаешь быть таким идеальным? — задает Уолтер тот вопрос, который был в его голове ещё в первую их встречу. Это глупо и смешно, это бесполезно — спрашивать такое. Ведь внешний вид Лэнса тоже всего лишь его работа. Одна из его обязанностей. Даже если час назад ты искупался в крови, то ты должен выйти с таким лицом, будто бы все было в порядке.
никто из них двоих не был в порядке на самом деле.
Лэнс медленно моргает, а потом усмехается и качает головой.
Некоторые вещи он не хочет озвучивать.
Он не хочет казаться монстром.
Ведь чтобы быть таким, какой он, нужно действовать на голых рефлексах. Никаких чувств и эмоций. Отсутствие эмпатии.
но он и вправду чувствовал что-то к Уолтеру.
Что?
Он не знает. Он боится как-то называть это чувство, к тому же, ответ слишком очевиден, поэтому они молчат.
— Мое средство — наиболее животное из всех, что тебе встречались.
Уолтер понимающе улыбается и кивает. Он говорит:
— Я ждал чего-то такого.
— Я знаю.
Сегодня никто не умер. Никто не пострадал. Кроме них. Так что, наверное, Уолтер должен был продолжать жить.
Так же, как он это делал всегда. Может, у него немного кружится голова, потому что он впервые встал, и его сразу же подбросило так высоко, что разница в давлении слишком велика, и от этого немного тошнит, но он пытается. Пытается справиться.
Он вздергивает голову, смотря в глаза.
Что они чувствуют?
Даже Уолтер не имеет ни единого понятия. Он только знает, что забывает как дышать, пока Лэнс касается его. Не важно, какого рода эти касания. Уолтеру в любом случае хочется заорать и от страха, и от восторга.
Он медленно моргает.
Уолтер думает о том, что не может спасти мир. В реалиях настоящей жизни это просто невозможно.
Они же просто люди.
Но он знает, что может спасти себя.
спасти мир Лэнса Стерлинга.
Иногда этого бывает достаточно.
Он привстает на носочках и, конечно, этого недостаточно.
Было бы недостаточно, если бы Уолтер сейчас был с кем-то другим. Но он был с Лэнсом. А с ним хватало самой малости. Иногда даже достаточно того, чтобы просто открыть рот — и он тебя понимает.
Лэнс проводит большим пальцем по линии скулы и нагибается, целуя.
Губы Лэнса отдают солодом, и это нормально. Может, немного странно, потому что Уолтер представлял себе все это по-другому, но…
Но.
Ему нравятся руки Лэнса на своей спине, ему нравится его дыхание. Ему очень нравится Лэнс, и, кажется, пока это происходит, он не думает о жестокости чужого мира. Он только хочет надеяться, что как мир для Лэнса он его не разочарует.
Они переплетают пальцы, и Уолтеру кажется, что он слышит бешеный ритм сердца Лэнса.
И Уолтер снова забывает как дышать.
Он так же забывает обо всем, о чем думал ранее. Он в принципе не думает.
Он живет на одном рефлексе.
Теперь он начинает понимать Лэнса.
И он никогда, ни за что не обвинит его в подобном.
Завтра будет новая жизнь, новые цели и новый страх, которые Уолтер будет изучать долгие-долгие годы. Ну, а сейчас ему, в общем-то, на это насрать.
Губы Лэнса на вкус виски. Уолтер внезапно ловит себя на мысли, что ему нравится виски.
(ему нравятся губы Лэнса).