Неразрешимые чувства
Вечернее небо переливалось мягкими оттенками сирени и золота, когда дорога вывела их к возвышенности. Киото был уже близко — вдалеке, сквозь дымку заката, виднелись очертания города, скрытые лесами и горами. Они были в пути уже несколько дней, и мысль о конце этого путешествия, которое изменило их обоих, лежала тяжёлым грузом в груди Харуто.
Он сидел перед Рэйдзи в седле, чувствуя каждое его движение, его тепло. Это стало привычным — быть так близко, чувствовать его дыхание, доверять ему свою жизнь. Но скоро этому придёт конец.
Харуто закрыл глаза на секунду, прежде чем заговорить:
— Рэйдзи…
Самурай молчал, продолжая вести лошадь, но Харуто знал, что он слушает.
— Скоро мы доберёмся до Киото.
— Да, — коротко ответил Рэйдзи.
Харуто глубоко вдохнул.
— И что тогда? Ты передашь меня обратно, и всё?
Рэйдзи не сразу ответил.
— Таков был приказ.
— Только приказ?
Он почувствовал, как тело Рэйдзи напряглось. Харуто сжал пальцы на ткани своего кимоно. Он не мог больше откладывать этот разговор.
— Я не хочу, чтобы всё закончилось так, — его голос дрогнул.
Рэйдзи вздохнул, но ничего не сказал.
— Ты мне важен, — продолжил Харуто, ощущая, как быстро бьётся сердце. — Я…
Он замолчал, подбирая слова.
— Я люблю тебя.
Лошадь продолжала идти, но Рэйдзи вдруг натянул поводья, останавливаясь.
Харуто резко повернулся, глядя ему в лицо.
— Скажи хоть что-то.
Рэйдзи смотрел на дорогу перед собой, его губы были сжаты в тонкую линию.
— Ты не должен…
— Почему? — перебил Харуто. — Не говори мне, что это неправильно. Я знаю, что ты тоже…
— Не важно, что я чувствую, — тихо сказал Рэйдзи, и в его голосе было что-то, отчего у Харуто замерло дыхание.
— Как это не важно?! — Харуто сжал кулаки. — Я.., но дело даже не в этом. Ты спасал меня, защищал. Мы пережили столько вместе. Ты не можешь сказать, что это ничего не значит!
Рэйдзи закрыл глаза на секунду, будто пытаясь собраться с мыслями.
— Я не могу позволить себе это чувство.
— Ты не машина, Рэйдзи! — в голосе Харуто зазвучала боль. — Я видел, как ты смотришь на меня, видел, как ты переживал,заботился.
Самурай резко развернулся к нему, и их взгляды встретились.
— Я — воин. Я живу ради долга. Чувства делают человека уязвимым.
Харуто нахмурился.
— Любовь — не слабость.
Рэйдзи не ответил.
— Если ты действительно ничего не чувствуешь… — голос Харуто дрогнул, — скажи мне это. Прямо сейчас.
Рэйдзи смотрел на него долго.
— …Я не могу, — наконец тихо произнёс он.
Харуто почувствовал, как к горлу подступает ком.
— Тогда почему?..
Рэйдзи отвернулся, снова тронул поводья, заставляя лошадь двинуться дальше.
— Потому что мне нельзя любить.
Харуто вцепился в край кимоно, сдерживая эмоции.
Тишина снова воцарилась между ними, но теперь она была иной. Глубже, болезненнее.
Ночь застала их на дороге, когда Киото уже виднелся на горизонте. Харуто смотрел на звёзды, а рядом, будто непоколебимая скала, сидел Рэйдзи.
Но теперь Харуто знал: он тоже чувствует.
И однажды он заставит его это признать.
Ночь накрыла дорогу плотным покрывалом. Киото был уже близко, но темнота, холодный ветер и усталость вынудили их остановиться на привал. Вдали шумела река, и лёгкий туман поднимался над землёй, окутывая всё загадочной дымкой.
Рэйдзи быстро разжёг костёр, короткими, отточенными движениями разложил сухие ветки. Харуто сел ближе к огню, укутавшись в тёплый плащ, который самурай дал ему ещё днём.
Тишина между ними была гнетущей. После признания Харуто что-то изменилось, словно воздух между ними стал плотнее, пропитанный невыраженными словами.
Рэйдзи, как всегда, молчал. Он сидел напротив, сосредоточенно смотря в пламя.
— Ты так и не объяснил, — наконец тихо сказал Харуто, прервав тишину. — Почему тебе "нельзя" любить?
Рэйдзи не поднял на него глаз.
— Это не важно.
— Важно для меня, — не отступал Харуто.
Рэйдзи провёл рукой по рукояти меча, будто стараясь удержаться за привычное, за то, что давало ему контроль.
— Человек, живущий мечом, не имеет права на чувства, — наконец произнёс он.
Харуто нахмурился.
— Это твой кодекс?
Рэйдзи кивнул.
— Самурай должен быть верен своему господину. Долг стоит выше личных желаний.
Харуто сжал пальцы.
— А если бы у тебя не было долга?
Рэйдзи усмехнулся, но без тени радости.
— У меня всегда есть долг.
— Ты не отвечаешь.
Рэйдзи на мгновение поднял на него взгляд. В этом взгляде было что-то странное, тёплое, но быстро потухшее.
— Что ты хочешь услышать? — спросил он ровным голосом.
Харуто стиснул зубы.
— Правду.
Рэйдзи не ответил. Вместо этого он взял меч и начал проверять его, будто разговор был окончен.
Но Харуто не собирался отступать.
— Почему ты считаешь, что любовь — это слабость? Разве защищать того, кто тебе дорог, не делает тебя сильнее?
Рэйдзи вздохнул.
— Когда ты привязан к кому-то, это становится твоей слабостью. Если враг узнает о твоих чувствах — он использует их.
— Это звучит так, будто ты уже терял кого-то.
Рэйдзи резко замер.
Огонь треснул, разбрасывая искры.
Харуто почувствовал, что попал в точку.
— Я прав?
Рэйдзи сжал пальцы на рукояти меча.
— Это не имеет значения, — сказал он глухо.
— Для тебя имеет, иначе ты бы не избегал ответа.
Рэйдзи закрыл глаза, потом медленно выдохнул.
— Однажды я был молод и глуп. Думал, что могу защитить тех, кто мне дорог. Но жизнь показала мне, что самураю нельзя иметь слабостей. Потому что враги всегда найдут, как их использовать.
В голосе Рэйдзи была боль. Глубокая, спрятанная под слоями дисциплины и самоконтроля.
Харуто вдруг захотел дотронуться до него, но удержался.
— Я не прошу тебя отказываться от долга, — мягко сказал он. — Но ты же человек, Рэйдзи. Не просто меч, не просто оружие. Разве у тебя нет права чувствовать?
Рэйдзи молчал.
Харуто тоже замолчал, понимая, что дальше давить бесполезно. Но где-то внутри он знал — этот разговор оставил след.
Они сидели у костра, каждый со своими мыслями. Ночь была холодной, но рядом с Рэйдзи Харуто чувствовал тепло.
— Спи, — тихо сказал самурай.
Харуто легонько кивнул, но сна не было.
Он посмотрел на мужчину, чьё сердце было заковано в доспехи так же, как его тело.
"Я разрушу эту броню," — подумал он.
И закрыл глаза, унося с собой эту мысль в сон.
---
Утро выдалось серым и промозглым. Земля, пропитавшаяся ночной сыростью, тяжело отдавала тепло под первыми лучами бледного солнца. Далеко на востоке, за холмами, уже виднелись очертания Киото, но дорога к нему ещё предстояла.
Рэйдзи проснулся первым. Как и всегда, он просканировал взглядом окрестности, проверяя, не было ли посторонних во время их отдыха. Всё было спокойно, только ветер раскачивал редкие сухие ветки, шурша опавшей листвой.
Его взгляд скользнул к Харуто.
Тот всё ещё спал, свернувшись в плаще, который Рэйдзи набросил на него ночью. Омега дышал ровно, а его волосы растрепались, скрывая часть лица.
Самурай на секунду замер, изучая его.
Что-то в этом зрелище заставило его сжать пальцы.
Он разбудил его осторожно, но твёрдо:
— Вставай. Нам пора.
Харуто сонно поморщился, но через мгновение открыл глаза. Несколько секунд он просто смотрел на Рэйдзи, будто всё ещё находился в плену ночных мыслей, а потом медленно сел.
— Уже утро… — голос был хрипловатым ото сна.
— Да. Ещё полдня пути.
Харуто потянулся, потирая шею.
— Холодно, — пробормотал он, кутаясь в одежду.
Рэйдзи не ответил. Он занялся сборами: затушил костёр, проверил оружие, подтянул ремни на лошади.
Когда Харуто наконец поднялся на ноги, самурай кивнул на него.
— Садись.
Омега послушно подошёл, но перед тем, как взобраться на лошадь, бросил короткий взгляд на Рэйдзи:
— Ты выглядишь так, будто вообще не спал.
Рэйдзи равнодушно посмотрел на него:
— Самураю не нужно много сна.
Харуто фыркнул, но ничего не сказал.
Они снова отправились в путь, и какое-то время ехали в тишине.
---
Когда солнце уже начало подниматься выше, Харуто внезапно заговорил:
— Я думал о нашем разговоре ночью.
Рэйдзи не повернул головы, но он слушал.
— Ты говоришь, что не можешь любить, потому что у тебя есть долг. Но разве верность — это не тоже своего рода любовь? Любовь к господину, к клану, к чести?
Рэйдзи молчал.
— И если ты можешь испытывать эти чувства… почему бы не позволить себе что-то большее?
Тишина затянулась.
Наконец, Рэйдзи заговорил:
— Честь и долг — это основа моей жизни. Я не могу поставить что-то выше этого.
— Даже если это сделает тебя счастливее?
Рэйдзи не ответил.
Харуто слегка сжал пальцы на одежде, но потом улыбнулся:
— Когда мы прибудем в Киото, у меня всё равно будет немного времени. Я ещё не сдамся.
Рэйдзи покосился на него, но ничего не сказал.
Сквозь холодный воздух веяло чем-то тёплым.
Дорога продолжалась. Киото приближался. А между ними ещё оставалось место для неразгаданных чувств.
Солнце уже клонилось к закату, окрашивая горизонт в глубокие оттенки алого и золота. Киото раскинулся перед ними, возвышаясь каменными стенами и шпилями храмов, купаясь в последних лучах уходящего дня.
Рэйдзи натянул поводья, и лошадь послушно остановилась.
Харуто медленно соскользнул вниз, ноги немного дрожали от долгой поездки, но он не обращал на это внимания. Он шагнул в сторону, немного дальше от дороги, и остановился, глядя на город.
Рэйдзи спешился следом.
— Почему мы остановились? — его голос был ровным, но внимательным.
Харуто глубоко вдохнул.
Он хотел запомнить этот момент.
Ветер играл в его волосах, холодными пальцами касаясь кожи. Вдали слышались голоса — вечерняя суета Киото, мерцающий свет фонарей, запах риса и свежего хлеба, приглушённый шум повозок.
Но всё это было не важно.
Только он и Рэйдзи.
Харуто развернулся и шагнул к нему.
Рэйдзи даже не успел отреагировать.
Мгновение — и губы Харуто коснулись его губ.
Это был не требовательный поцелуй, не жадный, не отчаянный.
Он был тёплым, мягким.
Он был признанием.
Когда Харуто отстранился, его золотистые глаза блестели в вечернем свете.
— Я люблю тебя, — его голос был полон тихой, но несокрушимой решимости. — И даже если меня скоро выдадут замуж, даже если ничего не изменится… я не буду сожалеть. За этот месяц я привык к тебе влюбился, знаю нам не суждено быть вместе но я никогда не забуду о тебе.
Рэйдзи смотрел на него, молча, долго.
На лице самурая не дрогнуло ни одно выражение.
Но в его глазах что-то было.
Что-то, что Харуто не мог прочитать.
Вместо ответа Рэйдзи повернулся и направился к воротам.
— Пойдём.
Харуто смотрел ему в спину, затем, вздохнув, поспешил следом.
—
Ворота Киото были высоки и массивны. Фонари отбрасывали мягкий свет на древнее дерево, а стражники у входа держались настороженно, но, завидев их, тут же вытянулись по стойке смирно.
— Господин Рэйдзи!
Один из воинов, высокий мужчина с резкими чертами, шагнул вперёд и склонился в поклоне.
— Мы ожидали вашего возвращения.
Ещё несколько человек стояли рядом — самураи в знакомых доспехах, люди из клана.
Их взгляды скользнули к Харуто.
Омега держал голову высоко.
Никто не произнёс ни слова, но выражения их лиц говорили за них.
Рэйдзи кивнул.
— Доложите в клан. Мы вернулись.
— Да, господин!
Люди расступились, пропуская их вперёд.
Харуто шагал рядом с Рэйдзи, чувствуя, как на них падают взгляды — оценивающие, любопытные, некоторые даже настороженные.
Но ему было всё равно.
Ведь он уже сказал то, что хотел сказать.
Он уже сделал свой выбор.
И пусть этот город, этот холодный вечер, эти старые стены запомнят его слова.
Пусть запомнит и сам Рэйдзи.
—
Киото встречал их привычной суетой — улицы были оживлены, несмотря на поздний час. Повозки гремели по мостовой, торговцы всё ещё предлагали товары, а свет фонарей отражался в лужах, оставленных недавним дождём.
Харуто молча шагал рядом с Рэйдзи, чувствуя на себе взгляды окружающих. В этом городе его знали. Даже если он долго отсутствовал, его лицо невозможно было забыть.
Когда они приблизились к воротам резиденции, самураи на посту вытянулись. Один из них поспешил внутрь, чтобы доложить о прибытии.
Через мгновение двери широко распахнулись, и их встретила группа людей.
— Харуто!
Голос раздался быстро, радостно, и через мгновение к нему бросился молодой мужчина — высокий, с тёмными волосами, в парадном кимоно.
— Брат…? — Харуто моргнул, прежде чем ощутил, как его заключили в крепкие объятия.
— Мы думали, что ты… — Голос дрогнул, прежде чем старший брат взял себя в руки и отпустил его. В его глазах читалось облегчение, смешанное с упрёком. — Ты хоть представляешь, что здесь было после твоего побега?
Харуто сжал губы, но ничего не сказал.
Рэйдзи молча наблюдал за их встречей, его лицо оставалось невозмутимым, но взгляд не упускал ни одной детали.
Вперед вышел пожилой советник, слегка поклонился и обратился к Рэйдзи:
— Господин Рэйдзи, благодарим вас за выполнение поручения. Ваш отряд может отдохнуть.
Рэйдзи кивнул.
— Благодарю.
Харуто бросил взгляд на самурая, но тот уже сделал шаг назад, словно граница между ними вновь встала на место.
Что-то сжалось внутри.
— Харуто, идём. Отец ждёт, — голос брата прервал его мысли.
Он обернулся.
Резиденция возвышалась перед ним, и внутри уже зажглись ночные фонари.
— Да…
Но, прежде чем сделать шаг вперёд, он ещё раз оглянулся на Рэйдзи.
Самурай стоял в стороне, его лицо оставалось непроницаемым.
И почему-то от этого становилось холоднее, чем от осеннего ветра.
—
Он едва заметно кивнул и пошёл по знакомым коридорам, которые теперь казались чужими. Всё вокруг выглядело неизменным: те же расписные ширмы, мягкий свет свечей, приглушённые шаги слуг. Но внутри Харуто чувствовал себя иначе.
Когда он вошёл в зал, отец уже сидел на своём месте, руки спокойно сложены на коленях. Его лицо было непроницаемым, но взгляд — острым, оценивающим.
— Ты вернулся. — Голос звучал ровно, без эмоций.
— Да, отец.
Молчание повисло между ними, прежде чем мужчина медленно выдохнул:
— Ты причинил нам много беспокойства. Твоё бегство могло поставить под удар весь клан. Ты понимаешь это?
Харуто сжал кулаки, но подчинился, опустив голову.
— Да, я понимаю.
Отец внимательно смотрел на него.
— Тогда скажи мне, Харуто. Ты осознаёшь, что теперь у тебя нет выбора?
Харуто сглотнул, но взгляд не отвёл.
— Я всегда знал, что выбора у меня нет, отец. — В голосе прозвучала едва уловимая горечь.
Глава клана Фудзивара прищурился, будто пытаясь заглянуть в самую душу сына.
— Тогда почему ты сбежал?
Этот вопрос, казалось, завис в воздухе, тяжелый, как камень. Харуто не знал, что сказать. Потому что мечтал о свободе? Потому что не хотел быть разменной монетой? Потому что… встретил человека, который заставил его сердце биться иначе?
Но он не мог сказать об этом.
— Я испугался, — наконец ответил он. — Я не знал, что делать.
— Трусость не к лицу наследнику нашего рода. — Отец произнёс это без осуждения, скорее как констатацию факта. —
Отец Харуто внимательно посмотрел на него, тяжело вздохнул и сложил руки за спиной.
— Мы уже начали подготовку к свадьбе. Твой супруг прибудет в Киото через несколько дней. Ты будешь готов к церемонии.
Сердце Харуто сжалось. Всё снова возвращалось на круги своя, как будто он и не сбегал вовсе.
— Так скоро?
Отец кивнул.
— Ты слишком долго отсутствовал. Теперь всё должно идти по плану.
Харуто молчал. В груди было пусто. Он вернулся. Он больше не свободен.
И Рэйдзи…
Он даже не пришёл попрощаться.
Рэйдзи пересёк порог резиденции, где размещались самураи его отряда. Несмотря на поздний час, несколько воинов всё ещё обсуждали что-то у входа, но, завидев его, замолчали и лишь почтительно поклонились.
Он ответил кивком и не сказал ни слова, направляясь прямо в свои покои.
Комната встретила его полумраком. Здесь было пусто и холодно. Всё на своих местах — оружие, броня, даже сложенная у стены пара запасных доспехов. Всё, как прежде.
Но сам Рэйдзи чувствовал себя иначе.
Он расстегнул доспехи, позволил им соскользнуть на татами и сел на колени, уставившись в одну точку.
Харуто.
Его голос всё ещё звучал в голове.
"Я буду любить тебя, даже если меня выдадут замуж."
Рэйдзи сжал кулаки.
Он не должен был возвращаться с пустыми руками. Но ещё больше он не должен был чувствовать то, что сейчас сжигало его изнутри.
Рэйдзи сидел в тишине, скрестив ноги, спиной к стене. Комната тонула в полумраке, освещённая лишь тусклым светом масляной лампы, которая лениво потрескивала в углу. За тонкими стенами слышались приглушённые разговоры самураев, звук шагов, редкие всплески смеха — обычная жизнь его людей продолжалась, словно ничего не изменилось.
Но внутри него всё было иначе.
Он закрыл глаза, прислушиваясь к своему дыханию.
Харуто.
Рэйдзи вспомнил его голос — тёплый, мягкий, иногда дерзкий, но всегда полный жизни. Вспомнил его смех, его едва заметные гримасы, когда он пытался скрыть свои истинные эмоции. Вспомнил, как тот упрямо поджимал губы, когда что-то не нравилось, и как светились его золотистые глаза, когда он говорил о своей свободе.
"Я люблю тебя."
Рэйдзи провёл рукой по лицу.
Почему эти слова звучали в его голове снова и снова, не давая покоя?
Он не должен был позволить этому случиться. Он знал, что долг стоит выше чувств. Но когда Харуто посмотрел на него с той решимостью, с которой, казалось, бросал вызов самой судьбе, Рэйдзи понял, что в этот момент проиграл.
Нет… не проиграл.
Он позволил себе почувствовать.
Рэйдзи никогда не думал о любви. Она была чем-то, что существовало для других. Для тех, кто мог позволить себе слабость. Он жил мечом, долгом, кланом. Всё остальное не имело значения.
Но с Харуто всё стало другим.
Рэйдзи вспомнил, как тот засыпал на лошади, прижавшись к нему, доверяя ему, даже не осознавая этого. Как просил остаться рядом, когда его мучили кошмары. Как смотрел на него в моменты слабости, словно искал в нём защиту, опору.
Это было неправильно.
Он альфа, самурай, командир. Он должен был остаться холодным, сосредоточенным, преданным приказу. Но всё, что он сделал — позволил себе стать ближе.
Почему тогда, когда они прибыли в Киото, он ушёл, даже не оглянувшись?
Рэйдзи сжал кулаки.
Потому что так было правильно.
Потому что, если бы он остался, он бы не выдержал.
Потому что, если бы он снова посмотрел в глаза Харуто, он бы уже не смог сказать «нет».
Ночь тянулась долго. Он пытался закрыть глаза, но стоило ему это сделать, как перед мысленным взором снова вставал образ Харуто.
Его голос. Его взгляд. Его прикосновение.
"Я буду любить тебя, даже если меня выдадут замуж."
Рэйдзи стиснул зубы.
Эти слова сжимали его сердце с такой силой, что становилось трудно дышать.
А если…
Если завтра Харуто исчезнет из его жизни?
Если он увидит его только во дворце, рядом с другим альфой, с человеком, которому будет принадлежать?
Эта мысль заставила его открыть глаза.
Он вдруг осознал, что всю ночь ни разу не сомкнул их.
Утром Рэйдзи, несмотря на бессонную ночь, поднялся, как обычно, ещё до рассвета. Он быстро собрался, облачаясь в традиционное хаори с символикой клана, и вышел во внутренний двор резиденции. Там его уже ждали самураи, выполняющие утренние тренировки.
Но его мысли всё ещё оставались далеко отсюда — в комнате Харуто, во дворце, где тот сейчас находился.
Что, если его уже вызвали к отцу? Что, если его уже готовят к браку?
Рэйдзи крепче сжал рукоять катаны.
Он не должен вмешиваться. Это не его дело. Он знал это, понимал, но что-то внутри не позволяло просто отвернуться и идти дальше, как будто ничего не случилось.
Он мог бы отправить людей проверить, что с Харуто. Найти способ узнать, как идут дела. Или… он мог бы пойти туда сам.
Но если он сделает это — что дальше?
Рэйдзи понимал, что не сможет оставаться лишь наблюдателем.
Его долг — подчиниться приказу и вернуть Харуто во дворец, позволить клану решать его судьбу.
Но его сердце… оно впервые в жизни говорило совсем другое.
Вопрос в том — что он выберет?
Рэйдзи простоял так долго, глядя в небо, пока остальные самураи заканчивали утренние тренировки. Он пытался найти в себе ту же холодную решимость, что всегда направляла его по пути долга. Но на этот раз внутри него не было прежней ясности.
Вчерашний вечер стоял перед глазами, как картина, запечатлённая в памяти. Харуто, его слова, его поцелуй.
"Я люблю тебя. И даже если меня выдадут замуж, я буду любить тебя, а не мужа."
Эти слова врезались в сознание, разрушая привычные устои.
Рэйдзи всегда верил, что любовь — это слабость, что она делает человека уязвимым. Вся его жизнь была отдана долгу, и он гордился этим. Но сейчас впервые он задумался: если долг и есть его жизнь, то что останется, если он продолжит идти этим путём, игнорируя собственное сердце?
Он не мог допустить, чтобы Харуто исчез из его жизни.
Рэйдзи принял решение.
Сейчас или никогда.
Он быстрым шагом направился внутрь резиденции, позвал одного из своих людей.
— Подготовь мне лошадь, — сказал он, натягивая на плечи тёмный плащ.
— Господин, куда вы направляетесь?
Рэйдзи застегнул пояс, прикрепил катану и на мгновение замер.
— Во дворец.
Его голос прозвучал уверенно, твёрдо.
Он не мог оставить Харуто. Не теперь.
---
Рэйдзи не мог позволить себе действовать необдуманно. Он был не просто самураем — он был командиром, человеком, от которого зависели жизни других. Прежде чем принять решительные меры, он должен был понять, с чем имеет дело.
Когда лошадь была подведена, он легко взобрался в седло и направился во дворец. На этот раз не через главные ворота, как официальное лицо клана, а через боковой вход, который использовали слуги и доверенные лица. Он знал этот проход — знал, как незаметно попасть внутрь.
Внутри дворца царила привычная суета. Слуги спешили по коридорам, готовя всё к предстоящему событию. Рэйдзи видел это в их лицах — приближалась свадьба.
Ему нужно было узнать подробности.
Рэйдзи поймал одного из слуг, молодого мужчину, который выглядел напуганным, но знал его как командира самураев.
— Когда свадьба? — голос Рэйдзи был тихим, но твёрдым.
— Через три дня, господин, — быстро ответил слуга, опустив голову.
Три дня.
Рэйдзи сжал кулак. Это было слишком быстро.
— Кто жених?
— Сын главы одного из дворцовых родов… Он прибыл вчера, чтобы встретиться с господином Харуто.
Рэйдзи почувствовал, как в груди что-то болезненно сжалось.
— Где сейчас Харуто?
Слуга замялся, но, видя, что Рэйдзи не отступит, тихо прошептал:
— В своих покоях… Но он почти не выходит. Говорят, он не хочет этой свадьбы…
Рэйдзи кивнул и отпустил слугу.
Теперь он знал главное.
Три дня.
Харуто не хочет свадьбы.
И у него ещё есть время.
Но что он сделает?
---
Рэйдзи знал, что в таких делах сила меча решает не всё. Нужно было найти законный путь, чтобы разорвать этот брак.
Он вернулся в свою резиденцию и собрал ближайших офицеров — людей, которым доверял.
— Я хочу знать, есть ли способ разорвать этот союз, — его голос был спокоен, но твёрд.
Самураи переглянулись. Один из них, ветеран по имени Такеда, заговорил первым:
— Обычно такие браки заключаются ради политической выгоды. Если один из союзников нарушит договор, это может привести к конфликту.
— А если жених исчезнет? — холодно уточнил Рэйдзи.
Другой самурай, Дзюн, усмехнулся:
— Если жениха не будет, свадьбы тоже не будет. Но ты ведь не собираешься просто похитить его, так?
Рэйдзи промолчал.
Такеда задумчиво кивнул:
— Есть один вариант. В нашем кодексе сказано, что если командир самураев берёт под своё покровительство омегу, находящегося в опасности, он может заявить на него права. Это редкое правило, но оно существует.
Рэйдзи поднял взгляд.
— То есть, если я объявлю Харуто своим подопечным, свадьба будет разорвана?
— Да, — подтвердил Такеда. — Но это поставит под удар твой статус. Ты станешь врагом клана его жениха.
Рэйдзи задумался. Ему было всё равно.
— Это возможно, — тихо сказал он. — Значит, у меня есть выход.
Теперь оставалось только решить — когда и как действовать.
---