Путь домой
День клонился к закату, когда они добрались до широкой реки, простирающейся серебристой лентой среди заснеженных берегов. Лёгкий туман стелился над водой, скрывая её коварное течение, а ветер приносил с собой пронизывающий холод, предвещая скорую зиму.
Харуто невольно поёжился, запахнув на себе плащ. Он устал от долгой дороги, но больше всего его тревожила переправа. Вода выглядела тёмной и глубокой, и мысль о том, что придётся переходить её вброд, вызывала неприятный холод в груди.
Рэйдзи молча осматривал реку, оценивая глубину и течение. Его лошадь тревожно переступала копытами, чувствуя что-то неладное.
— Нам нужно перейти сейчас, пока не стемнело, — наконец произнёс самурай, оборачиваясь к Харуто.
— А если течение слишком сильное? — тихо спросил тот, не сводя взгляда с воды.
Рэйдзи не ответил сразу. Он спешился, легко ступая на промёрзшую землю, и протянул руку Харуто.
— Держись крепче за меня.
Харуто с сомнением посмотрел на протянутую руку, но всё же взялся за неё. Его пальцы показались холодными даже в этом промозглом воздухе. Рэйдзи мягко, но уверенно помог ему сесть перед собой, следя, чтобы тот устроился удобнее.
— Если что, не отпускай меня, — добавил самурай, слегка сжимая талию Харуто, чтобы удержать его ближе.
Харуто судорожно вздохнул, но не стал возражать. Лошадь медленно сделала первый шаг в воду, и ледяная река тотчас обхватила их, заставляя обоих невольно вздрогнуть.
Вода была ледяной, и, когда лошадь зашла глубже, холод пробрал их до костей. Харуто невольно вцепился в руку Рэйдзи, сдерживая дрожь.
— Спокойно, — тихо произнёс самурай, ощущая, как омега напряжён. — Мы перейдём без проблем.
Лошадь осторожно ступала вперёд, медленно преодолевая течение. Вода уже доходила им до бедер, и Харуто с тревогой смотрел вниз, опасаясь, что поток станет сильнее.
— Рэйдзи… — он порывисто вдохнул, ощущая, как его ботинки касаются воды.
— Я здесь, — коротко ответил самурай, крепче обхватывая его одной рукой.
Течение слегка качнуло их, но Рэйдзи уверенно держался в седле, контролируя каждое движение лошади. Он был сосредоточен, но даже в этом состоянии ощущал тепло Харуто, его дрожащий от холода и напряжения силуэт перед собой.
Когда они наконец выбрались на другой берег, омега чуть не выскользнул из седла, но Рэйдзи вовремя подхватил его, помогая спуститься.
— Держись за меня, — велел он, пока Харуто пытался устоять на ослабевших ногах.
— Холодно… — пробормотал тот, обхватывая себя руками.
Рэйдзи быстро оценил ситуацию: ночь приближалась, а идти дальше в таком состоянии было бессмысленно. Он кивнул на небольшой выступ под деревьями, защищённый от ветра.
— Здесь разобьём лагерь.
Харуто не стал спорить. Он был слишком замёрзшим и уставшим, чтобы противиться решению самурая.
Рэйдзи быстро развёл костёр, умело используя сухие ветки, и снял верхний слой мокрой одежды, оставшись в нижнем хакама. Харуто же пытался согреться, но даже тепло костра казалось недостаточным.
— Садись ближе, — спокойно сказал самурай, подвинувшись, чтобы между ними не осталось места.
Омега медлил, но в конце концов подчинился. Их плечи коснулись, и Харуто впервые осознал, насколько тёплым был Рэйдзи, даже после ледяной воды.
— Ты всегда такой тёплый? — пробормотал он, больше для себя, чем для ответа.
— Я привык к холоду, — коротко ответил самурай, но его взгляд смягчился, когда он увидел, как Харуто снова поёжился.
Некоторое время они сидели молча, слушая потрескивание огня. А потом Харуто неожиданно тихо спросил:
— Почему ты согласился вернуть меня?
Рэйдзи чуть повернул голову, изучая его профиль в свете пламени.
— Это приказ.
— Только приказ?
Самурай не ответил сразу. Ночь была долгой, и разговор между ними только начинался.
— Это мой долг, — повторил Рэйдзи, глядя на огонь.
— Долг, — эхом отозвался Харуто, задумчиво проведя пальцем по ткани мокрого рукава. — Значит, если бы тебе приказали не возвращать меня, а… скажем, убить, ты бы сделал это?
Рэйдзи медленно повернул голову.
— Приказ — это приказ.
Харуто почувствовал, как внутри сжалось что-то неприятное. Он знал, что самураи служат кодексу, что они преданы своему господину, но… всё же надеялся услышать другое.
— А если бы я попросил тебя не возвращать меня? — Он посмотрел на Рэйдзи, его золотистые глаза мерцали в темноте, ловя отблески пламени. — Любым способом.
Рэйдзи не дрогнул. Он смотрел прямо на него, и в его глазах не было ни удивления, ни смущения — только привычная глубина, в которой скрывались эмоции, что он не привык показывать.
— Ты хочешь, чтобы я предал клан?
— Я хочу, чтобы ты спас меня, — твёрдо сказал Харуто. — Любым способом.
Тишина между ними растянулась. Только костёр потрескивал, освещая их лица.
Рэйдзи молчал, глядя в пламя. В его взгляде читалось что-то необъяснимое — не гнев, не отвращение, но и не согласие. Он взвешивал слова, выискивал правильный ответ, а может, просто не хотел отвечать.
Харуто чуть подался вперёд.
— Ты ведь понимаешь, что со мной будет? — голос его был тих, но напряжён. — Как только мы войдём в Киото, меня заберут. Закроют в покоях, объявят дату свадьбы, и всё. Я исчезну. Меня больше не будет.
Рэйдзи медленно вдохнул, но не отвернулся.
— Ты будешь жить.
— Как кукла. Как украшение для семьи. Я стану ничем.
— Ты знал, что так будет, — ровно сказал самурай.
— Я знал. Но я сбежал.
Рэйдзи продолжал смотреть на него, и Харуто сжал кулаки.
— Если ты так верен своему долгу… Почему ты не связал меня сразу? Почему не привёз обратно на первой же лошади?
Это был вопрос, на который Рэйдзи не хотел отвечать.
Ветер шумел в кронах, ночная прохлада пробиралась под одежду, костёр давал слабое тепло, но не мог прогнать холод, что зародился внутри.
Харуто отвёл взгляд.
— Ты не сделаешь этого, — сказал он тише. — Я вижу.
— Ты думаешь, знаешь меня?
Харуто слабо улыбнулся.
— Знаю ли я тебя, Рэйдзи? Не знаю. Но знаю одно: ты мог бы не дать мне даже взгляда лишнего. Ты мог бы не позволять мне говорить столько. Ты мог бы не согревать меня в храме, не давать мне времени в Сакае, не отвечать на вопросы…
Рэйдзи не шевельнулся.
— Ты не тот, кто просто исполняет приказы, — продолжил Харуто. — Ты выбираешь.
Тишина вновь окутала их. Только ночной ветер да треск дров.
Рэйдзи склонил голову чуть в сторону, словно оценивая его.
— Ты ошибаешься, — наконец, произнёс он.
Но прозвучало это неуверенно.
Харуто выдохнул.
— Тогда докажи. Верни меня. Сейчас.
Рэйдзи не пошевелился.
Тишина между ними длилась долго. Только треск костра да шум реки вдалеке заполняли пространство.
Рэйдзи не двигался, но Харуто видел: в его взгляде что-то сдвинулось. Что-то, что раньше было непоколебимо.
— Ты не двигаешься, — тихо проговорил Харуто.
Рэйдзи чуть прищурился.
— Ты хочешь проверить меня?
— Я хочу знать, что ты чувствуешь.
— Это не имеет значения.
Харуто усмехнулся, но в этой усмешке не было веселья.
— Значит, ты и правда просто оружие.
Рэйдзи медленно вдохнул.
— Я самурай.
— Самурай, который слишком долго смотрит на своего пленника.
Рэйдзи не ответил.
Они сидели друг напротив друга. Между ними — огонь. Между ними — что-то ещё, что нельзя назвать словами.
Харуто вздохнул и лёг на бок, подложив ладонь под голову.
— У нас есть ещё одна ночь до Киото.
Рэйдзи не спросил, что он имеет в виду.
— Я не могу изменить того, что будет, — тихо продолжил Харуто. — Но я могу… запомнить.
Он закрыл глаза, будто решив, что разговор окончен.
Но прежде чем тишина снова накрыла их, он шепнул:
— Рэйдзи… Если бы всё было по-другому…
Он не договорил. Или просто не нашёл слов.
Рэйдзи не ответил. Но этой ночью он почти не спал.
Утро встретило их прохладой. Туман, словно тонкая вуаль, стелился над землёй, укутывая всё мягким, призрачным светом. Ветер, пропитанный сыростью, шевелил траву, заставляя её клониться к земле.
Рэйдзи первым встал на ноги. Он привык начинать день раньше солнца, привык проверять меч, лошадь, дорогу. Но сегодня, прежде чем заняться всем этим, он посмотрел на спящего Харуто.
Тот лежал, поджав ноги, укутавшись в одеяло, но плечо всё равно выглядывало наружу. Волосы, спутанные после сна, спадали на лицо. Он выглядел мирным, уязвимым… и почему-то это ощущение заставило Рэйдзи сжать пальцы на рукояти меча.
Он знал, что должен был думать иначе.
Он его пленник.
Но чем дальше они шли, чем больше говорили, тем сложнее было удерживать эту мысль в голове.
Харуто зашевелился, вдохнул глубже и медленно открыл глаза.
— Уже пора? — его голос был ещё сонным, мягким.
Рэйдзи отвернулся.
— Да.
Харуто потянулся, зябко поёжился от утренней прохлады.
— Ты снова не спал?
— Достаточно.
— Лжец, — усмехнулся Харуто, но без насмешки, скорее устало.
Он поднялся, подошёл к реке, умыл лицо холодной водой. Некоторое время просто стоял, смотря, как капли стекают по коже.
— Ещё день пути, — задумчиво сказал он. — И всё закончится.
Рэйдзи молча подтянул седло на лошади.
— Ты когда-нибудь жалел о чём-то?
Вопрос был неожиданным.
Рэйдзи застегнул ремень, прежде чем ответить.
— Жалость — нечто бесполезное.
— А сожаление?
Рэйдзи не ответил.
Харуто усмехнулся и покачал головой.
— Когда-нибудь, Рэйдзи, ты поймёшь, что даже самураи могут сожалеть.
Рэйдзи протянул ему руку, помогая сесть в седло перед собой.
— Поехали, — только и сказал он.
Но слова Харуто не отпускали его ещё долго.
День выдался холодным. Ветер пронизывал до костей, заставляя плотнее кутаться в одежду. Дорога была извилистой, местами разбитой дождями, местами уходящей в густой лес, где было тише и немного теплее.
Харуто сидел перед Рэйдзи в седле, чуть сгорбившись от холода. Он уже давно перестал волноваться, когда самурай так близко — привык. За последние дни в пути он словно перестал ощущать ту грань, что должна была их разделять.
Рэйдзи держал поводья уверенно, но время от времени его взгляд задерживался на спутнике.
— Ты устал? — вдруг спросил он.
Харуто удивлённо посмотрел на него через плечо.
— Если скажу «да», мы остановимся?
— Нет.
— Тогда зачем спрашиваешь?
Рэйдзи не ответил сразу. Он знал, зачем задал этот вопрос. Как знал и то, что не должен был задавать его вовсе.
— Просто, — наконец произнёс он.
Харуто вздохнул.
— Ну, раз так, да. Я устал.
— Потерпи ещё немного.
— Ты всегда так говоришь, — хмыкнул Харуто.
Некоторое время они ехали в тишине.
Потом Харуто снова заговорил:
— Если бы всё сложилось иначе… если бы ты не получил приказ вернуть меня, что бы ты сделал?
Рэйдзи чуть сильнее сжал поводья.
— Если бы. Но ты знаешь, что этого не было.
— Это не ответ.
Рэйдзи не любил подобные разговоры. Они уводили мысли в сторону, делали то, что было простым и понятным, сложным.
— Я исполняю свой долг, — твёрдо ответил он.
Харуто тихо рассмеялся.
— Это ты говоришь себе или мне?
Рэйдзи молчал.
Если бы всё сложилось иначе…
Но иначе не сложилось.
День медленно тянулся, и прохлада осеннего утра всё ещё проникала в каждую клеточку их тел. Лошадь шагала ровно, оставляя за собой следы на обледенелой дороге, а белый туман опоясывал края деревьев. Между Рэйдзи и Харуто воцарилось напряжённое молчание, в котором витали не только мысли о долге и свободе, но и что-то личное, что оба стеснялись признать.
Харуто, опершись в седле, тихо заговорил: — Иногда мне кажется, что если бы всё сложилось иначе, я смог бы обрести свою судьбу. Не быть просто марионеткой в руках клана, а выбрать свой путь.
Рэйдзи поднял глаза, его взгляд стал немного мягче, хотя голос оставался ровным: — Ты мечтаешь о свободе, Харуто. Но свобода не приходит легко. Наши пути предначертаны долгом.
— А что, если долг можно изменить? — спросил омега, озираясь вокруг, словно пытаясь уловить хоть проблеск иной жизни в этом холодном мире. — Если бы ты мог сделать выбор ради меня, не руководствуясь лишь приказом?
Рэйдзи нахмурился, его пальцы крепче сжали поводья: — Я всегда исполняю то, что должно быть сделано. Я знаю, что моя обязанность — вернуть тебя в Киото, где тебя ждут. Но… (на мгновение он замолчал, словно борясь с внутренним противоречием) — иногда я задаюсь вопросом, чего я сам хочу.
Харуто почувствовал, как его сердце забилось быстрее. Он внимательно смотрел на самурая, пытаясь прочесть те слова, что не были сказаны вслух. — Ты никогда не рассказываешь о себе. Что ты чувствуешь, когда смотришь на этот путь? – спросил Харуто, и его голос звучал искренне, как будто он пытался понять не только судьбу, но и самого Рэйдзи.
Рэйдзи провёл взглядом по заснеженной дороге, потом тихо сказал: — Я привык к тому, что каждое утро начинается с приказа. Но иногда, когда холод пронизывает душу, я думаю о том, что мог бы сделать иначе… хотя выбрать себе путь не под силу тому, кто служит долгу.
Харуто вскинул глаза и тихо произнёс: — Возможно, ты бы выбрал меня, если бы имел выбор, даже если это означало нарушить приказы… или, может, жениться на мне, чтобы дать мне шанс жить свободно.
Молчание повисло над ними. Рэйдзи долго смотрел на Харуто, словно пытаясь найти ответ в его золотистых глазах, в которых отражались надежда и боль. Наконец, самурай мягко произнёс: — Я не могу нарушить приказ, и долг определяет мой путь. Но то, что ты говоришь, заставляет меня задуматься, что, возможно, я должен знать себя лучше. Даже если это только для тебя.
Харуто улыбнулся, несмотря на грусть в голосе: — Если бы хотя бы на мгновение ты мог сделать выбор для себя… для нас… я бы не боялся.
Рэйдзи опустил глаза на ладонь, в которую Харуто крепко сжал свои. Он не отвечал сразу, но его дыхание стало ровнее, и в его глазах мелькнуло что-то новое, почти человеческое, что раньше скрывалось за холодным обликом воина.
— Мы приближаемся к Киото, — наконец сказал Рэйдзи, отрывая взгляд от Харуто. — Завтра начнётся новый день. Но сегодня… сегодня нам остаётся только идти дальше.
Харуто кивнул, ощущая, как внутри него что-то изменяется. Дорога, холод и долг — всё это становилось менее непреодолимым, когда рядом был кто-то, кто хоть немного понимал. Их слова, сказанные в тишине, стали тихим обещанием, что, возможно, будущее откроет для них иной путь.
Они молча продолжили путь по заснеженной дороге, где каждое слово, каждый взгляд и каждый вдох казались наполненными новым смыслом. И хотя впереди их ждал Киото — дом, где их обоих ожидали обязанности и приказы, сейчас, в этот момент, они позволяли себе просто быть рядом, делиться тем, чего не хватает в их жизни.
И, может быть, где-то в глубине души, Рэйдзи начал верить, что даже для тех, кто служит долгу, есть место для выбора и для тепла, способного согреть и холодные зимние ночи.