Сказки на ночь
С самого детства белокурая Аннет говорила странные вещи. Она могла назвать семь имен алой планеты, о которых спорили седовласые ученые в далекой обсерватории на берегу океана, или перечислить имена любовниц давно усопшего монарха, или указать, в корнях какой липы зарыты кости девочки, убитой мачехой.
Ей не верили и отмахивались – мол, мало ли что придумает ребенок, у нее просто очень богатая фантазия!
Но вот кости под липой и вправду находились.
Сама Аннет никогда не сомневалась в том, что говорит только правду. Ведь зачем ее пушистый друг стал бы лгать? Он приходил в сумерки, выбирался из густой тени шкафа, перебирал шестью ногами, ступая мягко и неслышно. Семь внимательных золотистых глаз сверкали на круглой лобастой голове, зубастая пасть походила на кошачью, да только не мяукал зверь и не мурлыкал – говорил, и речь его текла мягко и неторопливо. Белокурая Аннет тайком выбиралась из кровати и спешила к окну – именно там, на подоконнике, сидел зверь, обвив длинным хвостом все свои шесть ног.
Он смотрел на звезды и учил Аннет различать их колючий свет и запоминать имена. Он слушал голоса ночных птиц и учил Аннет их языку. А еще он рассказывал истории, и каждая была подобно сказке – жуткой и прекрасной.
- Однажды, - в одну из ночей сказал зверь, - я расскажу кому-нибудь и твою историю. Если она, конечно же, будет достойной того, чтоб ее рассказали.
- Я очень хочу, чтоб ты обо мне рассказывал! – тут же воскликнула Аннет, и глаза ее загорелись восторгом. Подумать только! Кто-то будет так же сидеть по ночам у окна, глядеть на звезды, слушать о ее приключениях и мечтательно вздыхать, тоскуя о чудесах. – Но что мне нужно сделать?
Зверь сощурил все свои семь глаз и тонким язычком облизнул пасть.
- Только хорошая история стоит того, чтобы ее рассказывать, моя милая. И только такая история, которая не похожа ни на одну другую. У меня уже есть история о прекрасных любовницах зловещего царя, которые одна за другой умирали, не выдержав его любви. У меня есть история о юной и вечно печальной крошке, которую заморила голодом мачеха. Она просто забыла о малютке на чердаке, представляешь? У меня есть история о девочке, перехитрившей ведьму и убежавшей от нее с пряником в руке. У меня много историй. В них есть и живые девочки, и мертвые, и заколдованные, и отчаявшиеся, и убитые. Нет у меня только историй про девочку, убившую своих обидчиков.
Зверь замолчал, взглянул на Аннет своими жуткими глазами и улыбнулся, показав жуткие зубы.
- Но я не прошу тебя становиться убийцей, моя милая маленькая Аннет. Ты можешь найти себе и другую историю.
Но Аннет уже решила, что не хочет другую. Она видела себя сияющей победительницей с окровавленным мечом, с головой тирана у ног, с венком в волосах. Она знала, какой будет ее история. И она отправилась ее искать.
Но мир сильно изменился с тех пор, когда зверь собирал свои первые истории. Жизнь стала проста и безопасна, и не было в ней места ни подвигу, ни герою. Аннет росла, прилежно училась, и чутко прислушивалась к зову ветра – не подскажет ли он, где нужен меч карающий. Но молчал ветер. И все реже и реже приходил зверь, и Аннет казалось, что в глубине семи его глаз горит разочарование.
- Совсем скоро, - сказал он в тот год, когда Аннет стала считаться завидной невестой, - я расскажу тебе свою последнюю историю – свою.
- Неужели твои истории могут закончиться?
- Более того, с ними закончусь и я.
Аннет тогда расплакалась. Она привыкла к тому, что зверь приходит к ней, трется пушистым боком по ногам, смотрит внимательно, кружит вокруг нее на шести лапах так ловко и быстро, словно плетет паутину. Неужели он исчезнет из мира, и одним чудом в наше скучное время станет меньше? Неужели никто не услышит историю о ней самой, не вспомнит, не восхитится?
Поняла Аннет, что мешкать нельзя. Не было времени ждать, когда мир подкинет ей подвиг. Да осталась ли у мира нужда в жертвенных девах и девах, приносящих жертвы? Даже если и нет, Аннет сама сотворит себе историю.
Подвенечное платье она выбирала долго. Белее снега, с вышивкой столь тонкой и искусной, что на первый взгляд ее было не заметить, а заметив – глаз не отвести. Жемчуг и хрусталь, и россыпь мелких колючих алмазов, похожих на далекие звезды, чьи имена она знала наизусть. Светлые волосы умелые пальчики служанок подняли в высокую прическу, украсили серебряными нитями, шпильками с эмалью, венком из белых цветов, еще утром бывших живыми.
Белая дева, воплощение чистоты и вечных снегов на самом краю мира – такой была Аннет в день свадьбы. Нечто нечеловеческое, сказочное, позабытое – такой она должна была остаться в своей истории.
Жених ее волновал мало. В конце концов, у него не самая завидная роль, и для нее совсем не важно, как он будет выглядеть и хорошо ли будет сидеть на нем сюртук. Всю церемонию Аннет безмятежно и сонно улыбалась – ее приготовления затянулись до самого утра, но теперь она была уверена, что ее история будет разыграна как по нотам. Отзвучали клятвы, сверкнули кольца, гости подняли кубки, наполненные вином, густым и алым, как кровь. Аннет поцеловала супруга и улыбнулась, глядя, как один за другим оседают на пол гости, отведавшие отравленного вина, как оно растекается алыми лужами по белоснежному полу, словно кровь.
- Это будет жуткая история, - мечтательно произнесла Аннет и нежно поцеловала испуганного юношу и безжалостно вогнала ему в шею тонкую спицу, скреплявшую ей прическу. Алое осталось на белом платье.
Зверь пришел к ней в сумерках, когда Аннет, спокойная и величественная, сидела в темных застенках со скованными руками.
- Это будет прекрасная история, милый друг, - сказала она, когда зверь улегся в ее ногах и благосклонно повернул к ней голову. – В самый раз, как ты искал. Жила-была белокурая девочка, и жизнь ее была пуста и скучна, как белый лист бумаги. Долго искала она, чем же заполнить ей пустоту, чему посвятить свою жизнь. Многое она перепробовала, прежде чем поняла, что единственные чернила, способные написать на листе ее жизни достойную историю – кровавые...
Внимательно зверь слушал историю Аннет, и чем дольше он слушал, чем больше и больше он становился, а девушка уменьшалась и уменьшалась. Когда же она произнесла последнее слово, зверь довольно открыл восьмой глаз, такой же яркий, как остальные, потянулся, сыто и лениво, прежде, чем исчезнуть в тенях и оставить в застенках только осевшее наземь пустое платье в пятнах крови.