Глава 15 Лазурная тень
Утро началось обычно — и в то же время необычно. Лин, как всегда, щекотала мою щёку пером, требуя, чтобы я встала. Мира сидела у зеркала, стягивая волосы в тугую косу, а Сефир с Тамиром спорили в дверях: кто быстрее пробежит от столовой до библиотеки. Их смех и перебранка наполняли комнату, а я притворялась беззаботной, хотя внутри всё ещё дрожало от эха вчерашнего заката и того прикосновения, которое Элэстир так и не объяснил. Его пальцы в моих волосах жгли сильнее любого огня.
На занятиях я сидела тише обычного. Наставник объяснял устройство древних арок, а я водила пальцем по строчкам книги, даже не читая их. Между страниц скрывался тонкий, почти невесомый клочок бумаги. Я вытащила его — и сердце упало вниз.
«Завтра после занятий. Лазурное озеро. Не одна. Если придёшь — я буду ждать.»
Рука задрожала, и бумага смялась в пальцах. В груди будто раскрылся колокол: громкий, звонкий, несдержанный. Я боялась, что весь зал слышит биение моего сердца.
— Что это? — Лин мгновенно оказалась рядом, её глаза сияли от любопытства. — Записка? От кого?
Я поспешно спрятала листок в рукав.
— Не твоё дело.
— Ах вот как! — она скривила губы, но тут же смягчилась и, хмыкнув, добавила: — Если решишь сбегать тайком — знай, я всё равно узнаю.
Мира посмотрела на меня долгим, пристальным взглядом. Она ничего не сказала — только слегка коснулась моей руки. В этом лёгком касании было больше поддержки, чем в любых словах.
Весь день прошёл в напряжении. Тамир снова пытался спорить со мной о древних символах, Сефир с упоением рассказывал о тайных залах, где стены помнят голоса наставников. Я кивала, поддакивала, даже смеялась — но всё это было словно сквозь толщу воды. Мысли возвращались только к озеру. К нему. К Элэстиру.
Я пыталась убеждать себя, что не пойду. Что это глупость. Что я сосуд и должна думать о своём долге, а не о тайных встречах на берегу. Но стоило вспомнить его глаза на крыше — полные страха и жизни, полные меня — и сопротивление таяло.
Вечером я сидела на подоконнике, болтая босыми ногами в пустоту. Лин, развалившись на ковре, перебирала бусины и придумывала новые узоры. Мира читала вслух старую книгу тихим, певучим голосом. А я вертела в руках записку и смотрела, как луна медленно всплывает над башнями. Бумага мерцала в её свете, словно оживая.
«Пойти? Или нет?» — снова и снова спрашивала я себя.
Но в глубине души знала: пойду.
И страх только усиливался. Страх, что это ловушка. Что он отвернётся. Что в его глазах окажется пустота. И ещё страшнее — увидеть в них слишком многое.
В ту ночь сон не приходил долго. А когда всё же накрыл, я увидела озеро: лазурное, гладкое, и в его глубине отражались не звёзды — а его глаза.
На следующий день весь мир будто ожил сильнее. Шёпоты в коридорах резали слух, шаги казались громче обычного, даже свет ламп был слишком ярким. В столовой еда не имела вкуса, а на занятиях буквы прыгали по страницам. Я ловила себя на том, что невольно улыбаюсь — и тут же вздрагивала от страха, что кто-то заметит.
Лин весь день исподтишка наблюдала за мной, щурясь подозрительно. Тамир пару раз пытался поддеть меня, но, кажется, понял, что сегодня мне не до его игр. Сефир же словно избегал моего взгляда, будто знал больше, чем говорил.
Я старалась держаться обыденно, но внутри — буря. Я то представляла пустой берег, где он не пришёл. То чувствовала его дыхание у плеча. Хотелось бежать туда — и одновременно спрятаться.
Когда вечер затянул небо, я открыла сундук и долго перебирала одежду. Сердце требовало праздника, но разум — простоты. В итоге я выбрала лёгкое серое платье свободного кроя и тонкий тёмно-синий плащ. Косы я не заплела — оставила волосы распущенными, чтобы ветер сам решил их судьбу. И босые ноги — так легче бежать.
Когда солнце коснулось горизонта, я вышла из комнаты. Мира тихо дремала с книгой в руках, Лин возилась с бусинами. Я скользнула мимо них, и коридор встретил меня тишиной. Мои шаги эхом отдавались в каменных стенах, каждый — как удар сердца. Я шла к Лазурному озеру.
Дорога вела вниз по узкой тропе между соснами. Воздух был наполнен смолистым запахом, под ногами пружинила хвоя, а над головой медленно разгорался пурпурный закат. Каждый шаг отдавался дрожью в коленях. Я ловила каждый звук: треск ветки, шелест листьев, далёкий крик ночной птицы. Всё казалось знаками. Всё напоминало: я иду туда, где не будет свидетелей.
Берег встретил меня сиянием. Вода была неподвижной, будто зеркало, а небо над ней медленно темнело. Запах влажной травы смешивался с ароматом хвои, воздух дрожал от пения ночных птиц.
Он стоял у самой кромки, в плаще, и ветер играл его почти снежно-белыми волосами. Они сияли в сумерках, словно впитали в себя отблески луны. Его силуэт был резким и неподвижным, но когда он обернулся, я уловила в его взгляде трещину — слабость, которую он прятал.
— Ты пришла, — тихо сказал он. Его голос был спокоен, но в нём дрожала напряжённость.
— Ты ждал, — ответила я и почувствовала, как губы предательски дрожат.
Он сделал шаг ко мне, я — назад. Между нами оставалось расстояние, и оно было мучительнее прикосновения.
— Зачем? — выдохнула я. — Зачем ты позвал?
— Хотел убедиться, что ты реальна, — в его голосе было что-то грубое, почти надломленное. — Что я не потеряю тебя так же, как всё остальное.
Слова пронзили меня, словно острие. Я не знала, что ответить. В груди вспыхнула боль — его или моя, я уже не понимала.
— А если бы я не пришла? — я почти прошептала.
Он посмотрел прямо в мои глаза.
— Я всё равно ждал бы.
Молчание стало слишком тяжёлым. Я шагнула ближе, чувствуя, как колени дрожат. Его лицо было так близко, что я видела, как лунный свет отражается в его глазах.
— Ты боишься, — сказала я, сама не понимая, откуда взялась смелость.
— Боюсь, — он не отвёл взгляда. — Но не за себя.
Моё дыхание сбилось. Я сделала ещё шаг, и ветер подхватил мои волосы, коснувшись его плеча. Он сжал руки в кулаки, будто боролся с самим собой.
— Элэстир... — его имя сорвалось с моих губ мягко, как молитва. — Почему ты позволяешь себе быть рядом и тут же отталкиваешь?
Он закрыл глаза, и я видела, как напряжённо он дышит.
— Потому что рядом с тобой я забываю, кем должен быть. И помню только, кем мог бы.
Я протянула руку и коснулась его пальцев. Он дрогнул, словно от боли, но не отнял ладонь. Наоборот, резко сжал мою руку, крепко, как будто от этого зависела его жизнь.
— И если я исчезну? — спросила я.
Он открыл глаза. В них было море — глубокое, тёмное, полное боли и желания.
— Тогда я исчезну вместе с тобой.
Я не выдержала и шагнула к нему ближе. Его рука скользнула на мою талию, он притянул меня к себе резко, почти грубо. Но в этом движении не было жестокости — только отчаяние и страх потерять. Я услышала, как гулко бьётся его сердце.
— Я не твоя, — прошептала я, сама не веря в сказанное.
— Я знаю, — его губы едва коснулись моего виска. — Но каждый раз, когда ты смотришь на меня, я забываю это.
Я прижалась лбом к его груди. Ветер стих, озеро стало зеркалом, и ночь опустилась на нас, как покрывало. Мы молчали, но это молчание было громче любых слов.
Когда мы всё же разомкнулись, в его взгляде было столько несказанного, что я не могла выдержать. Он хотел что-то сказать, но только коснулся моих волос, скользнул пальцами по прядям и отнял руку. Я видела, как слова застыли у него на губах и не прорвались.
— До завтра? — спросила я, не узнавая свой голос.
Он кивнул.
— До завтра.
И мы разошлись. Но каждый шаг назад отзывался во мне пустотой, а его белые волосы в темноте казались огнём, который я несла в сердце.
Когда я вернулась в Школу, ночь уже накрыла её своды. Сердце ещё долго не отпускало ощущение его взгляда, белых как иней волос, в которых отражался лунный свет. Я чувствовала запах озера на коже и его голос, отдавшийся в ушах, будто он всё ещё был рядом.
Я проснулась от солнечного света, пробивавшегося сквозь шторы. Лин сидела рядом, разглядывая меня подозрительно.
— Ты поздно вернулась. Где была? — спросила она, щурясь.
Я потянулась и попыталась изобразить равнодушие:
— Гуляла. Нужно было развеяться.
— Гуляла? За стенами? — её голос дрогнул, будто в нём звучала смесь ужаса и восхищения.
Я не ответила. Лин надула губы, но, кажется, решила пока отложить расспросы.
Мира сидела у окна с книгой и бросила на меня короткий, но внимательный взгляд. Там, в её глазах, было понимание, и я благодарно улыбнулась ей.
Занятия шли своим чередом. Наставник говорил о переплетениях памяти, о том, как удерживать нити, чтобы не потерять себя. Но мысли мои всё время возвращались к озеру. Я ловила себя на том, что механически повторяю движения, делаю записи, но почти ничего не понимаю.
Сефир, заметив моё рассеянное состояние, усмехнулся:
— Ты сегодня словно луна в полдень. Светишься, но будто не здесь.
— Отстань, — буркнула я, и он удивлённо поднял бровь. Обычно я поддевала его в ответ, но сегодня не было сил.
Тамир, напротив, пристал с расспросами:
— Ты где была вчера вечером? Тебя нигде не было. Даже в библиотеке!
— А ты что, за всеми следишь? — я постаралась отшутиться.
— За тобой — да. — его улыбка была слишком хитрой, но в голосе не было злобы.
Лин, услышав это, прыснула со смеху и тут же закрыла рот ладонью, бросив на меня заговорщицкий взгляд.
Я снова сидела на крыше, где мы обычно встречались с Элэстиром. Ветер трепал волосы, тянул ткань платья. Небо темнело, и первые звёзды робко вспыхивали, отражаясь в стекле окон. Я думала о том, что всё изменилось. Между нами — будто новая, тонкая, опасная нить, и я не знала, выдержит ли она.
Шаги за спиной были лёгкими, но я узнала их сразу. Я не обернулась — просто знала, что это он. Сердце рванулось вверх, и всё внутри наполнилось гулким ожиданием.
— Ты опять гуляешь по краю, — его голос был низким и чуть насмешливым, но в нём слышалась усталость. — Разве тебе мало испытаний?
Я усмехнулась, не оборачиваясь:
— Ты же всё равно следишь за мной. Значит, я в безопасности.
Он остановился рядом, и я почувствовала, как его присутствие будто вытесняет холод ночи. Мы молчали. Лишь ветер шумел в башнях и где-то далеко звенели колокольчики.
— Зачем ты пришла на озеро? — вдруг спросил Элэстир, и в его голосе было больше напряжения, чем я ожидала.
Я повернулась к нему, и в полутьме его волосы сияли серебром, глаза — как два осколка льда, в которых горел огонь.
— Потому что... — я запнулась. Слова застряли. — Потому что ты позвал.
Его лицо дёрнулось — то ли от боли, то ли от облегчения.
— Я не должен был. Это опасно.
— Опасно? — я шагнула ближе. — Или слишком важно?
Между нами остался только шаг. Я чувствовала его дыхание, и сердце било в висках.
— Каэлин, — он произнёс моё имя так, словно боялся сорваться в бездну. — Ты не понимаешь, во что ввязываешься.
— А ты? — я подняла голову, встречаясь с ним взглядом. — Ты понимаешь?
Тишина повисла между нами, густая, как смола. Ветер стих, будто весь мир затаил дыхание. И тогда я решилась: сделала шаг вперёд, сокращая расстояние, и коснулась его руки. Лёд и пламя одновременно. Он вздрогнул, но не отстранился.
— Каждый вечер после заката, — сказала я, едва слышно. — Здесь. Помнишь?
Он закрыл глаза на миг, будто боролся с самим собой, а потом медленно наклонился ближе.
— Помню, — прошептал он, и в этом слове было больше, чем он хотел бы выдать.
Мыстояли так ещё долго — не двигаясь, не нарушая хрупкое равновесие. Я впервыечувствовала, что страх и надежда могут жить в одном сердце. И в его сердце —тоже