Глава 3 Тень, что смотрит в ответ
От лица Элэстира
Я увидел её впервые у Врат.
Не по-настоящему — нет. Я видел таких много. Но она... она стояла иначе. Словно не шла — а возвращалась туда, откуда её вытеснили. Волосы цвета увядающего пламени, бирюзовые глаза — холодные и слишком внимательные для её возраста.
Каэлин.
Я произнёс это имя, и оно будто отозвалось в камне, в воздухе. В памяти.
– Ты чувствуешь нить? — спросил я, глядя ей в лицо, где угадывались и решимость, и страх, и ещё что-то, чего я не хотел признавать — узнавание.
Она кивнула. Голос её был тонкий, но не сломленный. Я знал — Наставница уже внутри неё. Это чувствовалось в каждом взгляде, в каждом её молчании.
И мне стало страшно. Потому что я помнил, как Наставница говорила со мной — в ту последнюю ночь, когда она исчезла.
«Если я не вернусь — ищи сосуд. Он вспомнит за меня».
Я не хотел искать. Я хотел забыть.
Позже, когда я отвёл её в первый зал, и она осталась там — с Лин, Сефиром, Тамиром... я стоял за дверью. И слушал. Не голоса — дыхание памяти. Камни здесь дышали, и я чувствовал, как они принимают её. Словно Память сама вспомнила, кого ждала.
Я вспомнил, как держал Наставницу за руку. Когда она уже знала, что Безымянный идёт.
– Ты не должен винить себя, — сказала она тогда. — Ты должен быть живым. Чтобы однажды сказать ей — кто она есть на самом деле.
Но я не знал, как это сделать. Теперь — должен.
...
Хранитель ждал меня у лестницы памяти — в том зале, где ступени покрыты именами тех, кто ушёл, но не забылся. Он стоял, как всегда, не шелохнувшись, с руками, спрятанными в рукавах, и лицом, что казалось высеченным из гладкого мрамора.
– Ты привёл её, — сказал он, не спрашивая, утверждая.
Я кивнул.
– Ты чувствуешь разлом?
– Она — не просто сосуд. В ней что-то движется. Глубже, чем след.
Хранитель наклонил голову.
– Именно поэтому она опасна. Но и потому же — она необходима.
Я хотел возразить. Сказать, что она ещё не готова. Что она может сломаться. Что... слишком напоминает её.
Но я промолчал.
Потому что знал: всё уже началось.
Когда я покинул зал, я почувствовал, как чья-то тень идёт за мной по следу. Не физически. Не глазами. А памятью.
Безымянный не нуждается в дверях. Он входит через шрамы. И Каэлин — уже стала одним из них.
Позднее я вернулся — не в зал, где она находилась, а в коридоры, что оплетали Третий Круг Школы, тот, где ученики проходили первое испытание.
Там, за витражами, что отражали не свет, а прошлое, за каменными арками, через которые не пройти телом, я знал: она уже внутри.
Я не имел права наблюдать. Но я стоял в нише, между двумя старинными колоннами, и ощущал, как воздух передо мной дрожит. Воспоминания клубились, как дым.
Её голос — не наружу, а внутрь:
–Я не боюсь. Я помню. Или... должна помнить.
Я увидел, как её руки дрожали. Как её дыхание сбилось, словно она плыла против течения сна. Перед ней стояло не существо — образ. Женщина из пепла. Лик её был смазан, но взгляд... взгляд был точен, как клинок.
— Кем ты была, когда тебя не было? — прошипел образ. — Кто говорил через твои губы, когда ты молчала?
Каэлин дрогнула. Не телом — душой. Я чувствовал, как она борется.
И вдруг — свет. Не внешний, но внутренний. Её ладонь вспыхнула. Отпечаток. Я узнал его.
Голос Наставницы — сквозь её губы, но не её голос:
– Ты не сможешь украсть мою Истину. Она уже названа.
Образ начал рассыпаться, шипя, как тень, вытесненная зарёй. Каэлин упала на колени. Я сделал шаг вперёд — и остановился. Я не должен был вмешиваться. Она должна пройти это сама.
Но в этот миг я понял: она сильнее, чем я думал. И — опаснее. Потому что в ней не просто след Наставницы. В ней — её воля.
И если Каэлин падёт — Безымянный получит её.
А если выстоит... возможно, он впервые встретит то, что не способен исказить.
Позднее, той же ночью, когда её первое испытание уже завершилось, я нашёл Лин в библиотечном атриуме. Она сидела на полу между высокими полками, подперев голову ладонью, словно засыпала, но глаза её следили за каждым теневым колебанием в витражах.
Я вошёл бесшумно, но она не вздрогнула.
— Ты умеешь ходить так, будто тебя не существует, — сказала она, не оборачиваясь.
Я присел рядом, прислонившись спиной к колонне.
— Привычка. Иногда это спасает.
Она посмотрела на меня.
— Иногда — делает тебя одиноким.
Мы молчали. В свете тусклых ламп масляного стекла её кудри казались темнее, чем были, а в янтарных глазах пряталось что-то, что я не хотел признавать — страх, смешанный с надеждой.
— Ты видел? — спросила она наконец.
— Да.
— И?
Я не ответил сразу. Внутри гудело. Словно волна разбивалась о берег памяти, снова и снова.
— Она держится, — сказал я тихо. — Но трещина в ней растёт. Слишком много шёпота. Слишком мало тишины.
Лин кивнула, и в её лице появилась острота, которой не было прежде.
— Она нужна тебе как сосуд?
— Она нужна всем нам. Но... — я замолчал. — Она напоминает мне о ней.
— О Наставнице?
Я кивнул.
— Каэлин ещё не знает, кто она. Но Безымянный — уже догадывается.
Лин опустила взгляд, склонилась к полу и провела пальцем по трещине в камне.
— Ты знаешь, что её нельзя спасти. Только укрепить. Либо она станет дверью — либо станет входом для него.
— Я знаю, — прошептал я. — Но пока она здесь — я буду рядом.
Лин усмехнулась и наконец подняла на меня взгляд:
— Тогда скажи ей. Прежде чем Безымянный сделает это за тебя.
Я поднялся первым. Тень от витража прошлась по полу, словно разрез света. И в этом отблеске я увидел на стене знак — отпечаток руки. Такой же, как был у неё.
Каэлин начинала раскрываться. И с каждым днём выбор становился всё более неизбежным.
А ночь становилась длиннее.