10
Нин Ихэн проснулся очень рано, зима рассветала поздно. Когда он сел с кровати, за окном все еще было темно.
Чэн Хуай Сю растянулся на спине, его ладони закатали подол одежды, обнажив худой низ живота.
Нин Ихэн молча смотрел на него некоторое время, его пальцы на краю кровати слегка дрожали. Он повернулся и встал с кровати, чтобы умыться.
Из кухни доносился жужжащий звук. Ли Сяомин встал раньше. Он надел розовый фартук с сердечками и остался у плиты, чтобы сварить кашу на завтрак.
Ли Сяомин быстро заметил Нин Ихэна. Он обернулся и встретился взглядом с Нин Ихэном.
Ли Сяомин был человеком, который на самом деле показывал свои эмоции на рукавах. Он почти не смог скрыть неловкость на своем лице. Он поприветствовал его и сказал: «Это...босс, доброе утро».
Нин Ихэн кивнул.
Ли Сяомин чувствовал, что Нин Ихэн его недолюбливает, и его кожа на голове немела, когда он находился с ним в одной комнате.
Нин Ихэн вообще не собирался уходить. Он стоял неподвижно и смотрел, как тот помешивает кашу половником.
Ли Сяомин почувствовал себя настолько неловко, что не смог удержаться и спросил: «Чэн гэ все еще спит?»
Нин Ихэн сказал «Эн».
Характер Ли Сяомина всегда был прямолинейным, особенно в последние два дня. Нин Ихэн всегда встречал его очень неловким взглядом. Он больше не мог этого выносить.
Ли Сяомин поставил кастрюлю и половник в руке, повернулся спиной к Нин Ихэну и сказал: «Босс, я знаю, как вы смотрите на Чэн гэ. Я видел подобное слишком много раз с тех пор, как был маленьким и точно могу сказать».
Его внешность доставляла ему массу неприятностей, а также преждевременно открывала ему природу человеческой любви и желания.
«Вам не нужно относиться ко мне как к воображаемому врагу. Чэн гэ не может иметь обо мне мыслей».
У Ли Сяомина не такой характер, чтобы иметь сердце, чтобы угадывать и исследовать мысли других людей.
Он просто высказал все свои мысли: «Мне не нравятся мужчины, и он никогда не проявлял склонности любить мужчин...»
«Но я не могу этого гарантировать. Я знаю его уже много лет, и я знаю только одно».
«Не дави на него слишком сильно».
Нин Ихэн: «...»
Нин Ихэн справедливо сказал: «Он честный человек, я не подниму на него руку».
«Тогда что ты делаешь, уставившись на меня весь день?»,— пожаловался Ли Сяомин в своем сердце.
Однако сексуальная ориентация и ревность это две разные вещи. Нин Ихэн был неразумным человеком, который ревновал без разбора.
В это время Ли Сяомин понял, что то, что он только что сказал боссу, было слишком. В конце концов, ему все еще нужна эта работа. Несмотря ни на что, по крайней мере, он сможет выжить в будущем.
В конце концов, Нин Ихэн был известным «деревянным человеком», на которого жаловались коллеги. Независимо от того, в какой ситуации он сталкивался, Нин Ихэн мог долго молчать. Ли Сяомин не говорит, и он тоже не говорит. Это еще больше смутило Ли Сяомина.
Ли Сяомин тихо вздохнул и сказал: «Босс, если Чэн гэ сможет это принять, то я на самом деле вас поддерживаю».
«Позвольте мне рассказать вам о нем секрет. Я узнал этот секрет случайно. Даже он не знал, что я знаю об этом».
Чтобы заставить Нин Ихэна меньше думать об этом, Ли Сяомин решил продать Чэн Хуай Сю.
В конце концов, окончательное решение принимает Чэн Хуай Сю, и он посчитал, что эта утечка безобидна.
Как только упомянули Чэн Хуай Сю, Нин Ихэн сразу же заинтересовался.
Хотя в арендованном доме было всего три человека, секрет все равно оставался секретом. Из-за чувства вины Ли Сяомин подсознательно подошел к Нин Ихэну и прошептал ему на ухо.
...
Он спал такой уставший прошлой ночью.
Всю ночь ему снилось, что его босс сжимает его груди, сдавливая его до потери дыхания. Однажды он проснулся среди ночи, только чтобы обнаружить, что рука Нин Ихэна обнимает его грудь, его лоб прижат к его затылку, он крепко обнимает его.
Мими свернулся у него на ухе, издавая оглушительный мурлыкающий звук, похожий на мурлыканье дядюшки среднего возраста, что совсем не вязалось с милой мордашкой котенка.
У него болела спина, и эти два груза сдавили его посередине, и он не мог пошевелиться.
Когда он проснулся, Нин Ихэн и Мими больше не были рядом с ним. Аромат каши наполнил его комнату, заставив его живот заурчать.
Ли Сяомин был действительно добродетельным человеком, его стряпня была весьма вкусной. Она не бывает одинаковой каждый день.
С тех пор, как он делил с ним квартиру, он покупал посуду и мыл ее. Он никогда не беспокоился о еде.
Он зевнул и похромал в душ. Не доходя до кухонной двери, он услышал голос Ли Сяомина.
Из-за расстояния он не мог слышать, о чем он говорил, но в его сердце зазвенел тревожный колокольчик.
Нин Ихэна не было ни в его спальне, ни в гостиной, ни в ванной, так что он мог быть только на кухне. Одинокие мужчины, в одной комнате и очень весело разговаривающие...
Это здорово. Он знает, что ему следует уйти вежливо в это время, чтобы оставить им личное пространство, но он действительно не мог противиться своему любопытству.
Так уж получилось, что дверь на кухню была закрыта неплотно, и образовалась узкая щель.
Он с трудом наклонился, приспосабливаясь к боли от небольшого поворота талии, и прижался лицом к двери.
Он увидел Ли Сяомина, стоящего лицом вбок, и Нин Ихэна, стоящего спиной к нему. Когда он приблизился, они замолчали. Они были не далеко и не близко, и он не знает, что они делали.
Он беспокоился за них.
Ли Сяомин внезапно приблизился к Нин Ихэну. Они оба становились все ближе и ближе, и они прижимались друг к другу с его точки зрения.
Он почти забыл, как дышать, и в изумлении смотрел на сцену на кухне, настолько потрясенный, что не мог закрыть рот.
Чёрт возьми! Похоже, его ассисты всё-таки принесли плоды.
Он был прав, они добьются успеха!
Удовлетворенный своим суждением, он почувствовал, что его присутствие больше не нужно. Он был готов вернуться в спальню на некоторое время, чтобы дать им достаточно времени побыть вместе.
Но по какой-то причине в его сердце было чувство неописуемой потери. Наверное, это произошло из-за того, что Нин Ихэн забрал у него друга, с которым он был одинок вместе, и это заставило его почувствовать себя немного неуютно.
У Нина Ихэна тоже есть эксцентричная черта, но на самом деле он не плохой.
Он проигнорировал дискомфорт в сердце и выпрямил талию. Черт, он не мог ее выпрямить.
Он переоценил свою недавно искривленную талию и не мог нормально двигаться, находясь в согнутом положении слишком долго.
Почему он облажался в критический момент? Ему хотелось плакать, но слез не было. Из-за страха быть обнаруженным людьми внутри, ему пришлось упереться ладонями в стену рядом с ним, пытаясь использовать свою силу, чтобы заставить себя двигаться.
Он беспокоился в глубине души, думая, что нет ничего невозможного в том, чтобы согнуться в талии и медленно отступить назад.
Он пошевелил ногой, но он забыл, что потянул мышцу на ноге. Боль заставила его пошатнуться, и его тело упало перед кухонной дверью.
Прежде чем упасть, он подсознательно схватился за дверной косяк рядом с собой и, наконец, стабилизировал свое положение, не упав на землю.
Дверь сильно ударилась плечом и с грохотом отскочила внутрь, что немедленно встревожило людей внутри. Ли Сяомин и Нин Ихэн были ошеломлены и посмотрели в его сторону одновременно.
Он все еще неподвижно держался за дверной косяк.
Дверная рама медленно покачивалась взад-вперед по инерции, издавая скрипящий звук.
Эта дверь, похоже, не очень хорошего качества. Он несвоевременно отвлекся. Если он ударит ее еще раз, она будет сломана...
Нет, о чем, черт возьми, он думает в это время?!
Действительно достойно его босса. Даже если кто-то сломал интрижку, Нин Ихэн все равно выглядел спокойным. Он пристально посмотрел на него и сказал: «Чэн Хуай Сю, твоя талия в порядке?»
Он видел, что с ним что-то не так, но это было неважно. Сейчас не время говорить о такого рода проблемах.
«Ай, босс, вы, ребята, продолжайте говорить».
Он смущенно улыбнулся: «Я просто случайно проходил мимо и ничего не слышал».
Это правда, он долго подглядывал и ничего не слышал, и его поймали: «Я не буду беспокоить вас, я ухожу».