Ангел
Дом был непривычно тихим.
Стефания проснулась позднее обычного — на часах было почти десять. Ни шума посуды, ни голосов из кухни, ни Джули, стучащей в дверь с очередной «миссией». Только мягкий свет, пыль в лучах и ощущение... пустоты.
Она вышла из спальни, на ходу накидывая мягкий серый кардиган, и спустилась вниз. Прошла по коридору, заглянула в гостиную — никого. Кухня — пустая. Даже повара куда-то исчезли. Дом дышал тишиной.
Лишь у входной двери стоял Нико — как обычно на посту, с серьёзным лицом и внимательным взглядом. В этот раз он был в чёрном, без оружия на вид, руки скрещены на груди.
— Нико, — окликнула Стефания, подходя ближе. — А где все?
Он чуть приподнял голову, взгляд мягко потеплел:
— Уехали рано утром. На кладбище.
Стефания замерла:
— Сегодня...?
— Пять лет, — кивнул Нико. — Как умерли их родители. В этот день они всегда уходят из дома до рассвета. Только втроём и без охраны.
Стефания кивнула, чуть понизив голос:
— Я помню, ты говорил... что раньше семья Ареса дружила с семьёй Леонардо. Что они были почти как родные. Но потом Леонардо предал.Из-за этого... они и погибли?
Нико на мгновение опустил взгляд. Сжал челюсть. Потом — тихо, глухо:
— Да. Но всё было намного сложнее.
Она молчала, ожидая. Он смотрел в окно, потом вдруг начал говорить. Спокойно, но с болью, глубокой, как шрам:
— Пять лет назад семья Версано и Моретти были связаны. Их отцы держали город вдвоём. Два клана, одна сила. Они не делили — они объединяли. Дети росли вместе. Арес, Леонардо, Данте — были как братья. Их родители вместе вели дела, но...
Пауза. Нико сжал пальцы:
— Леонардо всегда хотел большего. Он был... жаден до власти. Хотел всё под себя. Чтобы не делить ни с кем. Чтобы ему подчинялись. Даже отец был ему помехой.
Стефания вздрогнула:
— Он убил и своих родителей?
— Да, — глухо ответил Нико. — В тот день он устроил двойную ловушку. Сначала заманил родителей Ареса на якобы мирную встречу — под предлогом подписания соглашения. Там всё было устроено: снайпер, перекрытые выезды, фальшивые переговорщики. Их расстреляли прямо в машине.
Он замолчал на секунду, потом добавил:
— А через два часа он подстроил взрыв в собственном особняке. Под видом "несчастного случая". Его родители сгорели заживо. Все подумали — месть Версано. Но на самом деле — это он расчистил себе трон.
Стефания медленно опустилась на край подоконника. В её глазах — уже не просто сочувствие. Понимание. Шок. И ненависть. К тому, кто улыбался ей. Кто хотел её «забрать».
— Он всё спланировал... ради власти?
— Ради власти и бессмертного страха. Он хотел, чтобы имя Моретти внушало людям ужас. Арес тогда тоже очень изменился. Превратился в того, каким ты его сейчас знаешь. Сдержанного, жёсткого.Он выжил, остался, но с того дня... он не прощает.
Стефания сжала руки. Внутри — как будто всё сдвинулось:
— Я должна была узнать это раньше..
Нико посмотрел на неё внимательно:
— Теперь ты знаешь.И теперь ты тоже часть этого.
Стефания ещё долго сидела у окна, глядя в сад, не замечая ни утреннего света, ни мягкой пыли, витающей в воздухе. Внутри что-то дрожало — не страх, нет. Боль. Глубокая, чужая, но почему-то вдруг ставшая её собственной. Она представляла, как в тот день, пять лет назад, два мальчика потеряли всё. Один — стал чудовищем, другой — камнем. И оба теперь стояли по разные стороны её жизни.
Она встала медленно, будто под весом мысли. Прошла наверх, переоделась в тёмно-серое пальто, лёгкий трикотажный свитер, джинсы. Волосы убрала в небрежный пучок, на губы — лёгкий блеск. Без макияжа.
Перед выходом задержалась у Нико:
— Я скоро приеду. Всё нормально.
Он посмотрел на неё внимательно, немного настороженно:
— Куда?
— По делам, — тихо. — Никакой опасности. Это личное..
Он кивнул, но явно не в восторге. Дал короткую команду Луке — сопровождать, но издалека, чтобы не мешать.
Стефания не стала возражать.
Поездка была молчаливой. Город за окном менялся: от ухоженного центра к окраинам, где дома становились ниже, серее, облупленней. Машин меньше, людей — тоже. Район, в котором она выросла, никогда не был добрым. Но в детстве она не знала другого. И когда увидела знакомую дверь с облезлой зелёной краской, сердце дернулось. Даже спустя столько лет, столько боли — здесь всё ещё было её прошлое.
Она вышла из машины одна. У Луки было чёткое указание не вмешиваться, если не услы́шит выстрел.
Поднялась на третий этаж, шаги отдавались гулко. Дверь не изменилась. Всё та же — с царапинами и перекошенной ручкой.
Она постучала. Раз. Два.
Тишина.
Потом внутри — движение. Мягкий глухой голос женщины:
— Кто там?
— Это я. Стефания.
Пауза. Затем поворот ключа. Скрип.
Дверь приоткрылась. Из неё выглянула женщина — усталая, осунувшаяся, с бутылкой в руке и следами бессонной ночи под глазами. Мать. Та самая, которую Стефания помнила сильной — когда-то. До того, как алкоголь стал её единственным спасением.
— О, Господи... ты живая. — Голос сломался. — Ты живая...
— Да, — тихо ответила Стефания. — Я просто... хотела посмотреть — как вы тут...
— Мы... нормально... — женщина опустила глаза. — Отец твой... спит. Или валяется. Я не знаю. Ты есть хочешь? — добавила вдруг, как-то глупо, не к месту.
— Нет, — слабо улыбнулась Стефания. — Мне просто надо было увидеть — что вы... живы. Вот и всё.
Они молчали.
Несколько секунд.
Странных. Пустых.
Потом Стефания кивнула — самой себе, как будто поставила галочку в списке долгов, развернулась и пошла обратно по лестнице.
Сердце сжималось. Не от боли. От прощания. Она вдруг поняла — это был последний раз. Не потому что не любит. А потому что теперь живёт другой жизнью.И в этой новой жизни — её семья жила не в квартире с облупленными стенами.А в особняке. С татуировкой туза на плече.И с людьми, которые не бросали.
Стефания не сразу сказала водителю, куда ехать.После встречи с родителями внутри осталась пустота — тёплая, но болезненная. Как будто прошлое окончательно отстегнулось и ушло вниз по ступеням. Ей нужно было место, где можно было бы дышать и думать:
— К морю, — сказала она наконец, глядя на горизонт. — Просто... поехали к морю.
Машина выехала за город, покинув Миланские улицы, и направилась на юг. Весеннее солнце уже начинало прогревать воздух, и по обе стороны шоссе всё зеленело. Стефания сидела в машине молча, положив голову к окну, пальцами перебирая край рукава. Она вспоминала всё — разговор с Нико, голос матери, затхлый запах квартиры, и взгляд Леонардо, прожигающий кожу.
К обеду они добрались до безлюдного побережья, где море лениво бежало к песку. Пляж был почти пуст — ветер срывал пену с волн, небо было прозрачным, бескрайним. Она вышла из машины, скинула туфли и прошла босиком по холодному песку до самой воды.
Села на деревянный настил, поджав ноги. Молча смотрела вперёд.
Покой.
Такой, какого не было давно.
Тем временем...
Двери особняка открылись, и внутрь вошёл Арес. За ним — Данте и Джули. Все трое молчали. В них чувствовалась тяжесть прожитанного дня — будто каждый из них вынес из кладбища по камню, прижатому к сердцу.
Они прошли вглубь дома. Джули сразу поднялась наверх. Данте пошёл на кухню. Арес остался в холле, не снимая пальто.
К нему подошёл Нико:
— Она уехала, — коротко сказал он.
Арес поднял на него взгляд — быстрый, как удар:
— Когда?
— Утром ещё. Сказала, что всё нормально,что скоро вернётся. Взяла Луку, он с ней, но держится на расстоянии. Не вмешивается.
— Куда поехала?
— Сначала... — Нико замялся. — Сначала — к родителям.
Арес медленно кивнул, сжав пальцы. Он знал, как много это для неё значило. Но что-то в его лице дрогнуло — тревога? Боль? Нет. Скорее, глухое понимание.
— А потом?
— Поехала к морю.
— Одна?
— Лука рядом, но не мешает. Она просто... сидит. Смотрит на воду.
Арес молчал. Несколько секунд.Потом тихо сказал:
— Подготовь машину. Я поеду за ней.
— Ты только вернулся, — осторожно заметил Нико.
— Я знаю, — коротко бросил Арес. — Но мне все равно.
Стефания сидела на деревянном настиле, прижав колени к груди, когда солнце начало медленно опускаться к горизонту. Закат разливался по небу оттенками золота, янтаря и мягкой охры. Море перед ней сияло, как жидкое стекло, каждая волна тихо накатывалась на берег, словно дышала вместе с ней.
Ветер мягко тронул её волосы, разметав пряди по плечам.
В какой-то момент она вдруг встала.
Резко. Импульсивно.
— Блин... — выдохнула она себе под нос. — Давно я не танцевала.
В голове всплыли образы — детство, деревянный зал, звонкий смех девочек, музыка, шаги. Тогда она ходила на танцы. Пока семья ещё была семьёй. Пока мир не стал тяжёлым.
Она сделала шаг по настилу, медленный, плавный. Потом второй. Ветер обвивал её пальто, развевал тонкую ткань платья, которая показалась из-под него, словно волна. Стефания закрыла глаза.
И начала двигаться.
Без музыки. Без плана.
Тело вспомнило само — поворот, лёгкое движение рук, полукруг стопами. Волосы развевались, когда она закручивалась в лёгком пируэте. Руки словно рисовали воздух. Всё было плавным, чувственным, настоящим.
Это был не танец для сцены. Это был танец для себя.Как будто через движение она отпускала всё: боль, обиды, страх, одиночество.
Солнце садилось за горизонт, заливая её силуэт золотом. Платье развевалось, как парус. Она кружилась, ступала по доскам, будто по сцене между мирами. В её взгляде была свобода. В теле — лёгкость. В сердце — жизнь.
И она не знала, что не одна.
На краю пляжа, в тени автомобиля, стоял он.
Арес.
Молча. Неподвижно.
Он наблюдал за ней, как за чудом, которое боялся потревожить. Его лицо было в тени, но глаза — в огне.
Он никогда не видел её такой.
Свободной. Настоящей. Прекрасной.
И в тот момент он понял:эта девочка с татуировкой туза, с болью в прошлом и светом в движениях —не просто его часть. Она вся — как огонь, его нельзя держать в клетке.И он не сможет... и не захочет её удерживать.Он будет рядом, будет защищать, но только если она сама выберет остаться.
Закат продолжал растекаться по небу, будто художник разлил охру и золото по холсту. Стефания кружилась в этом свете, почти не касаясь земли, словно танцевала не ногами, а душой. Ветер щекотал кожу, платье колыхалось, а внутри было — свободно.
Она не думала.
Не вспоминала.
Просто жила.
Но в какой-то момент, развернувшись в сторону, она увидела его.
Арес.
Он стоял на краю пляжа, с полурасстёгнутым чёрным пальто, тень от капюшона скрывала часть лица, но его глаза — чёрные, как сама ночь, — смотрели на неё.
Прямо. Глубоко. Словно не просто видел — чувствовал её.
Стефания замерла.
Неожиданность. Мгновенное внутреннее волнение.Тело чуть потеряло ритм — и в следующий миг её нога неловко соскользнула с настила, ступив на мягкий, зыбкий песок. Угол падения был неправильный. Лодыжка резко подвернулась.
— Ай! — вырвалось у неё.
Она упала — не сильно, но неуклюже. Песок прилип к ладоням, в глаза ударила пыль.
На лице — растерянность. Боль от резкой боли в ноге. И... смущение.
Потому что он видел.
Арес тут же бросился вперёд. Его шаг был резкий, быстрый — как у человека, который сорвался без команды. Песок захрустел под подошвами, пальто развевалось за ним, как чёрное крыло.
Он присел рядом — мгновенно. Молча. Но в его руках не было растерянности — только крепкая, уверенная забота. Он подхватил её под спину и ладонью коснулся ноги.
— Где? — резко, но тихо.
Стефания нахмурилась:
— Лодыжка...походу. Ничего страшного. Просто неудачно... ступила.
— Ты неудачно на меня посмотрела, — отозвался он мрачно, проверяя ногу осторожно, но твёрдо. — Вот и результат.
Она хотела усмехнуться, но не смогла — боль была реальной. И всё ещё пульсировала.
— Ну... вы производите впечатление, — прошептала она слабо, сквозь сжатые зубы.
Он посмотрел на неё. Долго. Его лицо было рядом. Тепло дыхания касалось её щеки:
— Дай я тебя отнесу, — сказал он.
— Я сама могу...
— Не спорь, кудряшка, — отрезал Арес, уже наклоняясь, чтобы подхватить её.
Стефания попыталась ещё немного оттянуть момент, вяло возражая:
— Я же тяжёлая...
Он резко поднял на неё взгляд, и на мгновение в его глазах мелькнуло нечто, похожее на возмущение.Потом, не теряя хода, подхватил её на руки легко, будто она и вправду ничего не весила:
— Я тебе уже говорил, что ты слишком худая, — пробормотал он, прижимая её к себе чуть ближе, чем нужно.
Стефания закатила глаза, но из-под ресниц всё равно скользнуло что-то мягкое, почти смеющееся:
— Вы меня раздражаете.
— Взаимно... Ангел, — усмехнулся он, уже делая шаг по песку, неся её в сторону машины.
Она застыла:
— Что?
Он вдруг осёкся, как будто сам не понял, что сказал. Горло дёрнулось, и он почти неловко прокашлялся:
— Кудряшка, — быстро поправился. — Я сказал «кудряшка».
Она смотрела на него внимательно. Слишком внимательно. Потом хмыкнула:
— Видимо, у меня уже слуховые галлюцинации.
Он не ответил. Просто шёл молча, неся её, как драгоценность, которую нельзя уронить.А сердце его, привыкшее к молчанию и приказам, билось не в такт шагам.Потому что впервые за долгое время — он забылся.А она это заметила.
Арес нёс её по влажному песку, осторожно, как будто в его руках была не девушка, а стеклянная скульптура с сердцем внутри. Он смотрел вперёд, челюсть напряжена, шаг уверенный, но внутри было совсем не то, к чему он привык.
Стефания молчала. Её рука лежала у него на груди — чувствовала, как там бешено бьётся сердце. Не от страха, не от усилий. От чего-то другого, что нависло между ними с той самой секунды, как он вырвал из себя это случайное — ангел.
Она могла бы поддразнить. Сказать что-то колкое, заставить его ещё раз оговориться. Но не стала. Потому что впервые увидела в нём — не только силу, но и смущение.А это — куда сильнее.
Он донёс её до машины, осторожно открыл дверь, усадил на сиденье, пригнулся, чтобы поправить ремень:
— Сиди спокойно. Приедем — осмотрим тебя.— пробормотал он, будто пряча голос в ветер.
— Вы будто врач, а не мафиози, — усмехнулась она.
Он только бросил на неё взгляд — короткий, тёплый, но полный контроля:
— Чем меньше говоришь — тем меньше будет болеть, кудряшка.
Стефания положила голову к стеклу. Солнце уже коснулось горизонта, закат налился медью и кровью. Машина поехала медленно, по прибрежной дороге. В салоне было тихо. Только шум волн снаружи и её дыхание.
Через двадцать минут они въехали в дом.
Охрана открыла ворота, словно чувствовала, что что-то изменилось. На крыльце их уже ждал Нико. Данте выглянул из кухни с обеспокоенным лицом:
— Что случилось?
— Подвернула ногу, — коротко бросил Арес, выходя и вновь подхватывая Стефанию на руки, не дав ей и шанса ступить на землю.
— Я могу сама идти, — фыркнула она, но без особой настойчивости.
— Можешь. Но не сегодня, — ответил он и прошёл мимо Данте, как будто нес не человека, а часть самого себя.
Он занёс её наверх, в её комнату, и только когда усадил на край кровати, выдохнул глубоко:
— Сиди. Сейчас принесу лёд и мазь.
— Опять мазь, — проворчала она. — Кажется, у нас уже традиция.
— Ты мне только дай повод, — усмехнулся он, уходя, но в голосе было тепло.
Когда он вышел, Стефания посмотрела в окно.Море было уже далеко. Но пульс в груди — всё ещё бился, как волна.И где-то в нём отдалённо звучало...
Ангел.
Произнесённое случайно.
И уже никогда не забыто.
Прошло не больше десяти минут.
Стефания сидела на краю кровати, облокотившись на руки, в тишине комнаты. Щиколотка немного ныла, но больше всего болело не тело — а мысль. Мысль о том, как он смотрел. Не как мужчина, который контролирует всё вокруг. А как человек, которому впервые что-то по-настоящему важно.
Дверь отворилась.
Арес вошёл — с привычной аптечкой в одной руке и пакетом со льдом в другой. Его лицо было спокойным, но взгляд чуть мягче обычного. Тени заката играли на его скулах, подчёркивая резкие черты.Он остановился в дверях:
— Ты всё ещё сидишь?
Она чуть наклонила голову и, почти лукаво, но мягко ответила:
— Ага. Слушаюсь вас, comandante.
Арес приподнял бровь, уголок губ едва заметно дёрнулся:
— Вот это чудеса, — пробормотал он, подходя ближе и опускаясь на одно колено перед ней.
Стефания вытянула ногу, наблюдая, как он осторожно кладёт пакет со льдом на лодыжку. Потом открыл мазь, молча зачерпнул и начал наносить на кожу.
Движения были уверенные, но бережные. Его пальцы, холодные от упаковки льда, оставляли за собой огненные следы. Он молчал. Она — тоже.
В этой тишине было больше близости, чем в любых словах.
Когда закончил, он прикрыл банку, отложил всё в сторону, поднялся.И уже на пороге вдруг остановился — спиной к ней:
— Ты... красиво танцевала, — сказал он глухо, но чётко.— Ты была собой. Настоящей. И... я давно не видел ничего настолько прекрасного.
Он не обернулся.Просто открыл дверь и вышел, тихо прикрыв за собой.Стефания осталась одна.И впервые за долгое время... у неё по спине прошёл озноб.Не от страха.От того, что кто-то увидел её — не как бойца. Не как новую фигуру в игре. А как женщину, живую, настоящую. И этот кто-то был он.