Теневой каганат

Они лежали на большой кровати под тяжёлым балдахином и тихо обсуждали события прошедшего дня. Вечер уже перетёк в ночь, от огня в камине остались лишь тлеющие угольки, но сон всё ещё не шёл. Лежали они поверх одеяла, так и не переодевшись в ночные сорочки. Молодой месяц стыдливо заглядывал в окно, впуская слабые лучики сквозь белый кружевной тюль. Морозный воздух проникал в дом, покуда деревянные окна оказались не в силах защитить его от змеек сквозняка. Холодок мчался по полу, отчего вставать совершенно не хотелось.

— Что было дальше? — спросила Амелия.

Произнесла она это тихо, тоном ребёнка, которому до ужаса интересно, что происходит между мужчиной и женщиной и которому до ужаса стыдно от этого.

— А потом он подошёл так близко, что перехватило дыхание, — шепнула Анастасия, и они смущённо захихикали, но тут же обе поморщились.

— Он такой некрасивый, – продолжила шёпотом первая, теребя прядь шоколадных волос. — А ещё я видела, что, когда все уходили, у него в бороде остались кусочки хлеба.

— Ф-у-у, — протянула подруга.

— Ага. А когда заметил, вытащил и съел.

Они разразились тихим смехом и состроили гримасы полного отвращения. На миг обе умолкли.

— Так вы поженитесь? — спросила Амелия.

В голосе отчётливо читались грусть и тоска. Осознание, что скоро в её маленьком прекрасном мире что-то поменяется, безумно страшило, ведь жизнь всегда так непредсказуема.

Надо сказать, этот вопрос в значительной степени озадачил собеседницу.

— Не знаю, — ответила Анастасия, внимательно разглядывая рукав льняной рубахи, надетой под изумрудный сарафан в поисках пятна от индейки, но не обнаружив его, тихо выдохнула и глубоко зевнула. — Надеюсь, нет, от него дурно пахло пóтом и чем-то ещё... таким неприятным.

— Гадость, — отозвалась подруга и тоже глубоко зевнула.

Образовавшуюся тишину нарушило тихое сопение. Для каждого, кто не умел легко и быстро засыпать, было большой загадкой, как люди проваливаются в сон во время просмотра лицедейства или важного разговора. Некоторым даже удавалось ненадолго пробудиться и ответить, а затем снова разразиться храпом. Причём если одни несли несуразные вещи, то другие могли вести осмысленные беседы.

— Добрых снов, — пожелала Ана, хотя понимала, что подруга её уже не слышит.

Она немного поворочалась, перекатываясь с бока на бок. Странное ощущение не покидало её, но вёе же спустя несколько мгновений отправилась в Соннаго — мир снов.

Анастасия и Амелия дружили с раннего детства. Они всегда были вместе и, как полагается подругам, иногда ссорились, дрались из-за того, о чём уже не помнят, портили друг другу одежды, но каждый раз мирились. Немудрено, ведь и жили они под одной крышей.

Было в их доме и то, что они обожали всей душой. Здесь нередко проводились пышные балы и чуть более скромные ужины. К ним съезжались гости со всего Дивельграда и даже из более дальних земель Персти и не только. Всегда разодетые и обязательно важные, как индюки. Девушки любили эти празднества, хоть и часто на очередное просто не хватало сил.

Празднование Светлости, длившееся ровно месяц, начинавшееся рождением предпоследней молодой луны года и завершавшееся последней. В столице праздник заканчивался, знаменуясь пиром в царском дворце, а в остальные дни полагалось почтить своим присутствием дома ближайших родных.

По преданию, именно в этот период Блаженный Николай вернул миру солнце, тем самым избежав конца всего сущего и победив тьму. На самом деле чудес в этом мало, мудрецы сказали, что именно на третью луну Просперирин приходится самая длинная ночь в году, а затем солнце начинает удерживать свои позиции на небосклоне дольше с каждым днём. Ещё, согласно одной из идей маловеров, на тот день пришлось солнечное затмение, а Блаженный Николай оказался лишь самым большим балаболом и крикуном. Однако эти дни всегда были священными, и особо верующие наедались до полусмерти, веря, что так они помогают Николаю каждый год возвращать миру солнце. Они верили, что если в Светлость съедят животное, которое целый год растили в ласке, заботе, тепле и сытости, то чистота зверя очистит и их души. Нет на свете ничего более праведного, чем ясная душа.

— Где была? — любопытствовала Анастасия, прокравшись в покои подруги и плюхаясь в кровать рядом с ней.

Амелию вечно носило по всему Дивельграду, о её передвижениях ведомо лишь Отцу, и счастье домочадцам, если она бродила по городу. В ней всегда жило неутомимое, граничащее с одержимостью влечение к природе. Все её естество тянулось туда, где под сизой дымкой тумана самые обычные посюсторонние вещи превращались в нечто загадочное и непостижимое обывателям городских домов-ящиков.

Амелия бросила на Ану игривый взгляд. Растрёпанные тёмно-коричневые волосы несуразно торчали в разные стороны. Амелия полулежала спиной к окну, откуда солнечные лучи обрамляли безобразие на голове и придавали её виду чего-то колдовского, будто она сама была солнцем, сошедшим на землю, чтобы освещать всех своим живым нравом и неугасаемой любовью к жизни.

— Я встретилась с тем самым юношей, — едва удерживая улыбку в пределах лица, заявила Амелия.

— Правда?! — воскликнула Анастасия, определенно обескураженная таким заявлением. Хотя её мимика не отличалась особой живостью, и незнающему могло показаться, что вопрос прозвучал очень насмешливо, Амелия понимала, что сейчас подругу разрывает от восторга. — И каков он? Расскажи мне всё!

— Ну... Он высокий, много веснушек и волосы у него такого дивного цвета... Как же правильнее сказать? — Она положила руку на подбородок и нахмурила брови. Так обычно делают мудрецы, обдумывая сложную задачу, будто этот жест должен придать сил в поиске нужных слов. — Словно хлебные колосья на Сборевом лугу. Вот!

Анастасия задумалась, пытаясь собрать в голове образ по скудному описанию:

— Он красивый, — заметила Ана, с трудом припоминая детали внешности загадочного незнакомца, стоявшего в углу зала на приёме Дмитровых и с особо ласковой улыбкой глядящего на происходящее.

— О-о-очень, — протянула Амелия и мечтательно откинулась на подушки.

Анастасию очень взволновало такое событие: то ли оттого, что в её жизни грядет что-то новое, то ли от ревности подруги к какому-то проходимцу, то ли от зависти, что первым его увидела не она. Ана постаралась накинуть маску холодного безразличия, которую так часто видела на матери. Анастасии всегда казалось, что она излишне порывиста и нужно вести себя сдержаннее.

— А как это произошло? Ну... знакомство, — спросила и тут же отчего-то раскраснелась.

Рука Аны метнулась к горящим щекам, а на лице отразилась смущённая улыбка.

— Просто волшебно. Как в том лицедействе: «Она бродила по лесу и внезапно провалилась в сугроб, но тут явился доблестный воин и спас её от белого плена», — Амелия мечтательно вздохнула.

— Ты снова блуждала по лесу?! — изумилась Анастасия, притом испытывая ёегкое раздражение.

Сколько существует Дивельград, столько ходит историй о древних духах, живущих на опушках. В праздник Светлости они любят выходить из леса и обманом заманивать непослушных детишек, которые наперекор слову родителей забрели туда, куда ходить не следовало. Духи приводили детей в свои дома, где творили с ними ужасные вещи. Какие именно — детские сказки, конечно, не уточняли.

— Ну, нет... Ну, почти... Я была в Прудьей роще вообще-то, — замялась Амелия. — На самом деле я увидела его на улице, и шла разинув рот, и совершенно не заметила корни дуба, торчащие из-под снега, и споткнулась о них... Ну, и упала прямо на него. Вышло совсем некрасиво, не как в лицедействе. Мы развалились как две свиные тушки и барахтались, мешали друг другу подняться, — от переполнявшего волнения речь Амелии стала быстрой, а окончания то и дело проглатывались. Она покраснела и перевела взгляд на окно. Анастасия тихо рассмеялась, прикрыв лицо рукой, сделала глубокий вдох и спросила:

— А дальше что было? — Она едва сдерживала смех, отчего лицо перекосила забавная гримаса.

— Он встал первый и почтительно помог подняться мне, — вздохнула Амелия.

— И это всё?

— Да, — разочарованно ответила та.

— А ты пригласила его на наш вечер или просто на обед? — не унималась Ана.

— Шутишь что ли? — возмутилась Амелия, надув губы. — Я удрала от него, как от прокаженного, так неловко мне было. — Она снова нахмурилась, о чем-то задумавшись, но вдруг резко переменившись в лице, спросила с сияющей улыбкой: — Пойдём на ярмарку?

— Я не хочу.

— Ну пойдё-ём, — протянула Амелия. — Ну пожа-алуйста.

Анастасии вспомнился прошлый год, когда на той же ярмарке на неё все глядели, как на тень, внезапно отбредшую тело. Иноземные торговцы вечно принимали её за простолюдинку, укравшую господские одежды, до того худая она была, местные кидали жалостливые взгляды, дети обходили стороной, делая вид, что её не замечают, а в довершение всему, полоумная прорицательница, не спрашивая разрешения, предсказала, что скоро на голову Аны обрушится дождь бед. Анастасия взглянула в полное мольбы лицо Амелии и не смогла отказать:

— Ладно. Только ненадолго.

Издав ликующий возглас, Амелия понеслась собираться. Неторопливо Ана со всей присущей ей грацией урождённой княжны последовала примеру подруги. Натянув верхние одежды, представлявшие собой помесь мужского кафтана и женской душегрейки, укутавшись в толстые шали и натянув шерстяные варежки, двинулись они в самое сердце Дивельграда.

Скрывшееся от посторонних глаз за щедро набитыми снегом тучами солнце едва ли могло похвалиться былой летней прелестью и лишь лениво посылало скудные ошмётки света и тепла успевшим истосковаться по его сиянию горожанам. Крупные хлопья снега застилали округу, создавали непроглядную стену в самом воздухе и заметали крыши торговых лавок дивельградской ярмарки.

Круглогодичные торги особенно скрашивались в период празднования Светлости, ведь именно в это время прибывали торговцы со всех концов света. Ближайшим соседям зимой было легче провозить склонные скоро терять съедобность кушанья, другие, начав путь из далёких краев Малой земли ещё в Посевце, приходившемся на четвертую и пятую полную луну со дня победы Николая над змеем, поглотившим свет, прибывали в Дивельград лишь зимой и были полностью убеждены в том, что Персть есть ни что иное, как одно из северных царств, где властвует вечная зима, что перстийцы зовут Просперирин.

Местные жители, пребывая под особым впечатлением от вездесущего духа торжества, спешили раскошелиться и выложить половину накоплений на привозные травы, диковинные фрукты, странные, но донельзя удобные одежды, самые невообразимые ткани, обычные и расшитые золотом и серебром ковры и бесчисленное множество иных товаров.

Ярмарка становилась настоящим магнитом, ведь сюда прибывали и прорицатели, и скоморохи, и даже Блуждающие со своими поражающими представлениями.

— Ты погляди! — Амелия указывала на прилавок, ломящийся от сладостей.

Анастасия в ответ лишь задумчиво промычала, у неё из головы не шла прошлогодняя встреча с прорицательницей, и она очень надеялась не повстречать ту вновь. Оглядев сладости, с которых торговец тщетно пытался смести весь снег, Анастасия взяла приглянувшиеся сахарные тростинки, а вот Амелия набрала почти целую сумку, и не было никаких сомнений в том, что их не станет уже к сегодняшнему вечеру.

— Мне надо отлучиться, — загадочно пробубнила Амелия, кидая игривый взгляд на подругу и посасывая сахарную тростинку.

— Куда? — с толикой страха, тонувшем в бескрайнем изумлении, спросила Анастасия.

— Ну... Мне надо... Я потом расскажу. — И тут же исчезала, скрывшись в оживлённой толпе.

В растерянности Анастасия огляделась вокруг и побрела туда, куда глаза глядят. Ана проходила мимо бесконечных шатров и более скромных лавок, взгляд её скользил по странного вида мясным заготовкам, колбасам, сменяемыми золотыми украшениями, несомненно роскошными постельными принадлежностями, «набитыми отборным гусиным пухом», — как кричал торговец. Шла она, сильнее кутаясь в кафтан и чувствуя, что руки начинают замерзать, когда наткнулась на старый магазин, очевидно из постоянных, где из окон выглядывали изумительные сарафаны, шали и поневы.

Не сумев пройти мимо, Анастасия вошла внутрь. Десяток украшенных шелковыми лентами, драгоценными нитями и самоцветами кокошников и корун выжидающе воззрились на неё невидимыми, но сияющими глазами. Помещение освещалось лишь камином, что выглядел совершенно неправдоподобно для этого места. Переняв западную традицию, во многих перстийских домах и заведениях стали заменять печи на камины, наблюдая в них изысканность. Несколько масляных горелок, установленных в полузакрытых металлических и стеклянных сферах, были развешены вдоль стен.

Проведя рукой по одной из особо изящных одежд, Ана дёрнулась: её напугал внезапный голос, раздавшийся позади и звучавший слишком потусторонне. Сердце Аны бешено заколотилось. Резко обернувшись, она увидела прекрасную женщину в льняной рубахе и бархатной бордовом поневе, на плечах которой ютилась толстая шерстяная шаль.

— Чем могу помочь? — повторила торговка, нарисовала подобие улыбки, и шрамы на её лице несколько устрашающе натянулись.

— Я уже ухожу, — зарделась Ана и поспешила к выходу, чтобы скрыться раньше, чем эта изящная круглолицая женщина насмехнется над её желанием выглядеть красиво.

— Постой, — слишком требовательно приказала женщина. — Меня зовут Агата. Ты ведь княжна Анастасия, верно? — Ана нерешительно кивнула. — Подойди, девочка, мне надо тебе сказать кое-что.

Анастасия тут же узнала этот глубокий взгляд и совсем не хотела слушать никаких предсказаний. Не зная, как мягче сказать об этом, она сделала робкий шаг назад и пролепетала:

— Мне надо идти, меня ждут.

Она уже положила руку на дверную ручку, но Агата не унималась:

— Тебе надо быть осторожнее. Очень скоро тебя настигнет серьёзное испытание.

В надежде сбежать от сумасшествия, творившегося в этой лавке, Ана поспешила прочь и двинулась к трапезной, ставшей привычным местом встречи подруг, если вдруг те потеряют друг друга в городе.

Сборев – время года у перстийцев, приходящееся с девятнадцатого августа по восемнадцатое октября.

Просперирин – время года у перстийцев, приходящееся с девятнадцатого октября по двадцать четвертое февраля.