8
Назавтра Зоя весь день проводит при отряде. За ней следят особенно пристально, и ей не удаётся сбежать ни в кружковое время, ни в тихий час. Даже в столовой Зоя сидит за одним столом с девчонками из своего звена. Правда, стол длинный, и она занимает место в дальнем углу, в стороне от остальных. Будто отделившийся от архипелага островок.
Зоя шарит по столовой взглядом, но не замечает Славу. И перед глазами вновь встаёт ночной кошмар. Сейчас, когда девчонки объявили Зое бойкот, а она демонстративно игнорирует их в ответ, когда рядом нет Славы, Зое кажется, будто она и впрямь пропала. Сидит над тарелкой каши – а её никто не видит. Лишь пристальные взгляды вожатой и главной воспитательницы рушат иллюзию.
Зоя доедает безвкусный завтрак. Затем скучает на пляже, пока остальные плещутся в воде. Обняв колени руками, смотрит на чаек, парящих над водой.
И почему их лагерь назвали «Альбатросом», а не «Чайкой»? Альбатросов тут отродясь не было, а чайки вот кружатся сотнями. Кроме этой ерунды, в голову больше почему-то ничего не лезет.
До самого вечера она не теряет надежды всё-таки пересечься со Славой, но тот не объявляется ни на кружках, ни на ужине, а в одиночку отлучиться к новострою Зоя не может. Подумывает даже сбежать после отбоя, но понимает: в какой палате спит Слава, она не знает. Зоя сама его не найдёт, а у Славы нет причин её ждать. И Зоя забирается в кровать вместе со всеми. Но, дождавшись, пока разговоры окончательно смолкнут, а дыхание соседок выровняется, Зоя поднимается, хватает в охапку одежду с босоножками и выскальзывает из палаты.
Наскоро натянув рубашку и юбку, Зоя по привычке сворачивает к новострою, но замирает на полпути: его окна темны, и изнутри не доносится ни звука. Несколько секунд Зоя стоит, сверля кирпичную громаду взглядом, вслушиваясь в стрёкот кузнечиков, доносящийся как будто отовсюду. Затем разворачивается и направляется в сторону главных ворот – раскинувшего крылья альбатроса.
Зоя ёжится и трёт руками плечи: пусть сейчас лето, по ночам становится зябко. Под ногами хрустит сухая хвоя.
Наконец, в сумраке проступают очертания гигантской металлической птицы. Зоя встаёт на носочки и вытягивается в струнку. Прислушивается.
Тишину нарушают лишь кузнечики и шелест потревоженной лёгким ветром листвы, больше ничего.
Тогда Зоя воровато оглядывается по сторонам и, никого не заметив, присаживается на корточки у того места, где крылья альбатроса, сходясь, перетекают в полое птичье тело.
Здесь Зоя в прошлом году оставила свой секретик. Здесь на днях Слава нашёл только потускневшую ласточку.
Зоя сама толком не понимает, зачем пришла сюда, однако осторожно разгребает иголки и тонкий слой прохладной земли. Пальцы упираются в гладкую твёрдую поверхность, и секунду спустя лунный свет отражается от куска стекла, который сжимает в руках Зоя. А в ямке, которую закрывал осколок...
У Зои перехватывает дыхание.
Там лежат фантики и вкладыш от жвачки. Ночь украла у них краски, но это точно они – те самые, что спрятала Зоя перед отъездом прошлым летом.
Чувствуя, как отчего-то быстро, тревожно колотится сердце, Зоя перебирает фантики в пальцах и никак не может взять в толк: если они всё это время были здесь, как их мог не найти Слава? А если нашёл, почему сказал, будто в секретике осталась лишь ласточка?
Зоя вновь принимается копаться в земле, но, кроме камешков, ничего больше не обнаруживает.
Слава действительно забрал ласточку, её ласточку, так почему же он... обманул Зою? Или фантики просто кто-то вернул позже? Если это розыгрыш, но он не просто глупый... он лишён всякого смысла!
Зоя сидит на корточках у тайника несколько минут, затем медленно, будто во сне, кладёт фантики обратно в секретик и накрывает сверху стеклом.
Бросив взгляд на спящий новострой, Зоя на цыпочкахпрокрадывается в палату. Она долго ворочается, но, по крайней мере, этой ночьюЗое ничего не снится.