ГЛАВА 9
Виктория
Утро четырнадцатого дня. Последний день подготовки.
Я просыпаюсь в объятиях Алессандро, и первая мысль — завтра все может закончиться. Мы можем погибнуть, можем победить, но жизнь, какой мы знаем ее сейчас, закончится навсегда.
— Доброе утро, amore mio, — шепчет он, целуя меня в висок.
Итальянские слова звучат как музыка. Я поворачиваюсь к нему, изучаю его лицо в утреннем свете. Резкие черты, шрам над левой бровью, темные глаза с золотистыми искорками. Если завтра он умрет, я запомню его именно таким.
— Доброе утро, — отвечаю, прижимаясь ближе. — Готов к последнему дню мира?
— С тобой я готов к чему угодно.
Мы лежим еще несколько минут, наслаждаясь близостью. Потом реальность берет свое — нужно работать.
К полудню в подвале собираются мои люди. Тридцать два человека — все, кто остался верен семье Волковых. Дмитрий привозит из города последние новости.
— Соколов чувствует себя хозяином, — докладывает он. — Переехал в особняк, окружил себя охраной. Думает, что угроза миновала.
— Отлично, — киваю я. — Самоуверенность — лучший союзник врага. Что с остальными?
— Многие начинают сомневаться в его способности управлять. Два дня назад он приказал убить семью Козловых за отказ платить дань. Даже детей.
В моих глазах загорается огонь. Козловы были старыми друзьями отца, их дочке всего десять лет.
— Это его последняя ошибка, — говорю я холодно. — Отец всегда говорил: войну ведут мужчины, но детей не трогают никогда.
Алессандро кладет руку мне на плечо.
— Тем лучше для нас. Люди увидят разницу между тобой и им.
Остаток дня проходит в последних приготовлениях. Проверяем оружие, изучаем план особняка, распределяем роли. Алессандро руководит как настоящий полководец — спокойно, четко, не оставляя места для ошибок.
Вечером, когда все готово, мы остаемся наедине. Завтра утром начнется штурм.
— Виктория, — говорит он серьезно, — я хочу, чтобы ты осталась в тылу. Руководила операцией отсюда.
— Даже не думай, — отвечаю я немедленно. — Это моя война, моя месть. Я буду там.
— Слишком опасно. Если что-то пойдет не так...
— Тогда мы умрем вместе, — перебиваю я. — Алессандро, посмотри на меня. Я не собираюсь прятаться, пока другие сражаются за мое право на трон.
Он молчит долго, борясь с желанием защитить меня и пониманием того, что я права.
— Хорошо, — наконец соглашается он. — Но ты не отходишь от меня ни на шаг.
— Обещаю.
Мы целуемся, и в этом поцелуе — все наши чувства, страхи, надежды. Завтра мы узнаем, на что способна любовь перед лицом смерти.
Алессандро
Рассвет пятнадцатого дня застает нас в полной боевой готовности. Виктория одета в черную военную форму, волосы убраны в хвост, лицо сосредоточенное. Принцесса Востока готова к войне.
Особняк Соколова находится в элитном районе Москвы. Трехэтажное здание с высоким забором, охраной по периметру, видеокамерами на каждом углу. Крепость, но у каждой крепости есть слабые места.
— Группа "Альфа" блокирует главный вход, — командует Виктория через рацию. — "Бета" заходит с тыла. "Гамма" контролирует периметр. Никого не выпускать.
План прост и эффективен. Три группы одновременно атакуют здание с разных сторон, создавая хаос и панику среди охраны Соколова.
Мы с Викторией возглавляем основную группу — двенадцать лучших стрелков, которые пройдут через главный вход прямо к кабинету Соколова на втором этаже.
— Всем помнить, — говорю я в микрофон, — Соколов нужен живым. Остальных — по обстоятельствам.
Часы показывают 6:47. Солнце едва показалось из-за горизонта.
— Начинаем, — шепчет Виктория.
Первый выстрел разрывает утреннюю тишину. Снайпер убирает охранника на воротах, и мы врываемся на территорию.
Все идет по плану первые десять минут. Мы быстро зачищаем первый этаж, поднимаемся на второй. Сопротивление минимальное — большинство людей Соколова еще спят или не готовы к серьезному бою.
Но когда мы приближаемся к кабинету, ситуация меняется.
— Засада! — кричит Дмитрий, и коридор озаряется вспышками выстрелов.
Из боковых комнат появляются вооруженные люди. Их больше, чем мы ожидали — Соколов был готов к нападению.
— За колонны! — командую я, укрываясь за мраморной опорой.
Виктория рядом со мной, стреляет точно и хладнокровно. Каждая пуля находит цель.
— Сколько их? — кричу я через грохот стрельбы.
— Слишком много! — отвечает Дмитрий. — Нужно отступать!
— Нет! — Виктория перезаряжает пистолет. — Мы так близко!
Дверь кабинета открывается, и появляется Соколов с автоматом в руках. Он целится в Викторию, палец на спуске.
Время замедляется. Я вижу, как он нажимает спуск, вижу огненную вспышку, летящую пулю. Виктория не успеет уклониться.
Я бросаюсь вперед, толкаю ее в сторону, принимая удар на себя. Пуля входит в плечо, но я остаюсь на ногах.
— Алессандро! — кричит Виктория.
Но Соколов уже целится снова. На этот раз в меня.
И тогда Виктория делает то, что изменит нашу жизнь навсегда.
Она выскакивает из укрытия, заслоняя меня собой. Три пули попадают в нее — одна в грудь, одна в бок, третья...
Третья попадает в живот.
Она падает, кровь растекается по полу. Я ору как зверь, опустошаю магазин в Соколова. Он падает, но мне все равно — я уже рядом с Викторией.
— Principessa, держись, — шепчу я, прижимая руки к ранам, пытаясь остановить кровотечение. — Все будет хорошо.
Ее глаза открыты, но взгляд туманный.
— Алессандро... жив?
— Жив, amor mio. Жив благодаря тебе.
Бой вокруг нас затихает. Люди Соколова либо мертвы, либо сдались. Но мне все равно — весь мир сузился до бледного лица женщины, которую я люблю.
— Скорую! — кричу я. — Быстро!
Дмитрий уже говорит по телефону с врачом. У нас есть связи в больницах, люди, которые не станут задавать лишних вопросов.
— Виктория, не закрывай глаза, — говорю я, гладя ее по лицу. — Смотри на меня.
— Больно, — шепчет она.
— Знаю, tesoro. Но ты сильная. Ты справишься.
Санитары прибывают через восемь минут. Восемь самых длинных минут в моей жизни. Они осторожно перекладывают Викторию на носилки, подключают капельницы.
— Состояние тяжелое, — говорит врач. — Нужна срочная операция.
Я еду в больницу в машине скорой помощи, держа ее за руку. Она дрейфует между сознанием и беспамятством, но каждый раз, открывая глаза, ищет меня взглядом.
— Я здесь, — повторяю я как молитву. — Я никуда не уйду.
***
Виктория
Первое, что я слышу, возвращаясь в сознание — тихое попискивание медицинских приборов. Второе — голос Алессандро. Он о чем-то говорит с врачом, голос напряженный, встревоженный.
Пытаюсь открыть глаза, но веки как будто налиты свинцом. Все тело болит, особенно живот. Воспоминания возвращаются постепенно — выстрелы, кровь, Алессандро, падающий под пулями Соколова.
— Алессандро, — пытаюсь позвать, но голос получается хриплым шепотом.
Разговор обрывается, и через секунду я чувствую, как он берет мою руку.
— Я здесь, principessa. Как ты себя чувствуешь?
Наконец удается открыть глаза. Больничная палата, белые стены, запах антисептика. Алессандро сидит рядом с кроватью, лицо бледное, глаза красные от бессонницы.
— Ты ранен, — замечаю, увидев повязку на его плече.
— Пустяки. Главное, что ты жива.
Врач — пожилой мужчина в очках — подходит к кровати.
— Мисс Волкова, как вы себя чувствуете?
— Как будто меня переехал грузовик, — отвечаю честно. — Что со мной?
Врач обменивается взглядом с Алессандро. В его глазах я читаю что-то, что заставляет мое сердце забиться быстрее.
— Операция прошла успешно, — говорит доктор осторожно. — Мы извлекли все пули, остановили кровотечение. Вы будете жить.
— Но?
Пауза затягивается. Алессандро сжимает мою руку крепче.
— Одна из пуль... — начинает врач и останавливается.
— Говорите, — требую я.
— Пуля повредила матку. Повреждения серьезные. Я боюсь... боюсь, что у вас никогда не будет детей.
Слова ударяют больнее любой пули. Весь мир как будто останавливается. Не будет детей. Никогда.
— Вы уверены? — спрашиваю, хотя по лицу врача уже все понятно.
— К сожалению, да. Мне очень жаль.
Он тихо выходит из палаты, оставляя нас наедине. Я смотрю в потолок, пытаясь осознать новость. Алессандро молчит, но я чувствую, как дрожит его рука.
— Виктория...
— Все в порядке, — говорю я, хотя это неправда. — Главное, что мы живы.
— Нет, не в порядке. — Его голос полон боли. — Это моя вина. Если бы я был осторожнее, если бы лучше продумал план...
— Алессандро, посмотри на меня.
Он поднимает глаза, и я вижу в них ту же боль, что чувствую сама.
— Это не твоя вина. Это была моя война, мой выбор. Я решила защитить тебя, и я не жалею об этом.
— Но дети... ты хотела детей. Помнишь, рассказывала мне о мечтах?
Да, я помню. Мечты о маленьких ручках, о детском смехе, о том, чтобы дать ребенку ту любовь, которой мне не хватало в детстве.
— Хотела, — признаю я. — Но не больше, чем хочу тебя.
Он встает, отходит к окну. По напряжению в его плечах я понимаю — он винит себя. И это страшнее любых ранений.
— Алессандро, что ты думаешь?
— Думаю, что ты заслуживаешь лучшего, — говорит он, не оборачиваясь. — Заслуживаешь мужчину, который не разрушит твою жизнь.
— Не смей, — предупреждаю я. — Не смей винить себя в том, что случилось.
— А кого мне винить? — поворачивается он ко мне, и в его глазах горит знакомая боль. — Ты пострадала из-за меня. Опять. Как моя мать.
Вот оно. Старая рана, которая не заживает. Он снова чувствует себя виноватым в чужой боли.
— Это совсем другое, — говорю я твердо.
— Нет, не другое! — взрывается он. — Я приношу беду тем, кого люблю! Сначала мама погибла, спасая меня, теперь ты...
— Я жива, — перебиваю я. — Я жива, и я здесь, и я выбираю быть с тобой.
— Но ты не сможешь иметь детей. А я не смогу дать тебе семью, о которой ты мечтала.
— А если я скажу, что мне достаточно семьи из двух человек?
Он качает головой.
— Говоришь так, потому что еще не осознала потерю. Пройдет время, и ты поймешь, что я украл у тебя будущее.
— Ты дал мне будущее! — кричу я, пытаясь подняться с кровати. — Без тебя я была бы просто холодной женщиной с пистолетом! Ты научил меня любить!
— И этого достаточно?
— Мне — да.
Но я вижу в его глазах, что ему недостаточно. Вина пожирает его изнутри, как кислота.
Он подходит к кровати, целует меня в лоб.
— Отдыхай, principessa. Поправляйся. А я... мне нужно время подумать.
— Алессандро, не уходи.
— Я не ухожу. Просто... дай мне время.
Но по тому, как он избегает моего взгляда, я понимаю — он уже принял решение. И это решение разобьет мне сердце.
