Тени Стамбула: сердца в ловушке

«Преступление может стать причиной любовной истории».

Агата Кристи "Убийства по алфавиту".

***

18 сентября 2024 года
12.30  по Стамбульскому времени
Международный аэропорт Стамбула   İstanbul Havalimanı

- Я благодарна, что Вы все же решили принять мое предложение, господин Унал.

Кывылджим поспешила выдернуть свою ладонь, всего на секунду испытав чувство неловкости рядом с этим высоким элегантным мужчиной, из его рукопожатия, и буквально в миг одела на себя маску равнодушного, почти стального хладнокровия, стараясь оценить мужчину, с которым ей предстояло работать.

Мимо мужчины и женщины, не сводящих друг с друга прямого оценивающего взгляда, чинно проследовала группа молоденьких улыбчивых девушек слишком высокого роста, которые на фоне женщины-прокурора, несмотря на одетые ею тонкие каблуки, выглядели будто греческие богини, сошедшие с глянцевых картинок современных книг и их представлениях о Афродите или Афине.
Короткие юбки-тенисски  открывали стройные загорелые бедра, обращая на себя внимание множества мужчин в поле их пребывания, и Кывылджим инстинктивно немного нервным движением поправила лацканы своего пиджака, стряхивая с него несколько только ей заметных пылинок и гордо выставила длинную шею, чуть задирая голову, едва тряхнув каштановыми волосами.

Но от профессора не ускользнули и эти мимолетные движения.

- Вы были слишком убедительны, госпожа Арслан. Международный вызов в качестве нарушителя закона показался мне весьма веским доводом, чтобы досрочно отправить моих студентов изучать криминалистику на практике, - профессор скользнул пронизывающим и насмешливым взглядом по лицу Кывылджим, позволяя ей зардеться легкой краской на лице при упоминании метода ее воздействия на стоящего перед ней человека. 

Ослепительная открытая улыбка, в которой столь явно сквозило нечто ироничное и вызывающее, тут же отразилась на лице мужчины и приковала излишнее внимание Кывылджим Арслан своими чересчур притягательными ямочками сквозь черную густую щетину, подернутую первыми седыми волосками. Замешкавшись от собственного разглядывания щек профессора, едва заметное для других и слишком заметное для оппонента женщины прокурора, Кывылджим одернула себя, снова хватаясь за низ светлого легкого пиджака, поражаясь реакции собственного тела, действующего, очевидно, назло своей хозяйке.

- Вы не оставили мне выбора, господин Унал, - все же призналась Кывылджим, ничуть не смущаясь своих действий, как если бы пару секунд назад она во все глаза не рассматривала этого профессора, больше похожего на пижона с подиума. - Пришлось прибегнуть к методу, который обычно действует безотказно.

- Не привыкли получать отказы, госпожа Прокурор? - усмехнулся Омер, продолжая сканировать женщину напротив слишком пытливым взглядом.

- Привыкла сажать виновных за решетку со всей строгостью закона, господин Психолог, - в той же манере ответила Кывылджим, мгновенно вспыхивая как спичка от ехидства, просквозившего в его голосе, и тут же вернув ему пас, отчетливо подчеркивая пренебрежительность в обращении к должности, которой она наделила мужчину. - И если для этого мне приходится ужесточить свои методы, значит, повод действительно серьезный.

- Это я уже понял. Я читал о совершенном убийстве в прессе.

- Тогда Вы, несомненно, в курсе того, как похожи дело пятилетней давности с сегодняшним преступлением, - отозвалась Кывылджим, глаза которой тут же вспыхнули огнем интереса, когда мужчина напротив дал ей возможность очутиться в привычных ей водах любимой работы.

- Иначе бы моя скромная персона Вас не заинтересовала, - ухмыльнулся Омер. - Я могу задать Вам один вопрос?

- Попробуйте, господин Унал.

- Почему сама госпожа Прокурор отправилась встречать рядового консультанта криминалиста в аэропорт? С этой ролью смог бы справиться любой сержант полиции. К тому же, я коренной житель Стамбула и вряд ли бы потерялся по дороге во Дворец Правосудия. Неужели наше сотрудничество начнется с глубокого недоверия?

Кывылджим коронно изогнула бровь, по-видимому, изучая, насколько ироничен вопрос профессора, вперяя в него огненный глубокий взгляд и теряясь от столь явно оголяющего ее слишком включенное отношение к делу.
Среди коллег уже давно ходили шуточки о ее усердном отношении к любому вопросу, называя ее никак не иначе, как "охотницей за правдой", и тем самым обозначая количество уголовных дел, которые она с победоносным выражением лица закрывала в суде раз за разом. 
Железная леди зала судебных заседаний, не знающая пощады в своей неумолимой логике - так обычно описывали ее адвокаты процессов, не желая встречаться с ней на любом из них.

Однако то, что профессор с такой легкостью сейчас завуалировано  обозначил ее импульсивность, задело Кывылджим не на шутку. Не подавая виду, что заглотнула слова-наживку, как рыбка, внутри себя переживая вихрь смущения от задетого чистого любопытства до желания здесь и сейчас карать виновных, женщина прокурор на чистом инстинкте, желая скрыться от слишком внимательного взгляда красавчика-мужчины, скрестила руки на груди, чуть отступая на шаг от него и увеличивая дистанцию.
На мгновение замерев, словно пытаясь подобрать слова, которые не раскроют ее истинных мотивов, она сжала губы  в тонкую линию и метнула взгляд  в сторону, словно ища поддержки у невидимого свидетеля.

- Я предпочитаю лично контролировать все этапы расследования, чтобы избежать неприятных сюрпризов.  И еще, - продолжила Кывылджим, - я не верю в случайности. Особенно, когда речь идет о делах, которые, как Вы сами заметили, имеют неприятное сходство с прошлым. Так что да, наше сотрудничество начинается с глубокого недоверия. И это, господин Унал,  - Кывылджим Арслан тут же выставила указательный палец в сторону своего визави, - лучшая гарантия того, что мы будем предельно внимательны к каждой детали. А теперь, господин профессор, может, перейдем к делу? У меня еще много работы, и Ваше присутствие  - далеко не единственный вопрос, с которым мне предстоит столкнуться. Машина ждет у выхода, - Кывылджим чинно кивнула в сторону стеклянных дверей, то и дело ходивших в сторону от нескончаемого числа пассажиров и их сопровождающих, снующих в здании аэропорта.

- Ваша излюбленная тактика - сразу переходить к сути, это похвально, госпожа Арслан, - заметил Омер.

Речь его была до боли размеренной и не спешной, как будто специально затрагивая за живое вечно несущуюся вперед женщину. 

Кывылджим бросила на Омера взгляд, в котором читалось нечто среднее между раздражением и восхищением. Его проницательность начинала действовать ей на нервы, но в то же время она не могла не признать, что этот психолог, несмотря на свою самоуверенность, действительно знает, как вывести ее из равновесия.

- Я предпочитаю действовать эффективно, а не производить впечатление, - отрезала Кывылджим, стараясь скрыть раздражение за строгим тоном. - И вот прямо сейчас я уверена, что наш обмен любезностями, господин Психолог, слишком затянулся. На моем столе как минимум еще десять дел ждут своей очереди. И если Вы сейчас так и продолжите применять на мне свои психологические штучки, чтобы описать мои внутренние убеждения, то боюсь, преступления в Стамбуле возрастут в разы,  и ответственным за эти преступления я назначу Вас.

На этих словах Омер не смог сдержать своего рвущегося наружу смеха, что и продемонстрировал слишком открыто, глядя, как отчаянно женщина прокурор пытается со всех сторон обходить его словесные ловушки, сразу дающие ему понимание о той, с кем ему предстоит работать некоторое время.  Прямая и не умеющая скрывать своих истинных эмоций, загорающаяся от борьбы за справедливость Прокурор-богиня возмездия, с неумолимостью Немезиды, кажется, карала зло и наказывала всех виновных с безаппеляционной решимостью.

От него не укрылось и то, как нервно она теребила полы своего пиджака, когда рядом оказалась компания стройных красоток, как бросила неловкий взгляд на него, в оценке, проводит ли он их своим взглядом, как засмотрелась на его ямочки - его магнит, который он умело использовал в собственных целях. Для профессора, привыкшего день и ночь проводить за анализом мимики, жестов, интонаций и знающего сотни разных методик психологического воздействия, не составило труда вычислить женскую неуверенность в собственной привлекательности, а потому ярко проявляющееся стальное самоутверждение в столь не женской должности, особенно в стране, где до сих пор давлели принципы патриархата.

Скользнув заинтересованным хитрым взглядом по ее фигуре исподлобья так, чтобы госпожа Прокурор смогла в полной мере ощутить свой особый шарм, в невольном желании подарить ей уверенность не только как хваткому профессионалу, о которой он, предварительно связавшись со своими коллегами, был уже слишком наслышан, но и как особо интересной женщине, профессор, наконец, унял свой смех, глядя, каким пылким и уничижительным взглядом Кывылджим награждает его в эту минуту.

- Ваша способность убеждать начинает мне нравиться, - иронично заметил Омер, слегка наклоняясь к ней и минимизируя расстояние между ними, намеренно нарушая личные границы положения двух тел. -  Действие через угрозы - чем не повод быстро идти на сотрудничество. Поэтому, - профессор так же резко отклонился от женщины, как только что был в ее пространстве, и вытянул руку в сторону дверей, приглашая ее следовать к ним, - пойдемте, я весь к Вашим услугам.

Легко представив, как может действовать женщина прокурор на любом из допросов под действием своей импульсивности, из обостренного чувства нравственности и жажды борьбы с преступностью, а вовсе не из желания любым способом добиться признания, Омер в одну минуту ярко вообразил, какие проблемы у госпожи Арслан может вызывать такое поведение, в особенности количество исковых дел, которые могут быть возбуждены против непримиримой воительницы за справедливость.

Закатив глаза в огромный высокий, отделанный рейками потолок, под которым скрывались круглые неоновые светильники, Кывылжим громко цыкнула, давая возможность мужчине убедиться в своей показной пренебрежительности.
Немедленно развернувшись на месте, подобно круто начинающему вращению маятнику, женщина прокурор, в свойственной ей манере порывистости и милой неуклюжести, тут же с ходу столкнулась с каким-то грузным светловолосым мужчиной  в джинсовке, налетая ему прямо на белоснежные кроссовки и лихо ударяясь плечом к плечу.
В одну минуту рука Омера тут же с мягким усилием, ухватив ее за локоть, привлекла Кывылджим к своей широкой груди, облаченной в темно-коричневую водолазку, закрывая спиной от мужчины, готовым разразиться ругательством на счет вечно спешащей женщины.

- Аккуратнее, госпожа Прокурор, - услышала она насмешливый голос профессора сверху своей макушки и тот же румянец вдруг предательски покрыл ее щеки. - Не все люди вокруг обязаны расступаться при Вашем появлении.

- Еще одно слово, господин Психолог, и я пожалею о своем решении сделать Вас участником расследования, - процедила Кывылджим, рывком освобождаясь от его защищающего воздействия тела и отступая в сторону.

- Что же, тогда я приятно проведу отпуск на родине и вернусь к своим студентам, -  незамедлительно , веселясь, ответил ей Омер, не давая возможности женщине оказать на него какое-либо давление без своего ведома.  - Кажется, они будут более уступчивы, - добавил он, больше себе под нос, чем в сторону госпожи Прокурора.

Жестом пропуская вперед Кывылджим, Омер двинулся следом за женщиной, едва поспевая своими размеренными широкими шагами за громкой и быстрой поступью ее каблуков по мраморному керамограниту, уложенному ровными квадратами, по зданию аэропорта сквозь группы людей или одиноких пассажиров, тихо усмехаясь грозным эмоциям женщины, рвущимся наружу сквозь ее демонстративно нервные шаги и глядя как резко она встряхивает распущенными локонами, цвета молочного шоколада. Почему ему вдруг пришло в голову такое сравнение он не знал, хотя одинаково со сравнением, ему внос проник стойкий аромат духов с запахом вкуснейшего из десертов, когда-то устроившими революцию в популярном гурманском направлении.

Направляясь вслед за упрямой женщиной по залитому солнцем пространству парковки перед огромным зданием аэропорта Стамбула, являющегося пересадочным хабом бесчисленного числа международных рейсов, своей величественностью и современностью поражающим с первых минут, Омер наблюдал, как колышутся ее волосы на легком сентябрьском ветру, как покачиваются ее бедра в такт жестким ударам каблуков по асфальту, как напряжена ее спина, говорящая о многодневной скопившейся усталости и напряжении, когда ей приходилось изо дня в день доказывать, прежде всего, самой себе, что она имеет право на существование в системе турецкого правосудия, и думал, что, возможно, их сотрудничество будет интересным... если, конечно, они оба смогут пережить этот день возле друг друга.

__________________

18 сентября 2024 года
12:15 по Стамбульскому времени

Со вчерашнего дня девушка сменила аватарку в своем аккаунте.

Он еще раз убедился, что теперь вместо искренней, наивной, невероятно красивой девушки на него с экрана большого монитора смотрит какой-то веселый зайчик с розовыми ушами и красным бантом на одном из них, и крайнее неодобрение пробежало по его лицу, останавливаясь на сжатых полных губах в несдержанной гримасе злости.
Молодой мужчина звучно выпустил струю воздуха изо рта, играясь пальцами друг об друга, и перевел взгляд на фотографию на его столе, заслоненную сегодня грудой пластиковых контейнеров с остатками еды, которые за последнюю ночь, пока его пальцы звонко стучали по клавиатуре, умножились вдвое, мысленно посылая статной женщине на ней воздушный поцелуй.

Затмить благородные аристократичные черты любимого лица давно уже никому не было под силу, но девушке, теперь выглядящей как заяц, это удалось. Нервно потирая руки друг об друга, то складывая в замок, то расцепляя, он не находил себе места, желая продолжить ночное общение с виртуальной подругой, так непринужденно начавшееся вчера вечером.

Умело вписываясь в ее романтические образы, мужчина вел себя в переписке так, будто бы только что сошел со страниц сказок, прекращаясь в богатого принца на лихом белом, как он представил свой черный внедорожник, Maserati, усиливая свой положительный образ. Наивная девушка потрясала его чистотой своих рассуждений, несмотря на идиотское название группы, в которой она состояла. Снова представив ее образ в своей голове, он почувствовал прилив жгучей, так свойственной османцам, энергии возбуждения, расширяя свои темные зрачки от предвкушения задуманного.

Вычислить тренировки волейбольной команды Istanbul Bilgi University для него не составляло труда, что он и сделал еще несколько часов назад, сканируя расписание ее учебной деятельности на факультете Связей с Общественностью. И теперь слушал, как шумит электрический чайник на черном металлическом столике на колесиках, больше предназначенном для каких-либо медицинских операций, чем для чайных принадлежностей стоящих на нем.
Откинувшись на спинку своего большого черного вращающегося кресла молодой мужчина потер пальцами подбородок, заросший щетиной и пристально и со всем жаром вгляделся в экран, увидев, как цель его охоты снова появилась онлайн, хотя еще несколько часов назад уверяла его, что времени на общение у нее, будучи занятой парами в университете, просто не будет.

Уставившись в одну маленькую зеленую точку, обозначавшую незримое присутствие абонента в сети, мужчина стучал ногой об пол в нетерпении, пытаясь совладать с охватившим его ознобом от необходимости прямо сейчас увидеть красивые зеленые глаза, обрамленные густыми пышными ресницами и приятную нежную улыбку, дарившую ему минуты эйфории, когда видеочат на платформе собирал участниц для еженедельной болтовни о совершенных успехах женской братии.

Чайник усиленно воззвал к своему хозяину, и мужчина грузно и даже местами неуклюже протопал к металлическому столику, бросая чайный пакетик в любимую кружку с ручкой женщины, неустанно сопровождающей его в любых его начинаниях. За окном, устроенном в мансардном этаже четырехэтажного дома в районе Сарыер, яростно било Стамбульское солнце, которое мешало его планам, когда он уже в красках представлял стройную молодую девочку, сопровождающую его в салоне собственного автомобиля.

Его раззадорило ее присутствие в сети без единого приветственного смайла к нему в сообщения. Заполняя кружку до краев кипятком, он вспоминал, как в своем прежнем, отброшенном в чертоги памяти детстве, девочки его класса стаями увивались за знойным красавцем, а он, будучи прыщавым скромным подростком с лишним весом, уныло наблюдал за ними, стоя возле окна школьного коридора втайне мечтая однажды превратиться в того, кто сможет повелевать всем миром.

"Аккаунт не в сети" - вновь упал его взгляд на экран, когда он снова опустился в привычное ему кресло, где высветились синие окружности вокруг остальных умильных лиц девушек, разными на лад улыбками и горящими хищными глазами смотрели на него, мечтая о своем прекрасном богатом принце.

Он ненавидел алчность. Но не отказывал себе в удовольствии наблюдать за ее проявлениями среди женского пола, иногда ловя голодные взгляды женщин, когда появлялся в ночном заведении в своей кожаной куртке и фирменных темных очках, говорящих о его немалом достатке. Издеваться над охотницами за легкой и беспечной жизнью - было его увлечением, когда он, воспользовавшись их компанией, покидал их на следующее утро в поисках того самого бриллианта, способного разделить его внутренний мир.

И сейчас тот самый бриллиант был не в сети, очевидно, готовясь к тренировке по волейболу, надевая короткую синюю форму, стягивая локоны в густой высокий хвост, непринужденно болтая с членами женской волейбольной сборной в узкой душной раздевалке, где запахи женского пота перекликались с устойчивыми запахами нежных духов.

Уже представляя, как та самая зеленоглазая красавица отбивает мяч своими длинными пальцами, сцепленными в кулак, как дерзко двигается ее тело вдоль физкультурного зала, он инстинктивно нащупал брелок с ключами от своего черного внедорожника, с громким стуком опуская чашку на стол, как раз возле фотографии женщины.

"Тебе она точно понравится", - усмехнулся он ослепительной улыбке молодой женщины на фото, удовлетворительно кивая в место, где стоял небольшой приготовленный для нее букет цветов.
Цокая в ее сторону языком и хитро подмигивая, будто в эту минуту говорил с самим живым человеком, после чего схватил неброский растянутый черный джемпер, натянув его на давно не видавшее тренажерный зал тело, облачил свои ноги в черные широкие штаны со множеством карманов, схватил черную кепку, уже изрядно выцветшую на солнце и вышел из квартиры, как и прежде оставляя свой аккаунт перманентно онлайн.

Попасть в университет оказалось проще простого. Достаточно было оставить свой внедорожник за несколько кварталов от современного здания, отделанного красной плиткой, возле Центральной мечети Силахтар, предварительно заглянув в место успокоения души и сердца каждого мусульманина, отдавая дань молитве великому Пророку.
Пройтись вдоль ручья Алибей по студенческой дорожке, кишащей множеством молодых людей, веселых и не очень, довольных и не слишком, в направлении главного кампуса здания университета, проскользнуть под металлическими балками и опорами, втискиваясь в белые пластиковые двери вместе с группой студентов, спешащих в то же крыло, куда и он, где располагался спортивный зал.

Усевшись на длинную желтую скамья, молодой мужчина направил свой взгляд, потерявший остроту за днями и годами, проведенными за монитором, в прищуре в центр зала, где уже во всю разминались молодые поджарые высокие девушки, перекидывая мяч друг другу. Внезапно обнаружив причину своих душевных терзаний прямо в центре ближе к сетке, он ощутил приятный натянутый трепет нервных окончаний, заставляющий его чуть привстать с лавки, чтобы как можно более внимательно разглядеть чудесную милую девушку, лихо отбивающую мяч с громкими криками в пространство.

Весь спортивный зал, три стены которого занимали огромные окна, заливал солнечный свет, луч которого оставляя в волосах девушке золотистые переливы, спускался по ее ногам вниз, подчеркивая их идеальность. Упругие мышцы бедра принимали на себя отголоски ее прыжков, интенсивно подрагивая от толчков тела.

Словно почувствовав в секунду чей-то пронизывающий взгляд, обаятельная девушка, чья улыбка вызвала у мужчины волнение глубоко в груди, выраженном в страстном перестуке сердца, обернулась и, как часто бывает в таких моментах, предоставленных на волю судьбе, встретилась взглядом с его карими глазами, заставив его склонить голову набок в приветствии и слегка иронично улыбнуться, увидев ее замешательство.

Скрывать себя перед ней он не планировал.

Девушка закатила глаза в потолок, поведя плечами в пренебрежении, и слегка фыркнула, выражая свое незамысловатое во всех смыслах отношение к очередному мужчине, оценившему ее красоту.
Укол задетого самолюбия тут же отозвался в теле мужчины струйным напряжением мыщц, заставляя его сильнее сжать изысканный фамильный перстень, в самом центре которого была выгравирована маленькая кобра, капюшон ее был раздут с обеих сторон.

- Доа, повнимательнее! - услышал мужчина голос темноволосой подруги девушки, которая в эту минуту делала ей пас, активно передвигаясь вдоль сетки и следя за движениями других игроков команды. - Кто этот парень? - сказала она, подходя к миловидной девушке, после команды тренера о перерыве.

- Понятия не имею, - ответила Доа, цокая языком и вкладывая в свои слова максимум презрительного отношения к мужчине. - Вижу его уже в который раз на тренировках и иногда возле кампуса. Вечно выглядит как будто только вышел из пещеры, ничего примечательного, - рассмеялась она, бросая мимолетный взгляд в сторону желтой скамьи, где только что сидел незваный гость и с большим удивлением поднимая брови, не обнаружив его в том самом месте.

- Несколько раз? - изумилась девушка, отчего ее брови резко взлетели вверх, выражая крайнюю обеспокоенность таким странным фактом. - Может, обратиться в полицию?

- Какая полиция, ты что? - усмехнулась Доа Арслан, сопоставляя образ, который периодически в течение месяца оказывался неподалеку от тех мест, где прибывала она сама. - Ему бы стилиста хорошего вызвать. Ходит всегда в какой-то растянутой одежде, небритый. Неприятный тип, конечно. Пошли, тренер зовет, - и она указала на вытянутую руку тренера с мячом, держащего свисток наготове.

Мужчина, стоящий чуть сбоку от входа в зал, скрытый парочкой высокий студентов-баскетболистов, сверкнул черными большими глазами, еще раз оценивая ладную фигуру, обтянутую узким топиком, и поспешил на выход из университета, спеша вернутся к своему привычному наблюдению через монитор.

Однажды она все равно на него посмотрит.

___________________

18 сентября 2024 года
15:10 по Стамбульскому времени

Женщина - прокурор с выверенной прямой осанкой и копной коричневых волос, отбивающих ритм по спине при ходьбе, стремительной походкой направилась с парковки к массивному внушительному зданию Дворца Правосудия Турецкой Республики, каждым уверенным стуком каблуков по серому асфальту возвращая Омера Унала в материю из трепетных, но столь же гнетущих мужчину воспоминаний о собственном прошлом.
Вид мощного правительственного одиннадцати этажного здания с развивающимся на ветру турецким флагом над главным входом, служащий ему символом чего-то большего, чем правосудие и справедливость, за которые он выбрал бороться однажды вопреки семейным требованиям, затрагивал разные струны его души, напоминая об идеалах, некогда оставленных им в Стамбуле, но до сих пор так остро отзывающихся замиранием в груди.

Группа журналистов у входа, окружившая мужчину в строгом официальном костюме, который держал черную мантию с изумрудным воротником, выдающим в нем адвоката, сейчас жадно впитывала каждое его слово в ответ на льющийся поток вопросов по очевидно громкому делу, волнующему турецкую общественность.
Профессор вдруг в полной мере ощутил разницу в организации процессуальных норм своей родины в сравнении с прагматичным подходом немецкой системы, где не было места столь навязчивому вторжению прессы в детали расследований непосредственно у здания суда.
Он невольно поддался воспоминанию о болезненном эпизоде пятилетней давности, когда в эмоции гнева и безысходности чуть не изувечил оператора одного популярного издания, который так нагло вопреки просьбам убрать камеру, преследовал его с намерением запечатлеть памятный переломный для хода расследования момент.

Захваченный ярким отголоском пережитого, он на несколько секунд непроизвольно остановился, всматриваясь в эмоции женщины-клиента, дело которой сейчас, по всей видимости, разбирали на косточки местные папарацци.
Спрятанная за широким корпусом своего адвоката, она несла в себе испуганный взгляд, который пришлось скосить вбок от ярких вспышек камер. Напряженные плечи и пальцы, лихорадочно скользящие по кожаным ручкам среднего размера сумки, выдавали ее волнение, переходящее в нервоз, судя по расширившимся от неожиданности бегающим зрачкам, приоткрытому рту и движениям корпуса, будто стремящегося превратиться во что-то менее значительное, чем сочные пышные формы.
Легкая тень подспудной досады отразилась в его застывшей в моменте позе, в то время как губы сомкнулись под действием всколыхнувшего его нутро чувства.

Кывылджим Арслан, спиной ощутив отсутствие следующей за ней до этого величавой солидной тени, как только поднялась на несколько ступеней вверх к главному входу в здание суда, резко обернулась, теперь в недоумении находя этого странного мужчину, поразившему ее еще в аэропорту некоторыми проявлениями, разглядывающим совершенно ничем не примечательную группу людей в то время, как их ждали столь важные и срочные дела.

- Господин Унал! Вы так и будете стоять здесь, словно статуя? - требовательно воскликнула прокурор с язвительными нотками в голосе, побуждая его слегка дрогнуть, переведя на нее пытливый внимательный взгляд.

- При всем желании, под Вашим началом мне бы этого сделать не удалось, - хмыкнул он, поймав ее чуть уловимое замешательство, которое тут же сменилось строгостью.

- Тогда прошу, - кивнула она в сторону турникетов, и профессор длинной широкой поступью, в отличие от ее быстрых мелких шагов, проследовал вперед за женщиной, так рьяно рвущейся наказать всех преступников.

«А может быть, и не только их, окажись у нее такая возможность», - подумал вдруг он, усмехаясь пришедшей мысли.

- Разве я сказала что-то смешное, господин Психолог?! - жесткий взгляд вперился в мужчину через плечо.

- Разве может госпожа Прокурор смеяться? Я сама серьезность.

Мужчина поднял руки в отступающем жесте и слегка прищурил хитрый взгляд, пряча его под изгибом бровей. Саркастичная улыбка мимолетной вспышкой отразилась на его губах, и он перехватил ручку своего чемодана с курткой поверх нее, который также плавно, как и его хозяин, следовал за ним.

- Омер Унал? Кого я вижу! - раздался откуда-то сбоку низкий голос мужчины, своей большой фигурой заполняющего приличное пространство, и Омер с Кывылджим оба приостановились у подножия лестницы, ведущей из главного вестибюля на второй этаж прокуратуры. - Госпожа прокурор, - дежурно кивнул он в сторону женщины, несильно фокусируя на ней свое внимание, но при этом с явным жадным интересом сейчас осматривая с ног до головы профессора.

Омер, на долю секунды замешкавшись, теперь слегка смущенно притупил взгляд, после чего его лицо совершенно преобразилось, выдавая что-то сродни чистой радости. Уголки его губ, первым движением поползшие слегка вниз, затем обнажили зубы в точности также, как и тогда в аэропорту в помощи незнакомой женщине с ребенком, проявляя пленительные ямочки.

Кывылджим, слегка ошарашенная картиной, развернувшейся перед ней, где один из самых уважаемых и опытных судей распростер свои объятия, заключая в них ее спутника, инстинктивно оглянулась по сторонам. Столь неуместное проявление чувств двух мужчин в людном месте, привлекшее внимание по меньшей мере дюжины человек, заставило ее напрячься, испытывая неловкость.

Что это за профессор такой, что сам господин Альптекин, славящийся суровым нравом и обозначающий четкие границы в особенности в отношении государственных обвинителей и адвокатов, сейчас предстал перед ней в облике благодушного мужчины? Легкий налет улыбки, которую она попыталась изобразить в приветствии, сейчас сковал ее скулы, выдавая истинную эмоцию настороженного удивления.

- Как я рад, Омер! Какими судьбами?

- Я тоже рад вас видеть, Эфе бей. Я... проездом здесь по одному делу. Госпоже Арслан понадобилась консультация.

Омер добродушно развернулся в сторону Кывылджим, обдавая ее поразительно теплым взглядом, однако в данный момент никак к ней не относящимся.

- Ну что же, ты ничуть не изменился, ничуть. Разве что еще сильнее возмужал, - вовсе игнорируя госпожу прокурора пробасил мужчина, по-отечески похлопывая профессора по плечу. - Я уж было обрадовался, что ты вернулся в строй.

- Всему свое время, Эфе бей.

- Уже навещал брата? Я давно его не встречал, передавай ему привет.

- Передам...

- Ты, должно быть, выпустил после себя хороших немецких специалистов? Бьюсь об заклад, они будут поумнее наших оболтусов, - не унимался господин судья.

- Студенты есть студенты, - вновь пуще прежнего улыбнулся Омер, выдавая свой трепет и приверженность профессии учителя. - Талантливые ребята, в действительности, встречаются везде.

Во все глаза наблюдая за общением двух мужчин и чувствуя не поддающиеся объяснению волны ревности от внезапного ощущения себя лишней в своей же привычной среде, где она уже давно привыкла быть в главных ролях, Кывылджим ощущала внутри нарастающее раздражение, которое грозило вот-вот выплеснуться из берегов ее самообладания.

- Господин Альптекин, я вижу, вы встретили старого знакомого, это очень приятно, - вторгалась в их милое общение Кывылджим, замыкая на себе взгляды двух пар глаз, рассеянно уставившихся на нее с угасающим разочарованием. - Однако у нас с господином Уналом важное дело, которое... не ждет, - заключила она требовательным тоном командира в намерении вернуть себе лидерство.

- Ну раз госпожа прокурор говорит, что важное дело, - почтенный мужчина протянул руку Омеру и после пожатия похлопал еще раз по ладони профессора поддерживающим движением, холодно косясь на женщину, - значит, увидимся позже. Позвони мне, Омер. Буду очень рад.

- Хорошо, Эфе бей. Тоже очень рад встрече.

Проводив взглядом давнего знакомого с выражением дружеской задумчивости на лице, Омер вновь ухватил свой чемодан и, устремив взгляд в спину госпожи Арслан, которая вовсю уже поднималась вверх по лестнице, отстукивая острыми каблуками по ступеням, последовал за своенравной женщиной, вновь отмечая про себя очевидные сложности, которые предстоят с ней в общении.

Просторный холл второго этажа, так ему знакомый и будто совсем родной, сейчас выглядел несколько иначе, чем годы назад, сменив некоторые фасады стен с терракотового на теплый песочный оттенок, который придавал помещению более гостеприимный и современный вид.
Вдоль высоких окон, обрамленных изящными занавесками из легкой ткани, теперь были расставлены массивные горшки с комнатными растениями, вдохнувшими жизнь в официальность интерьера.
Слева от входа, к его удивлению, расположился информационный стенд с электронными табло, на которых отображались актуальные дела и расписания заседаний: это современное дополнение к классическому антуражу профессор отметил отдельно, про себя приветствуя стремление судебной системы к инновациям и прозрачности.

- Госпожа Кывылджим, у меня для вас срочные документы на подпись, - метнулась им навстречу Лейла, как только они приблизились к двери кабинета женщины-прокурора, как будто заранее до минут знала время прибытия своего руководителя.

Кывылджим коротко кивнула и, не сбавляя скорости, распахнула дверь офиса, даже не оглядываясь, следует ли за ней ее гость, после чего посвятила некоторое время своему секретарю, коротко переговариваясь с ней по предоставленным бумагам и расписании слушаний на эту неделю.

Омер, отметив слаженность их тандема, обратил внимание еще и на идеальный порядок в самом помещении: каждая деталь была на своем месте. Ничего лишнего. Ничего отвлекающего. Ничего раздражающего.

С интересом подойдя к одной из стен, где висела большая карта региона с отметками некоторых точек, очевидно связанных либо с прошлыми, либо с текущими делами, он невольно скользнул взглядом вправо, цепляясь за стеллаж с книгами по уголовному праву, судебной практике и юридическим энциклопедиям, стоящий в углу.
Края его губ слегка скользнули вверх при виде закономерности их расположения по темам, размерам и цветам: очевидно, женщина ценила порядок не только в делах, но и в окружении.

- Чтение придется отложить на потом, господин Унал, - одернула его Кывылджим, когда ее секретарь молча исчезла в недрах здания воплощать поручения своего босса. - Или уже успели соскучиться по своим лекциям по психологии? - добавила она не без сарказма.

Ее ехидная усмешка, играющая на губах, в то время как она присаживалась за массивный стол, откидывая назад бурые мягкие волны с плеч, чуть падающие на лицо в косом проборе, заставили его подумать о том, как легко она может внести разрушение в чей-то мир одним лишь словом или оценкой.

- Криминалистике.

- Что?

- Я веду лекции по криминалистике, - серьезно произнес он. - Что же касается скуки - я всегда нахожу, чем заняться, даже если это всего лишь наблюдение за тем, как вы пытаетесь удержать контроль над ситуацией.

- Пытаюсь?

- Именно. Выходит не всегда, не так ли?

- Господин... Психолог. Учитывая то, что это ВЫ примчались в Турцию на следующий же день после моего звонка, предварительно поломавшись для вида по телефону, выходит, всегда. Не так ли?

- Мне показалось, что это Вы так хотели меня увидеть, что пренебрегли своим расписанием ради личной встречи в аэропорту, - иронично улыбнулся профессор, скосив голову набок и изогнув бровь.

- Личной встречи? Вы себе льстите.

Две пары глаз сцепились в оценивающем выражении.

- Я не тот, с кем нужно бороться, госпожа прокурор, - после короткой паузы, заметил профессор.

- С чего вы взяли, что я буду бороться, тем более с вами?

- Всего лишь наблюдение, не более.

- Неужели? - вскинула брови Кывылджим, сцепляя пальцы на столе перед собой в замок. - Интересно, на что вы опирались в ваших наблюдениях, господин профессор.

- Все просто, госпожа Арслан. Будь вы натурой покорной, за вашими плечами висел бы портрет нынешнего президента, а не Кемаля Ататюрка.

Внезапный укол куда-то внутрь, так неожиданно для нее самой всколыхнувший то, что обычно ни для кого не было доступно, активировал легкий румянец, пробежавший по щекам, когда она пыталась сохранить холодное достоинство.
Показной сарказм, который она считала щитом, стал вдруг неуместным, и в этот момент ей стало неловко, словно кто-то вдруг оголил ее перед чужими глазами.
В ответ на проницательный взгляд профессора Кывылджим пришлось сделать усилие над собой, чтобы вернуть в голос прежнюю стойкость.

- Вы слишком самоуверенны, господин Унал. Но я не собираюсь с вами бороться, - ровным голосом произнесла она, вернувшись к себе. - Мы оба здесь ради одной цели.

Уголки ее полных губ дрогнули - так, что это укрылось бы от чьих угодно глаз.

Но не от его.

- Вы правы, - не медля, ответил он, размещаясь в кресле напротив.

Омер Унал посмотрел на женщину из-под бровей, чуть собранных в задумчивости.
Смешанные чувства от осознания, что за маской строгости скрывается намного больше, чем та версия себя, которую госпожа прокурор являла миру, заставили профессора испытать странное разочарование от ее последнего заявления - не из-за самих слов, а из-за того, что она тут же закрылась.

- Тогда, приступим?

Кывылджим кивнула, доставая толстую папку с прошлым делом и одновременно включая большой монитор, и прежнее нетерпение вперемешку с азартом, томящиеся со вчерашнего дня, вновь с силой захватили ее натуру, в то время как она пылко раскрывала суть нового убийства.

- Пока мы не знаем, кто жертва, - заключила прокурор после изложения деталей, демонстрируя профессору фото девушки и места преступления. - Невинна - также, как и в том вашем деле. Фата, кольцо, тату. Желудок пуст, смерть от остановки сердца.

- Руки сложены на груди, - дополнил Омер, рассматривая снимки, в то время как в сознании мелькнула мимолетная мысль: на фото чего-то не хватает.

Неявный образ недостающей детали, ушедший также быстро, как и пришел, вновь отчетливо проявил его старую боль. Мужчина стиснул челюсти, что придало его профилю несколько агрессивный вид, теперь заставив Кывылджим с интересом наблюдать за собеседником.

Внезапный звонок на внутренний номер заставил прокурора Арслан слегка вздрогнуть, после чего, сузив зрачки и сжав губы в тонкую линию, она подняла трубку и сразу водрузила ее обратно, всецело направляя свое внимание на Омера Унала.

- Гистология? - задал вопрос он.

- Будет готова сегодня. Запросили также анализ металла на кольце.

- А что с волосами? Чем обработаны?

- Пока также ждем результатов, тогда сможем сверить с препаратом из прошлого дела, - проговорила прокурор, сосредоточенно глядя на мужчину. - Я хочу от вас услышать характеристику преступника. Что вы можете сказать о нем? Каков психологический портрет?

- А почему вас не устроил психологический портрет человека, который уже посажен за те случаи? Насколько мне известно, дело закрыто.

Кывылджим шумно вздохнула, когда на ум вновь пришла неприязненная фамилия Шифаджегиль, и нервно сжала пальцами свою металлическую ручку, используемую прямо сейчас в качестве буфера между эмоциями и их проявлением.

- По той же причине, по которой вы примчались в Стамбул. Я не верю в то, что эти убийства, совершенные пять лет назад и сейчас - случайность.

Омер кивнул, очевидно справляясь с чем-то неприятным внутри себя, в то время как госпожа прокурор ловила взглядом каждую его эмоцию.

- Если это тот же самый человек, что и тогда..., - начал он.

- Либо его последователь?

- Либо его последователь, - подтвердил мужчина задумчиво, и с тяжестью в голосе продолжил, - то он не остановится на одной жертве.

- Почему вы так решили?

- Потому что, госпожа прокурор, убийца - не просто кто-то, кто совершает преступления от скуки. Он делает это напоказ. Он провокатор и в некотором смысле эстет. Я бы даже сказал, творец.

Неконтролируемый холодок пробежал по спине Кывылджим от определений, данным хладнокровному убийце профессором, хоть внешне она и никак не выдала своего дискомфорта, в то время как Омер нахмурился пуще прежнего, перебирая в руках свежие материалы.

- Что... что вы имеете в виду? - спросила она.

- Убийца подходит к делу творчески. Он тщательно продумывает детали, заморачивается над ними. Он оставляет следы намеренно, будто играя со следствием. И жертв он выбирает... по определенному принципу, - заключил Омер, отводя суровый взгляд и устремляя его в сторону окна, где сквозь жалюзи проскакивали игривые лучики сентябрьского солнца.

Разразившийся звонкой вибрацией мобильный телефон прокурора привлек внимание обоих собеседников, однако Кывылджим быстро сбросила звонок, всецело фокусируясь на диалоге с профессором.

- Почти все жертвы прошлой серии - студентки одного ВУЗа, - начала женщина. - Они даже учились на одном курсе. А вы...

- Да, я преподавал там криминалистику, как приглашенный преподаватель. Несколько семестров. Само собой, вы видели все это в досье, ровно как и материалы проверки каждого педагога, включая ректора.

- Насколько вы были близки со студентками?

Омер Унал с досадой усмехнулся, встречаясь взглядом с госпожой Арслан.

- Не настолько близки, чтобы попасть под подозрение.

- Я спросила не об этом.

- Одна из жертв - первая девушка - проходила у меня преддипломную практику, собирая материалы на тему анализа поведения преступников и составления их психологического портрета. Но вы же и сами в курсе этого, госпожа прокурор? - направил он на нее прямой взгляд.

- В курсе, - откинулась в кресле Кывылджим, слегка вращаясь в нем из стороны в сторону. - Мне просто хотелось услышать об этом из ваших уст.

- Я польщен.

- Вам не показалось это странным? - сдвинула брови она. - Почему... именно студенты вашего факультета? Почему именно ваша практикантка?

Омер серьезно посмотрел на женщину, по-хозяйски восседающую в черном кресле, как королева на троне, и невольно задержал взгляд на золотистых пуговицах ее топа, так отчетливо выделяющихся на коричневой ткани в цвет волос.

- Показалось. Но это лишь совпадение. Помимо меня у этих студенток была по меньшей мере дюжина преподавателей, - произнес он, продолжая прокручивать важные детали в своей голове. - На тот момент, когда мы поняли логику преступника выбирать жертв среди студенток... при всем желании полиция не могла организовать для всех должную защиту. Поэтому появлялись все новые жертвы.

- Вы намекаете на то, что сейчас убийца тоже начнет убивать кого-то, кто объединен по какому-либо признаку?

- Я в этом уверен. Поэтому нужно как можно скорее выяснить личность убитой и исследовать всю информацию об этой девушке, чтобы сузить круг возможных жертв.

- Как насчет того, чтобы что-нибудь выпить? - вдруг спросила Кывылджим, в то время как ее рука потянулась к черной трубке служебного телефона.

- Выпить?

- Я имела в виду чай или кофе, - усмехнулась она. - А вы о чем подумали, господин профессор?

- Я и не думал.

- Удивительно, - пробормотала она, вздернув вверх уголки своего рта. - Ну так что? Чай или кофе? Все-таки вы с дороги, и неизвестно, сколько еще мы здесь задержимся.

- Зеленый чай, пожалуйста, - улыбнулся Омер ямочками, заставляя женщину задержать на них глубокий тягучий взгляд.

- Лейла, организуй нам с господином Уналом чашку зеленого чая и крепкого черного кофе, - отдала она приказ в трубку и, поймав на лице мужчины усмешку, которая вновь, как и до этого, слегка повела его левую бровь вверх, глубоко вздохнула, медленно прикрывая, а затем открывая глаза.

Мужчина, вознамерившийся было что-то сказать, в последний момент передумал, продолжив ехидно улыбаться и скользить по ней взглядом из-под слегка опущенных век.

- Что? Я разве снова сказала что-то смешное, господин Унал?

- Не удивлён выбором, но слишком предсказуемо.

- Не поняла, - с некоторым раздражением произнесла женщина, вновь чувствуя легкий прилив румянца то ли от исследующего взгляда, то ли от ощущения себя в глупом положении, в то время как уже не первый раз оказывалась в замешательстве от его непонятных оценок.

- Вы выбрали крепкий черный кофе.

- И?

- Скорее всего, вы считаете этот напиток прерогативой сильных личностей и выбираете его, дабы усилить влияние собственной персоны на окружающих.

- Послушайте, господин Психолог...

- Вот как сейчас. Вы называете меня психологом в моменты, когда вам сильно неприятно.

Кывылджим, застигнутая врасплох его заявлением, сейчас почувствовала себя совершенно голой в собственном кабинете, в то время как мужчина перед ней был абсолютно нечитаем.

- На самом деле, это происходит неосознанно, - продолжил Омер, не сводя с женщины пристальный взгляд. - Однако должен вас предупредить, что крепкий черный кофе провоцирует повышение давления, учащенное сердцебиение, дискомфорт в желудке и другие негативные проявления за счет высокой концентрации кофеина, - с серьезным видом облокачиваясь локтем на стол, выдал он, испытывая сейчас сладкое необъяснимое удовлетворение от вида ее распахнутых черных пушистых ресниц. - Но вы можете смягчить его воздействие, приготовив напиток на молоке. То, что это прибавит напитку калорий, думаю, не должно вас сильно волновать, - наконец, заключил он, беглым взглядом оценивая ее фигуру по ту сторону стола.

- Я смотрю, вам и правда не хватает ушей, которые бы впитывали ваши лекции, профессор?

- Нисколько. Это всего лишь проявление заботы.

- Заботы? Вы это серьезно?

- Вполне. Вы не привыкли к тому, чтобы кто-то заботился о вас?

- Почему вас отстранили от дела пять лет назад, господин Унал? - резко оборвала мужчину Кывылджим, сжимая в ладонях ручку до обеления костяшек пальцев и направляя на него грозные искры из глаз, отчего он вмиг переменился в лице, сменяя выражение легкого самодовольства ощутимым замешательством.

Несколько секунд напряженной тишины между двумя людьми были прерваны громким требовательным стуком в дверь, после чего она открылась, пропуская внутрь статного высокого смуглого брюнета в костюме, по меньшей мере соответствующем статусу переговоров первых лиц турецкой республики.

- Сколько еще я должен названивать тебе в попытке получить должные комментарии по делу Эврена, Кывылджим?! - властным плотным голосом заполнил пространство мужчина, приковывая к себе внимание двух людей, при этом ничуть не смущаясь совершенно постороннего человека в кабинете прокурора. - Это начинает мне сильно надоедать, - заключил мужчина, гневно сверкая глазами в сторону женщины, чья осанка натянулась в струну пуще прежнего, выдавая напряжение.

Госпожа прокурор, вернув себе самообладание после секундного ступора, воздела зрачки в потолок, явно демонстрируя некий протест.

- Сейчас я занята, - отчеканила она, отбрасывая в сторону свою ручку, и поднялась из кресла, направляя руку в сторону коридора. - Давайте выйдем и поговорим снаружи.

Омер Унал, слегка оживившийся с приходом мужчины, очевидно ощущающим себя здесь полноправным хозяином, сейчас инстинктивно встал из своего кресла вслед за прокурором Арслан, с интересом наблюдая за разворачивающейся сценой и игнорируя легкие нотки неприятия, отразившиеся где-то на задворках сознания.

- Вроде бы, это не похоже на допрос, - вдруг произнес высокий широкоплечий мужчина, направив изучающий твердый взгляд на профессора и сменив тон с требующего на вопросительный.

- Все верно, это не допрос. Господин Омер Унал - приглашенный мною профессор из Берлина, - пояснила Кывылджим, нервно касаясь двумя пальцами края своего необъятного гладкого стола. - И Главный Прокурор Аяз Шахин, - заключила она, попеременно направляя ладонь на каждого из мужчин, отдавая дань формальностям.

Две мужские крепкие руки в одно мгновение поднялись в воздух, протягивая ладони навстречу друг другу, в то время как пары острых карих глаз пересеклись где-то в узком пространстве образованного женщиной-прокурором треугольника.

- Профессор, значит, - надменно, будто чувствуя подспудную угрозу, первым обозначил позицию Аяз Шахин.

- Предпочитаю, чтобы меня называли профессором по криминалистике. Господин прокурор, - намеренно опуская величественную приставку, ответил Омер, сканируя мужчину напротив.

Испытующий взгляд одного из них встретился со стальным взглядом другого в немой оценке мужского начала.

- Вы должны дать мне комментарии, прокурор Арслан, - вдруг перейдя на официальное обращение, произнес Аяз Шахин, теперь полностью переключая внимание на женщину, словно существование постороннего человека в кабинете сейчас его вовсе не интересовало.

- Я дам их чуть позже, - небрежно ответила она, бросая тем самым вызов мужчине, очевидно выходящий за рамки рабочего контекста.

- Сейчас.

- Послушайте, господин Главный прокурор, человек приехал ко мне издалека...

- СЕЙЧАС ЖЕ ко мне в кабинет, - авторитарно обозначил Аяз Шахин, обращаясь взором к Омеру, который вдруг невольно послужил новым предлогом для препирательств. - Приглашенный профессор из Берлина подождет, - с некоторой долей снисхождения заметил он и, развернувшись в сторону выхода, исчез в коридоре, оставляя за собой звенящую тишину.

Кывылджим Арслан, обдав напоследок Омера Унала пепелящим взглядом, словно это он оказался виновен в возбуждающей нервы ситуации, схватила свой сотовый телефон со стола и направилась вслед за коллегой.

Покачивая позаимствованный у органайзера для канцтоваров карандаш между пальцами, Омер посмотрел вслед захлопнувшейся только что двери и иронично усмехнулся. Госпожа Прокурор явно нарушала все возможные правила корпоративной этики и субординации, однако в этом было что-то притягательное.
Прокручивая выражение лица Главного прокурора, когда тот требовал немедленных ответов, Омер отметил про себя, что этот человек явно не привык слышать отказ.

«Интересно, как она справится с давлением», - мелькнула мысль.

Вопреки терзающим профессора опасениям вновь погрузиться в самую уязвимую для себя тему, сейчас он чувствовал пробудившийся от долгого сна азарт и надежду. Надежду на то, что, возможно, в работе с этой воинственной борющейся за справедливость женщиной все в этот раз сложится для него иначе.

__________________________

18 сентября 2024 года
17:36 по Стамбульскому времени

- Кывылджим ханым, господин Шифаджегиль только что прибыл в здание суда, - отрапортовала Лейла с порога, заставляя женщину прокурора поднять на нее слегка усталый взгляд.

Ее брови непроизвольно взмыли вверх от полученной новости, запуская размышления о том, что могло такого произойти, что ее коллега спешно вернулся на два дня раньше установленного срока командировки, а также внутренне ухмыляясь способности своего секретаря находиться в нужное время в нужном месте. Живой взгляд ярких зеленых глаз, выдающий истинную заинтересованность девушки в любом деле, с которым бы ей ни приходилось справляться, сейчас жадно всматривался в начальницу в ожидании новых поручений.

- Если хотите, я сейчас же уточню у него наличие времени, - предложила она с завидной готовностью, будто бы сейчас долгий день вовсе не близился к вечеру, и за плечами не было отработано как минимум тридцать три задачи разного объема и сложности.

- Не нужно, я сейчас же схожу к нему сама. Лучше сделай для меня вот что, - возразила прокурор, складывая разложенные перед собой документы обратно в черную папку. - Мне нужно, чтобы с завтрашнего дня господин Унал был приобщен к расследованию дела Девичьей башни в качестве криминалиста. Подготовь все необходимые распоряжения и документы на его имя, пропуска и допуски. Придется как-то ускорить этот процесс, - внимательно посмотрела на секретаря Кывылджим, - а то у нас бывают с этим досадные проволочки.

- Хорошо, его личные данные у меня есть, - кивнула Лейла, мечтательно обращаясь к приятной внешности высокого мужчины, сегодня занявшего ее руководителя как минимум на два с лишним часа и чарующе улыбающегося ямочками сквозь щетину в ответ на принесенную ею чашку чая.

- Завтра утром все документы должны вступить в силу, мы успеем?

- Постараюсь, прокурор.

- Чудесно. И еще, Лейла, - сосредоточенно произнесла женщина, возвращаясь мыслями к обсуждению дела с Омером Уналом. - На завтра же организуй нам визит в колонию Мармара. Имя отбывающего срок заключенного - Экрем Челик. 

Молодая секретарь, сделав пометку в своем телефоне, утвердительно кивнула и услужливым движением, которое, как ни странно, вовсе не воспринималось, как подлизывающийся жест, распахнула дверь кабинета, пропуская вперед своего босса, после чего Кывылджим, цепко сжимая увесистую папку в руках, твердой походкой направилась по длинному коридору в противоположный отсек второго этажа прокуратуры.

Офис прокурора Шифаджегиль располагался напротив кабинета Главного прокурора, и Кывылджим невольно скользнула вниманием по Хакану, который в данный момент запирал дверь на ключ.
Задумавшись о странности того, что Аяз Шахин уже покинул рабочее место несмотря на запланированные, как ей было известно, встречи вплоть до 20:00, она не заметила резкое стремительное движение фигуры слева, и в результате столкнулась с человеком, выронив папку из рук.
Ударившись об пол со смачным стуком, увесистое дело, которое женщина собиралась обсудить с коллегой, сейчас раскрылось на впечатляющих снимках одной из жертв серии убийств пятилетней давности.

Узнав в девушке, бестактно и грубо налетевшей на нее, не слишком приятную для себя особу, чьи проявления совершенно всегда были за гранью допустимого, Кывылджим вперила свой уничижительный взгляд в брюнетку с падающими на лицо распущенными волосами, отмечая про себя крайне неуместную красную помаду на губах и массивные серьги в виде колец, дополняющие и без того дерзкий экстравагантный образ.
Ее черное кожаное платье с множеством броских золотых пуговиц, своей длиной никак не подходящее под образ секретаря суда, открывало чуть полные, но вполне аппетитные ноги, очевидно призванные производить впечатление на особей мужского пола, ровно как и другие броские наряды, которые девушка позволяла себе менять каждый день, ничуть не скрывая собственной принадлежности к состоятельной семье.

- Кывылджим ханым! - нарочито упуская упоминание старшей по званию должности, воскликнула барышня, из соблюдения приличия сейчас наклоняясь за папкой и устремляя хваткий взгляд на фотографию с распростертым на земле трупом девушки. - Снова охотитесь за очередным маньяком, убивающим красоток? Сказать по правде, мне его даже немножечко жаль, - ухмыльнулась она, искривляя лицо в саркастической гримасе.

Ее бровь изогнулась немыслимым образом, а губы сомкнулись в волнообразную линию, подчеркивая припухлость щек.

- Что за вздор, Ниляй, - принебрежительно, как и всегда с людьми, которых считала излишне наглыми и беспардонными, произнесла госпожа Арслан, в то время как ее лицо приобрело выражение камня.

- О, как вы суровы, Кывылджим ханым! - с притворным удивлением произнесла Ниляй, закатывая глаза. - Неужели я вас так сильно расстроила своим присутствием? Я думала, что вы просто обожаете общаться с людьми, которые не боятся сказать правду в лицо. Или это правда, что вы предпочитаете общение с трупами? Они, по крайней мере, не задают неудобных вопросов...

- Если бы ваши слова хоть немного имели смысл, Ниляй, возможно, это общение было бы уместным.

Барышня с притворной иронией закатила глаза, захлопывая толстую папку перед носом у женщины прокурора, у кого тайно и отчаянно мечтала учиться с самого первого года работы в прокуратуре, но чье внимание в качестве профессионала на данный момент привлечь не могла, ограничиваясь иными проявлениями.

- Мои слова как раз таки отражают суть, Кывылджим ханым, - не сдавалась она. - Бьюсь об заклад, что даже мертвецы завидуют вашему хладнокровию!

- Если вы считаете, что из ваших уст сыпятся искрометные шутки - увы, это не так, - стальным голосом проговорила прокурор Арслан, распаляясь от глупых пререканий. - Хотя очевидно, что роль главной героини своего собственного шоу удастся вам на порядок лучше, нежели ответственность, с которой вы безуспешно стараетесь иметь дело в этих стенах.

Досадная обида от хлесткой оценки прокурора пронеслась по лицу девушки темной тенью.

- Мой руководитель довольно высоко ценит мой труд, - вдруг серьезно возразила Ниляй.

- Поздравляю, - сухо бросила Кывылджим, - я как раз иду с ним повидаться.

Ниляй, внезапно метнувшаяся преградить женщине путь, в момент встретила гневные искры во взгляде госпожи Арслан, изгибая губы в так свойственной ей ехидной усмешке, словно только что вовсе не была застигнута врасплох обидным мнением.

- Господин Шифаджегиль сегодня занят. Даже для вас.

- Я так понимаю, руководство ценит вас за способность выполнять функции швейцара, Ниляй?

- Послушайте, госпожа Кывылджим...

- Это вы меня послушайте. Знайте свое место. Тот факт, что вас прикрывают родительские связи, вовсе не гарантирует вам успехов в будущем. Здесь нужно работать. Стараться. Стремиться, а не выслуживаться. Поэтому лучше идите и займитесь реальными делами вместо своей клоунады, - отрезала женщина, отодвигая в сторону молодую брюнетку своим напором, после чего, перехватив папку, проследовала к нужной двери.

Будто бы созданный исключительно для того, чтобы подчеркнуть самодовольство и высокомерие своего хозяина, кабинет прокурора Шифаджегиля с высокими потолками и большими окнами, через которые обильно лился яркий предзакатный свет, казался более похожим на выставочный зал, нежели на рабочее место.
Картины на стенах - скорее попытка продемонстрировать «вкус», чем настоящие произведения искусства. Кофейный столик с дорогими напитками для гостей - ожидание похвалы за свою «щедрость». Последние новинки технологий - для демонстрации своего «статуса», а не для реальной работы.
Сам мужчина восседал, опустив голову к бумагам за большим полированным столом со сверкающей поверхностью, будто бы блеск мог компенсировать отсутствие стоящих достижений.

Отбросив свои невольно всплывшие в сознании определения и намереваясь конструктивно подойти к решению вопроса в точности также, как это всегда было свойственно Кывылджим Арслан, женщина сделала несколько шагов к центру помещения прежде, чем услышала вопросительный тон.

- Что еще? Я же просил не беспокоить.

- Ваша секретарь провалила задачу, господин Шифаджегиль, - констатировала Кывылджим, водружая на стол толстую папку и присаживаясь в кожаное кресло напротив мужчины.

Прокурор тотчас оторвался от документов, сперва удивленно, а затем в свойственной ему высокомерной манере с легкой ухмылкой на лице сквозь мягкую бледную щетину, задержал на женщине взгляд, пронзая ее холодным расчетом.

- Тем не менее, сейчас я не смогу уделить вам время, госпожа Арслан, - произнес он, прищурившись.

Его красивые светлые сине-зеленые глаза в обрамлении почти невидимых русых ресниц в тон такого же цвета прически, сейчас оценивали степень серьезности женщины напротив. Прекрасно сидящий на мужчине  костюм был, как всегда, дополнен невероятно раздражающим Кывылджим красным галстуком, очевидно, по-особому любимым господином Шифаджегилем.

- Послушайте, Гирай. Я понимаю, что вы только что вернулись из командировки...

- Нет, не понимаете.

Мужчина в прокурорском кресле на фоне массивного портрета Реджепа Тайипа Эрдогана обнажил зубы в улыбке, которая была далека от приветливой готовности помочь.

- Я не просто так предупредил своего секретаря о том, чтобы она оградила меня на вечер от встреч.

- У меня срочное дело, которое не ждет до завтра.

- Кто-то умер?

- Как остроумно.

- Раз кто-то умер, ему уже все равно, сегодня или завтра состоится разговор о его кончине, - заключил мужчина, мимолетно скосив взгляд на свои дорогие элитные часы. - Не так ли, прокурор?

- В этой папке серия убийств, которую вы расследовали пять лет назад, - проигнорировав его комментарий, резко произнесла Кывылджим.

Ее вид был сосредоточенным, если даже не слегка воинственным, а намерение выяснить важные для себя факты, отдающее опасным  блеском глаз, было сродни стихии, которой совершенно наплевать на чьи-либо мнения о ее проявлениях.

- А вы не понимаете по-хорошему, да, госпожа Арслан?

- Не вижу ничего сложного в том, чтобы ответить мне на несколько вопросов. Тем более, дело было громким, - продолжала она. - К тому же, учитывая тот факт, что похожее убийство, как и тогда, было совершено несколько дней назад, сейчас у меня на руках все основания полагать, что вы посадили не того человека.

Услышав последнее заявление женщины-прокурора, насмешливое выражение исчезло с лица господина Шифаджегиля, уступив место подозрительной оценке.

- Что за бредовые предположения, прокурор?

- Это вполне логичные предположения, в особенности после того, как сегодня я пообщалась с криминалистом Омером Уналом, который работал с вами в то время над делом.

Тонкие пальцы Кывылджим развернули перед мужчиной папку и придвинули ее к нему ближе, будто насильно заставляя обратить внимание на бумаги, в отношении которых в голове женщины рождалось все больше вопросов. Гирай Шифаджегиль выдержал паузу, внимательно глядя на досье перед собой, пролистывая друг за другом несколько страниц. Его лицо при этом, где Госпожа Арслан старалась найти для себя подсказки, оставалось совершенно непроницаемым.

- Я помню это дело. Оно закрыто, госпожа Арслан. Убийца найден, - отрезал мужчина, поднимая на нее ничего не выражающий взгляд почти прозрачных светлых глаз.

- Убийца не найден, - упрямо заявила она. - Убийца до сих пор на свободе и продолжает совершать преступления!

Ее указательный палец правой руки от эмоций начал вторить словам, отстукивал по лакированному столу, невольно приковывая к себе внимание мужчины.

- Хотите звезду на погоны, прокурор?

- Что?

- Не дает покоя тот факт, что господин Аяз перенаправил громкое дело мне, когда стало очевидно, что вы не справляетесь, и решили копнуть под меня в расчете уличить в ошибке?

Тишина в пару мгновений, когда Кывылджим оказалась выбита из колеи внезапным высказыванием, растянулась, казалось, на минуту.

Гирай Шифаджегиль при этом усмехнулся, явно наслаждаясь мимолетной растерянностью железной фурии, которая, по его личному убеждению, явно мнила о себе невесть что, притом совершенно незаслуженно. Поэтому сейчас, поддавшись эмоции едкого раздражения, когда в его руках оказалась прекрасная возможность ткнуть эту стерву носом в ее же некомпетентность, несмотря на договоренности с Главным прокурором, он принял решение использовать эту возможность по своему усмотрению.

- Что за бред вы несете? Я просто стараюсь разобраться...

- С этим делом уже разобрались. Справились и без вас, - с нажимом произнес мужчина, небрежно захлопывая папку с досье. - Человек признал вину, и копия признания пришита к делу.

- Это признание ничего не значит! - вспылила Кывылджим.

- Неужели? Я смотрю, вы частенько пренебрегаете очевидными уликами, госпожа прокурор, что скажете?

- Что за бред вы несете? - после короткой паузы повторила она, чувствуя, как ее лицо начинает гореть от возмущения и неприязни.

- Не так ли было в деле с Адлетом Кайя? Как непрофессионально, - с насмешкой бросил Гирай, с удовольствием наблюдая за движением эмоций в облике женщины. - Давление на подозреваемого, применение незаконных методов ведения расследования, подстрекательство к самооговору. Это все или есть еще что-то, что я забыл упомянуть?

Кывылджим, в миг лишившаяся жизненных красок на лице, сейчас почувствовала, как безжалостный удар в самое больное место буквально лишил ее дара речи. Все, что говорил этот человек, было совершенной клеветой, однако его уверенность заставила пошатнуться ее самообладание.
Факт изменения в последний момент показаний, которые обвиняемый по делу Адлета Кайя давал в ходе предварительного расследования, действительно повлек за собой ряд проблем, с которыми, однако, она планировала справиться сама. Как и всегда до этого. До тех пор, пока у нее не забрали дело.

- Что с вами, госпожа Арслан? - насмешливый тон Гирая Шифаджегиля продолжал дергать за болезненные струны. - Или вы думали, что я не пойму, почему Главный прокурор так спешно решил подчистить за вами грязь?

- То, что дело Адлета Кайя передано вам - всего лишь недоразумение, - собрала всю волю в кулак Кывылджим, однако ее голос звучал сейчас совсем неуверенно.

- Я бы назвал это иначе, - возразил мужчина ледяным тоном. - Это вынужденная мера прикрыть вашу персону и избежать иска со стороны обвиняемого за предвзятость.

- Что?

- Только не делайте вид, что вы не в курсе выдвинутых против вас обвинений за злоупотребление служебным положением.

Кывылджим резко подскочила из кресла, словно ошпаренная словами мужчины, с четким ощущением того, что оказалась в неведении относительно каких-то важных фактов упущенного ею дела.

- Впрочем, учитывая то, что для вас корпоративная этика и субординация - давно пустой звук, - не унимался мужчина, поднявшись к ней на один уровень, - не вижу ничего удивительного в применяемых вами методах расследования...

Не в силах больше выносить перед собой этого упивающегося превосходством мужчину, Кывылджим выругалась внутри себя на то, что позволила ему так лихо унизить ее, причем по собственной инициативе.
Во-первых, указание этим павлином на совершенную ею ошибку выводило из себя. Во-вторых, ирония над ее неведением в моменте сильно ударила по честолюбию женщины прокурора.

Она должна будет во всем разобраться.

Не скрывая агрессии, как это всегда и бывало в случаях с сильно захлестывающими ее эмоциями, госпожа Арслан схватила черную папку с делом пятилетней давности, которое по очевидным причинам так и осталось с зависшими вопросами.

- Имейте в виду, прокурор. Сейчас я закрою глаза на ваше хамство и пренебрежительное общение, - строго отчеканила она, - однако что касается серии убийств: я найду основания возобновить уголовное дело.

Наблюдая за тем, как прокурор Арслан удаляется из его кабинета жизнеутверждающей походкой, мужчина прищурился, словно оценивая серьезность ее намерений и уровень проблем, которые у него могут возникнуть, возьмись она за дело всерьез. Глубокий вздох, проявивший его усталость после напряженной командировки, обозначал лишь то, что теперь ему придется быть осторожным еще и с этой женщиной.

Он подошел к столику с напитками. Плеснул себе виски. Сделал глоток и прикрыл глаза.

Перевод фокуса внимания прокурора Арслан с серии убийств на собственную несостоятельность сработал, но не в полной мере, а потому Гирай Шифаджегиль теперь должен предусмотреть все возможные варианты развития событий, чтобы отвести от себя удар.

Мужчина взял в руки смартфон и совершил нужный звонок, досадуя внутри себя за то, что непонятно зачем вздумал посетить прокуратуру этим вечером.

________________

18 сентября 2024 года
19:35 по Стамбульскому времени
İstanbul Kriminal Polis Laboratuvarı

Если бы можно было назвать самый проторенный маршрут, который Кывылджим совершала в течении всех тех лет с момента своего переезда в Стамбул - это был бы маршрут в сторону району Фатих, по бульвару Аднан Мендерес Ватан с разделительной полосой, усаженной высокими пальмами, к зданию, стоящему между Налоговой службой и полицейским управлением.
Чтобы попасть в криминалистическую лаборатория Стамбула необходимо было пройти небольшой квест, состоящий из умелого обхождения рытвин и песочных валунов, которые местный муниципалитет, начав однажды небольшой, казалось бы, косметический ремонт подъездной дороги, устроил как будто специально издеваясь над Кывылджим, предпочитающей все время передвигаться на высоких каблуках, отдавая дань своей строгости.

Женщина прокурор бессчетное количество раз проходила один и тот же маршрут, попутно разглядывая окна полицейского управления - высокого здания, отделанного белой плиткой с его серыми вставками, в которых даже поздним вечером всегда находились минимум десяток окон на верхних этажах, не прекращающих трудиться вопреки временным интервалам.

Сегодня Кывылджим интересовала лаборатория 201, расположенная на втором этаже трехэтажного серого ничем не примечательного здания, оказавшись рядом с которым женщина невольно ощутила привкус азарта, надеясь сегодня получить ответы на все интересующие ее вопросы.

Анализ возможных веществ, содержащихся в теле убитой. Наличие чужеродных частиц в соскобах под ногтями. Анализ обработанных чем-либо волос. И даже металловедческую экспертизу по кольцу, найденному на пальце девушки. Но больше всего Кывылджим интересовал анализ ДНК, пробитый по базе данных возможных родственников, путем сопоставления генетических признаков. Они до сих пор находились в уязвимом положении без сопоставления тела и идентификатора ее личности.
Если верить этому слишком проницательному Профессору-психологу, то за первой жертвой должна была последовать и вторая, а может и третья, пока они будут теряться в догадках, по какому принципу жестокий убийца или его последователь ведет отбор своих жертв.

Рассеянно кивнув головой в знаке приветствия молодому охраннику за стеклом, предъявляя удостоверение, обозначающее ее правоохранительную принадлженость, Кывылджим, ловко кинула сумочку на столик возле металлодетектора, и из нее тотчас же вылетел телефон, словно молчаливый каратель ее межличностных отношений, напоминая о том, к кому она решила наведаться после посещения лаборатории.
Суровый диалог в кабинете главного прокурора сделал ее и без того утомительный день слишком взрывоопасным. Мысли лихорадочно крутились теперь не только возле нового дела, но и рассосредотачивались между требовательным Аязом Шахином и странным профессором, который всего за несколько часов феноменально сумел заставить ее выйти из собственной ракушки, оголяя далеко, даже от себя самой, спрятанные эмоции.

"Ненавижу психологов" - в который раз подумала женщина, собирая выпавшие от падения сумки на столике вещи. - "Но сейчас он бы ой как пригодился", - думая о том, что она скажет Аязу после их тяжелого разговора, наполненного ее дерзостью и его жесткими ответами. В глубине души ее все еще терзали сомнения в том, что она перегнула палку и пора бы хоть раз проявить скрытую от всех часть ее личности в способности признавать свои ошибки перед столько важным для нее человеком.

Иногда, ее эмоции брали над ней верх, как например сейчас, когда она в спешке застегивала сумку, которая никак не хотела ей подчиняться, от злости и нетерпения буквально дергая дурацкий замок на ней с отчаянным рвением так, что собачка замка, резко вырвавшись из ее рук, вдруг совершила переворот в воздухе и с металлическим тихим звуком приземлилась где-то у подножия бетонной лестницы возле кадки с искусственным фикусом. Как и все цветы в лаборатории, почти лишенной окон, этот предмет интерьера тоже был лишен жизни в своих пластиковых листьях.

- Вам помочь? - черные яркие глаза молодого охранника, заступившего на дежурства пронзили ее, когда он выглянул из-за стекла, разделявшего коридор от мониторов слежения камер.

Кывылждим тут же отрицательно мотнула головой, выражая всем своим видом независимость от любой мужской бытовой помощи.

- Боюсь тут уже ничем не поможешь, - буркнула она, смотря на замок, оставшийся без своего затвора. - Если только у Вас есть какое-нибудь средство на примете от мужской самоуверенности.

- Госпожа Прокурор, - замялся совсем юный мужчина, потупив свои глаза и теребя золотую пуговицу своего мундира. - Если я вправе советовать...

Женщина вскинула бровь, порядком не ожидая вообще никакого ответа на свои нелепые слова, особенно от того, кто был моложе и ниже ее по званию. Ее пронзительный взгляд и ироничная улыбка в один момент заставили стушеваться молодого мужчину, тут же опустившего глаза в пол, но отчаянно скрывающего легкую улыбку на тонких губах.

- Ну попробуйте, - вдруг заявила она, захваченная порывом услышать мысли молодого поколения.

- Самоуверенные мужчины, как никто другой, нуждаются в проявлениях заботы, чтобы хоть где-то сбросить свое высокомерное забрало и стать обычными людьми. Лаской Вы смягчите даже самого жесткого господина, Кывылджим ханым, - совершенно непредсказуемо для нее ответил мужчина, искоса поглядывая на реакцию стальной женщины прокурора, известной своей непримиримостью к любым непрошеным советам.

Настала очередь Кывылджим смягчить свои полные губы, облаченные в нейтральную помаду, в искренней улыбке и в первый раз за весь день весело хихикнуть. Собравшиеся у смеющихся уголоков глаз первые морщинки образовали небольшие бороздочки, так несвойственные ей. Следуя какому-то предвзятому образу в своей голове стальной и сильной женщины, находящейся на службе правопорядка, она редко смеялась на работе. Пожалуй, истинно развеселить ее могли только Джемаль или Мустафа.

- Как Вас зовут, молодой человек? - впервые добродушно за целый день отозвалась Кывылджим, устремив теплый, почти родительский взгляд на молодого человека.

- Аяз, - отрапортовал он. - Младший сержант отделения полиции.

- Ооо, Аяз, - закатила она глаза, еле сдерживаясь от хохота, что было совершенно непозволительно для нее среди стен государственного учреждения, косясь на камеры, которые она по привычке отметила в верхнем левом углу коридора. - Спасибо Вам, Аяз, Вы единственный за сегодня сделали мой день действительно хорошим.

- Рад стараться, госпожа Прокурор, - расцвел в открытой и так свойственной молодым людям задорной улыбке молодой Аяз, не подозревающий, что в голове женщины уже созрел небольшой план для усмирения воинственного тезки молодого человека.

Кывылджим приветливо махнула рукой улыбчивому парню, что совершенно обескуражило молодого человека, и уже совершенно не обращая внимания на испорченный замок и открытую сумку поспешила к узкой лестнице в центре длинного коридора с серыми выкрашенными стенами.

Проскочив пролеты бетонной лестницы, отделанные самой просто керамической плиткой, которая уже изрядно поистрепалась от времени и количества посетителей лаборатории, Кывылджим поспешила в единственный интересующий ее кабинет, в котором царствовала ее любимый эксперт- криминалист в судебной медицине, одной из немногих женщин в этом здании, с кем у нее сложились по истине теплые отношения.

Прямой и короткий стук в дверь, казалось, не вызвал у стоящей у микроскопа девушки никаких эмоций, кроме небольшого подергивания плеч, полностью поглощенной своей работой. Облаченная в белый медицинский костюм с бейджем на нагрудном кармане, она прищуривала один глаз, направляя все свое внимание на то, что сейчас лежала под увеличительным стеклом прибора.
Длинный черный хвост густых волос, сцепленный простой резинкой выглядывал из-под медицинской шапочки и Кывылджим, вошедшая как и полагается тихо, невольно засмотрелась на предмет своей зависти цвета вороного крыла.
Схватив бахиллы и халат, который висел слева от двери, женщина облачилась в них, все еще не тревожа своим присутствием хрупкую фигурку девушки, буквально застывшей над своим излюбленным прибором.

В кабинете, скрытом от солнечного света, как и всегда царило искусственное освещение, в данную минуту особенно подсвечивая зону, где стоял микроскоп и несколько предметных стекол для образцов в качестве основы для исследования материала, стоял тихий гул работающего газового хроматографа.
Длинные белые металлические полки по обеим сторонам лаборатории хранили множество самых разнообразных приборов от спектрофотометра, до осциллографа, между которыми искусно вписывались разнообразные пробирки и банки с неизвестными доподлинно Кывылджим замысловатыми названиями.
Невольно засмотревшись на спектрофотометр, способный произвести концентрацию активных веществ в лекарственных препаратах, она вдруг подумала, что неплохо было бы иметь такой прибор дома, поскольку интерес ее матери к БАДам с каждым годом увеличивался в разы, а эффективность многих из препаратов дотошная госпожа прокурор часто ставила под сомнение.

Наконец, судя по всему, закончив рассматривать очередной образец под окуляром, девушка выгнула спину, разминая усталые шейные мышцы и тут же обернулась в сторону Кывылджим, продолжающей со смиренным видом стоять возле входной двери и боясь нарушить рабочее уединение своей подруги.

- Кывылджим, - милая улыбка смуглой темноволосой девушки озарила ее лицо.

- Нурсема, - так же тепло отозвалась Кывылджим, не стесняясь подойти к кареглазой красотке и с дружеским порывом заключая ее в объятия.

Две независимые и упрямые женщины задержались руками в ладонях друг друга, даря обеим молчаливое понимание всей тяжести работы среди мужчин в Стамбульской полиции. Кывылджим первая расцепила обьятия и окинула привычным оценивающим взглядом свою любимицу.

Сутулая осанка, проявляющаяся даже в привычном для человека прямом состоянии, когда она отвлекалась от микроскопа, и прищуренный взгляд выдавали в ней истинного служителя судебно-медицинской экспертизы. Отрываясь от рефрактометра или криминалистического микроскопа сравнения Нурсема смотрела на собеседника в характерной манере, согнув голову и плечи, выглядывая исподлобья своим слишком серьезным взглядом, будто оценивая человека подобно своему рентгенофлуоресцентному анализатору.

- Ты как всегда пришла, когда я только-только заканчиваю работу над Вашими образцами, - начала Нурсема, кивая в сторону микроскопа и лукаво переводя взгляд обратно, явно ожидая множества вопросов подруги. - Но, прежде, чем ты начнешь спрашивать, скажу тебе, что мой папочка сегодня невероятно зол, дорогая моя Кывылджим, поэтому возвращаться домой я планирую только ночью. Не хочешь составить мне компанию в лаборатории?

- Хочешь заставить меня сплетничать среди кусочков от тел почивших людей? - сьязвила Кывылджим. - Я, конечно, люблю свою работу, но пить чай, глядя на твои отщепленные от какого-то мертвеца ткани, буду чувствовать себя людоедом.

- Ты, как обычно прагматична, Кывылджим, - нежным почти ангельским голосом ответила Нурсема.

- Как...как мама? - голос Кывылджим дрогнул при упоминании той самой женщины и это не ускользнуло от темноволосой красавицы, которая тут же привычно с доброй иронией покачала головой.

- Все как обычно: воинственно настроена и, как и мы, воюет за свою справедливость. Если ты, конечно, это хотела услышать, - совершенно без злого умысла добавила она, зная, каковы были отношения двух женщин. - Но ты ведь пришла поговорить не об этом, Кывылджим. Я же вижу, что тебя распирает от любопытства. Даже не знаю, огорчу я тебя или обрадую.

- Хочешь сказать, что все не так радужно в экспертизах? Заключение уже готово? Хочу показать его завтра одному эксперту-криминалисту.

Женщина прокурор на секунду представила себе лицо Омера Унала и тут же почувствовала как непроизвольный румянец снова одарил ее щеки порцией естественной косметики, когда она внезапно вспомнила, как его широкая спина стеной отгородила ее от возмущенного господина в здании аэропорта.

- Заключение еще не готово, госпожа Торопыга, но завтра я вышлю тебе его на электронную почту. Моя ночь в лаборатории пройдет не зря, - усмехнулась девушка, внимательно разглядывая каждую черточку госпожи прокурора на предмет ответной реакции от своих слов, и тут же сдвинула брови и сжала губы от осознания того, что сказала Кывылджим. - Еще один эксперт?

- Профессор по криминалистике, не поверишь, - усмехнулась в ответ женщина, всем своим видом в который раз пренебрежительно отзываясь о профессиональной принадлежности мужчины. - Все дело в том, что пять лет назад уже была подобная серия убийств, - пояснила Кывылджим. - Тот самый профессор был приглашенным консультантом, но его отстранили от дела после последней в серии жертвы. Странно, но в архиве я не нашла причин, кроме формального - личное требование главного прокурора. Дело вел Гирай Шифаджегиль, и, как ты понимаешь, рассчитывать, что было сделано правильно - это как стрелять в воздух и думать, что пуля обязательно попадет в дерево.

- Что за криминалист? - где-то на задворках памяти Нурсема в данную минуту пыталась вспомнить то самое дело на заре ее начинающейся карьеры.

- Омер Унал, - как будто невзначай ответила женщина прокурор.

- Тот самый? - изумилась девушка, глаза которой загорелись от доли праздного любопытства.

- Ты его знаешь? - Кывылджим недоуменно всмотрелась в лицо подруги и замерла в ожидании каких-либо ответов.

- Его здесь многие знают, но я только слышала. И только хорошее. Он начинал как эксперт криминалист, потом ушел в консультанты в качестве психолога-криминалиста. Поговаривают, что он феноменально умен и наблюдателен в своей сфере. А еще ходят легенды о его добродушном характере. Кажется не одно дело было раскрыто с его помощью, Кывылджим.

- Ну надо же, какой душка, - передразнила ее Кывылджим, вновь проецируя в своей голове образ профессора, который показался ей слишком наглым и излишне самоуверенным в своих лихих выводах.

- Уверена, ты уже составила о нем совершенно противоположный образ, - рассмеялась Нурсема, хорошо чувствуя женщину напротив и совершенно точно предполагая, что ни одни мужчина, кроме Главного Прокурора не смог бы завоевать сердце стальной госпожи.

- Быть зазнайкой не так уж сложно, Нурсема.

Кывылджим вздернула брови, собирая губы в ехидную ухмылку и ярко представляя себе их перепалку, начиная с аэропорта и продолжавшуюся в кабинете, особенно его пламенную речь про вред кофе, который она так любила.
Желание в ту минуту как следует огреть его чем-нибудь тяжелым, например делом пятилетней давности, было настолько сильным, что она сдержалась только благодаря тому, что в ее кабинете сам Ататюрк наблюдал за ее поведением.
И если сбрасывать папки в порыве обоюдной страсти в ее моральном облике перед Пашой еще допускалось, то применять физическую расправу над посторонним человеком было слишком неуместным.

- Я уже поняла, что госпоже Прокурору может понравиться разве сам Кемаль Ататюрк, - мило добавила Нурсема, забавляясь от огоньков, пляшущих в глазах Кывылджим.

- Так что там по экспертизе, Нурсема? - одернула их обеих прокурор, с жадным трепетом предвкушая ценную информацию, будто сама являясь маньяком, только лишь своей работы.

- Смотри, - Нурсема подошла в длинной белой пластиковой столешнице, где стоял микроскоп и временно выключила прибор освещения над ним, разложив перед Кывылджим данные токсикологического анализа. - Я провела токсикологическую экспертизу ввиду того, что следов насилия на теле по заявлениям Мустафы не было.

- Он предполагал отравление, - склонившись над бумагами, показывающими биологические показатели и содержащиеся в крови посторонние вещества, отозвалась Кывылджим, вглядываясь в строчки. - Я не понимаю, Нурсема. Здесь почти все чисто, я не вижу каких- либо препаратов, которые бы отразились при использовании маркеров.

- Все верно, Кывылджим. Ни один из известных мне веществ не был обнаружен при химическом исследовании.

- Что это означает? Ее что, убил ветер? Не поверю, что это смерть по естественным причинам!

Кывылджим перевела пытливый нахмуренный взгляд на Нурсему, силясь осознать, что только что перед ней был полный провал в ее дальнейшем расследовании. Девушка стояла, скрестив руки на груди и бегая веселыми горящими глазами по подруге, лукаво задавая тон дальнейшей беседе.

- Нет, конечно, Кывылджим. При естественных причинах не раздеваются догола, надевая на себя фату. Я предполагаю совершенно другое.

- И что же? - снова вспыхнувшие надеждой глаза женщины прокурора уставились на кареглазую девушку, сжимая и разжимая руки в кулаках.

- Видишь ли, существует две подгруппы кровяных ядов. Поскольку остальные разновидности мы отбросили, остаются лишь эти две важные в нашем анализе группы. Яды, вызывающие гемолиз, и яды, преобразующие гемоглобин. Типичные представители гемолизирующих ядов – змеиные яды, уксусная кислота и мышьяковистый водород. К ядам, преобразующим гемоглобин, в первую очередь относятся: угарный газ, образующий карбоксигемоглобин; азотистые соединения, бертолетова соль и другие вещества, образующие метгемоглобин; и частично сероводород, образующий сульфгемоглобин.

- Я надеюсь, ты сейчас мне не скажешь, что угарный газ или сероводород оставили следы в нашей девушке.

- Нет, их бы мы обнаружили.Они остаются в образцах продолжительное время. А вот при смерти от змеиных укусов диагностические трудности может составить невозможность обнаружения змеиного яда при судебно-химическом исследовании.

На какое-то непродолжительное время Кывылджим и Нурсема замолчали обе, замерев в осознании только что прозвучавших догадок. Глаза обеих смотрели друг на друга почти не мигая.
Две женщины, одна из которых была на больше десятка лет моложе своей подруги, почти без слов понимали друг друга, однажды сдружившись, несмотря на странные обстоятельства.
Обе болели своей работой, обе находились в испепеляющих их внутреннее отношениях, обе жили одними идеалами, трудясь на благо своего города и государства.

- Ты действительно предполагаешь, что это может быть змеиный яд? - начал Кывылджим, никак не укладывая в своей голове возможность его узкоспецифичного нахождения.

Ей слабо верилось в то, что где-то в городе существует факир, дудочкой усыпляющий змей, а потом вырывающий у них ядовитое жало с целью обогатиться их ядом.

- Я понимаю твои сомнения, Кыывылджим. Но посмотри сюда.

Нурсема присела на белый пластиковый стул с синей сидушкой и колесиками и умело пододвинула ногой второй, точно так же, для Кывылджим. Затем отьела в сторону стены, придвигая себе штатив с промаркированными пробирками и вытащила одну из них, внутри которой находилась мутная грязно-красная жидкость. Кывылджим невольно поморщилась, собирая губы в презрительную гримасу, после чего посмотрела в сторону Нурсемы, ожидая пояснений.

- Кровь гемолизированная, - уточняя ее особенности, пояснила Нурсема. - Пониженной вязкости, имеет характерный как бы слоистый вид. Это точно говорит о том, что было отравление кровяными ядами. Но обнаружить их мне стандартным анализом не удалось. Когда я логически дошла, что единственным вариантом остается змеиный яд, представляющий собой смесь пептидов и белков, мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы прояснить реальную картину отравления. И еще, основной мишенью токсических компонентов ядов змей является сердечно-сосудистая система.

- Я помню курс криминологии, Нурсема, - перебила ее Кывылджим, продолжая мысль девушки. - Белки и пептиды, действуя разнонаправленно, могут проявлять кардиотоксические и кардио протекторные эффекты.

- Вот именно, Кывылджим. Но есть еще и кардиотропный и вазоактиный эффект этих белков.

Женщина уперлась руками в стол, сильно сжимая его край, так, что кажется почувствовала, как сминается пластик под ее нажатием, ожидая дальнейшего вывода эксперта.

- Такие белки и петиды ядов, рассматривают на сегодняшний день в качестве перспективной основы для создания новых лекарственных препаратов, способных предотвращать или замедлять развитие патологических процессов при сердечно-сосудистых заболеваниях. В частности, брадикинин-потенцирующий пептид из яда змеи Bothrops jararaca был первым соединением змеиного яда, на основе которого созданы гипотензивные препараты,- торжественным голосом произнесла Нурсема, излишне победоносно сейчас смотря на подругу.

- Ты намекаешь, что ее отравили веществом, который используется в медицинских лабораториях для создания лекарств? - почти не дыша сейчас сделала логичный вывод из слов Нурсемы госпожа прокурор.

Нурсема слегка кивнула, не обозначая при этом ничего конкретного, однако от внимания Кывылджим не ускользнуло и это. Лихорадочная работа мозга сиюминутно запустившаяся внутри Кывылджим уже сужала список подозреваемых, хоть как-то относящихся к возможному доступу в такие лаборатории.

- А что по тому веществу, которым были обработаны волосы и фата, Нурсема?

- Тут все просто, - улыбнулась девушка, снова отьезжая на своем стуле к противоположной столешнице и возвращаясь обратно с кусочком фаты в руках, раскладывая его под микроскопом и предлагая Кывылджим посмотреть в окуляр. - Это аппрет - специальная пропитка, которая сочетает действие препаратов из растительного и синтетического сырья. Ее часто применяют для обработки медицинской одежды, повышая ее износостойкость, пропитывают перевязочные средства, обрабатывают микросферы для тяжело больных, салфетки, которые используют потом для обработки кожи до и после хирургических операций.

Девушка изъяла образец из под увеличительного стекла микроскопа и разложила его на специальной прозрачной доске-прямоугольнике, руками наощупь находя ультрафиолетовую лампу, которая тут же зажглась сине-зеленым светом, направленным на кусочек ткани.
Указав Кывылджим выключить основное освещение, Нурсема затаила дыхание, как будто наслаждаясь красотой собственной работы.
Сетчатая ткань тут же отразила на себе мельчайшие фиолетовые частички, заметные даже невооруженным глазом. Кывылджим, соприкасаясь с Нурсемой локтями, с замиранием смотрели как эти фиолетовые мерцающие искорки переливаются под свет ручной лампы и каждый думали о своем.

Нурсема - о том, как ей предстоит провести еще много часов в любимой лаборатории, в нежелании встречаться именно сегодня с мужчиной, который приносил ее матери немало беспокойных моментов.
Кывылджим - о том, что молодой Аяз был прав, и железному властному мужчине иногда все же хочется проявления от нее ласки и внимания, несмотря на всю выстроенную систему их отношений.
Может, работа и была огромной частью их жизни, но не единственной, умело балансируя между семейными перипетиями и настоящими любовными чувствами. В какой-то мере, женщинам в системе правопорядка даже повезло - от мужчин их отличало умение выстраивать равноправные отношения между работой и своей семьей, лишь иногда нарушая собственные заветы.

- Как насчет генетической экспертизы, Нурсема? - прервала их молчание почти в темной лаборатории Кывылджим.

- Пока не готова тебе ее озвучить, дай мне еще немного времени. Мой помощник работает над этим, - несколько устало отозвалась девушка, облокачиваясь на свой локоть, поставленный на столешницу и мечтательно поглядывая на Кывылджим под свет ультрафиолета. - В целом, подруга, Аяз не плохой мужчина, - точно прочитав ее мысли, поддела ее Нурсема больше из заботы, чем из грубой предосторожности.

- Думаешь, мне стоит отдохнуть сегодня, отбросив размышления насчет полученных тобой выводов? - усмехнулась женщина прокурор.

- Думаю, что ты это заслужила, Кывылджим, - миловидная улыбка вновь легла на привлекательное лицо девушки, заботливо сейчас перехватывая пальцы рук подруги, лежащих недалеко от ее руки, и пожимая их.

____________________

18 сентября 2024 года
20.00 по Стамбульскому времени
Bebek, Beşiktaş

Белые широкие каменные ступени изгибающейся вверх лестницы, на которую сверху опускались разросшиеся кусты японской ампельной азалии, знакомой ему еще со времени, когда мать занималась всеми кустарниками обожаемого ею сада, теперь казались почти непреодолимыми.
Начиная с того момента, как его серый Volvo, медленно следуя по гравийной дорожке, ведущей в объезд широкой круглой клумбе, явно находящейся под пристальным вниманием садовника, остановился возле черного Rolls Royce, продолжая, когда он увидел зажженный свет сквозь плотно задернутые синие бархатные шторы гостиной с огромной хрустальной люстрой в самом центре, Омер все еще пытался найти достаточно много весомых поводов, чтобы взойти по ровно двадцати пяти ступеням родительского дома и, как и прежде, снова разделить один из семейных ужинов, на которых он не был уже пять лет.

Когда-то давно его отец, будучи человеком жестким и непримиримым к слабохарактерным людям, учил их с братом всегда принимать рациональные решения, не идя на поводу у своих чувств, и, в какой-то мере, Омер последовал его совету, выбирая, однако, совершенно иной путь жизни, но придерживаясь своих твердых убеждений - бороться там, где это было действительно необходимо, там, где на кону стоял не очередной тендер противоборствующих компаний, а реальная человеческая жизнь.

Сейчас, размеренной поступью поднимаясь по вычищенным почти глянцевым блеском сверкающим мраморным ступеням, Омер, двигая губами, сложенными в трубочку, заложив руки в карманы узких джинс, настолько, насколько это было возможным, усердно предпринимал попытки унять свои преждевременные эмоции, чтобы не сорваться и снова не показаться излишне импульсивным в своих решениях человеком.

Поравнявшись с большой стеклянной дверью, разделенной на ровные квадраты деревянными рейками, он удовлетворительно хмыкнул, обнаружив тот самый круглый стол при входе с большой вазой, как и прежде, наполненной цветами из сада, которую в эту минуту осветил большой белый светильник, висящий над входом, мгновенно загоревшийся при распознавании шагов мужчины.

Громкая трель звонка прорезала с виду пустой дом, отдавая в ушах Омера счастливыми воспоминаниями, в миг пролетевшими перед глазами, и пока еще свет в прихожей зоне не загорелся, он имел возможность насладиться приятным ощущением проведенных здесь дней, расплываясь в теплой улыбке с характерными ямочками на щеках, так игриво провоцирующих противоположный пол.
Эти ямочки, кажется, были его тайным оружием в борьбе за очередную красотку в студенческие годы, когда его дерзкий нрав наравне со смазливой внешностью, несомненно приносили ему удачу по всех случаях, когда он ставил это своей целью.
Взять хотя бы ту самую неприступную гордячку с параллельного курса, которая была объектом восхищения почти половины мужского представительства факультета, и, в конечном итоге, сдалась на одной из вечеринок под его обаянием, в каком-то убогом мотеле на выезде из города.

Внезапно яркий желтый свет в прихожей прервал его далекие и лихие воспоминания, возвращая Омера в то самое время, когда он последний раз переступал порог этого дома, а, вернее, выходил из него, громко хлопая дверью так, что содрогнулся, казалось, и весь второй этаж.

- Хаят, здравствуй, - приветливо отзываясь на радостный сияющий взгляд почти хранительницы этого дома, сказал Омер.

Он переступил белый порог и тут же, в привычной ему манере, скидывая с себя коричневые замшевые лоферы, сменил их на черные тапки на тонкой подошве, которые, как ему показалось, так и не убирались с момента его отъезда. Все было, как прежде, там, где у него зияла огромных размеров душевная рана.

- Господин Унал, - все таким же милым спокойным голосом ответила ему покрытая женщина, услужливо принимая у него из рук кожаную куртку, - добро пожаловать домой.

- Рад тебя видеть в добром здравии, хвала Аллаху, Хаят. Все дома?

- Пока только господин Абдулла, - легкая улыбка чуть спала с ее лица, оставляя след натянутости. - Он ждет в гостиной. Не приступал к ужину, пока не придете Вы.

- А племянница? Невестка? - нахмурил брови Омер, предчувствуя не слишком приятный разговор с братом наедине.

- Пока не возвращались, господин Омер, - отрапортовала ему Хаят, верная помощница этого дома и всех его обитателей на протяжении многих лет и, кажется, незаменимый человек в его жизни, когда ей приходилось прикрывать его долгие ночные отсутствия перед разъяренным отцом, покуда его увлекающаяся натура проводила очередную ночь в объятиях той самой красотки-гордячки.

- Ты иди, Хаят, я сейчас, только позвоню сыну, - пояснил он, оставляя свой портфель на круглом дубовом столе и вынимая из заднего кармана телефон.

Женщина привычно кивнула, спеша покинуть помещение и оставить ее любимца наедине, среди мягкого света и отражающего его зеркальных дверец шкафа, которых Омер прежде не замечал.
Новая хозяйка дома, кажется, внесла свои коррективы несмотря на стальной характер его брата. И это его слегка позабавило.
Представить, что кто-то мог указать степенному и слишком серьезному, но, очевидно, падкому на женские тела мужчине что-либо, идущее вразрез с его мнением, Омер попросту не мог. Но, видимо, этой женщине было позволено больше, чем он мог представить.

Мужчина облокотился поясницей на тот самый круглый стол, который, кажется видел настолько много событий в их семье, что скоро мог бы начать говорить от ужаса, и разблокировал экран телефона, глубоко вздыхая.
За целый день прилета в Стамбул он так и не успел позвонить сыну, читая от него лишь сообщения и реагируя не в пример себе односложными ответами либо и вовсе дурацкими смайлами. Надеясь на ответственность своего ребенка, который оставался один в квартире, Омер с воодушевлением набрал любимый номер, слушая два длинных гудка, прежде, чем на том конце линии раздалось все такое же возбужденно-радостное слово:

- Папа! Ну наконец-то! Как ты? Как долетел?!

Явно приподнятое сейчас настроение своего ребенка так приятно растеклось по его телу, что он на расстоянии почувствовал, какая сильная связь была между ними, несмотря на все обстоятельства.

- Метехан, сынок, - тепло, которое он стремился передать в ответ, выразилось в добродушном голосе, скрывающим тяжелый день, - все хорошо. Я уже приступил к работе. Госпожа Прокурор весьма приятная женщина, - язвительно заметил Омер, вспоминая, как несколько часов назад она была готова растерзать его одним только взглядом жгучих карих глаз, - а сейчас я пришел на ужин к твоему дяде.

- Серьезно? Из одного пекла в другое, пап?

- Надеюсь, что меня хотя бы здесь встретят теплом, а не пожаром, - усмехнулся Омер, на секунду представив пламя в глазах женщины прокурора. - Как твои дела, сынок?

- Все как всегда, не считая того, что ужин теперь приходится готовить самому. Ну...или не готовить вовсе. Как-никак мой отец не просто профессор, а еще и наследник империи Унал. Иногда можно воспользоваться семейным положением, - хохотнул парень и Омер сразу же представил его хитрющую улыбку, яркие черные сверкающие язвительностью глаза и упрямые кудряшки, которые он с такой заботой всегда намыливал ему в детстве в ванной.

- Сын, ты рискуешь завалить семестр, учти это, если будешь осознанно пользоваться своим положением. Прежде всего, ты сын профессора.

- Хватает того, папа, что мне об этом напоминает эта госпожа Карен. Чем ты ей так насолил, что она точит на меня зубы? Сегодня мой доклад по классификации убийств с треском провалился только потому, что я не учел характеристику серийных убийц -оставлять себе что-то в качестве трофея! Это ли самый настоящий буллинг!?! - явные недовольные нотки в голосе сына, заставили Омера снова улыбнуться, вспоминая явные настойчивые заигрывания светловолосой и пышногрудой Карен на одной из вечеринок, посвященных вступлению нового ректора в должность, и тут же принять серьезный вид , когда последние слова сына вдруг создали новую нейронную связь, точечно отправляя ее к определенному фрагменту памяти.

Еле уловимая тягучая мысль тут же отозвалась где-то на задворках его небесталанного мозга, превращаясь в туманную дымку, которую от тщетно пытался поймать, как будто вдруг оказавшись с дырявым сачком в руках. Липкое ощущение чего-то, что он упустил, смотря на фотографии в кабинете женщины прокурора, все чаще отвлекаясь на ее каштановый волной спадающий на длинную шею локон, сейчас пробежало по спине тысячами иголок, заставив его передернутся.

- Как ты сказал? В качестве трофея?.. - протянул Омер, прокручивая в своей памяти теоретические знания своего собственного предмета.

"Достаточно часто преступник забирает у своих жертв какой-либо предмет, который им используется для того, чтобы освежить в своей памяти обстоятельства совершенного им преступления, и для мотивирования себя на новые преступления", - вдруг пронеслась мысль в его голове и его карие глаза тотчас же вспыхнули и открылись в дичайшем возбуждении, абсолютно не слушая то, что рассказывал сын.

Вот то, что смогло интуитивно насторожить его в тех фото, что Кывылджим показала ему с места преступления. Руки жертвы были слишком аккуратно сложены, как будто должны были удерживать что-то, помимо воздаяния молитв Пророку. Не хватало букета невесты. Того самого, который давал девушкам в других странах, отличных от Турции, где бросание букета невесты являлось лишь европеизированной традицией и забавой, надежды на скорое замужество.

Омер с завидной скоростью хаотично переводил глаза расфокусированным взглядом с одного предмета, контуры которого он не замечал, на другой, абсолютно в той же манере, уже предвкушая лицо фурии Прокурора, когда он сообщит ей, что придется проверить все цветочные магазины, в которых за пару дней до убийства приобретался свадебный букет, а так же сообщит в морг, что необходимо взять соскоб с тканей ладоней на анализ.

- Папа, папа, - услышал он сквозь пелену рассуждений настойчивый голос Метехана и слегка прикрыл глаза, позволяя своим мыслям упорядочиться, прежде, чем снова ответить сыну.

- Прости, Метехан, задумался. Что там у тебя? - вежливо, но уже менее включенно спросил он, когда жажда работы пересилила даже его обязательные вечерние беседы с сыном.

- Я сегодня ходил к маме, - стараясь ничем не выдать своего до сих пор дрожащего голоса, сказал Метехан тише, чем говорил до этого.

- Ты был у мамы? - не осмеливаясь продолжить дальше, сказал Омер, попутно хмуря брови и застывая от ожидания следующих слов сына.

На минуту ему снова показалось, что не было этих пяти лет. Что он, как и прежде, стоит в этом доме, громко споря с собственным братом, когда резкая трель звонка телефона вдруг прорезала пространство гостиной с голубыми диванами.
Переломный момент его карьеры криминалиста звонким эхом пары слов в том звонке отозвался в широком квадратном коридоре семейного особняка Унал, который всю жизнь преследовал Омера в качестве монументального традиционного наследия, заставляя отчаянно сопротивляться принятым в его семье нормам.
За каждое право быть собой - будь то профессия или брак с любимой женщиной, ему в итоге приходилось бороться с традиционностью взглядов жесткого седовласого бизнесмена с орлиным хищным взглядом, который с детства вызвал у него бунтарский ответ.

Омер даже не заметил, как крепко сжимает поверхность всевидящего круглого стола в этом доме, так, что костяшки его пальцев правой руки приобрели белесый оттенок. Ожидая того, что скажет Метехан, он снова и снова прокручивал в голове те самые радостные моменты, которые до определенного времени были тем самым настоящим в его жизни, способным согреть его после тяжелого трудового дня, наполненном серийными убийцами, рецидивщиками тяжких преступлений, оборванными жизнями и запахами дезинфицирующего вещества в секционной судмедбюро.

Вот они с будущей женой тайком пробираются в дом, когда давно уже гасили свет, следую четкому времени отбоя пожилого человека. Ее черные кудряшки нежно щекочат ему шею, заставляя погружаться в безрассудство своих намерений. Вот ее карие глаза, в точности повторившиеся в глазах их так желанного ребенка, с огромной любовью глядят из-под длинной фаты, изысканно падающей ей на плечи и спинку атласного струящегося платья. Ее тонкие руки, качающие маленького Метехана ночами, когда испуганный грозой малыш стал просыпаться на каждый громкий звук, доносившийся с улицы. Их последние выходные, проведенные в Греции, когда она так непредсказуемо увезла его прямо в самый разгар расследования.

- Все в порядке, пап, - голос Метехана снова вырвал его из пучины воспоминаний, будто нарочно подкинутой этим домом спустя большой срок. - Со мной все в порядке.

- Метехан.., - начал Омер, собирая все свое тело в струну, чтобы вывести себя из меланхоличного настроения. - Я рад, сынок. Рад, что ты наконец повидал маму.

- Кажется, - явно стараясь держаться браво, как стойкий оловянный солдатик, продолжил Метехан, - для этого шага тебе нужно было улететь за 2000 км. Ты перестал меня опекать и я, судя по всему, скоро научусь готовить себе яичницу, - все так же, как и отец, стараясь разбавить свой черный мир красками юмора, продолжил молодой парень.

- Если что, вызов пожарной службы по номеру 112, - усмехнулся отец, по достоинству оценивая возможность сына шутить в его травме. - Постарайся до моего приезда не спалить квартиру, сынок. Об одном молю, когда будешь бежать вниз по пожарной лестнице, постарайся захватить нашего Рахима с собой. Кот еще сможет прожить лет десять, прежде, чем отправится в иной мир.

- Заметано, папа, - так же весело, как и Омер бросил ему Метехан. - Иди уже, пап. Дядя явно напрягается, пока ты со мной обсуждаешь моих преподавательниц. И, кстати, я жду рассказа о моей миссис Карен. Уверен, тебе есть чем поделиться, чтобы мне было, чем крыть на ее явные придирки, - многозначительно добавил Метехан, издавая громкий бесцеремонный смешок и прощаясь с отцом достоверно зная, что Омер никогда не станет указывать сыну на его место.

Убирая в карман телефон, Омер еще пару минут пребывал в подвешенном состоянии, все не решаясь зайти в светлую просторную гостиную с большими хрустальными люстрами и громадными турецкими коврами со сложными изысканными восточными узорами, которые сразу задавали тон этому дому. Маленькая золотистая полоска металлического порожка, о которую так часто запинался он в детстве, разделяющая прихожую от той самой комнаты, где всегда решались все важные вопросы семьи Унал, вне зависимости от возраста участников и стремления к их независимости, загадочно поблескивала в свете высокого торшера при входе в пространство, находя свой зыбкий отблеск в задумчивых глазах Омера.

Несколько лет назад, он запнулся об нее, когда бежал навстречу тому, что еще до конца не мог осознать. Тому, что через пару часов разделит его счастливую прежде жизнь, на до и после.
Усиленно поджимая тонкие губы будто бы ими пытаясь сдержать воспоминания в своей голове, профессор слегка усмехнулся, придавая себе менее озабоченный вид, чтобы не выдать своих истинных эмоций - человеку, который не поощрял подобные слабости ни своему брату, ни даже своей дочери.
Глубокий вздох, ознаменовавший момент, когда его тело, наконец, оторвалось от круглого стола, казалось услышало все в пространстве прихожей: пара высоких юкк возле стеклянной двери, круглый ковер с пушистыми кисточками под столом, классическая бронзовая консоль с мраморным основанием.

Несколько широких шагов Омера перенесли его в ярко освещенную гостиную, где он с удивлением, невольно застывшем на его изумленном лице, обнаружил новые современные предметы интерьера как-то слишком умело вписывающиеся в общую картину дома.
Вместо классических голубых диванов, которые много лет собирали возле себя двух братьев, их жен и родителей - теперь стояли серые и низкие, разделенные мраморным низким столиком в виде большого куска прямоугольника.
На месте большого высокого шкафа, хранившего, казалось, все секреты семьи Унал, теперь красовался модный дубовый буфет, на котором редкое красующееся количество фотографий самого хозяина выдавало явного настоящего руководителя в доме.
Турецкие ковры сменились серыми современными с градиентами, а пара вольтеровских кресел с золотыми элементами были заменены на глубокие, в викторианском стиле.

Именно с одного из них сейчас вставал навстречу Омеру грузный мужчина, весь вид которого в своем необъятном пиджаке с тем же суровым, что и у отца взглядом, заставлял многих в этой жизни подчиняться по неведомым им причинам, будто бы перед ними оказывался Реджип Унал собственной персоной, властный и жестокий бизнесмен, ставящий превыше всего материальную выгоду и собственный комфорт.

Видя, как нелегко брату дается даже простой подьем с кресла, Омер покачал головой, предполагая, что новая невестка не очень-то и следит за рационом своего благоверного мужа, уделяя больше внимание своим собственным целям.

- Омер, - начал мужчина, на голове которого не было ни единого волоса, а маленькие темные глаза терялись на фоне большой отечности под ними, - брат, рад, что ты наконец вернулся.

Пара секунд точно понадобилась Омеру, чтобы вспомнить живущий в его крови жест традиционного приветствия, и он молчаливо согнулся к протянутой руке старшего брата, слегка дотрагиваясь губами и соприкасаясь лбом с испещренной морщинами рукой мощного мужчины перед собой.

- Абдулла, аби, - кивнул ему Омер, несколько теряясь от того, как начать разговор.

Он петлял глазами по абсолютно нейтральному выражению лица мужчины, пытаясь по привычке угадать хотя бы одну эмоцию, которая навела бы его на мысль о том, куда потечет их разговор.

- На самом деле, я не собирался возвращаться, брат, - усмехнулся Омер. - Но обстоятельства вынудили прилететь в Стамбул на некоторое время, надеюсь долго здесь я не задержусь.

- Я уже слышал, что ты снова решил вернуться в профессию, Омер, - злостный и надменный тон вдруг проявился в нотках грубого голоса брата. - А как же Метехан? Он остался в Берлине?

- Конечно, Абдулла, у него самый разгар обучения, не было никакого смысла срывать его посреди учебного года и везти сюда, ради.., - запнулся профессор.

- Ради семьи, ты хотел сказать? - едва вздернувшись светлые, почти незаметные на лице, брови брата взметнулись вверх на долю секунды, означая презрительность, и тут же вернулись на место, снова делая его лицо непроницаемой маской. - Что же, ты всегда считал свою работу важнее родственных отношений, поэтому я не удивлен. Так ты не собираешься задерживаться здесь надолго? С каким на этот раз делом связан твой приезд, что ты все же решил приехать в родной город?

- Убийство молодой девушки, - слегка замявшись, ответил Омер. - Вызвали как специалиста в области криминалистической психологии, чтобы составить портрет возможного убийцы. Все как всегда, брат - то, что ты не любишь. Я надеюсь, что справлюсь с этим делом быстро, и снова вернусь к своему преподаванию.

Стараясь прямо сейчас не смотреть в лицо человеку напротив, чтобы не показаться слишком заинтересованным в новом расследовании, Омер оглянулся в сторону одного из диванов, будто бы ища в нем помощи и, не без удовлетворения, опускаясь на правый, стоящий ближе к нему, находя спасительные мгновения и прерывая дальнейшие обсуждения вероятного развития событий. Безэмоциональное лицо Абдуллы Унала было непроницаемым, когда он с тяжелым, свойственным тучным людям, вздохом опустился на кресло, широко расставляя ноги перед собой.

- Как тебе жизнь в Берлине, Омер? На дня я говорил с Беркером Чобаном, и он сказал, что турецкая диаспора в восторге от твоего курса по криминалистике и уже готовит нескольких новых детей на поступление к тебе на факультет, - не без гордости заметил Абдулла. - Кажется, тебе пошло на пользу - смена страны и профессии.

Снисходительная улыбка легла на лицо с редкой светлой щетиной старшего из братьев, пока его гордость за младшего Унала, не имеющая ничего общего со с успехами брата, а лишь подчеркивающая статус их семьи в высших кругах не чуждой им страны, расцветала в помпезном тривиальном выражении усталых глаз.
Омер тут же, не без иронии внутри себя, подхватил такое привычное состояние Абдуллы, когда все его заслуги обесценивались на фоне выигранных тендеров, очередного отхватившего в жесткой схватке пая муниципальной земли для строительства бизнес-центра, или устроенного ради пристального внимания журналистов благотворительного вечера в помощь незащищенным слоями общества, где красной нитью всегда следовала фамилия Унал - богатейшая строительная империя, в которой оказалась одна паршивая овца - и имя ей было Омер.

- Ты знаешь, жизнь в Берлине - полна предсказуемости и размеренности, - отозвался Омер, поглядывая на брата, слегка склонив голову набок. - Но это как раз то, что нам с Метеханом было нужно. Пожалуй, мне не хватает только моря. У нас с сыном была попытка съездить к Балтийскому, но она с треском провалилась, когда мы оба решили испытать удачу и без гидрокостюмов залезли в его воды в мае месяце, - пытаясь спасти разговор, полный надменности и укора, продолжил он. - А Беркер бея я видел за день до приезда сюда, - умалчивая истинную причину его разговора с уважаемым им человеком, заметил он. - Мы как раз обсуждали с ним возможность прохождения практики моих студентов под его началом в Федеральном верховном суде.

- Как он поживает?

Вопрос Абдуллы был скорее формальным, чем заинтересованным, поскольку разделявшее двух бывших друзей расстояние, давно сделало их общение слишком сухим и официозным даже в случайных встречах на важных мероприятиях, устраиваемых турецкой коалицией в Берлине, куда часто, как инвестора многих проектов, приглашали и Абдуллу.
Сложно было поддерживать дружбу с человеком, от которого со времен одной школьной парты, осталась лишь внешняя оболочка, а открытость и искренность уступила место холодному расчету и поиску выгоды из любого общения.

Чувствуя, как разговор уходит от опасной для него темы, Омер откинулся на мягкую спинку дивана, отдавая должное его удобству и даже вкусу новой хозяйки, и перекинул ногу на ногу, намеренно создавая формальность их общения, чтобы не допустить Абдуллу к тому внутреннему, что могло принять для него взрывоопасный характер.

- Разве ты не слышал? - изумление Омера сейчас выразилось в искренне вздернутых бровях и бегающем по лицу брата взгляде, недоумевая, почему старший Унал был не в курсе столь громкого события, коснувшегося репутации его почти бывшего друга. - Недавнее дело под его председательством имело эффект взорвавшейся ядерной бомбы. В Берлине "полетели головы". И одной из них чуть не стал Беркер бей. Заявленный на фармацевтическую компанию *"Farmrose" иск от пострадавших по всей Германии привел в движение целую подпольную сеть черных аптек, и господина Чобана так же привлекали как заинтересованное лицо.

- Ну я надеюсь, обошлось без жертв?

- Что ты имеешь в виду, аби? Жертвами стали несколько десятков людей, которые пострадали от покрывающих эту компанию рук! - все же не сумев сдержать себя в руках, вдруг вспылил Омер, когда такие глупые слова брата, ничуть не ценившего жизни простолюдинов по его мнению, прошлись по самому сердцу человека всей душой проживающего каждую трагедию как личную и однажды найдя свое признание в борьбе за чистоту мира и его правопорядок.

- Омер, - наконец проявив первую эмоцию, усмехнулся Абдулла. - Твой возраст не пошел тебе на пользу. Ты все такой же приверженец высоких идей почти бесплатного труда. Миллионы людей по всему миру умирали, умирают и будут умирать от рук кого-то другого. Ты не сможешь спасти всех, а вот спасти себя от этих высокопарных идей - тебе давно стоило.

- Давай не будем продолжать это разговор, - резко отрезал Омер, делая взмах рукой в сторону брата, словно отсекая невидимой чертой возможные споры. - Как поживает племянница? И, кстати, где она?

___________________________
* любое сходство с реально существующей компанией является случайным . Название имеет литературный вымысел.

Профессор оглянулся по сторонам гостиной, невольно отмечая новый большой обеденный стол из светлого дерева, с массивной​стеклянной вазой в самом его центре, наполненной лилиями, от которых шел слишком резкий и дурно пахнущий запах, отдающий по мнению Омера, с детства ненавидящего эти цветы, гнилым яблоком, и тут же заметил еще одно новшество в своем фамильном доме - некогда любимый портрет их матери, который с прежней хозяйкой был убран куда-то на задворки чулана в подвальных помещениях, а сейчас висел на самом видном месте в конце обеденной зоны, молчаливо взирая теплым нежным взглядом на всех, кто собирался за столом.

- Это племянница постаралась? - кивая в сторону портрета, спросил он у брата.

- Нет, - ответил Абдулла, оборачиваясь и находя взглядом предмет, на который указали глаза Омера. - Твоя невестка решила, что мама должна быть с нами во время совместных ужинов и завтраков.

- Похвально, аби, - скосив уголки губ вниз и уважительно склоняя голову, сказал Омер. - Не думал, что госпожа Унал решит почтить память нашей матери таким способом.

- Ты ее не знаешь, Омер. Как ты вообще можешь делать какие-либо выводы? - воды, на которые заходил сейчас его брат вызвали в Абдулле массу противоречивых эмоций, проявившихся в нахмуренных домиком бровях, стальном прямо взгляде и укоризненно поджатых губах. - Или это опять твои психологические методы восприятия человека на расстоянии?!

- Извини, брат, - тут же поднял руки вверх Омер, вытягиваясь в натянутую струну в кресле, чувствуя как ступил на скользкую тропу чувств старшего Унала. - Я лишь хотел поблагодарить ее за этот жест в адрес нашей матери.

- У тебя сегодня будет возможность это сделать, - безаппеляционным тоном отрезал Абдулла, поглядывая на ручные золотые часы на своей упитанной руке. - Пока что госпожа еще на работе, но, думаю с минуты на минуту, должна появиться, так же, как и дочка.

- Я не видел ее сегодня в здании суда, хотя провел там несколько часов, - заметил Омер, и его взгляд стал более пытливым, когда он в своей привычке вгляделся в лицо старшего брата, отмечая каждую возможную деталь его облика.

Вот взгляд Абдуллы теплеет при упоминании дочери.
Мгновенно замирает, и начинает хаотично и быстро бегать из стороны в сторону, вспоминая, место работы и обязанности племянницы, и становится ледяным, когда к нему приходит осознание, что он желал иной судьбы своей любимой дочери, но она, следуя примеру дяди, отправилась на услужение какому-то нерадивому прокурору, известному в узких кругах своей двоякой позицией.

Вместо ответа, который пытался сейчас сформулировать тучный мужчина в кресле, в гостиную, через боковую белую двухстворчатую дверь протиснулась хрупкая девушка с темными волосами, все лицо которой выражало какую-то глубокую скорбь.
В руках она держала серебряный поднос, на котором чинно красовались дымящиеся армуды, с напитком, а запах трав тут же распространился по всей комнате, снова возвращая Омера в далекие дни детства, где Гюлер Унал - слегка полноватая женщина с густыми темными волосами буквально врывалась в пространство комнаты, громко позвякивая стеклянными чашками и блюдцами, с неизменной улыбкой на лице и вкусной аппетитной ачмой на подносе.
Тогда все было просто - Омер и Абдулла, покачивая короткими ногами, восседали на голубых, почти императорских стульях, ожидая самое вкусное угощение на свете - мамины булочки с ее неизменными присказками с адрес каждой из них.
Никто никогда, даже его жена, не повторял эту традицию, по которой оба брата, не сознаваясь друг другу, слишком скучали - прежде, чем схватить булочку с подноса нужно было выслушать небольшое предсказание.

Омер перевел взгляд на девушку, чьи синие глаза и черты лица показались ему смутно знакомыми. Тонкая, почти тощая фигурка, сгорбленная под очевидными тяжестями жизни, тихо двигалась, каким-то неведомым ему образом выдерживая вес чашек на подносе.

Поравнявшись с мужчинами, она присела перед столиком, устанавливая на него поднос, и вежливо кивнула Омеру, слегка прикусывая тонкие губы от смущения.

- Здравствуйте, господин Унал. Я бы хотела сказать Вам спасибо за предоставленную возможность. Отец так много хорошего рассказал о Вас.

На мгновение Омер свел брови к переносице, пытаясь осознать за что может благодарить его совсем не знакомая ему барышня и тут же вспомнил кладбище, которое он посещал в Берлине каждую неделю, рывком вставая с кресла и со всей добротой обращаясь к девушке:

- Ты ведь Нурай, дочь Мехмеда? - яркая улыбка, проявилась на лице профессора, когда он наконец осознал, откуда ему знакомы черты лица девушки.

- Все так, господин Унал. С Вашей помощи и разрешения старшего господина Унала, я теперь могу работать достойно и иметь возможность ухаживать за своей девочкой.

Омер тут же перевел взгляд на своего брата, который сию минуту потупил свои глаза, в тонком душевном замешательстве от удовлетворенной просьбы Омера.
Профессор приподнял уголок губ, хитро оглядывая Абдуллу, замечая все его эмоции отторжения добра, которое он имел свойство оказывать, несмотря на всю свою ледяную натуру, и приветливо похлопал Нурай по спине, чувствуя какое, как и у отца, хрупкое тело скрывается под черной униформой, надетой на нее.
Не желая прямо сейчас оголять поступок, который сделал его брат, и зная, как не любит Абдулла на самом деле показывать свою уязвимую часть души, он обратился к девушке:

- Тебе звонил Энгин, Нурай? Я просил его связаться с тобой, чтобы ты рассказала все о лечении дочки.

- Да, господин Унал, да благословит Вас и Вашего брата Аллах! Вы даете моей девочке шанс вырасти и увидеть мир, - девушка благоговейно сложила руки, обращаясь к Омеру.

- Пусть пройдет, Нурай, пусть пройдет, - с жаром отозвался Омер, снова бросая внимательный взгляд на брата, который был отцом дочки, вьющей из него все возможные веревки.

Нурай еще раз с благодарностью кивнула двум братьям, ставшим для нее спасением не только ее дочери, но и самой, и поспешила в сторону кухни, чувствуя искрившийся от невысказанных самых разных эмоций воздух в помещении между двумя мужчинами.
Абсолютно разные внешне и даже по характеру, они все равно оставались сыновьями властного Реджипа, от которого они переняли способность к рациональному мышлению и добродушной Гюлер, мягкость которой, один из них тщательно скрывал, проявляя себя лишь к дочери, а второй обращал на благо общественности.

Внезапно входная дверь в комнату, до этого момента отгораживающая гостиную от посторонних звуков, звучно распахнулась и в ярко освещенном хрустальными люстрами, переливающимися в самые солнечные турецкие дни всеми цветами радуги, ворвалась слегка полноватая брюнетка, распространяя запах приторных сладких дорогих духов, явно не в настроении одним рывком бросая сумочку на дубовый комод, чуть не сворачивая с темной столешницы размещенные на ней фотографии.
Ее воинственный вид и подернутые злобой губы грозились сейчас найти выход на ком-то из домочадцев, и Абдулла Унал спешно осел в кресле, вжимаясь в его спинку настолько, насколько это было возможным.

- Эта чертова Кывылджим ханым сведет меня с ума! - зычным голосом крикнула она в пространство, явно не замечая Омера и по привычке обращаясь к одному отцу. - Папочка, может ты предпримешь меры?!

Брюнетка, вдруг почувствовав небольшое шевеление человеческого тела со стороны дивана, невольно развернулась в сторону мужчины, сидевшего на нем, и тут же громко вскрикнула:

- Так вот какого профессора она вызвала из Берлина! Дядя! - и она тут же распахнула свои объятия в сторону Омера, устраивая на своем лице улыбку, больше похожую, как и обычно, на зловредную гримасу, - Ты ли это, мой любимый дядя Омер, решивший вместе с этой стервой переловить всех маньяков Стамбула?!

- Ниляй, - рассмеялся Омер, привлекая ее к своей груди, и в который раз умиляясь ее экспрессивности. - Что ты не поделила с госпожой Арслан?

- Твоя начальница, дядя, решила устроить мне очередной обмен иронией, пока сама шлепала по коридору, бог знает за чем к моему начальнику, явно с не добрыми намерениями! Я бы на твоем месте, поостереглась иметь с ней дело. Мертвецы, и те, скоро начнут оживать, лишь бы их дела не разбирала эта блюстительница порядка, которой впору командовать ротой, а не выстраивать межличностные отношения!

- Дочка, - обратился к ней Абдулла до этого момента притихший и сидевший в кресле, пытаясь мимикрировать под его серую обивку. - Что опять стряслось?

- Она в который раз указала мне на наши связи, папочка! - Ниляй скорчила губы бантиком и попыталась изобразить взгляд всем известного кота из мультфильма.

Омер вновь закатился от смеха и покачал головой, оглядывая столь неподобающий образ - черное с золотыми пуговицами короткое платье, массивные серьги и красную помаду - в красках представляя себе реакцию той самой защитницы правопорядка и ее возможные замечания в адрес своей племянницы.
То, что Ниляй мастерски умела эпатировать публику, подражая своей матери, никогда не вызывало у него вопросов, однако, доставляя немало неприятных моментов ее отцу, краснеющему при любом удобном случае, когда, например, внезапно, на приеме, куда собирались представители традиционных состоятельных семей Стамбула, Ниляй вдруг врывалась, разряженная как новогодняя елка, в дорогую бижутерию, короткие платья и с ярким вызывающим макияжем.
Когда Омер, отмечая, несмотря на всю ее легкомысленность в отношении к жизни, вызванную большим достатком отца, ее не дюжий ум предложил ей попробовать отучиться на юриста и обещая поддержку, он и не знал, что однажды им предстоит работать вместе, ожидая от Ниляй чего угодно, кроме карьерных замашек.

- Дочка, - слова Абдуллы, сказанные слишком подхалимским тоном, раздались где-то глубоко из кресла. - Не стоит связываться с этой госпожой. Она под защитой Главного прокурора, не оберемся проблем. Аяз Шахин не самый простой человек в нашем обществе.

- Знаем мы, под какой она защитой! - тут же вспылила Ниляй, взвинченная, распаляясь будто оголенный провод, и мгновенно осеклась, поглядывая в сторону Омера.

Последние слова не ускользнули от внимательного слуха профессора и его короткое удивление выразилось лишь в быстром поднятии вверх брови, тут же приходящей в нормальное положение. Он сел обратно на диван, пытаясь надеть на себя хладнокровную маску, хотя где-то в глубине его мыслей отношение к женщине прокурору заметно возросло в интересе, учитывая намеки племянницы и разговор с тем самым Аязом Шахином в кабинете у Кывылджим.

"Что же Вы скрываете еще, уважаемая госпожа Прокурор?" , - невольно задумался Омер, краткое желание узнать эту бестию чуть лучше, промелькнуло в его голове.

- Значит, - начала Ниляй, усаживаясь на диван рядом с дядей и по-свойски теребя его за рукав водолазки, совсем как в детстве, - ты приехал помочь нашей железной фурии отыскать очередного убийцу? Может, хотя бы ты поставишь ее на место, дядя, иначе мне не будет жизни, ну честное слово. Только учти, от нее сбегают все мужчины, с которыми она работает. Как бы тебя не постигла та же участь.

- Не волнуйся за меня, Ниляй, - ответил ей Омер, перехватывая ее пальцы и слегка потирая их массажными движениями. - Я не из пугливых, к тому же у нас профессиональные отношение. Помогу ей, уеду обратно в Берлин.

- Ох, дядя, ты только что дал мне повод отлично вывести твою начальницу из себя! Она - и не справляется? - рот Ниляй изогнулся в саркастической гримасе. - Это ли не повод снести ее с пьедестала!

- Она мне не начальница, - несколько задетый, парировал ей Омер. - Я всего лишь приглашенный консультант в ее дело. Сделаю все от меня зависящее и вернусь домой.

- Ты не взял с собой Метехана? - оглядываясь в поисках в комнате двоюродного любимого брата тут же переключилась Ниляй, игнорируя его последние слова.

- Нет, он остался учиться, семестр только начался, какие могут быть поездки, Ниляй. Расскажи, как дела у моей племянницы? Все ли получается в работе?

Взгляд Омера понимающий и принимающий был направлен на эмоциональную девушку, жаждущую общественного признания. Краем глаза, он отметил, как Нурай и Хайят разложили скатерть на длинном столе и сразу подумал, что традиция семейных ужинов за белой скатертью вновь возобновилась с приходом новой хозяйки.

- Если бы твоя начальница, - будто специально продолжая действовать на нервы дяде, сказала Ниляй, - не вставляла мне палки в колеса, могло быть все идеально!

- Если бы ты, Ниляй, выбрала другую карьеру, - подал голос большой мужчина в кресле, - тебе не пришлось столкнуться с этой пресловутой Кывылджим ханым.

Девушка замерла, бросая на почти скрывшегося в кресле отца взгляд, полной убийственной ненависти. Она всегда выбирала то, что хотела, кого хотела и когда хотела. Даже отец, способный оказать влияние на кого угодно, кроме нее, не имел права голоса. Его непререкаемая любовь к собственной дочери всегда была умело ею используема. Когда она, будучи всего лишь выпускницей, попала сразу в самую гущу судебных процессов, не без его поддержки, но и с помощью своих талантов.

- Такие фразы тебе, папочка , нужно кидать моему дяде, а не мне. Это ведь он первый решил не продолжать дело деда, предпочитая иметь дело с трупами и их убийцами, а не с контрактами и стратегиями бизнеса, - язвительность Ниляй в моменте переходила разумные пределы, и Омер глубоко вздохнул, уже предчувствуя, что последует дальше.

Семейный ужин прямо сейчас, в эту минуту, грозился быть нетронутым. Еда, которую в красивых сервировочных блюдах продолжали выносить Нурай и Хайят, вдруг показалась Омеру не столько чудесной, хотя он и не ел с самого утра.

Абдулла вынырнул из кресла, оценивая как слова Ниляй возымели воздействие на брата, и тут же столкнулся с его непроницаемым взглядом карих глаз.

- Еще не поздно, Омер, отложить свои лекции и методики и начать настоящее дело, - излишне грубый тон, с нотками боли вырвался изо рта Абдуллы.

Он наклонился к остывшему чаю, к которому не притронулся ни один из братьев и попытался отпить из чашки. Поморщился, когда еле теплый чай проник в его тело, не вызывая никаких приятных ощущений.

- Мне казалось мы закрыли эту тему, - чуть более взвинченно сказал Омер. - По твоему, закон и правопорядок менее ценен, чем мир большого бизнеса?

- Твой закон и правопорядок привел тебя к той точке, которая есть сейчас, - стальной взгляд тех же карих глаз, что и у отца, вперился в Омера, давя на самые болевые точки похлеще любого психолога. - Не он ли отобрал у тебя самое ценное? Если бы ты выбрал дело отца, а не свои дактилоскопы и шизофренических идиотов, все могло быть иначе!

Омер передвинулся на край дивана, встречая его взгляд своим прямым, и сцепляясь в словесной схватке. Скулы его напряглись, услышав слова брата, пальцы рук сжали друг друга, проецируя в кончики максимальный уровень стресса.

- Почему бы тебе, Абдулла, прямо сейчас не сказать мне все, что хочется. Вот я, перед тобой, как и обычно. Посмевший порочить когда-то честь семейного дела, выбирая те ориентиры, которые считал правильным. Спешу напомнить тебе, что ты - не отец, и, кажется, эту тему я уже проходил в далекие 20 лет своей жизни!

- А я посмею тебе напомнить, Омер, что ты до сих пор пользуешься благами положения нашей семьи! Выбери ты тогда правильный путь, воспитывал бы сейчас не одного своего ребенка!

- Не тебе, брат, говорить мне такое! - взревел Омер, резко вставая с дивана так, что даже Ниляй отшатнулась в сторону, видя искаженное от боли и гнева лицо своего дяди. - Ты сейчас серьезно обвиняешь меня, что я могу претендовать на какие-либо дивиденды?! Ты верно сошел с ума, Абдулла, потерявшись где-то между тендером за разум и тендером за власть. Готовь бумаги, брат, если тебя это так беспокоит, я отдам тебе чертовы акции компании и ты станешь ее полноправным владельцем!

На этих словах, Омер, опережая встающего из своего серого укрытия Абдуллу, пробороздив тапками линию на сером градиенте ковра, в исступлении, сражаясь со своим внутренним самозванцем, проследовал к выходу из гостиной, оставляя в полном замешательстве своей реакцией племянницу и брата, привыкших лицезреть мягкого и уступчивого мужчину в кругу семьи.

Серый Lexus, в эту минуту паркующийся возле двух машин, стоящих возле каменной лестницы, прекратил свой гул, заглушая звучание мотора и так же сонно, как и его хозяйка, будто бы вздохнул от трудового наполненного событиями дня. Женщина за рулем устало выгнула спину, хватаясь за шею, которая от постоянного нахождения за столом грозилась превратиться в большую проблему в отсутствии отдыха, который она считала непозволительной роскошью.

Открыв окно, она вдохнула приятный ночной воздух, наполненный запахом цветущий растений ее сада, куда она вкладывала душу, и на секунду прикрыла глаза, вспоминая вытянувшиеся лица мужчин, когда она заявила об очередном своем нововведении. Звук отбрасываемого ногами гравия на дорожке внезапно привлек ее внимание и она тут же вгляделась в темную высокую тень, яростно сбивающие смесь небольших серых и коричневых камней, продвигающуюся к одному из автомобилей.

Мужчина спешил к Volvo, а на его красивом лице застыла агрессия, желваки на скулах играли даже в темноте южного вечера. Усмехнувшись, женщина сразу поняла, что случилось. Ее муж в очередной раз проявил свою несдержанность к собственному брату.

Не желая прямо сейчас вникать в вероятную причину их конфликта, она спешно вжалась в коричневое кожаное сиденье, в надежде, что мужчина в своем запале не заметит ее, сидящую в машине. Тень проскользнула мимо, не бросив даже взгляда в ее сторону, распахнула дверь Volvo и на полной скорости, взвизгнув колесами по гравийной дорожке и поднимая клубы пыли, скрылась за ближайшим поворотом.

Ужин в семье Унал начинался.

________________________

18 сентября 2024 года
22:11 по Стамбульскому времени

Яркие огни вечернего Стамбула игриво манили своим многообразием, являя собой тот притягательный облик города, который он уже давно оставил в своем прошлом, теперь любуясь его отголосками лишь из окна собственного пентхауса в Маслак.

Босфорский мост, словно изящная нить, соединяющая два мира, раскинулся над водами пролива, как символ единства и противоречий. Огни мерцали, точно звезды, спустившиеся с небес, однако больше не трогали его душу так, чтобы перехватывало дыхание. Так, как это было в юности, когда он грезил однажды стать частью этого величественного старейшего города с невероятным слиянием эпох: от древних торговых путей до современных стремлений.

Воспоминание о прогулке по мосту во времена своего студенчества, когда он всем своим нутром ощущал малейшие движения порывистого ветра, волнующиеся мягкими волнами водные просторы Босфора и гулкие звуки проезжающих автомобилей, отозвалось в груди все еще ощутимым теплом о том времени, когда больше всего остального была важна ответная симпатия той самой студентки с третьего курса, которая в свое время лишила его сна по меньшей мере на несколько семестров.

Теперь эта романтизация прошлого казалась, с одной стороны, чем-то смешным, а с другой - невероятно досадным, когда он осознавал собственную ответственность за нынешнее сухое восприятие действительности, лишенное тех ярких красок, которые пленили его в молодости.

Настойчивый звук телефонного звонка с номера, контакт с которым он ожидал лишь завтра, заставил Аяза напрячься, возвращая его в здесь и сейчас. К его ответственности. К его решениям. К его выбору.

- К добру ли, господин Демир? - ответил он, услышав в трубке голос губернатора. - Я рассчитывал на встречу, а тут звонок по выделенной линии, да еще в такое время.

- Дело не терпит, Аяз. Мне нужно обсудить кое-что важное. Стратегический вопрос, - слегка уставшим, но требовательным тоном обозначил высокопоставленный чиновник. - Завтра вам нужно будет выступить перед журналистами.

- Выступить? По какому поводу?

- Мы не можем игнорировать ситуацию. Журналистское расследование о взяточничестве в муниципалитете - то самое, - с нажимом произнес мужчина, - уже вызвало волну общественного недовольства. Пикеты, обличительные видео: все это создает негативный фон, который может повредить нашей репутации. Каждого из нас.

Аяз глубоко вздохнул, прикладывая пальцы к переносице, как если бы прямо сейчас ему приходилось бороться с чем-то сильно неприятным.

- Я понимаю, но у нас еще нет окончательных выводов по делу. Как мы можем говорить о промежуточных итогах, если расследование продолжается?

- Нам нужно показать, что мы действуем. - настойчиво и властно проговорил губернатор. - Обозначить, что ситуация под контролем, и что мы принимаем меры. Расскажете о том, что уже сделано: о проведенных проверках, о сотрудничестве с правоохранительными органами и о том, что виновные будут наказаны.

Аяз тихо усмехнулся - так, чтобы его собеседник не почувствовал иронии в отношении данных указаний. За годы на собственной должности он лучше всех других научился маневрировать среди любых тем, имея за плечами богатый опыт работы с прессой и властями, которым было важно сдерживание конфликтов в обход острых углов.

- Я понимаю, господин Демир.

- Мы можем сказать, что расследование в активной фазе, и мы будем держать общественность в курсе. Это поможет снизить накал страстей, - голос губернатора звучал озабоченно и сурово.

- Хорошо. Я правильно понимаю, что мы до сих пор пожинаем плоды материалов той журналистки - Севды Илдыз?

- Именно. Как она мне надоела! - вдруг в сердцах воскликнул Демир Челик, выдавая в себе реакцию обычного человека, который вовсе не понимал, почему должен разбираться с этим сумасшедшим домом вместо того, чтобы посвятить себя важным проектам по инновациям в регионе или же редкой уютной атмосфере за свеже заваренным чаем заботливой женой.

- Времени мало, - констатировал Главный прокурор, фокусируя взгляд на красивом пейзаже в панорамном окне, так далеком от повседневности и рутины, с которой приходилось иметь дело большую часть бодрствования. - Но я постараюсь подключить экспертов, чтобы усилить доверие к действиям властей.

- Это хорошая идея. Люди должны видеть, что мы не прячемся от проблем.

- Тогда завтра на 10:00 организуем прессу.

- Благодарю за понимание, Аяз. Мы в этом с вами вместе. До завтра, - чуть более удовлетворенно, чем это было в начале разговора, заключил губернатор, после чего отключился, оставляя Главного прокурора в задумчивости.

Его взгляд невольно обратился к подернутой временем черно-белой фотографии в старой рамке, своим видом так явно контрастирующей с современным убранством квартиры.
Размещенная на специально выделенном месте среди черных стеллажей с четкими вертикальными разделителями полок, заполненных литературой по уголовному и гражданскому праву в упорядоченной, но только ему понятной последовательности, она являла счастливую семейную пару, вид которой все чаще в последние годы вызывал в нем противоречия. Точно такие же, как и его жизненный уклад, с годами дошедший, казалось, до критической точки.

Аяз подошел к фотографии. Взял ее в руку. Погладил поверхность старого стекла большим пальцем, ощущая, как воспоминания начинают оживать.

Его отец - такой добрый, но со стальным характером - всегда был для него кумиром.
Строгий и справедливый взгляд, уверенность в решениях - все это оставило глубокий след в душе прокурора еще с тех самых пор, когда он будучи мальчишкой лет восьми с восторженным обожанием забегал в здание суда в надежде застать мужчину в строгой красивой мантии с красным воротником и позолоченными нашивками на нем.
Верховный судья, занявший свою должность на редкость в молодом возрасте, всегда был недосягаем, как бы Аяз не стремился дотянуться до его величия своими достижениями. Это величие было в идеалах, которые он нес всю жизнь через ценности, профессию и выборы вплоть до самой смерти, которая застала его слишком рано.

Поэтому сейчас, в особенности после диалога с губернатором, находясь в своей почти холостяцкой квартире со всеми мыслимыми материальными благами, прокурор почувствовал себя обремененным тяжестью обратной стороны медали собственного статуса. Уроки отца о справедливости, правосудии и о том, как важно стоять на стороне закона, с каждым годом становились все более далекими.

Смог ли бы отец понять и принять его путь? Он не мог этого знать. А может быть, не хотел признать.

Вернувшись мыслями к дневным событиям в прокуратуре и груде маячащих впереди задач, из-за озабоченностью которыми ему даже пришлось отменить приятный вечер с близким человеком, перед его глазами вдруг вопреки данному самому себе же обещанию возникли огненные черты.
Непрошеный образ женщины прокурора, которая вела себя совершенно дерзко и неподобающе даже в малейшем взаимодействии, заставил его почувствовать укол бессилия.

«Что ты себе позволяешь», - буркнул он не то в ее адрес, не то в свою сторону, раздражаясь от собственной уязвимости, которую она заставляла его ощущать настолько остро.

Аяз Шахин подошел в зону кухни в просторном объединенном с гостиной пространстве, где темные оттенки столешницы, барной стойки и навесных шкафов гармонично сочетались с прямоугольными линиями песочного цвета огромных кресел, развернутых в направлении панорамы, и достал из шкафа бутылку вина. Тихий скрип штопора, звук откупоривания деревянной пробки и шум льющейся жидкости - все это дарило успокоение.

Задавшись целью возобновить в памяти детали разоблачающего стамбульского чиновника видео, отсылки к которому ему придется завтра дать на пресс-конференции, Главный прокурор направился к дивану и включил плазму, разделяющую пространство гостиной на две равные части. Вид упивающейся нарытым материалом блондинки заставил Аяза поморщиться, в то время как он с усилием заставлял себя вникать в суть излагаемой ею позиции.

Пожалуй, эта Севда была воплощением всего, что могло его раздражать в женщине: от внешнего вида очевидно сделанных пластическим хирургом губ, скул и ботексного лба до явной демонстрации своего превосходства на камеру, заключающегося в самолюбовании и уничижительном повествовании на миллионную аудиторию.
«Разрушать - не создавать», - мелькнула мысль, определяющая его отношение к профессии журналиста, после чего снова невольно подумал о Кывылджим Арслан, которая в своей сути являлась полной противоположностью воплощенному на экране образу.

Резкий звонок в дверь заставил Аяза на секунду нахмуриться.

Он никого не ждал этим вечером. Единственный человек, с которым сегодня он мог оказаться в компании, сейчас усердно трудился на работе, о чем свидетельствовало полученное им чуть ранее сообщение. Поставив на паузу воспроизведение ролика на YouTube и поймав легкое удовлетворение от неприглядного лица, исказившегося сейчас на экране в застывшем выражении, он направился в сторону коридора и замер, столкнувшись с черно-белым изображением подъездной камеры.

Он сделал глубокий вдох. Помедлил некоторое время. Сжал челюсти в предчувствии непростого общения.

И открыл дверь.

Выйдя из такси вблизи массивного ограждения, отделяющего придомовую территорию двух высотных башень от проезжей и прогулочной частей в районе Маслак, госпожа прокурор ловко нырнула в только что открытую двумя ничего не замечающими вокруг подростками калитку, пока та не захлопнулась, ограничивая доступ во двор элитного комплекса лишь обладателям магнитных ключей.

Дорабатывающая последние часы кофейня на первом этаже одного из зданий встретила ее приятным ароматом смешавшихся кондитерских запахов и усталой улыбкой Адама - невероятно красивого молодого баристы, чье имя было так ему под стать, подрабатывающего в заведении параллельно учебе в университете Истинье.

- Доброго вечера, вечно бегущая госпожа, - улыбнулся он скромной доброй улыбкой, обращаясь воспоминаниями к тем случаям, когда Кывылджим в нетерпении забирала свой неизменный американо, успевая перекинуться с ним лишь парой фраз ввиду неизменных срочных никогда не заканчивающихся дел.

- Привет, Адам. Сегодня я спешила только лишь потому, что боялась застать вас закрытыми.

- Тогда вам повезло, госпожа прокурор. Будете как обычно?

- Нет... нет, Адам, - остановила его Кывылджим, вновь с удивлением для себя отмечая возникший перед ней четкий образ профессора с тирадой о напитке и тут же отбрасывая его в недры сознания. - Что есть из свежей выпечки? Профитроли?

Ее глаза с жаром задержались на прилавке в стремлении оценить годность хлебобулочных изделий.

- Все свежее, партию привези несколько часов назад. Не пожалеете.

- Тогда я забираю, - удовлетворенно кивнула женщина, окидывая взглядом интерьер уже свободного от посетителей заведения. - Как твой новый семестр, Адам? Все успеваешь? - с интересом спросила она, будучи человеком, который несильно приветствовал совмещение очного отделения университета с работой два через два.

- Пока да, но сейчас лишь начало нового года. Все сложности будут потом, - хмыкнул юноша, протягивая ей хрустящий крафтовый пакет песочного цвета с упакованными сладостями. - Господину Аязу привет, - добавил он, как ни в чем не бывало, что заставило Кывылджим ощутить внутри себя смутное беспокойство.

- Хорошего вечера, - сдержанно отозвалась она, стараясь загасить подающий красные сигналы внутренний голос, ровно как и укоризненный взгляд матери чуть менее часа назад в собственной квартире, когда причина ее ухода из дома оказалась излишне очевидной и едва ли уместной в столь позднее время.

Ведомая сегодня чувством вины, которое она испытывала крайне редко, а потому дающего о себе знать с нарастающей силой, а также противоречиями в отношении ее отстранения от дела Адлета Кайя, Кывылджим быстро провела пластиком по терминалу и покинула кофейню. Соседняя дверь в роскошный безлюдный парадный холл многоэтажного здания открывала чудный вид на стойку ресепшен и зону отдыха с диванами и креслами в минималистичном стиле, что напоминало своим убранством больше гостиницу, чем апартаментный комплекс.

Плавный быстрый лифт с зеркальной поверхностью с одной стороны и стильными мраморными панелями по бокам доставил ее на тридцать девятый этаж буквально за двадцать секунд, распахивая пространство этажа всего лишь с двумя квартирами в разных его концах.
Отправившись в сторону одной из них, Кывылджим почувствовала ускоренное сердцебиение от непредсказуемости, которая ждала ее по ту сторону черной стальной, как и характер Главного прокурора, двери.
«Ну же, Кывылджим», - подбодрила себя она, вытирая взмокшие ладони о черные джинсы и одергивая легкую майку на тонких бретелях под кардиганом, в которые успела облачиться после работы.

И нажала на звонок.

Минута. А может быть, две. А может быть, всего несколько мгновений, предшествующие встрече с Аязом Шахином, показались бесконечными.

- Привет.

Голос женщины прокурора прозвучал глухо и неуверенно - совсем не так, как всего несколько часов назад в кабинете мужчины, когда она с воинственностью Афины приводила доводы в защиту своего вызывающего поведения.

Мужчина, сейчас стоящий перед ней до сих пор суровый, но вместе с тем совсем другой, нежели сегодня днем, был облачен в белый джемпер и свободные слегка растянутые домашние брюки, в эту минуту пребывающий в явном замешательстве относительно ее визита. Его темные, почти черные карие глаза смотрели на нее сверху вниз с тяжестью и чуть заметным сквозь маску безразличия недовольством, которое он старался скрыть. Ничего не ответив на ее приветствие, лишь пробежавшись по ее силуэту беглым взглядом, заставившим ее сжать в ладонях бумажный пакет со сладостями, он развернулся к ней спиной и проследовал в глубь квартиры, оставляя за ней выбор, войти или остаться за порогом.

- Ну давай, еще поломайся, - буркнула себе под нос Кывылджим, ожидавшая несколько иной реакции на столь широкий для ее персоны жест.

Возмущение, в миг поразившее ее вспыльчивую натуру, проявилось в громкости захлопнувшейся двери, после чего она с присущим ей упрямством сделала несколько уверенных шагов внутрь, оказываясь в периодически раздражающем ее холодной красотой и стилем зале, так подходящем своему владельцу.

Открытая бутылка его любимого красного вина, стоящая на поверхности столешницы, и застывшее лицо скандально известной журналистки на плазме по меньшей мере в шестьдесят дюймов, побудили уголки ее рта изогнуться в усмешке.

- Неужели вы изменили своим предпочтениям и теперь примкнули к фандому госпожи Илдыз, уважаемый Главный прокурор? - с неподдельным весельем спросила она, снимая с плеч шерстяной темно-коричневый кардиган, сейчас так нещадно повышающий температуру ее тела, после чего аккуратно водрузила его на барный стул, опираясь поясницей на гладкую холодную поверхность столешницы.

Аяз смотрел на нее с приличного расстояния, стоя у окна, и по его лицу невозможно было что-то прочитать.

- Зачем ты пришла, Кывылджим? - сухо поинтересовался он, заправляя руки в карманы брюк.

- Я принесла профитроли.

- С каких пор ты ешь сладкое?

- Я и не ем. Но... ты любишь.

Желваки на его щеках, проступившие от сдерживаемого сарказма, стали очевидны при тусклом теплом свете настенных ламп, когда он отвернулся в сторону.

- Большое спасибо. Уже не актуально.

- С каких пор ты вздумал отказываться от профитролей, Аяз?

Неподдельное возмущение женщины испепелило Главного прокурора строгим требованием, в то время как в моменте она не могла принять столь холодный и категоричный отказ на проявление заботы с ее стороны.
Угрюмое состояние мужчины, в котором он пребывал вот уже несколько часов, сейчас неизбежно и катастрофически быстро менялось от стервозного, но такого желанного вида любимой им женщины.

Его губы дрогнули, привлекая ее внимание, а лицо смягчилось, и Кывылджим, попытавшись удержать в себе рвущийся наружу смех, все же сдалась естественному проявлению, отзеркалив эмоции прокурора. Их легкое негромкое хихиканье, льющееся, как ручей, продолжалось еще некоторое время, растворяя скопившееся напряжение, пока ему на смену не пришла неловкая тишина, в то время как женщина прокручивала в голове, с чего начать, а мужчина и вовсе не знал, как реагировать.

Аяз не знал.

Не знал, как совладать с ее темпераментом, не знал, как обозначить свои чувства и требования, не знал, как перестать смотреть на небрежно стянутые гулькой волосы на макушке, пухлые губы, чуть вытянутые в трубочку, и тонкие бретели атласного бежевого топа, открывающего грудную клетку.

Лучше было вовсе не смотреть.

Он развернулся спиной к женщине и сосредоточил внимание на панораме города, которая теперь пуще прежнего казалась ему пустой бессмысленной гирляндой. То ощущение злости, которое начало сходить на нет почти в тот же миг, как только он увидел фигуру этой женщины в блеклом мониторе подъездной камеры, теперь и вовсе куда-то исчезло, и это выбивало почву у него из-под ног. Присущая ему твердость, логика в делах и оценках действий других людей давала сбой в отношениях с госпожой Арслан. И это пугало.

Кывылджим медленно подошла к нему сзади, осознав внутри себя, что в этот раз не получится просто отшутиться или съехать на тормозах.

- Прости меня, - тихо и прямо, без примеси каких-либо эмоций, но с усилием, произнесла она, и ее ладонь мягко легла на могучую спину Главного прокурора.

Ее лоб, коснувшийся мышц между лопаток мужчины и руки, которые чуть ощутимо обвили его по бокам в районе пояса, заставили мужчину на некоторое время застыть в моменте, осознавая столь редкое проявление с ее стороны и насторожившись, словно в этом должен был быть подвох. Он опустил взгляд на изящные пальцы поверх своего свитера, борясь с желанием сдаться в эту же минуту.

- За что простить? - только и смог выдать он в ответ после паузы.

- Ты... знаешь.

- А ты знаешь?

- АЯЗ.

Звук собственного имени, которое эта женщина произносила крайне редко, предпочитая загораживаться от него величественной приставкой, побудил мужчину развернуться к ней лицом, перехватывая руки в свои.

- КЫВЫЛДЖИМ, - с нажимом произнес он, встретив ее серьезный и несколько обреченный взгляд.

- Я повела себя грубо. Я посчитала, что ты забрал дело без оснований - опять. И не сдержалась, а должна была.

- Много раз подряд.

- Потому что я сильно разозлилась. Ты сильно разозлил меня, Аяз!

Ее обвинительные нотки, снова проявившиеся в голосе, заставили Главного прокурора усмехнуться. Картина мира этой женщины порой была лишена всякой логики, в особенности когда речь заходила о справедливости.

- Чем же я так сильно разозлил госпожу Арслан? - иронично спросил он, вдруг меняя вектор настроения, и Кывылджим отвела взгляд в сторону, изгибая губы в улыбке.

Легкое облегчение отразилось на ее лице, после чего она вновь строго и серьезно посмотрела на Главного прокурора с намерением расставить все точки над i.

- Не нужно было скрывать от меня, что тот жалкий человек решил подать на меня иск, - отчеканила она, вынимая свои руки из его и скрещивая их на груди. - Превышение полномочий? Склонение к самооговору? Да это чушь, я бы справилась с этим сама.

- Откуда тебе известно про иск? - нахмурился Аяз.

В его планы вовсе не входило то, чтобы Кывылджим было что-то известно про риски дела Адлета Кайя, и уж тем более от кого-либо постороннего.

- От твоего любимчика Гирая, - выпустила стрелы она. - Этот индюк решил ткнуть меня носом в то, что я якобы давила на обвиняемого!

- Неужели?

- Ты можешь себе представить?

Кывылджим деловито направилась в зону кухни и выученным движением открыла дверцу шкафа, вынимая оттуда свою любимую темно-синюю керамическую тарелку с причудливым узором. Шебурша оставленным на столешнице крафтовым пакетом, она начала складывать в нее принесенные сладости, гуляя взглядом между профитролями и Аязом Шахином, в ожидании его комментариев.

- А ты не давила? - с любопытством поинтересовался мужчина, следуя за ней и присаживаясь за барную стойку.

- Я давлю только тогда, когда уверена в своей правоте. Этот человек виновен, Аяз. Он сам во всем признался, а потом вдруг в последний момент изменил показания. Но это ни о чем не говорит.

- Твоя теория посыпалась не из-за этого, - возразил он. - Отсутствие подтвержденного мотива и тот факт, что ты применяла техники давления, неоспоримы.

- Откуда ты можешь быть в этом уверен?!

- Оттуда, Кывылджим. Против тебя чуть было не завели дело, приложив доказательства твоих непозволительных методов взаимодействия. Я погасил конфликт. Или ты считаешь, что я должен был сидеть и наблюдать за этим со стороны?

- Да, должен! - в сердцах воскликнула она. - Оффф... Аллах, дай мне терпения. Я сейчас снова начинаю злиться!

- Добро пожаловать в клуб, дорогая! Я злой практически 24/7, и ты играешь в этом моем состоянии не последнюю роль.

Две пары карих глаз, казалось, еще чуть-чуть и вновь воспламенятся, однако Аяз твердым взглядом погасил эту ненужную эмоцию.

- Перестань бороться с моими решениями, - вздохнул Главный прокурор. - Я поступаю так, как этого требует долг и этика, просчитывая наперед все возможные последствия.

- Мне не нравится, что ты меня опекаешь, - упрямо отозвалась она, придвигая к нему тарелку с профитролями.

- А мне не нравится, что ты перечишь мне и подвергаешь себя риску. И если ты считаешь, что это, - он взял пальцами одну порцию лакомства, - изменит мою позицию или вернет дело Адлета Кайя, ты ошибаешься.

На мгновение Кывылджим засмотрелась на то, как мужчина перед ней поедает пирожное, после чего серьезно произнесла:

- Перестань следить за моими делами. Меня это выводит из себя.

- Если хочешь, чтобы я перестал следить за твоим делами, переводись обратно в Измир, госпожа прокурор.

- Сам переводись!

Ее руки, теперь расставленные широко на поверхности столешницы, демонстрировали решительность позиции.

- Я работаю исключительно точно, - не унималась Кывылджим. - Ты это знаешь. А вот с твоим любимым Шифаджегилем... теперь вопрос, кого он посадит вместо настоящего убийцы!

- Во-первых, он не мой любимый Шифаджегиль, а такой же подчиненный, как и остальные. А во-вторых, - сдвинул брови Аяз, отправляя в рот очередную порцию лакомства, - что ты имеешь в виду под тем, что посадит «не того»?

- Уже был прецедент! - выпалила госпожа прокурор.

- Что за история?

- То дело, которое я веду. Новое убийство невинной девушки, - констатировала Кывылджим, принимаясь ходить взад-вперед вдоль барной стойки, - так, чтобы унять внутри себя поднимающееся волнение от захватывающей ее темы. - Пять лет назад была совершена серия похожих убийств, и дело вел Гирай. Закрыл его, повесив на какого-то несчастного человека.

- Почему ты считаешь, что «повесил»? Это серьезное обвинение.

Кывылджим пожала плечами.

- Интуиция. И факты. И комментарии профессора по портрету предполагаемого убийцы, - вдруг добавила она. - Завтра мы с ним едем в Мармара общаться с заключенным.

- Что за профессор? Это тот, что сегодня был у тебя в кабинете?

На задворках сознания Аяза проявилось едва ощутимое раздражение, когда он вспомнил, как Кывылджим Арслан вздумала препираться с ним в присутствии этого человека.

- Какой-то психолог из Берлина, - нарочито небрежно отозвалась женщина, прогоняя так некстати пришедший образ улыбающегося ей Омера Унала, который, несмотря на все свои странности, успел произвести на нее впечатление, как умный, цепкий и грамотный следователь.

Даже чересчур умный. Даже сообразительнее, чем она, что было совершенно недопустимо.

- Психолог?

- На самом деле, он психолог-криминалист. Он тогда вел с Шифаджегилем это дело, его привлекали к следствию, - задумчиво протянула Кывылджим, прокручивая в голове свои сегодняшние находки. - Его выводы совпадают с моими, что ставит под удар твоего любимчика, - заключила она с победным ехидством.

- Прекрати называть Гирая моим любимчиком, - с приказными нотками в голосе пробурчал Аяз.

- После того, что он устроил мне сегодня, теперь у нас с ним личные счеты, - возразила она. - Не только профессиональные. Я его уделаю, так и знай.

- Бедный Гирай.

- Вот вот. Пожалей его. Ему пригодится твое сочувствие, как пить дать.

Аяз Шахин, внимательно исследующий страстную натуру, свалившуюся на его голову этим вечером, вдруг подумал о том, как ему не хватало их вот такого ни к чему не обязывающего общения.
Встретившись взглядом с Кывылджим Арслан, которая с упоением излагала ему план мести несчастному прокурору Шифаджегилю, он в ярких красках представил ее упоение триумфом, когда она добьется профессионального уничтожения мужчины, и это его позабавило.
Поддавшись импульсу, он перегнулся через столешницу, оказываясь нос к носу с женщиной прокурором, и, неожиданно для нее, поцеловал в губы, так притягательно не умолкающие в последние десять минут.

- Что это? - тихо спросила она, всматриваясь в его лицо. - Означает ли это, что я прощена, Уважаемый Господин Главный прокурор?

- Посмотрим. Пока еще рано судить, - констатировал он. - Ты голодная?

- Нет. Но я придумала, чем мы займемся.

- Чем же?

- Я с удовольствием разделю с тобой просмотр выпуска Севды Илдыз, - хихикнула Кывылджим. - Она мне нравится, - со смехом наблюдая недовольную гримасу на лице Аяза Шахина, заключила она, проходя вглубь квартиры, и разместилась на большом диване перед экраном, подогнув под себя ноги.

- Брось, как она может нравиться? - поморщился мужчина, напрягая скулы.

- Я обожаю ее.

- Не зли меня.

- Это чистая правда! Я люблю самодостаточных женщин, которые всего добились самостоятельно...

- А я не люблю тех, кто паразитирует на других, - Аяз достал еще один бокал для вина из серванта, размещая теперь оба на квадратном низком столике перед диваном, и налил небольшое количество напитка в каждый из них.

- Почему ты так говоришь? Она тоже борется за справедливость, освещает правду теми способами, которые у нее есть.

- Потому что она использует черные методы, разрушая систему, о которой понятия не имеет, - угрюмо отозвался он.

Недавний разговор с губернатором и детали скандала о взятке, которые сейчас только лишь мешали ходу расследования, всплыли в его сознании, вновь отравляя вечер, который уже был близок к тому, чтобы стать идеальным.
Он сел рядом с Кывылджим и буднично хлопнул ей по коленям, после чего она машинально протянула ему свои ступни, которые он захватил большими ладонями для массажа.

- Но если система гнилая, Аяз? - возразила женщина, которая так часто была не согласна в разного рода вопросах с этим мужчиной, чье мировоззрение сильно отличалось от ее, а потому требовало тщательного и досконального исследования.

- Никто не может этого знать наверняка. И уж тем более - транслировать это на неподготовленные умы людей, которые интерпретируют все так, как им вздумается в силу своего интеллекта.

- Офффф.... я смотрю, господин прокурор совсем зазнался, - удивленно вскинула брови Кывылджим, - раз считает граждан этой страны не слишком одаренными умом и способностью делать правильные выводы?

- Я устал спорить. Мы не будем смотреть Севду, - заключил Главный прокурор, выключая экран. - Мы, как и всегда, посмотрим триллер, и я даже знаю, какой. Но потом.

Он притянул ее к себе за бедра и навис сверху, переводя обоих в горизонтальную плоскость. Он захватил ее губы - властно, почти жестко, не допуская возражений. Ее руки скользнули вверх по его белому свитеру, цепляясь за теплую ткань.

- Я хочу, чтобы ты осталась сегодня со мной, госпожа прокурор, - требовательно, но в то же время будто бы с мольбой, произнес Аяз.

Отчаянное желание близости - не только физической, но и душевной, которую он ощущал так редко ввиду своего жизненного порядка, графика и осторожности женщины прокурора, сейчас проявилось в полной мере, когда ее запах проник в его существо.

- Ты же знаешь, что нельзя, - возразила она, серьезно глядя на мужчину и справляясь с дыханием.

- Мы оба уже давно перешли черту, где что-то было нельзя, - отозвался мужчина, обдавая женщину поглощающим блеском в глазах, и они оба рухнули в пространство, где прямо сейчас им обоим было все можно.

_______________________

19 сентября 2024 года
07:45 по Стамбульскому времени

На редкость жаркий аномальный день в противовес, казалось бы, уже устоявшейся осенней погоде, наполнял воздух духотой, что только усугубляло и без того напряжённую обстановку на дорогах Стамбула. Кывылджим, предпочитающая кондиционеру свежие потоки воздуха, настежь открыла окна автомобиля, пока еле еле продвигалась вместе с плотным потоком машин. Ловя звуки клаксонов, смешивающихся с криками уличных продавцов, она вдруг почувствовала запах жареных каштанов, являющийся каким-то уникальным символом атмосферы горячо любимого ею мегаполиса.
Этот аромат невольно спровоцировал урчание желудка, сигнализируя о необходимости перехватить хоть что-то на завтрак, который она в спешке проигнорировала этим утром.

Ее состояние было на редкость бодрым для человека, проснувшегося в пять утра в чужом доме. Аяз Шахин в тот момент еще безмятежно спал, раскинув длинные конечности в разные стороны огромной кровати, отчего вовсе не почувствовал издаваемых ею звуков, когда она смахнула с себя легкое невесомое одеяло и покинула темную, завешенную плотными шторами спальню. А ее сердце колотилось слишком быстро от осознания того, что она все же заснула в объятиях этого мужчины, чего до этого никогда себе не позволяла.

Теперь придется справляться еще и с этим.

Поспешив из пентхауса элитного жилого комплекса в собственную квартиру, чтобы привести себя в порядок перед напряженным, но интересным днем, Кывылджим уже в 6:55 нырнула в свой любимый автомобиль, наконец полностью вернув себе заводские настройки. Взглянув на себя в зеркало и убедившись в том, что ничто в ее виде не выдает малое количество часов сна, она вывернула с придомовой территории, радуясь внутри себя тому, что не пришлось сталкиваться с собственной матерью, которая бы непременно ввернула колкий комментарий ей вдогонку, и смешалась с оживленным движением.

Несмотря на вездесущие пробки, сегодняшняя дорога к Дворцу Правосудия Турецкой Республики показалась Кывылджим неожиданно быстрой в силу роя мыслей, вертящихся в сознании: от проведенной ночи у Главного прокурора до предстоящей поездки в колонию строгого режима в поисках ответов по новому и, вероятно, старому делу.
Заняв свое привычное место на парковке прокуратуры, она спешно преодолела расстояние до главной вертушки, а далее - единственный лестничный пролет с широкими ступенями, ведущими на второй этаж к собственному кабинету.
Чуть приоткрытая дверь ее офиса заставила госпожу Арслан сдвинуть брови, в то время как до ее ушей долетел отчетливый добродушный смех мужчины и женщины, очевидно прямо сейчас переговаривающихся внутри.

- Это похвально, что вы вникаете не только в процессуальные тонкости, но и в саму суть расследуемых в прокуратуре дел, Лейла, - раздался ободряющий голос профессора. - Практика и насмотренность играют ключевую роль.

- Спасибо... на самом деле, я пока не до конца решила, в каком направлении развиваться, но иду к этому. А как вы пришли к криминалистике? - в голосе молодой девушки сквозил явный неприкрытый интерес.

- Каждый хорош на своем месте, - уклончиво ответил мужчина. - Вы должны четко понимать свои сильные стороны и бить в эту цель. Насколько сейчас я могу судить, вы быстры, внимательны к деталям и умеете подстраиваться - неплохие качества для будущего адвоката.

- Спасибо, Омер бей...

- Омер бей? - распахнула дверь Кывылджим, высокомерно вскидывая брови и направляясь к своему совершенному прибранному столу без единой лишней детали. - Я смотрю, вы успели подружиться с моим секретарем за составлением психологических портретов? Не рановато для восьми утра?

Лейла во все глаза посмотрела на начальницу, будто бы та только что застала ее за чем-то совершенно постыдным. Ее лицо раскраснелось от неожиданности и смущения, отчего рыжие веснушки, обычно придающие ей аристократичный вид, сейчас вовсе были не читаемы благодаря преобразовавшемуся цвету лица.
«Поразительно, какая реакция может быть по молодости на мужчину», - пришло на ум Кывылджим, которая с очевидным раздражением, и вместе с тем слегка сочувствующе, сканировала внешний вид девушки.

- Госпожа прокурор, мы... я принесла Омер бею чашку чая.

- Омер бею, значит, - ухмыльнулась прокурор, быстрым движением закидывая сумку в верхний ящик тумбы и присаживаясь в свое кресло напротив профессора в королевскую позу с гордой прямой осанкой, что не укрылось от внимания мужчины, тихо и с легкой улыбкой на устах наблюдающего за обеими женщинами. - Что ж, тогда принеси и мне, Лейла, только чашку крепкого черного кофе, - заключила она, нарочито делая ударение на последних словах.

Секретарь госпожи Арслан, в мгновение ока ретировавшаяся из кабинета, оставила за собой тишину, которую первым решил нарушить профессор.

- Вы тоже можете называть меня Омер бей.

- Что?

- Омер бей, - улыбнулся он. - Кажется, вы только что одним взглядом линчевали бедного секретаря за то, что она позволила себе менее официальное обращение, чем вы, и ноту дружественности, - заключил профессор, иронично склоняя голову набок и отпивая глоток горячей бледно-желтой жидкости из прозрачной чашки, так приятно разливающейся теплом внутри.

- Судя по всему, господин Психолог, - скрестила руки на груди прокурор, так предсказуемо, но от этого не менее очаровательно, реагируя на его замечание, - вы страдаете психологическим патернализмом, без конца вешая на людей ярлыки и давая непрошеные советы.

Омер Унал оценивающе повел бровями, в задумчивости проводя пальцами по подбородку, после чего направил на женщину серьезный взгляд, едва скользнув по вороту голубой рубашки, так живо контрастирующей с цветом ее кожи.
Припомнив вчерашний комментарий собственной племянницы о том, что все мужчины разбегаются от этой госпожи, он невольно подумал о том, что не может их винить в этом, ибо справиться с этой на вид хрупкой дамочкой с четкими принципами, было действительно по зубам не каждому.

- Приятно иметь дело с человеком, который столь осведомлен в определениях далекой от себя дисциплины. Однако в моем случае это не более, чем наблюдательность, - заключил он, фокусируя внимание на ее акцентном жесте в районе груди. - Кстати говоря, ваша секретарь молодец. Впервые сталкиваюсь с такой исполнительностью: все документы на мое имя уже готовы.

- Это похвально, но ожидаемо. Если она хочет чего-то добиться, нужно уметь предвосхищать ожидания. И в первую очередь, своего руководителя.

- Как вы?

- Простите?

- Вы тоже предвосхищаете ожидания вашего руководителя?

Вопрос профессора, заданный из не вполне осознанного личного интереса после вчерашней ситуации его знакомства с Главным прокурором, судя по всему, подействовал на госпожу Арслан странным образом, будто бы что-то попало ей не в то горло.
Закашлявшись, она поднесла ладонь ко рту, чем вызвала незамедлительную реакцию профессора, слегка растерявшегося и вознамерившегося тут же помочь ей либо стаканом воды либо постукиванием по спине, однако прокурор выставила вперед ладонь в останавливающем жесте, обозначая границы.
Отдышавшись, она вонзила взгляд в мужчину перед собой, в то время как ее лицо, шея и небольшой участок декольте, виднеющийся из-под рубашки, постепенно приобрели явный бордовый оттенок.

- Я думаю, что это вас не касается, господин Унал, - оправившись от замешательства, резко ответила она.

Исполнительная Лейла, как по заказу в этот момент появившаяся в кабинете с чашкой кофе для Кывылджим, совершенно растворила своим появлением неловкую атмосферу, чему женщина прокурор была внутренне благодарна. Ирония жизни, которая заставила госпожу Арслан только что покрыться пунцом в точности также, как и бедная секретарь несколько минут назад, в присутствии этого мужчины, сейчас была настолько очевидна, что вызвала едкое желание заставить теперь краснеть профессора.

- Я думаю, нам стоит сосредоточиться на деталях дела, - сдержанно вопреки картинам расправы над мужчиной перед собой произнесла Кывылджим, включая монитор компьютера. - Вчера... вчера вечером я ездила в лабораторию и кое-что узнала.

Не без труда переключившись с самобичевания за собственную реактивность на конструктив, прокурор Арслан продемонстрировала профессору материалы от Нурсемы на экране в виде результатов гистологической экспертизы и химического исследования.

- Значит, пептиды, - в задумчивости протянул Омер, направляя все свои мыслительные ресурсы в заключение медэксперта. - В прошлых убийствах применялся другой препарат. Точнее, тогда... всегда применялись разные препараты.

- Верно. И что это, по-вашему, значит?

- Есть три варианта. Если убийцы - это разные люди, первый вариант - текущее дело никак не связано с предыдущим. Второй вариант - текущий убийца - последователь предыдущего, либо по какой-то причине взял его способ привлечь внимание. Ну а третий вариант, госпожа прокурор?

- Это тот же самый человек, просто сейчас по каким-то причинам действующий более изощренно.

- Именно. Почему-то именно сейчас важно было использовать такой яд, который либо сложно обнаружить, либо..., - Омер вдруг замолчал, пытаясь ухватить за хвост промелькнувшую в сознании неоформленную мысль.

Его брови нахмурились, а зрачки сузились, меняя фокус взгляда и свидетельствуя о мозговой деятельности.

- Что?

- Либо он напротив хотел, чтобы мы его обнаружили. Смотрите: для обработки фаты он использовал аппрет, - продолжал размышления Омер. - В прошлых убийствах, как вы могли заметить, такая обработка не использовалась. Если исходить из того, что это один и тот же человек, то сейчас он подготовился более тщательно.

Кывылджим слегка поежилась от предположений профессора о том, что существует кто-то, кто сидит и скрупулезно продумывает каждую свою деталь для новой жертвы.

- Я правильно понимаю, что вы не верите в первые две версии, господин Унал? Вы тоже до сих пор считаете, что убийца тогда и сейчас - один и тот же человек? И что он до сих пор на свободе? - ее глаза налились праведным гневом при последней мысли.

- То, что я считаю, пока не имеет никакого значения, госпожа Арслан. Нам нужно больше данных. Возможно, сегодня мы их получим по части генетики.

- Или от нашего заключенного, - кивнула она, бросая взгляд на настенные часы. - Нам нужно выдвигаться в колонию, пропуск заказан на десять утра.

- Уже сейчас? - удивился профессор, наблюдая за тем, как женщина прокурор поднимается из кресла, предварительно сделав глоток черного напитка.

Ее собранный взгляд на секунду смягчился в откровенном снисхождении, пока она аккуратным жестом одернула черную юбку-карандаш чуть ниже колена.

- А вы намеревались еще какое-то время отдохнуть в этом кабинете, развлекая своими лекциями моего секретаря, господин Психолог?

- Переход на бея и ханым отменяется, - пробормотал мужчина себе под нос, исподлобья косясь на женщину.

- Что вы сказали?

- Что раз нас ждут уже к десяти утра, пора выдвигаться, - пожал широкими плечами Омер, - вы готовы?

- Мне нужно завершить пару дел, давайте встретимся внизу у вертушки, - предложила Кывылджим и, не дожидаясь ответа, развернулась на каблуках, покидая кабинет.

Менеджмент был одной из ее сильных сторон, позволяющих успевать гораздо больше, чем кто бы то ни было, поэтому визит к судье Мерве сейчас был обязателен: она подготовила недостающую информацию по делу, слушание которого должно было состояться сегодня. Решение вопроса действительно заняло немного времени, и госпожа прокурор, отмечая в уме еще одну галочку по срочным пунктам на сегодня, уже было направилась в сторону холла, как вдруг услышала позади себя звук.

- Псссс! - Аяз Шахин, материализовавшийся в коридоре, словно из ниоткуда, заставил ее распахнуть глаза, невольно оглядываясь по сторонам, когда его твердая рука вдруг легка на ее локоть и повела в сторону запасного пожарного выхода.

- Что происходит, господин Главный прокурор? - пробормотала она, поддаваясь его хватке и исчезая вслед за ним в слегка затемненном лестничном пролете. - Аяз?

- А что происходит? - передразнил он, теперь подталкивая ее по ступеням вниз на два пролета.

- Аяз, ты с ума, что ли, сошел? Мы сейчас находимся в здании суда, - прошипела она, в миг представив, как их взаимодействие сейчас может выглядеть со стороны. - Что случилось?

Главный прокурор, придвинув женщину спиной к стене, теперь расставил руки по бокам с обеих сторон от ее корпуса. В его темных глазах в тон совершенно черному костюму и рубашке плясали искры.

- Почему я проснулся утром, а тебя нет рядом, Кывылджим?

- Потому что. Потому что мы с тобой уже много раз обсуждали это, - отчеканила она, нервно оглядываясь по сторонам. - Аяз, ты хоть понимаешь, что сейчас кто-нибудь сюда зайдет, и все...

- Не зайдет, - усмехнулся он. - Эта дверь запаяна с первого этажа, так что не думай об этом.

- Не думать - это твоя прерогатива! - в сердцах воскликнула она, упираясь руками в грудь мужчины, которая грозила оказаться к ней слишком близко.

- Я просто хотел сказать.

- Что?

- Я очень рад, что ты вчера приехала и осталась.

- Я не собираюсь обсуждать подобные вещи с вами здесь, господин Главный прокурор. Но вы можете отправить мне емейл, - капризно повела бровью женщина, заставляя тем самым его расхохотаться.

Поддавшись чувству, Аяз, в данный момент совершенно наплевав на собственный статус и возможные последствия, чего раньше с ним никогда не происходило, в миг приблизился к Кывылджим в жажде восполнить то, что недополучил утром, в то время как эта женщина так нагло удрала, пока он спал. Его твердые уверенные губы слились с ее, заставляя опешить от неожиданности.

Краем глаза, пока язык Аяза исследовал ее глубины, Кывылджим, как в замедленном кадре, увидела пролетающий мимо белый предмет, который с гулким стуком опустился прямо возле нее на кафель лестничного пролета.

Опешив от звука, показавшегося в тишине узкого тёмного пространства не менее, чем грохотом, Аяз спешно оторвался от женщины.

Переводя взгляд друг на друга, они оба нахмурили брови в каком-то странном предчувствии, после чего уставились на странный маленький предмет, катящийся прямо к ногам нарушителей закона.

И одновременно посмотрели наверх.

Три пары карих глаз встретились в немом диалоге, которого никто из них не желал и не мог предположить этим утром.

_______________________

Пообщаемся?😊