Эпилог.
Осень быстро сменяет лето, унося за собой остатки солнечного тепла. Погода становится чуть прохладнее, но не настолько, чтобы жители города кутались в куртки. В короткие солнечные дни они могли позволить себе небольшие прогулки в тёплых кофтах, пусть и не всегда — ветер иногда резал неожиданно, будто напоминая, что зима уже на подходе.
Сэхён выходит из университета, прижимая к груди несколько бумаг, которые стоило бы закинуть в сумку. Но пальцы будто намеренно сжимают их, ощущая мягкую шероховатость листов — в этой привычке было что-то от детской уверенности, что, пока держишь всё в руках, ничего не потеряешь.
Она поднимает взгляд и машет Джису, которая стоит через дорогу, зажав телефон между плечом и ухом, а свободной рукой то и дело отбрасывая прядь волос. Подруга улыбается кому-то в трубке, потом хмурится, и Сэхён легко угадывает: разговор явно скатывается в спор.
Как бы грустно это ни звучало, но студенческая жизнь разделила их по разным направлениям. Для Сэхён не было удивлением, что Джису выбрала журналистику — она всегда шла туда, где прячется правда, а потом рассказывала её всем, кто хотел (и особенно тем, кто не хотел) её слышать.
Свой путь Сэхён выбрала иначе. Рисование было её тихой отдушиной, а не сценой, где нужно блистать. И когда в университете она впервые всерьёз задумалась о профессии, то почти сразу поняла, что хочет работать в графическом дизайне. Там можно было строить целые миры — тихо, за экраном монитора, — и при этом говорить на своём языке.
Светофор щёлкает, меняя цвет на зелёный. Этот мягкий свет всегда напоминал ей морскую волну в солнечный день. Сэхён идёт быстрыми, но уверенными шагами к подруге.
С момента их выпуска прошло около полутора лет. Второй год учёбы уже не был таким головокружительным, как первый. За это время многое успело измениться. Например, отношения с матерью. Они по-прежнему были далеки от идеала, но теперь это была не просто жизнь двух людей под одной крышей — это было что-то, похожее на семью. Пару недель назад, за чашкой чая, мать осторожно призналась, что у неё появился кто-то. Сэхён тогда лишь улыбнулась. Женщина заслуживала счастья, и было приятно видеть, что этот незнакомец, кем бы он ни был, умел её дарить.
Объятия Джису такие же крепкие, как и всегда. Она улыбается Сэхён, не прерывая при этом разговора в трубке. Лицо меняется — в нём вспыхивает раздражение, брови сходятся, губы сжимаются.
— Разбирайся со своими проблемами сам, идиот! — бросает она и, выдохнув, с шумом закрывает телефон.
Сэхён уже догадывается, с кем она говорила. Угадать легко — слишком уж узнаваем этот тон.
Отношения Джису с Минхваном всё ещё сохраняли свой своеобразный шарм — или хаос, в зависимости от того, с какой стороны смотреть. Уследить за тем, что у них происходит, было невозможно, но Сэхён и не пыталась. Зачем, если глаза подруги всё равно начинали сиять при каждом его упоминании?
— Представляешь, он сегодня притащился к моему факультету только для того, чтобы... — Джису запнулась, прикусывая губу, а в глазах зажглось что-то между смехом и досадой. — Нет, подожди, тебе надо это видеть, — она вытащила телефон и начала искать что-то в галерее.
Сэхён терпеливо ждала, пока та прокручивает десятки фото, всё это время оживлённо пересказывая, кто из общих знакомых «опять влип в историю», и как Минхван умудрился поссориться с кем-то в очереди за кофе.
А на секунду, пока Джису отвлеклась на экран, Сэхён поймала себя на том, что почти ожидает увидеть знакомое имя в уведомлениях. Тот, кто умел приходить без слов. И оставаться.
Джису, наконец, находит нужную фотографию и почти торжественно поворачивает экран к Сэхён. На снимке — Минхван, сидящий на бетонной ограде у входа в корпус, с каким-то картонным стаканчиком в руках и выражением лица, которое одновременно кричало «мне всё равно» и «смотри на меня».
— Вот этот клоун, — с непередаваемым удовольствием заявляет Джису. — Я ему говорю: «Ты что здесь забыл?», а он отвечает: «Жду кое-кого». И смотри, как «ждёт» — ноги свесил, куртка расстёгнута, ещё и солнце ловит, как будто он герой романтической драмы.
Сэхён улыбается краем губ, но не комментирует. Она знает: за этим «жду кое-кого» скрывается гораздо больше, чем готова озвучить Джису.
Они уже собираются перейти улицу, когда за их спинами раздаётся тихое, но отчётливое:
— Кан Сэхён.
Её имя. Без приветствия, без лишних слов — просто факт, произнесённый так, будто оно само по себе уже предложение.
Сэхён оборачивается, и мир на секунду будто замедляется. Пи Хануль стоит чуть в стороне, руки в карманах, тёмная кофта с капюшоном, который он так и не накинул. Солнце падает ему на плечо, подчеркивая резкость линий лица, и в глазах — то самое спокойное внимание, от которого внутри становится шумнее, чем хотелось бы.
— О, — Джису вскидывает брови, переводя взгляд с него на подругу. — Ну всё, я пошла. У меня... срочное. — Она даже не делает вид, что уходит медленно.
Сэхён провожает её взглядом, а потом снова смотрит на Хануля. Он не двигается, но взгляд цепляется за её руки — за те самые листы, которые она так и не убрала в сумку.
— Опять таскаешь всё в руках, — произносит он тихо, и уголок губ чуть дрогнул. — Пойдём.
Не спрашивает. Просто ждёт, пока она догонит. И Сэхён, сама того не замечая, уже идёт рядом, чувствуя, как осенний воздух между ними наполнен чем-то гораздо теплее, чем остатки летнего солнца.
Они идут бок о бок, не торопясь, будто ни у кого из них нет дел. Листья под ногами шуршат, и Сэхён ловит себя на том, что этот звук — редкий гость в её жизни, но в такие моменты он не раздражает. Наоборот, странно согревает.
Хануль молчит. И это то молчание, которое не давит. Иногда он чуть оборачивается к ней, словно собирается что-то сказать, но потом просто продолжает шагать.
— Как учёба? — наконец спрашивает он.
Сэхён пожимает плечами. Пальцы показывают короткий жест:
Нормально.
— Нормально, — повторяет он вслух, будто пробует это слово на вкус. — У тебя всегда всё «нормально».
Она чуть прикусывает губу, думая, что ответить, и вместо слов вытаскивает из кармана маленький блокнот. Несколько секунд — и на странице аккуратными буквами появляется:
«А у тебя?»
Он смотрит на надпись, а потом медленно, но уверенно забирает у неё ручку и пишет:
«Скучал».
Сэхён ощущает, как сердце невольно делает лишний удар. Она смотрит на эти шесть букв чуть дольше, чем нужно, и не знает, что ответить. В итоге просто закрывает блокнот, будто прячет его вместе с этим словом.
Они доходят до небольшого парка, где дорожка уходит в сторону университетских корпусов. Здесь пахнет влажной землёй и чуть горьковатой листвой. Хануль останавливается, достаёт из кармана что-то маленькое и протягивает ей.
— Нашёл, — говорит он.
На ладони лежит упакованный в прозрачный фантик мармелад — вишнёвый. Тот самый.
Сэхён смотрит то на него, то на мармелад, и губы сами складываются в беззвучную улыбку. Она берёт его, но ничего не говорит — просто складывает пальцы в жест: «Спасибо». Хануль не отвечает, даже не кивает.
Она вертит вишнёвый мармелад в пальцах, будто не решаясь открыть. Хануль всё ещё стоит рядом, чуть опустив голову, и наблюдает за ней тем самым пристальным взглядом, от которого хочется одновременно спрятаться и не отводить глаз.
— Ты всегда так долго думаешь? — тихо спрашивает он.
Сэхён поднимает на него взгляд. Вместо ответа пожимает плечами. Но в этот раз он не принимает это как отговорку. Делает шаг ближе.
Ветер чуть сильнее треплет её волосы, и одно тонкое прядь ложится на лицо. Хануль тянется рукой и убирает её за ухо, двигаясь осторожно, как будто проверяет, не отступит ли она.
Не отступает.
Мир вокруг будто выцветает, остаются только его глаза, чуть тёплые пальцы у виска и то, как сердце у неё гулко ударяется о рёбра.
— Скажи, если не хочешь, — его голос тише, чем шум ветра.
Сэхён не говорит. Просто делает маленькое, едва заметное движение навстречу.
И тогда он целует её.
Не спешит, не тянет момент — просто мягко касается губ, будто пробует, как это, — целовать её по-настоящему. Она отвечает осторожно, но в этом осторожном есть всё: накопленные взгляды, тихие жесты, записки в библиотеке, мармелад на крыше.
Когда он чуть отстраняется, в уголках его губ мелькает почти невидимая улыбка.
— Теперь — уже не «нормально», — шепчет он.
Сэхён выдыхает, и впервые за день ей кажется, что осень пахнет не прощанием, а чем-то новым.
___
Долгожданный конец этой истории. Когда я только начинала «Язык для двоих», я хотела рассказать о тишине, которая может быть теплее любого слова.
Теперь же, она стала для меня историей про вас — тех, кто читал, переживал, ждал.
Пусть у каждого будет свой человек, с которым можно говорить без звука. Надеюсь, что вы будете со мной и дальше! Всех люблю и обнимаю🫂