Тест на совместимость.
Сэхён с каждым днём всё больше привыкала к присутствию Хануля. Это случилось не сразу — скорее, постепенно, шаг за шагом, как будто кто-то осторожно открывал окно в комнате, где давно не проветривали. Поначалу она чувствовала себя неловко — особенно в его доме, где царила тишина, к которой нужно было прислушиваться. Но теперь всё стало иначе. Они уже не терялись в паузах и не боялись молчания. Иногда она ловила себя на мысли, что именно эта тишина ей и нужна — не давящая, не неловкая, а мягкая, как плед на плечах после холодного дня.
Порой они вновь приходили к нему домой — в ту самую комнату с большим окном и стеной, на которой висел календарь с зачёркнутыми днями. А иногда — просто занимались по видеозвонку.
Но у него дома всегда было по-особенному. Уютно, тепло и спокойно — будто само пространство принимало её, не торопя и не осуждая. Сэхён замечала это в мелочах: в мягком свете лампы у дивана, в слабом аромате чая, который он пил даже летом, и в том, как Хануль двигался — без лишней суеты, будто каждое его движение уже было частью какой-то невидимой, отточенной хореографии.
Он знал, что ей комфортно в этой тишине, и, заметив это, приглашал её снова. Без навязчивости — просто мягкое, почти невесомое: «Захочешь — заходи». И она заходила. Всё чаще.
И в один из таких дней, когда за окном моросил дождь, а чай в чашках медленно остывал, Сэхён наконец решилась задать вопрос, который давно не давал ей покоя. Это случилось как будто случайно, в середине их "урока", когда они уже обсудили домашнее задание, разобрали пару новых слов, а потом перешли к теме, не связанной ни с учебой, ни с книгами. Впрочем, в последнее время они часто так делали — позволяли разговору идти туда, куда ему хочется, не останавливаясь.
Если говорить об успехах Хануля — то, надо признать, он добился многого. За последние недели он стал говорить гораздо свободнее, его жесты стали точными, ясными, даже в чём-то красивыми. И они уже могли спокойно говорить почти на любые темы. Он не терялся, не опускал взгляд — наоборот, смотрел ей в глаза, и это поначалу сбивало её с толку.
Сэхён немного колебалась, прежде чем сложить руки — будто каждая мышца спорила с ней. Но вопрос уже давно был готов, просто ждал своего момента.
Руки, дрожащие, но решительные, заговорили:
Зачем ты это делаешь?
Хануль не попросил уточнить. Он знал. Он понимал. И, кажется, давно ждал этот вопрос. Просто на мгновение задержал взгляд, будто изучал её лицо, как будто искал что-то между словами, которых не было.
И потом ответил. Медленно, но уверенно.
Потому что ты интереснее всех тех, кто говорит.
Этого оказалось достаточно. Даже больше, чем достаточно.
Сэхён почувствовала, как что-то внутри неё сжалось — сердце то ли пропустило удар, то ли наоборот, ударилось о грудную клетку с такой силой, что она невольно затаила дыхание.
Хануль, конечно, не мог знать, насколько глупо и клишированно это прозвучало. И в этом было всё очарование. Потому что именно это и нужно было ей услышать — не что-то мудрое, не что-то правильное, а именно это: искреннее, неидеальное, настоящее. Прямо в его стиле.
Вечером того же дня она не могла выбросить этот момент из головы. Он проигрывался снова и снова — как любимая песня на повторе. Сэхён лежала на кровати, уткнувшись в подушку, и думала о том, что её жизнь вдруг словно повернула в другую сторону. Не резко, не драматично — а как река, которая медленно сменила русло.
Она, конечно же, рассказала об этом Джису — всё-таки молчать было невозможно, эмоции рвались наружу.
Подруга выслушала её с привычной долей восторга и тут же, не раздумывая, объявила, что завтра на уроке проведёт тест на совместимость.
«Прямо на перемене!»
Написала Джису с театральной серьёзностью. И Сэхён, вспыхнув, уткнулась в ладони, потому что знала: это звучит до безобразия глупо. Но, по-настоящему, в глубине души — ей это нравилось.
Всё происходило так просто, будто кто-то тихо, но уверенно открывал новую страницу их общей истории. Она не знала, к чему всё приведёт, и, честно говоря, пока что даже не хотела думать об этом. Всё, что ей было нужно сейчас — это ощущение чего-то настоящего. Нечто большее, чем просто «уроки». Нечто, что оставляло след внутри, не стиравшийся даже после самых длинных дней.
Она не знала, в кого именно влюбляется. В его голос, который всё чаще звучал вслух. В его жесты, уверенные и немного упрямые. Или в его тишину, в которой можно было дышать.
Но точно знала одно — она хотела остаться. Ещё хоть немного. И он, кажется, тоже.
***
Джису, как и обещала, не забыла. Уже на следующий день, с самого утра, она вела себя подозрительно оживлённо — ходила с заговорщицкой ухмылкой, шепталась с самой собой и что-то строчила в блокноте, периодически бросая на Сэхён многозначительные взгляды, будто знала какую-то древнюю тайну и собиралась вот-вот ей её раскрыть.
На перемене она наконец подзывает её к себе, притянув за рукав формы, будто бы по секрету.
— Иди сюда. Быстро, пока никто не видит.
Сэхён, сдержанно улыбаясь, подчиняется. Джису в этот момент напоминает заговорщицу, работающую над чем-то крайне важным — кажется, ещё немного, и она начнёт строить шалаш из тетрадок и запечатывать вход под партой.
Сев рядом, подруга вытаскивает из сумки помятый листок бумаги и ручку с пушистым помпоном на конце, будто специально подобранную для столь серьёзного мероприятия. Оглядевшись по сторонам — с видом, будто охраняет государственную тайну — она делает несколько быстрых, почти театральных движений: то записывает что-то, то перечёркивает, щёлкает ручкой, чертит стрелки, складывает проценты.
Всё это сопровождается напряжёнными вздохами и комментариями вроде: «Так, если учесть, что он левша, а ты нет...» или «Астрология, конечно, лженаука, но Водолеи редко ошибаются».
Сэхён изо всех сил старается не рассмеяться. Она не особенно вникает в происходящее — слишком уж нелепым и милым кажется весь этот спектакль. Её скорее забавляет сам факт того, что Джису с такой серьёзностью решила устроить тест на совместимость, как будто это был вступительный экзамен в Гарвард, а не бессмысленное развлечение из школьного журнала.
Но в этом — вся Джису. Её способности превращать любую ерунду в великое событие давно стали частью жизни Сэхён, как сладкий привкус кофе в школьной столовой или скрип половиц на лестнице второго этажа.
— Не подглядывай, — цедит Джису, когда Сэхён наклоняется ближе, — эффект исчезнет.
Эффект? Какой ещё эффект? — улыбается.
— Таинственный. Магический. Разрушишь — и всё, совместимость упадёт до 47%. Если не ещё ниже.
Она не отвечает — просто покачивает головой, но не отходит. Внутри у неё всё же затаилась искорка любопытства. Глупо — но в этом и была вся суть. Эти детские, ни к чему не обязывающие игры словно позволяли ей быть легче, дышать свободнее, отодвинуть в сторону мысли, которые иначе разъедали бы её изнутри.
И вот, в какой-то момент, Джису замирает. В руке застывает ручка, над лбом появляется мимолётная складка сосредоточенности. Она снова бросает взгляд по сторонам — подозрительно долгий, будто вот-вот из-за угла выйдет учитель, за которым она лично шпионит по заданию разведки. И, наконец, протягивает листок Сэхён.
— Смотри.
На бумаге — графы, кружочки, стрелки, странные записи вроде «он любит кофе, ты чай, но это дополняет». Но взгляд Сэхён сам собой соскальзывает вниз, туда, где крупно и уверенно выведена цифра: «98%».
— Девяносто восемь, — с гордой интонацией произносит Джису, как будто только что открыла новый элемент в таблице Менделеева. — Сэхён-а, да вы созданы друг для друга.
Она приподнимает брови, довольная собой. Откуда-то из её сумки раздаётся звонок, но она не обращает внимания. Кажется, её забавляло не столько само число, сколько реакция подруги, за которой она, конечно же, наблюдала краем глаза.
Сэхён же слегка покраснела. Не резко, не драматично — просто щеки вдруг стали чуть теплее, и ей показалось, что в классе душнее, чем минуту назад. Она сжала листок в пальцах, стараясь не улыбнуться слишком сильно, и отвела взгляд. Сама не поняла, почему.
Возможно, из-за духоты. А, может быть, и из-за этих цифр, которые, как бы ни были нелепы, всё равно пробуждали что-то странное — едва заметное, но цепляющее.
Детские игры, — наконец, ответила она, возвращая Джису лист. — Простое совпадение.
— Может быть, — пожала плечами та. — Но если из всех совпадений в мире выбрать одно — пусть будет это.
И как бы невзначай добавила:
— Только никому не говори. Особенно ему. А то ещё решит, что ты в него влюблена. Даже, если это и правда, не нужно тешит его эго.
Сэхён фыркнула, едва сдерживая смех, и закатила глаза. Но где-то в глубине — очень глубоко — ей всё же хотелось сохранить этот листок. Пусть даже спрятать на дно ящика, забыть, а потом однажды, через годы, найти случайно и улыбнуться.
Тест ничего не доказывал. Конечно, нет. Это была всего лишь игра. Но в ней, как и во взгляде Хануля, в его неторопливых жестах, в тишине его дома — было что-то настоящее. Что-то, что согревало сильнее, чем любой результат.
Джису вновь улыбнулась — мягко, почти рассеянно, как будто то, что она собиралась сказать, вдруг потяжелело в мыслях. Её пальцы замерли в воздухе, а затем медленно перешли в жесты. Движения стали тише, чище. Взгляд потемнел, посерьёзнел. Складка между бровей углубилась, выдавая сомнение, о котором она не сказала вслух.
Давно ничего не слышно от Чо Тэхо, — произнесла она на жестовом, чуть замедлив темп. — Обычно он не сдерживался. Всегда шутил над тобой.
Сэхён задумалась. Имя Тэхо всплыло будто издалека, словно забытая записка в кармане старой куртки. Она действительно давно не слышала ни его фраз, ни саркастических «комплиментов», ни неловких попыток внимания. Он исчез как-то резко — почти незаметно. Только теперь она осознала, что за последние недели тот самый назойливый, влюблённый одноклассник будто растворился.
Может, понял, что это глупо? — вырвалось у неё.
Выражение лица был нейтральным, но внутри чувствовалась лёгкая озадаченность. Сэхён и правда не придавала этому значения, думала — переболел. Смирился. Может быть, просто позабыл о ней.
Но Джису на это не отреагировала с той же лёгкостью. Она прищурилась, крепче сжав губы, и после короткой паузы, словно не решаясь, всё-таки заговорила шепотом:
— Га Мин говорил... что случайно подслушал их разговор.
Она приподняла бровь в немом вопросе, а Джису продолжила:
— Тэхо и Минхвана. Они говорили о тебе. И Тэхо, похоже, был напуган. Не сильно, но, видимо, остыл.
Сэхён нахмурилась, не сразу улавливая смысл слов.
— Думаю, Хануль приложил к этому руку.
Слова повисли в воздухе, будто раскрыв дверь в комнату, в которую Сэхён не была готова входить. Она медленно перевела взгляд на подругу. Та смотрела на неё открыто, пристально. Глаза выражали сочувствие, но в них горел и слабый огонёк «я же говорила».
Думаешь, он...? — начала было Сэхён, но оборвала себя. Слишком много несостыковок, слишком много вопросов.
— Ты правда думаешь, что он просто так вдруг исчез? — Джису склонила голову набок. — Тэхо не из тех, кто сдаётся сам.
Сэхён качнула головой.
Не думаю, что это Хануль. Зачем ему вмешиваться? Это не его дело.
— А вот тут ты ошибаешься, — Джису выдохнула, прикусив губу, а затем добавила уже тише, почти нежно: — Потому что ты ему нравишься.
Сэхён резко отвела взгляд. Румянец едва заметно коснулся щёк, но она быстро спрятала эмоцию за привычной сдержанностью. Отрицание вспыхнуло внутри, как защитный рефлекс. Она покачала головой — раз, другой. Быстро, машинально. Почти нервно.
Нет, глупости. Он не... Не про такое.
— Нет, он не про романтику, — спокойно согласилась Джису. — Но про действия. Он всегда выбирает поступки, а не слова. Если он решил защитить тебя, значит, ты для него не случайна.
Сэхён замерла, сжав пальцы в кулак под столом. Мысли путались. Она хотела опровергнуть, сказать, что Джису всё преувеличивает, что Хануль просто внимательный. Или мимо проходил. Или Тэхо сам решил уйти. Но все эти отговорки вдруг зазвучали натянуто. А в голове всплывали моменты, которые раньше казались неважными — как он незаметно придержал её за руку, когда та поскользнулась; как смотрел, когда думал, что она не замечает; как молчал, но всегда был рядом.
Она тяжело выдохнула.
Не знаю... — показала она. — Может, ты и права.
— Конечно, я права, — Джису фыркнула, но уже без издёвки, а скорее с теплотой. — Минхван сегодня утром сказал, что Хануль, скорее всего, будет на крыше. Думаю, они там вместе.
Минхван? — спросила Сэхён, будто отстранённо.
Джису не обращая внимания, потянула Сэхён за руку.
— Пошли.
Куда?
— На крышу, конечно.
Сэхён не сразу поднялась. Но всё же — встала. И пошла за ней. Ступеньки наверх отдавались глухо, воздух с каждым пролётом становился прохладнее, а сердце — чуть тяжелее. Она не знала, что именно ждет там, на крыше. Разговор? Правда? Подтверждение? Или просто очередной взгляд Хануля, от которого у неё щемит внутри.
Но что бы это ни было — она больше не хотела прятаться.
Как и говорила Джису, Минхван и Хануль действительно оказались на крыше. Бетон был слегка влажным после недавнего дождя, небо затянуто облаками, и ветер трепал воротники их школьной формы.
Они о чём-то тихо переговаривались у перил, будто обсуждали что-то важное или просто делились чем-то между собой. Минхван слегка покачивался на пятках, как всегда, когда нервничал или что-то замышлял. Хануль стоял чуть поодаль, облокотившись о парапет, с привычной отстранённостью во взгляде — спокойный, но внимательный.
Когда за спиной раздался звук закрывающейся двери, оба повернулись почти одновременно. Минхван, завидев их, тут же расплылся в своей фирменной ухмылке — той, за которую Джису иногда хотелось его придушить. Хануль же бросил короткий взгляд через плечо, но, увидев Сэхён, развернулся полностью, будто само её появление заставило его внутренне собраться.
Она не знала, зачем идёт туда, не понимала до конца, что именно хочет сказать или узнать. Всё, что ощущала — это слабый трепет в груди и внезапно пересохшее горло. Джису, шедшая рядом, чуть крепче сжала её руку — короткая, но ощутимая поддержка.
Подойдя ближе, Сэхён едва заметно кивнула — сначала Ханулю, затем Минхвану. Второй ответил тем же, с той же загадочной улыбкой, но, словно поняв, что его присутствие больше не требуется, отступил в сторону, давая им пространство.
Хануль приподнял бровь, внимательно глядя на неё, ожидая. В его лице не было ни нетерпения, ни раздражения, только спокойное любопытство.
Сэхён тяжело вздохнула, как перед прыжком в холодную воду. И наконец, решилась.
Ты как-то связан с тем, что Чо Тэхо вдруг так резко исчез?
Она старалась держаться уверенно, но всё внутри сжималось от сомнений.
Хануль не моргнул и не отвёл взгляда. Кивнул — коротко, утвердительно, без намёка на оправдание.
Ветер пошевелил её волосы, и на секунду наступила тишина, в которой только стучало собственное сердце.
Зачем? — вырвалось у неё. Этот вопрос, казалось, стал её личной мантрой в последнее время. Почему? Зачем? Ради чего?
Хануль сделал шаг ближе и, не отрывая взгляда, начал складывать жесты.
Не хочу, чтобы кто-то позволял себе трогать тебя. Даже словами.
В его движениях не было ни капли нерешительности. И, может быть, именно поэтому они так глубоко врезались в неё. Эти слова. Эти простые, но такие хрупкие и искренние жесты. Как и всегда.
Сэхён почувствовала, как всё внутри уходит куда-то в пятки, и краска мгновенно бросается в лицо. Взгляд на секунду упал вниз — на пуговицу его рубашки, на край пиджака, на свои собственные ладони. Потом она подняла глаза, медленно и чуть неуверенно, и сложила в ответ знак благодарности. Простое «спасибо», но в нём было больше, чем в сотне слов.
Хануль кивнул. На его лице не дрогнул ни один мускул, но Сэхён показалось, что уголок его губ всё же едва заметно приподнялся. Или, может, ей просто хотелось в это верить.
Если кто-то будет говорить что-то у тебя за спиной, — начал он, снова используя жесты, — Ты можешь..
Но увидеть конец фразы Сэхён не успела. Что-то — или кто-то — резко подтолкнул её в спину. Она вскрикнула, едва удержав равновесие, и вытянула руки вперёд, инстинктивно хватаясь за то, что оказалось ближе всего — за Хануля.
Он же, не колеблясь ни секунды, поймал её. Его руки крепко легли на её плечи, удерживая от падения. А ладони Сэхён вцепились в его пиджак, будто она боялась, что земля под ногами вот-вот исчезнет.
На секунду всё застыло. Они стояли так близко, что она могла различить каждую мелочь — аромат мятной жвачки, линию его челюсти, лёгкое напряжение в его руках. Сердце било тревогу, но в груди было странно спокойно.
— Ой, я такой неуклюжий сегодня! — донёсся сзади виновато-игривый голос Минхвана.
Они оба обернулись. Джису стояла рядом, прикусывая губу, будто сдерживала смех. Минхван, напротив, уже широко улыбался и развёл руки в виноватом жесте.
— Прости, Сэхён, я случайно, — сказал он, а затем бросил взгляд на Хануля.
Тот не ответил. Только посмотрел. И в этом взгляде, должно быть, было что-то достаточно выразительное, потому что Минхван тут же сорвался с места, бегом направившись к двери. По пути он схватил Джису за руку и потянул за собой. Она сначала удивилась, но не вырывалась. Кажется, это была часть какого-то их заранее спланированного плана.
Дверь за ними захлопнулась, звуком отрезая мир, будто кто-то выключил шумный фон. Всё стихло. На крыше остались только ветер, легкий, летний, почти ласковый — и они двое.
Сэхён стояла всё ещё в его объятиях. Это было странно. Неудобно, если думать логически. Слишком близко, слишком лично. Но так правильно.
Её не тянуло отойти. Наоборот — внутри что-то сжалось от одной мысли, что он может отстраниться первым. Но, кажется, Хануль не собирался этого делать. Стоял так же, чуть наклонясь вперёд, а его руки мягко сжимали её плечи, не позволяя упасть.
Он смотрел на неё. Без улыбки. Без раздражения. Просто — смотрел. Тихо. Слишком близко, чтобы не чувствовать его дыхание, слишком долго, чтобы это была случайность.
Сэхён не знала, что делает, но знала, что делает это сама. Это не было ошибкой или слабостью — это был выбор. Такой же, как решение остаться на крыше, как желание прийти к нему, как порыв обнять.
Она медленно подняла руки и, будто боялась испортить хрупкий баланс, осторожно обвила его за талию. Подняла взгляд, лишь на миг, чтобы уловить его реакцию, но Хануль не пошевелился. Только чуть напрягся — совсем немного, как будто удивился — и всё.
Тогда она позволила себе то, о чём даже думать раньше было бы неловко. Прижалась к нему щекой, опираясь на его грудь. Под закрытыми веками — только тёплая ткань его пиджака, тихий, ровный стук сердца, и ветер, путающий волосы. Это было так по-настоящему. Словно она попала в кадр из дорамы, где главный герой вдруг перестаёт быть холодным, и в момент без слов говорит больше, чем за целую серию.
Сэхён почувствовала, как в груди у неё всё дрожит. Может, от волнения, может, от его близости. Её сердце било в бешеном ритме — и ей казалось, что он может услышать его. Почувствовать и понять.
Но он не оттолкнул. Хануль только крепче обнял её, аккуратно опуская ладони ей на спину. Спокойно, мягко и уверенно. Будто это не что-то новое и странное, а что-то уже давно привычное. Будто он знал, что она сделает это. Будто бы, давно этого ждал.
Сэхён не знала, сколько они так простояла. Может, секунду. Может, вечность, но в этот раз ей не хотелось убегать. Не хотелось думать о том, что скажут другие. Что подумает он. Хватит. Хватит прятаться, делать вид, что всё это случайно. Если даже это и игра — пусть будет. Она — участник по собственной воле.
Когда Сэхён наконец немного отстранилась, Хануль тоже сделал шаг назад. Осторожно, не отталкивая, просто отпуская её. Его взгляд — тёплый, чуть мягче обычного, и в нём не было ни удивления, ни насмешки. Только что-то глубокое. Такое, чего она раньше не видела. Как будто лёд внутри него начал таять.
Прости, — показала она, слегка поджав губы.
Но в этот момент извинение звучало почти символически. Она не чувствовала себя виноватой. Ни капли. И, по его глазам, видела — он это понимал.
Хануль покачал головой. Не нужно. Не извиняйся. Он даже не стал отвечать жестом, просто чуть заметно улыбнулся, взглядом дав понять: всё в порядке. Действительно — всё в порядке.
Сэхён почувствовала, как в груди распускается что-то тёплое и легкое, будто он дал ей разрешение быть собой и не притворяться. Не прятать руки в карманы, когда хочется прикоснуться. Не сдерживать взгляды, когда они всё равно встречаются в коридоре.
Ветер налетел порывом, растрепал волосы. Она смахнула прядь с лица, а он поймал её руку, осторожно придержал на секунду — и отпустил. Почти случайно, но всё же — не совсем.
Сэхён тихо выдохнула.
Спасибо, — сложила она, не сводя с него глаз.
И Хануль просто кивнул. Словно благодарность — это нормально. Словно всё, что было сейчас, — тоже.