2
Стоило переступить порог университета, как в нос хлестнуло смесью дешёвого дезодоранта, жареной картошки из столовки и влажной пыли, прилипшей к подошвам. Меня словно перенесло в класс старшей школы, где скрипят стулья, а мокрая тряпка у доски вечно пахнет плесенью. Рядом со мной привычно отирался Рыжий. Он пах жвачкой «Бабл-гам», аромат которой невозможно забыть, даже если очень стараешься.
Из воспоминаний вырвал громкий крик в фойе. Университет гудел, как улей. С разных сторон доносились голоса и звон смеха. Всё слишком громкое, слишком живое.
Я показала студенческий охраннику с тёмными мешками под глазами. Он прошёлся по моей фигуре липким взглядом. Я гордо отвернулась и не торопясь прошла мимо, громко выстукивая каблуками.
— Фу-у-у, ты видела, как он на тебя посмотрел? — скривилась Вика, прижимаясь ко мне, будто от его взгляда можно было заразиться.
Я только кивнула. Такие взгляды сопровождали меня с тех пор, как моё тело приобрело женственные изгибы. Вот и сейчас парни, идущие мне навстречу, пожирали меня глазами.
— Это что, Рапунцель? Я попал в мультик! — выкрикнул кто-то со стороны подоконника. Коридор заполнился дружным гоготом.
— Номерок оставь! — донеслось мне в спину.
Подруга схватила меня под локоть и прибавила шаг.
— Придурки, — выплюнула Вика. — Ведут себя как дикари. Это потому, что ты красивая.
— Нет, — сказала я. — Это потому, что мне на них плевать.
Я понимала свою привлекательность, а ещё понимала, что на одной красоте далеко не уедешь. Поэтому с детства любила отстаивать своё мнение. Рано уяснила: тех, кто умеет «бить» словами и хорошо учится, — не трогают. Первые задиры класса носили мне конфеты, а взамен получали готовое домашнее задание.
Я была отличницей до девятого класса, а потом сменилась учительница. Не знаю, чем я ей не угодила, но она постоянно придиралась и искала повод занизить оценку.
В отличие от меня, Рыжего учителя любили, хотя он даже домашку не делал и постоянно болтал.
В ушах до сих пор стоял голос русички, пропитанный мёдом:
— Пять. Молодец, Артём.
А мне… четыре. За подчёркнутый заголовок.
Рыжему постоянно везло. У него был отец, который приходил на собрания, забирал его из школы, знал, как зовут друзей. В детстве я умирала от зависти. Мне до слёз хотелось, чтобы и у меня был папа.
Папа, который бы защищал меня и любил просто так.
Иногда он мне снился, гладил по голове, а затем я просыпалась в слезах.
В реальности же у меня была лишь вереница сменяющих друг друга отчимов. Хорошо, если очередной «папаша» не пил и не бил маму. Это было крупной удачей. В какой-то момент мама разочаровалась и перестала заводить отношения. В нашем маленьком мире наступило затишье. Правда, жили мы на грани бедности. Продукты по скидкам, одежда из секонд-хенда.
Я рано поняла, что деньги дарят чувство безопасности и свободы, а их отсутствие загоняет в нищету и депрессию.
Однажды ночью, сжимая кулаки от душевной боли, я поклялась, что вырвусь и стану самодостаточной. Никогда не буду женой очередного неудачника или алкоголика. Меня тошнило от этого. Я поклялась, что встречу своего идеального мужчину. Знала, что он будет красив и богат. Поэтому я не собиралась растрачиваться на непонятное общение и ненужные отношения.
В пятнадцать я устроилась продавать мороженое, но не от скуки, а чтобы выжить. С тех пор каждое лето я находила новую подработку. Я сомневалась, что прекрасному принцу может понравиться неопрятная девушка с бегающим взглядом. Именно поэтому я читала книги по психологии и не жалела денег на красивые вещи. Пусть их было немного, но зато достойные. Покупала только дорогие духи с тёплым, окутывающим шлейфом, в котором было больше смелости, чем в моей походке. Кристиан Диор как-то сказал: «Вы забудете, во что была одета женщина, но никогда не забудете её аромат».
Я не собиралась быть замухрышкой, которая ждёт чуда. Я сама хотела стать чудом.
Мы вошли в просторную, залитую светом аудиторию. Камчатка была заполнена суетливыми студентами. На первой парте одиноко сидел щупленький парень со взлохмаченными волосами. Он уткнулся в брошюрку с расписанием и, казалось, не замечал происходящего вокруг.
Я остановилась возле одной из первых парт. Сняла тренч и аккуратно перекинула его через спинку деревянного стула. Присела за парту и стала доставать канцелярские принадлежности. Как вдруг заметила, что Вика замерла и не спешила занять место рядом со мной.
— Что с тобой? — спросила я.
— Я... Ты понимаешь...
— Не мямли. Говори нормально, — меня раздражало, когда она вела себя неуверенно. Эта привычка ей мешала ещё в школе и могла принести массу неприятностей в дальнейшей жизни.
— Знаешь, я не люблю первые парты, может быть, пересядем подальше? — наконец-то сказала она причину своей заминки.
Я уже знала, что не пересяду, но посмотрела на неё, как будто обдумывала.
— Садись, — кивнула я.
— Но как же ты? — замялась Вика, на её щеках расцвели красные пятна.
— Мне здесь удобно. Ты садись куда хочешь. Всё нормально, я не обижусь.
— Хорошо, — неуверенно сказала она и расположилась на второй парте у меня за спиной.
Я видела, что Вика обиделась, но не испытывала чувства вины. Ведь я поступила учиться и не могла себе позволить присоединиться к вечно тусующимся студентам. К сожалению, у меня не было богатых родителей, способных заплатить за моё обучение.
Мы давно были знакомы с Викой. Учились в одном классе и жили в одном дворе, но я бы не могла назвать нас лучшими подругами. Я со многими находила общий язык, но после Рыжего не заводила близких друзей. Меня это устраивало. Когда одноклассницы гуляли с мальчиками, я училась и работала. У меня не было времени на глупости. Поэтому я привыкла поступать так, как удобно мне. Если бы я подстраивалась под каждого, то что бы от меня осталось?
Я почувствовала, как солнце исчезло с моей кожи, словно кто-то заслонил окно. Сердце дёрнулось, как будто тело узнало его раньше мозга. А потом я почувствовала лёгкий аромат жвачки «Бабл-гам». Только один человек мог так знакомо пахнуть.
— А я знал, что ты скучала, — раздалось над ухом, и соседний стул жалобно заскрипел. — Место для меня приготовила? Наверное, по ночам меня вспоминаешь?
— Только если в кошмарах, — я даже не попыталась быть вежливой. — Свали. Я сижу тут одна.
— Уже нет, — ответил он с самодовольной ухмылкой, разваливаясь, как хозяин жизни. — Всё, момент испорчен, я пришёл.
Его голос подействовал на меня, как разлитый кофе на белую рубашку: не обжигает, но бесит до трясучки.
— У тебя с головой всё в порядке? У тебя фетиш — раздражать людей? Или ты просто по жизни липучка?
— Я твоя липучка, — лениво протянул он. — Придётся потерпеть ближайшие четыре года.
— Катись, чудовище, — прошипела я, и по рядам прошёл заинтересованный шорох.
Кажется, мы развлекали аудиторию.
— А ты моя красавица. Как там было? Противоположности притягиваются?
— Ага. Но потом одна из них вызывает санитаров, а вторая отправляется лечиться, — парировала я, сладко улыбаясь.
Он рассмеялся нагло и громко, как будто только что выиграл спор.
— Ты думаешь, ты такая острая? — протянул он, лениво глядя на меня. — Девочка с шипами снаружи и мягким мармеладом внутри.
Его слова больно ужалили, поднимая во мне волну злости. Меня выводило из себя то, что Рыжий помнил меня слабой, никчёмной и бедной. Но я больше не была той маленькой Дианой и могла за себя постоять.
— А ты думаешь, ты превратишься в принца, если будешь сидеть рядом с красавицей? Нет, Рыжий, ты навсегда останешься чудовищем.
Он насмешливо улыбнулся, словно мои слова его совсем не задели. Меня же трясло от эмоций. Я демонстративно собрала вещи и с шумом отодвинула стул.
— Приятного одиночества, чудовище, — бросила через плечо и направилась к Вике.
— До скорого, красавица, — донеслось мне в спину.