9
В сердце Эйлем не нашлось сочувствия ни Кахиту, ни Анегмару-охотнику. Она не любила кровопролития, не была жадной до богатства и власти. Только о любви некогда мечтала она, но и эти мечты ей пришлось оставить. И пусть она оставалась верна культу Девяти Матерей, временами Эйлем заходила в одно из святилищ Анегмара.
Там у каменных стен, украшенных барельефами, на которых изображены были все деяния этого героя, за самой дальней из колонн стояла статуя Леккеж. Одной холодной каменной рукой она придерживала покрывало, которое словно норовило соскользнуть с ее волос, а другую она приложила к сердцу. Неподвижное лицо ее было искажено страданием, и в лазуритовых глазах Эйлем видела странно-знакомую печаль.
Леккеж, наказанная Анегмаром, была принуждена всегда оставаться в тени.
Эйлем долго разглядывала статую, а затем сорвала цветущую ветку жасмина и положила ее к ногам чародейки. Белоснежные цветы вспыхнули в полумраке лунным сиянием: это была всего лишь игра света, но Эйлем надеялась, что далекая Эрей, если она существует, передаст эту весть своей изгнаннице-сестре.
***
На закате, стоя в дворцовом саду у пламенеющей спатодеи, Эйлем говорила с начальником стражи. Он был ей знаком: когда-то давно он пришел по приказу отца из Теджрита на помощь Кахиту. Она видела его сухое смуглое лицо в лучах закатного солнца, огневыми бликами играющего на его доспехах, слушала его сдержанные ответы, и чувствовала в его низком голосе решимость и смелость. Он был той нитью, что соединяла Эйлем с родной страной, отцом и прежней жизнью, он оставался верным соратником, почтительным и строгим, а она в мыслях звала его другом, и ей иногда так хотелось к нему прикоснуться.
Похожая на призрак в роскошных одеждах, она шла через сад, полный журчания фонтанов и птичьего пения, думая о Кахите, который не должен был пережить грядущей ночи, и о том, что есть поступки, которые Девять Матерей не прощают.
