СОС мыслом

   Поначалу в машине стоит неловкость, но постепенно она исчезает — Антон расслабляется, а вместе с ним расслабляется и Арсений. Они обсуждают последний фильм Тарантино и дурацкую женскую моду на велосипедки, шутят, что такие отлично бы смотрелись на Арсении, а вот Антон выглядел бы в них как дурак — ему всё-таки больше идут футбольные шорты.

Антон живет далеко от центра, но время в дороге пролетает незаметно: Арсений привык чувствовать себя в этой машине комфортно. Именно на ней они ездили на все офисные мероприятия, и сейчас уже кажется забавным тот факт, что при такой долгой вражде в поездках они никогда не скучали.

Да и почему Арсений всегда выбирал ехать с Антоном, раз так его ненавидел, а не с Серёжей или Димой? Он вечно говорил, что у Антона машина больше, нет детских кресел и не воняет, хотя тут всё заднее сиденье вечно завалено чем попало, а еще она ломается чуть ли не через каждые пятьдесят километров. Когда они ездили на дальнюю дачу к Серёже, то встали посреди дороги и два часа ждали помощь из автомастерской.

Арсений вспоминает об этом с теплотой: тогда они с Антоном просто сидели в машине, ели нездорового вида шашлык из ближайшей к трассе закусочной и обменивались шуточными оскорблениями.

— Арс? — зовет Антон, паркуясь у дома — стандартной девятиэтажки. — Ты залип.

— Ой, прости, — включается Арсений. — Вспомнил, как мы ездили к Матвиенко на дачу. В тот раз, когда машина сломалась.

— Да-а-а, — со смешком тянет Антон. — На тебе еще были очень короткие шорты, и ты постоянно прилипал к креслу с таким звуком типа, — добавляет он «пердеж» ртом.

— Ты помнишь, какие на мне были шорты? — Арсений вопросительно выгибает бровь.

Антон смотрит на него буквально как «…» в комиксах, но щеки его едва заметно розовеют.

— Помню, потому что ты лип к сиденью, — наконец реагирует он, выключая двигатель, и добавляет насмешливое: — Нет у меня маниакального влечения к твоим ногам.

— А к чему есть?

— Выходи давай. — Антон пихает его в плечо и выходит со своей стороны. Он кажется смущенным и игривым одновременно, поэтому, стоит им только зайти в подъезд, как Арсений продолжает тему:

— Мне, например, нравятся твои руки.

В этот момент Антон жмет на кнопку вызова лифта, а после удивленно пялится на свою руку, словно видит ее впервые.

— Руки как руки, — пожав плечами, отвечает он и заходит в лифт через открывшиеся двери — жмет на кнопку с цифрой семь. — Ждешь от меня чего-то в ответ, да?

— Нет, конечно.

Конечно, да. Но Арсений это не озвучивает, просто шагает в лифт, пока двери не закрылись и не расщепили его на двух Арсениев. Или, может, так было бы даже прикольнее, но он нормальный мужчина и не будет трахать сам себя.

Хотя трахнуть вдвоем Антона было бы классно — но тот вряд ли бы согласился на дабл пенетрейшн. Будет хорошо, если вообще на какой-нибудь пенетрейшн согласится или хоть на плейстейшн. Арсений такое не любит, но с Антоном поиграть согласен.

— Я не знаю, Арс, — вздыхает Антон, явно загрузившись. — Никогда не расчленял тебя в своих фантазиях. Мне нравится всё в целом.

Арсений пытается подавить абсолютно дурацкую улыбку, но видит в зеркало — он абсолютно по-дурацки улыбается.

— Ты тоже нравишься мне весь. Но руки особенно.

Антон молчит, из-за чего наступает неловкая пауза, которую тишина лифта нисколько не разряжает.

— У тебя хуй классный, — беззастенчиво выдает вдруг Антон, и в этом весь он: то смущается, то вдруг шарашит про хуи. — В смысле с точки зрения красоты. Красивый хуй.

— Твой… тоже ничего, хотя я не особо рассмотрел.

— Настолько мелкий? — смеется он, и Арсений тушуется: ничего не мелкий, хотя и меньше, чем у него. — Да брось, я шучу. Я знаю, что у меня нормальный хуй.

— Каждый хуй по-своему прекрасен.

— Хуевый бодипозитив.

Лифт останавливается на нужном этаже, и они выходят — из-за ближайшей двери слышится собачий лай.

— Это твоя собака? — спрашивает Арсений, мимолетно жалея, что не прочел накануне ни одной статьи про породу шиба-ину.

— Да, Картоха всегда лает, когда я возвращаюсь. Не знаю, чует ли меня еще с лифта, или она так лает каждый раз, когда лифт приезжает… Не самая умная собака.

— Говорят, животные похожи на своих хозяев.

— Твой кот недавно обосрал себе жопу.

Арсений, вообще-то, тоже часто обсирается — только в фигуральном смысле, но признаваться в этом он не хочет, так что молча пихает Антона локтем и ждет, пока тот откроет дверь.

Картошка напрыгивает на хозяина сразу, как он заходит — тыкается мордой ему в ноги, лижет протянутые руки. Радостная, с высунутым языком, она совсем небольшая для взрослой шибы, но в собаках Арсений не особенно разбирается: он кошатник.

— Кто хорошая девочка? — ласково приговаривает Антон, присаживаясь на корточки почесывая собачью холку. — Кто соскучился, булочка? Ты моя хлебная крошка, мой сладкий рогалик… Фу, Тошка, лицо-то не лижи, бе-е-е.

Арсений с ужасом понимает, что со стороны выглядит таким же полоумным, когда общается со своим котом. С другой стороны, обычно он называет Базилика «чудовище» или «ужасное животное», но точно не «сладким рогаликом».

Вылизав хозяина по максимуму, Картошка переключается на Арсения — так же радостно прыгает на ноги, тыкается носом в руки, лижет пальцы. Арсений поглаживает ее по мягкой шерстке, и с души сваливается камень: какая-то часть его боялась, что собака Антона его не примет.

— Я ей нравлюсь, — самодовольно говорит он.

— Не обольщайся. Картошка пиздец какая дружелюбная, она и к бомжам лизаться лезет.

— Ну спасибо, — Арсений бросает в него злой взгляд, — мог бы и не говорить этого.

Антон берет Картошку на руки и чмокает ее между ушей — рядом с большим хозяином собака кажется еще меньше, совсем крохой.

— Да ладно тебе. Вот если бы она тебя невзлюбила, это было бы хуево, а так норм.

Разуваясь, Арсений продолжает смотреть на них — и отмечает, что они правда чем-то похожи. Оба счастливые, ушастые, с огромными лыбами и с добрыми глазами.

— А тебе не надо с ней погулять?

— С ней днем Аня гуляла. — Антон смачно чмокает собаку и наконец опускает ее на пол — но та так и остается стоять рядом с ним, виляя хвостом. — Ты не против, если я быстро в душ сгоняю? Сегодня жарко, и мне кажется, что от меня воняет.

— Попахивает немножко, — соглашается Арсений, решив не юлить. — Не боишься оставлять меня одного в квартире?

— А что, ты снова порежешь все мои трусы? Не прокатит, я спрятал парочку на черный день.

— Шутишь же? — Арсений так-то и впрямь подумывает о каком-нибудь безобидном розыгрыше: всё-таки в них тоже есть определенный шарм.

— Возможно… — с таинственной улыбкой произносит Антон и, скинув кроссовки, скрывается за ближайшей дверью.

У Антона квартира-студия, но большая — а с учетом малого количества мебели она смотрится еще больше. Стены светлые, окна широкие и на солнечной стороне, поэтому комнату заливает теплый оранжевый свет. Выглядит как картинка с Пинтереста, хотя Арсений был уверен, что Антон живет в квартире, по потолок заваленной ненужным хламом.

Везде заметны следы недавней уборки: нет пыли, полы чистые, даже в раковине не громоздится грязная посуда — лишь одна чашка в форме головы Человека-паука. Правда, когда Арсений приоткрывает шкаф, оттуда чуть не валятся горы одежды — но этого следовало ожидать.

На комоде стоит большой аквариум, в котором плавают пучеглазые золотые рыбки — вероятно, именно те, которые Арсений посредством соседа навешивал Антону на ручку двери. Антон о них как-то рассказывал: назвал их по тем же дням недели: Понедельник, Среда, Пятница и Дайпоспать — это субботняя.

Картошка ходит за ним по пятам, цокая ноготочками по ламинату, отходит только один раз — чтобы принести уродливое и погрызанное нечто, в котором с трудом можно различить резиновую гусеничку. Арсений принимает слюнявую игрушку и благодарно гладит собаку по макушке — и Антон выходит именно в этот момент.

Он не в одном лишь полотенце, по его обнаженной коже не стекают капли воды — нет, он в свежих шортах и футболке, и о недавнем принятии душа говорят лишь влажные волосы.

— Ты что, в ванной держишь запасной комплект одежды?

— Нет, я снял с сушилки, но взгляд выдает в тебе извращенца… О, это ее любимая игрушка, — с явным умилением говорит Антон, забирая гусеницу и кидая ее на балкон через открытую дверь — Картошка тут же бежит к ней. — Там ее территория, — объясняет он, — специально застеклил и постелил туда искусственный газон.

— Ты хороший хозяин.

— Спасибо, — улыбаясь, благодарит тот. — Хочешь чего-нибудь выпить? Я купил тот вонючий виски, который ты обычно пьешь.

— Нет, я… Я так напился в субботу, что до сих пор похмелье. Плюс сегодня среда, завтра на работу, так что откажусь… Но если ты хочешь, то пей, я не против.

Печально, конечно, что Антон не может находиться с ним без выпивки — но если тому так проще, то Арсений готов смириться. Главное, чтобы тот не стал алкоголиком, с таким-то «допингом».

— Арс, — выдыхает Антон, подходя к нему — от него пахнет концентрированной клубникой и зубной пастой, — мне необязательно бухать, чтобы быть с тобой.

— Но так тебе легче.

— Да, легче. — Антон кивает и подходит совсем близко — кажется, что он вот-вот поцелует, но в итоге лишь улыбается и делает шаг назад. — Посмотрим что-нибудь?

Между прочим, они приехали сюда «поговорить», но если Антону для настроя нужно посмотреть какое-нибудь дерьмо, то Арсений поддержит. Только побыстрее бы: ему еще из этой залупы домой ехать — вряд ли сегодня всё закончится бурным сексом с последующей ночевкой у Антона.

— Давай.

Антон снова кивает и берет пульт, включает висящую на стене плазму — и во весь огромный экран появляется крупный план хуя в вагине, причем сбоку виден второй хуй.

— Бля-я-я, — стонет Антон, сворачивая браузерное окно, — сорян, я забыл закрыть эту вкладку.

— Да ничего, все смотрят порно… Тебе нравится МЖМ? — Арсений поднимает бровь, хотя ни разу не удивлен. Только он обычно порно смотрит с телефона и не представляет, как можно врубать его с телика. — Специфический выбор.

Антон красный до такой степени, что стыдно даже Арсению — но в то же время это забавно, так что тот и не пытается сдержать улыбку.

— Эм, да. Так-то я разное смотрю. А тебе такое не нравится? — выясняет он аккуратно. Картошка, выглянув с балкона, смотрит на него своими темными глазами-бусинками, и Арсению как-то неловко вести подобные разговоры при этой крошке.

— Ну так, я предпочитаю всё-таки гей-порно. Раньше смотрел много чего, а в школе вообще только гетеро. Но ты учти, что тогда интернета у меня не было, так что порнуха передавалась друг другу на кассетах…

— Всё время забываю, какой ты старый… И что, вы собирались у кого-то дома и все вместе дрочили? — спрашивает он в шутку, но Арсений хихикает: догадка точно в цель.

— Да, было такое, — подмигивает он.

— Что-о-о? — Брови Антона взлетают не просто на лоб, а чуть ли не к линии роста волос — и челюсть у него отвисает.

— Ты так не делал? — Арсений, уже не сдерживаясь, смеется. — Честно говоря, это было больше странно, чем возбуждающе.

— Как это вообще получилось?

— В старших классах мы общались большой компанией, и там был парень, ну, такой, — он крутит пальцем у виска, — Тимур. Как-то мы тусили у него дома, и он ни с чего говорит: «Пацаны, зацените» — и включает порно. И практически сразу начинает дрочить, а потом к нему присоединились остальные.

— И ты тоже?

— Не мог же я остаться в стороне, я и так еле отмазался от репутации чмошника. Это, знаешь, всё было под соусом стеба. И еще мы играли в игру «Кто быстрее кончит», а победитель получал ничего… Но последнего всегда чморили.

— Какая жесть… И ты был последним? Или первым?

— Ни тем, ни другим. Дрочить в окружении парней, будучи геем, горячо — но я же не мог в открытую пялиться, а на телике постоянно были сиськи. Короче, такое себе.

— А ты разве уже тогда понял, что гей?

— Нет, но грудь меня даже тогда не заводила. Я как-то больше был по задницам всегда, что неудивительно, в общем-то.

— Охуеть… И долго вы так? — Антон забрасывает его вопросами с таким жадным интересом в глазах, что это даже вызывает грусть — для него это всё так дико. Чувствуется, в насколько разных мирах они с Арсением жили.

— Весь десятый класс, но редко. А потом, в одиннадцатом классе, одного парня сфоткали во время дрочки на мыльницу, и эта фотка в распечатанном виде прошлась по всей школе. До директора дошло, стыдно было ужасно.

— Это же была не твоя фотка?

— Нет, мне повезло… — Арсений думает примерно три секунды, прежде чем решиться, и кивает на экран. — Хочешь, посмотрим вместе?

Антон, так и не успевший вернуть лицу здоровый цвет, без лихорадочного румянца, краснеет еще сильнее. Он растерянно смотрит на Арсения, покусывая губы, но глаза восторженно блестят — он определенно хочет согласиться.

— В смысле? — зачем-то спрашивает он, хотя, очевидно, всё прекрасно понимает.

— А почему нет? Восполним тот бесценный опыт, который ты упустил в школе.

Антон переводит взгляд с Арсения на экран, где с обоев грозно взирает какой-то из черепашек-ниндзя: тот, что с оранжевой повязкой.

— Ты хочешь подрочить вместе? — охуевает он (Антон, не черепашка, хотя если бы мутант предложил ему вздрочнуть на двоих, Арсений бы точно согласился как минимум из страха за собственную жизнь. Там вон в трехпалых лапах нунчаки, мало ли куда он их может засунуть).

— Нет, я предлагаю посмотреть порно.

— То есть не дрочить?

— Будет настроение — дрочи, — весело говорит Арсений и грациозно, как ему кажется, шлепается на диван. Наткнувшись задницей на что-то твердое, он изящно, в чем снова уверен, двигается в сторону и кидает взгляд на лежащий между подушками флакон смазки.

— Я же дрочу здесь, — смущенно объясняет Антон, хватая смазку и самостоятельно запихивая ее поглубже между диванных подушек. — Пойду дам Картошке собачью головоломку, это отвлечет ее минимум на час.

Он берет со стеллажа какую-то стремную штуку в следах зубов и несет ее на балкон, так что Арсений бросает уже вдогонку:

— Тебе не кажется, что ты переоцениваешь нашу выносливость?

Антон, весь красный от стыда, тем не менее поворачивается к нему с нахальной ухмылкой:

— Разве ты не планируешь только смотреть?

Теперь краснеет уже Арсений — щеки опаляет, да и дышать становится тяжелее. Но если бы он по-настоящему смущался такой мелочи, то не смог бы голышом прыгать по сцене в свою актерскую юность, да и голую партнершу не сгибал бы во всех позах там же. С другой стороны, спектакль давался бы ему куда сложнее, будь это партнер без всяких там ша. Теперь из ша у него только концовка крыши, но и та скоро улетит. Еще есть начало от Шастуна, но оно ему не принадлежит, как и сам Шастун.

— Уел, — произносит он тихо, потому что признание поражения делает тебя лишь сильнее в глазах врага.

Когда Антон возвращается, он выглядит скорее воодушевленным, чем смущенным, но у телевизора замирает в нерешительности, жамкает пульт в руках.

— Мы посмотрим то же или включим что-то другое?

— Давай посмотрим что-нибудь из твоего любимого?

— Арс, у меня нет любимого порно, — недоуменно отвечает тот. — У кого вообще есть любимое порно?

— У всех.

Дуэль взглядов выигрывает Арсений: Антон закатывает глаза и возвращается обратно к экрану, открывает вкладку с порносайтом — но переходит на главную страницу, а после протягивает пульт Арсению.

— На, выбирай какое хочешь.

Арсений, быстро разобравшись, как управлять курсором, переходит в гей-категорию и меланхолично смотрит на список тем. «Анал» слишком пространно, «арабы» и «азиаты» сразу нет… «Дэдди» ему в целом нравится, но он не знает, как отреагирует Антон. «Оргии» отменяются как перебор, «соло» сейчас будет кринжово, как будто на троих сообразили, а «эмо-бои»… Что они вообще делают в две тысячи двадцатом?

Он думает между «би» и «натуралами» — первый вариант создаст у Антона иллюзию комфорта, второй наверняка возбудит сильнее: всё-таки там всё строится на соблазнении геем натурала (который оказывается и не натуралом вовсе). Хмыкнув, Арсений всё-таки выбирает «натуралов» и кликает по первому видео с симпатичной обложкой.

Антон садится рядом и явно не знает куда деть руки: то на колени сложит, то на живот, то опустит на диван, то метнется убрать за голову. Арсению его немного жаль, потому что сам он испытывает лишь предвкушение и совсем немного смущения. С Егором они постоянно смотрели порно для разогрева, и надо было сразу понять: это уже тогда был тревожный звоночек.

На экране, совсем как они, сидят на диване двое «друзей» — брюнет с выбритыми висками и крашенный блондин. Судя по манерному поведению, гей как раз блондин, второй же «гетеро», хотя распознать в нем гея нетрудно — особенно когда ты сам гей и имеешь встроенный геелокатор.

— Ну и прическа, — забавляется Антон, указывая рукой на брюнета. — У тебя такая же была, помнишь?

— Да, я с ней выглядел лет на сорок, — вспоминает Арсений, морщась. — Это было для роли. Друг моего бывшего снимал короткометражку, а у меня же всё-таки актерское образование.

Он до сих пор обижается, что никто из офиса так ее и не посмотрел, хотя он прислал всем ссылку в день премьеры. Не то чтобы он ждал дифирамбов и букетов цветов, но хоть на какую-то реакцию коллеги могли бы расщедриться.

— Я ни хуя не понял, — признается вдруг Антон, кидая на него взгляд. — Какой-то лес, цыган, курица резиновая… Там явно какой-то глубокий смысол, — Антон выделяет эту «О», — но я запомнил только то, как ты на голое тело натягивал свитер.

— Извращенец. А почему ты мне не сказал, что смотрел? — В груди Арсения теплеет, и не от ролика — там пока ничего горячего: «друзья» всё еще болтают о какой-то ерунде, хотя ладошка блондина плавно ползет по дивану к коленке брюнета.

— Потому что пришлось бы признаться, что я ни хуя не понял, и ты бы назвал меня тупым.

— Не назвал бы. Мне, между прочим, было грустно, что его никто не посмотрел.

— Серьезно? — Антон поднимает брови. — Не думал, что тебя это волнует, ты вечно такой самоуверенный.

Арсений бы признался, что в нем уверенности не наберется и на самого чмошного героя в фильмах ужасов — того самого, который ноет «Ребята, давайте не будем спускаться в этот подвал, лучше вернемся в гостиную». Он бы признался, открылся бы, но момент сейчас неподходящий: на экране ладонь как раз добралась до колена, чему брюнет деланно удивляется.

Так что Арсений не отвечает, молча наблюдая за происходящим — но больше наблюдая за Антоном, из-за чего рискует остаться косоглазым. Тот сидит, смотря телевизор и покусывая губы, его дыхание учащается с каждой тихой репликой актеров, хотя его знание английского вряд ли позволяет понимать всё сказанное. Но, кажется, его заводит сам факт скорой прелюдии — Антон, судя по всему, вообще быстро распаляется.

— Вот а ю дуин?! — ненатурально во всех смыслах восклицает брюнет, отсаживаясь на другой конец дивана. Судя по акценту, он не американец — скорее европеец, но точнее определить не получается. Зато со своим слабеньким английским Арсений всё равно может понять, что блондин активно уговаривает «попробовать что-то новое».

Антон рядом оживляется: дышит тяжелее, активнее покусывает губы, нетерпеливо ерзает. От этого — не от порно — начинает возбуждаться и Арсений.

Брюнет-натурал в итоге отказывается от «нового» и сидит истуканом, смотря в экран: глядя на телевизор в телевизоре, Арсений думает о рекурсии — и об Антоне, который шумно пыхтит сбоку. Его руки уже переехали на колени, и правая то и дело на автомате тянется к ширинке, но так и не достигает цели.

Блондин в порно ненавязчиво подсаживается к брюнету поближе, кладет ладонь ему на бедро и слабо сжимает — а брюнет это упорно игнорирует. Ладонь ползет ко внутренней стороне бедра, гладит, но брюнет делает вид, что ничего не происходит.

Арсений так же кладет ладонь на Антонову острую коленку и плавно ведет ею дальше — Антон шумно втягивает воздух, но не двигается. Мысль о том, что фактически Антон может (и хочет) позволить ему всё, возбуждает сильнее, и Арсений чуть сжимает нежную кожу. Ткань шорт тонкая, поэтому через нее чувствуется тепло тела — кажется, оно сквозь пальцы перетекает в руку и выше, потому что в груди становится еще жарче.

На экране блондин решительно накрывает ладонью ширинку своего «друга», и тот сползает по дивану ниже — Антон зеркалит и тоже сползает, хотя Арсений его члена еще не касался. Он специально продолжает гладить внутреннюю сторону бедра, слегка царапать кожу короткими ногтями, вынуждая Антона ерзать активнее. Шорты не скрывают его стояк — член бугром натягивает светлую ткань.

У Арсения ощущение, что он выиграл джекпот — его накрывает волна эйфории. С такой радостью и таким воодушевлением одноклассники ему рассказывали, как «Анька показала сиськи» или «Катя разрешила полапать за задницу». Арсений тоже будто в гостях у самого симпатичного одноклассника, и тот вдруг разрешает ему всё это — и у них обоих это впервые.

Антон ненавязчиво приподнимает бедра — и Арсений всё-таки кладет руку ему на пах, чувствует под ладонью горячий пульсирующий член. Не сосчитать, сколько хуев он перетрогал за свою жизнь, но никогда еще простое прикосновение не возбуждало так сильно. Упорно глядя на экран, где блондин уже расстегнул чужую ширинку и профессионально надрачивает крупный член с малиновой головкой, Арсений не заходит дальше мягких поглаживаний. Он то слегка сжимает, то почти убирает руку, едва дотрагиваясь до ствола — и в эти моменты Антон ерзает активнее и пыхтит особенно сильно, пальцами нетерпеливо мнет диванную обивку.

У Арсения и самого стоит — как тут не возбудиться, когда твой возлюбленный рядом чуть ли не плавится от желания. Ему жарко до вспотевшей поясницы, а сердце бьется в груди набатом, хочется сунуть свободную руку в штаны, но он сдерживается: всё внимание Антону.

Блондин грациозно опускается на пол перед диваном и, дразняще глядя на брюнета, высовывает язык и медленно проводит им от яиц до самой головки — Арсений выбирает эту секунду, чтобы оттянуть резинку шорт и с удивлением обнаружить полное отсутствие на Антоне трусов.

Он бы пошутил на эту тему, но сейчас не время — так что он просто обхватывает ладонью твердый ствол. Кожа разгоряченная и слегка влажная от пота, и он сам едва не стонет, крепче сжимая кулак. Антон уже не сдерживается — стонет в открытую вместе с брюнетом, сам толкается ему в руку.

Арсений наблюдает за ним краем глаза, чтобы не палиться, но Антон вдруг поворачивается к нему всем корпусом и явно ждет какой-то реакции. Арсений медленно оборачивается и видит поплывший взгляд, приоткрытые влажные губы, вздымающуюся грудь — невозможно, нереалистично красивый, как принц из сказки. Порносказки — Арсений и такой жанр на сайте видел.

Антон смотрит на него несколько долгих, тянущихся карамелью мгновений, а потом, не разрывая зрительного контакта, подсаживается ближе и целует — и лишь в этот момент закрывает глаза. Его губы без привкуса алкоголя, язык не вялый от опьянения, и эта трезвость пьянит куда сильнее, чем самый крепкий абсент. Антон аккуратный, немного осторожный, как в тот раз в офисе, но такой же напористый — и Арсений сдается под этим напором, податливо открывая рот.

Антон опять будто дорвался до того, о чем так долго мечтал: целует жадно, со всей страстью, посасывает язык и кусает губы, выцеловывает подбородок и щеки — он всё делает как в последний раз, хочет получить максимум.

— Тише-тише, — шепчет Арсений ему в губы, параллельно продолжая ему надрачивать и вытягивать один за другим звучные стоны. — Я никуда не уйду.

Антон доверчиво улыбается ему и целует уже медленнее, смакуя ощущения. Их поцелуй длится так долго, что порноактеры успевают дойти до траха — комнату наполняют шлепки и искусственные стоны. Антон постанывает куда правдивее: сдавленно и хрипло, словно сам этого немного стесняется, но сдержаться не может.

Нацеловав Арсения до онемевших губ, он покрывает поцелуями его шею, покусывая и вылизывая, трется о него носом, ластясь как котенок — и вдруг сам убирает арсеньевскую руку от своего члена.

— Что?.. Почему?.. — хмурится тот, выплывая из неги.

— Ща, — ничего не объясняет Антон и не слишком изящно сползает с дивана на пол — совсем как блондин недавно, только в разы менее эффектно. Он спешно начинает расстегивать джинсы Арсения, но тот тормозит его руки, вопросительно выгибая бровь.

— Ты уверен?

— Бля, да, — без капли сомнения выдает Антон, смотря снизу вверх с непоколебимой решимостью. — Ты не хочешь?

— Хочу, конечно, но…

— Тогда заткнись, — хмыкает тот и, справившись с ширинкой, вытаскивает его член. Он не рассматривает его, не собирается с мыслями и не сглатывает от страха — он сразу берет в рот, с очевидным удовольствием втягивая щеки.

У Арсения в легких воздух воспламеняется — как же невыносимо горячо, как же хорошо. Он даже сам себе не отдает отчет, что начинает не то стонать, не то поскуливать — Антон не мастер в хуеглотании: он сосет медленно и неглубоко, но так явно наслаждается процессом, что кончить можно лишь от этого. Он блаженно прикрывает глаза, насаживаясь ртом на член, не пытается смягчить эти громкие чмокающие звуки. Многие умеют хорошо сосать, но мало кто получает от этого такой кайф.

Арсений с трудом сдерживается, чтобы не начать толкаться ему в рот — у него бедра чуть ли не сводит от напряжения. Чтобы отвлечься, он запускает пальцы Антону в волосы, перебирает мягкие прядки — а тот отстраняется и, гладясь макушкой о его руку и улыбаясь, по-кошачьи мурчит.

Если бы от влюбленности можно было умереть — Арсений бы уже умер: он влюблен так сильно, что чувства разрывают его изнутри. Он понимает диснеевских принцесс, которые поют песни о любви — ему тоже хочется петь, потому что все эти эмоции просятся наружу, им тесно в таком крохотном человеческом теле.

— Антон, — только и выдыхает он, не сумев оформить все свои чувства в слова — человеческие языки для этого не годятся, а эльфийского Арсений не знает.

— Я тоже, — неразборчиво говорит Антон, высовывая язык и облизывая головку. Он старается, проводит кончиком по щелке, быстро теребит, почти вибрируя — Арсений зажмуривается, ему остается совсем чуть-чуть.

— Я почти, — предупреждает он. Он и так-то скорострел, а уж с Антоном и вовсе M134 Minigun.

— Кончи мне на… ну... — возбужденно просит Антон, потираясь щекой о его член. — Я так давно… думал об этом. Хотел… можно?

Арсений открывает глаза: если он не увидит это, он никогда себе не простит. Не веря в происходящее, он отстраняет руку Антона и сам себе дрочит у основания, головкой растирая смешанную со слюной смазку по раскрытым губам Антона. Его губы искусанные, влажные и раскрасневшиеся — по цвету почти как головка, и так же мокро блестят в закатных лучах солнца, падающих через незашторенное окно.

Кончая с низким стоном, Арсений брызгает спермой на эти самые блядские губы, на нос и немножко на щеку — слава богу, не в глаз. Его прошибло оргазмом так мощно, что он был не в силах себя контролировать, а заканчивать первый отсос первой помощью было бы отстойно.

Антон, кончиком языка проводя по губам, слизывает капли, а после приподнимается и впечатывается поцелуем Арсению в губы — тот благодарно отвечает, снова нащупывая рукой его член. Он не успевает даже войти в ритм, делает буквально три движения кистью — и горячая сперма стреляет ему в ладонь.

— Бля, — облегченно и вместе с тем разочарованно стонет Антон ему в губы, а затем стыдливо утыкается лбом в плечо. — Извини.

Арсений невольно улыбается, мягко чмокая в щеку и приобнимая его — и заодно вытирая испачканную руку о чужую футболку.

— Всё нормально, — отчего-то хрипловатым голосом убеждает он, вновь целуя. — Помнится, ты говорил, что долго не можешь кончить?

Антон садится ровно, отдавливая костлявой задницей Арсению бедра, но от объятий не уходит — хотя по лицу его видно, что на него опять накатило.

— Я… — бормочет он, нервным движением вытирая сперму с щеки. — Я пойду…

— Антон, это твоя квартира.

— Да, я… покурить просто, — сказав это, он быстро заправляет член в шорты, дерганно поправляет челку и порывается на балкон — Арсений не успевает его остановить.

Он такой расслабленный после оргазма, что сил нет — осознание приходит, лишь когда Картошку выталкивают с балкона. Та непонимающе замирает у закрытой двери, тявкает несколько раз, скребется лапами, пока Арсений ее не подзывает и не гладит между ушей. Блондин с брюнетом всё продолжают ебаться в какой-то немыслимой позе, и Арсений раздраженно вырубает телик с пульта.

Постепенно на него накатывает печаль: Антон снова загнался, так что придется по-быстрому собраться и свалить в расстроенных чувствах. Вздохнув, Арсений идет в ванную, там тщательно смывает попавшие на футболку капли спермы, приглаживает встрепанные волосы и моет руки — вспоминает, что так и не помыл их после прихода. Ужасно, что от Антона он перенимает самые стремные привычки, скоро еще и чавкать наверняка начнет.

Выходя из ванной, Арсений открывает СравниТакси и выбирает самый дешевый вариант, а потом видит развалившегося на диване Антона, который поглаживает лежащую под боком Картошку. Лицо у него уже чистое, а волосы влажные — видимо, умылся в раковине на «кухне». Но ебало при этом у него такое сложное, что разве что таблички «Я заебался» над головой не висит. А сигаретами почему-то не пахнет.

— Ну, я поехал? — уточняет Арсений, подходя к нему.

— Куда? — удивленно спрашивает Антон, поднимая на него растерянный взгляд. — Ты что, не останешься?

— А ты хочешь, чтобы я остался? — У Арсения удивления не меньше.

— Ну да. Ты, это, — Антон отводит глаза, — извини, что психанул, я типа растерялся. Первый раз у меня такое.

— Первый отсос? — аккуратно, на пробу, улыбается Арсений, подсаживаясь к Антону с другого бока — не вплотную, но достаточно близко для вторжения в личное пространство. Тот отодвинуться не пытается — наоборот, по-свойски кладет руку ему на бедро.

— Не, отсос не первый. Я же рассказывал, что у меня был бухой отсос в клубе, не помнишь?

— Так это ты сосал? — охуевает Арсений. — Я думал, тебе!

— Не-а. Мне очень хотелось, а я был бухой, так что решился. Не понимаю, как умудрился этому чуваку презик натянуть, я едва на ногах стоял.

— Безопасность превыше всего, хвалю.

— Ага.

— Как ты? — Арсений переводит тему: не потому что не хочет слушать, как Антон сосал незнакомому парню, просто его состояние сейчас важнее.

— Не знаю, — Антон нервно зачесывает челку — всегда так делает, когда переживает, — не понял пока.

— Точно не хочешь, чтобы я уехал? Побудешь один, приведешь мысли в порядок.

— Нет, — Антон кладет голову ему на плечо — тяжело, потому что башка у него как гиря, но и приятно тоже. Картошка сонно поднимает голову и широко зевает. — Останься. Я норм. Почти.

Арсений молча наслаждается близостью Антона — и ждет, когда тот созреет для разговора, потому что он явно подбирает слова.

— Знаешь, — наконец решается он, — я всегда думал, что у меня, ну, будет нормальная семья… Тьфу, бля, не в смысле «нормальная», а как из рекламы йогурта, где все такие счастливые. Думал, что у меня будут жена, дети там… Всё как у всех.

— Понимаю, — кивает Арсений. — Я тоже мечтал о семье, о детях особенно. Но когда передо мной встал этот выбор: дети или быть собой, я выбрал второе.

— И не пожалел? Ни разу?

— Я… Честно тебе сказать? Иногда жалею. Когда прихожу в гости к Димке и вижу его с семьей, или когда в парке катаюсь на роликах, а там мамочки с колясками гуляют… В такие моменты осознаю, что этого у меня никогда не будет. Но потом это проходит, и я понимаю, что выбор был верным. Поэтому если серьезно, то нет, наверно, искренне не пожалел ни разу.

Антон поднимает голову — в его глазах бесконечная тоска, и Арсений молчаливой улыбкой благодарит его за сочувствие.

— Но ведь ребенка можно взять из детдома. Или суррогатную мать можно, варианты есть.

— Мы оба понимаем, что это всё сказки. Я же не Лазарев, чтобы, будучи геем, заводить детей — у меня ни денег, ни связей, ничего. Да я и не хотел бы заводить ребенка, тем более в России.

— Ты же только что сказал, что хотел бы ребенка. — Антон вопросительно поднимает брови.

— Да, но ты представь, каково это — жить с отцом-одиночкой или, еще хуже, с отцами-геями. Не хочу, чтобы мой ребенок считал себя обделенным, неправильным, чтобы его дразнили в школе. А то и били, дети же такие жестокие.

— А тебя били когда-нибудь? За то, что ты гей?

— Каждого открытого гея били. Я-то вообще без тормозов, — вздыхает Арсений. Он не хочет это рассказывать, но Антон имеет право знать правду. — Мне много раз доставалось. И у гей-клуба ловили какие-то ребята, и просто получал за то, что поцеловал своего парня на улице… Но я знал, что так будет, я был готов.

— Я не готов.

— Пока не готов, — ободряюще улыбается Арсений. — Постепенно всё будет, малыш. Если будешь осторожен, то никто тебя не тронет. Но, знаешь, меня как-то избили так, что я не смог встать — хотя я сам нарвался, но не суть. И в тот момент, когда я лежал на асфальте и смотрел в небо, я думал: «Я всё сделал правильно». Мне было не страшно умереть, потому что я знал, что никаких гештальтов не осталось. Так что нет, я точно не жалею. Сто процентов.

— Какая жесть. Когда это было?

— Два года назад. Помнишь, я взял срочный отпуск?

— Что? — Антон распахивает глаза. — И мне ничего не сказал! Я думал, ты поехал в Омск!

— Нет, на самом деле я пошел в гей-бар, надрался там, а потом повздорил с ребятами на улице. Слово за слово, ну и ввязался в драку — а я же пьяный был, так что и боксер из меня был хуевый в тот день. А я еще и подначивал, мол, это не я пидор, это вы пидоры…

— Слушай, — вздыхает Антон без тени улыбки, — я так-то об этом и хотел поговорить. Ты весь такой открытый и говоришь всем спокойно, что ты гей, ходишь на эти свои танцы гейские, и всё такое, а я же так не смогу, Арс.

— Я знаю. И не жду, что ты завтра нацепишь радужный флаг и придешь так на работу.

— Да, но это ты сейчас не ждешь. А если я никогда не буду готов? Я же не знаю. И обещать не могу.

— Я сам через это проходил и понимаю, что это длинный путь. И подгонять тебя не собираюсь, но… Если мы будем встречаться, — хотя Арсений уже с понедельника как уверен, что они встречаются, — то это отношения. Даже если скрытные.

— Если мы встречаемся, то это отношения? — фыркает Антон. — Арс, ты прям бог логики, пойду помолюсь.

— Я к тому, что если мы встречаемся, ты завтра не скажешь мне, что натурал и тебе нужна девушка. Когда тебя так отталкивают, это больно.

— Слышу звуки разбитого сердечка.

— Антон! — Арсений недовольно пихает его локтем, и Антон наконец перестает дурачиться. — Я серьезно. Да, у меня нет гордости, но не настолько, чтобы ты каждую неделю находил себе какую-то псевдобабу. Осознай, что ты будешь встречаться с парнем. С мужиком.

— Я и так постоянно об этом думаю. Каждый раз, как к тебе прикасаюсь, думаю: «Охуеть, я трогаю мужика!»… Но это не плохое «Я трогаю мужика», это просто «Я трогаю мужика». — Как бы подтверждая свои слова, Антон берет его руку в свои, ласково поглаживает ладонь большими пальцами.

— Тебе это нравится? Или тебя это пугает?

— Пугает — не то слово, это не страх. Больше похоже на… представь, что у тебя здоровенный прыщ на заднице, уже долго. И ты этот прыщ игнорируешь, как будто его нет, но он же не проходит. Тебе надо пойти к врачу, но как только ты это сделаешь — то признаешься сам себе, что ты прыщежоп, понимаешь?

— Я — прыщ на жопе? — холодно уточняет Арсений.

— Ты не прыщ на жопе, это я прыщ на жопе… — тараторит Антон и качает вдруг головой, отчего Арсению грудь как камнем придавливает: они по-прежнему хреново понимают друг друга. — А, забей, я потом сформулируюсь. Короче, я обещаю стараться быть норм парнем, идет? Твоим парнем в смысле.

— Идет.

— А теперь… Ну, я стрельнул быстро, но уже перезарядился. Второй… раунд? — с надеждой предлагает Антон, и камень на груди становится меньше: со всем этим они разберутся позже, а пока можно просто быть вместе.

***

Ночью, когда после охуительного отсоса в исполнении Арсения Антон опять смывается «курить», Арсений лежит и смотрит в потолок — и даже Картошка не составляет ему компанию, потому что дрыхнет на своей лежанке. Мило, что Антон специально сдерживал стоны, лишь бы не разбудить собаку, хотя Картошка в принципе выглядит так, словно ее пушкой не разбудишь.

Арсений вспоминает, каким его парень был буквально десять минут назад: нежным и податливым, как возбужденно и вместе с тем благодарно смотрел, закусывая костяшки пальцев, мокрые от текущей изо рта слюны. И как тот потом сдулся, молчаливо натянул трусы и уполз на балкон.

Конечно, ему нужно время. Конечно, нельзя по щелчку пальцев забить на все комплексы, которые годами мариновались в теле, как огурцы в погребе. Нельзя выкинуть из головы всё лишнее, перестать думать и отдаться чувствам — Арсений понимает. Но понимание не избавляет от печальных мыслей: что если опасения Антона правдивы, и тот никогда это всё не преодолеет?

В момент, когда Арсений вовсю бороздит море грусти, разрезая волны своим кораблем уныния, балконная дверь открывается, впуская в комнату прохладный воздух с запахом курева. Антон громко топает по полу и чуть ли не прыжком ныряет под одеяло, зябко поджимая ноги. В полумраке рассмотреть выражение его лица сложно, и Арсений уже хочет спросить свое коронное «Всё нормально?», как Антон сам подает голос:

— Спишь?

Арсений поднимает бровь.

— Естественно, я всегда сплю с открытыми глазами, как вампир.

— Не думаю, что вампиры спят с открытыми глазами. — От него пахнет сигаретами и сладкой мятой: видимо, пожевал жвачку перед возвращением в постель. От такой заботы становится чуть теплее — не физически, а эмоционально. Физически — холоднее, потому что Антон прижимается к нему ледяными ступнями.

— На самом деле они вообще никак не спят. — Арсений поворачивается набок лицом к Антону и подпирает голову ладонью. — Потому что их не существует, Антон.

— Это ты так думаешь.

— А что, ты встречал вампиров?

— О да, одного. Насчет клыков не уверен, но вот сосет он и правда мощно.

— Дурак, — бросает недовольно, хотя комплимент и засчитывает.

— Уж какой есть. — Арсений собирается ответить, что его и так всё устраивает, но Антон добавляет: — Извини, что так резко свалил. Просто накатило, ну я и это…

— О чем ты думаешь в эти моменты? Когда сбегаешь от меня?

— О разном, — увиливает Антон сначала, но, помявшись с мгновение, продолжает откровеннее: — Знаешь, меня как будто осознанием ударило, что это всё по-настоящему. Иногда кажется, что это не со мной происходит, что это как сон… А тут до меня доходит: бля, это ж в натуре всё правда. Мы типа вместе.

— Не типа, Антон. Мы вместе.

— Да, — Антон тушуется и отводит взгляд — глаза поблескивают в темноте, — я это и хотел сказать. Непривычно это всё.

— Я понимаю. Нужно больше времени, чтобы ты осознал. Ты же не думал, что всё закончится вот этим. — Арсений выпластывает руку из-под одеяла и обводит жестом кровать — вернее разложенный диван.

— Думал, — насмешливо фыркает Антон. — Арс, я же озабоченный пиздец. Не то чтобы я планировал, но, бля, естественно, я об этом думал.

— И смазку специально положил?

— Нет, это случайно. Она у меня всегда где-то тут валяется, я уже перестал ее замечать, поэтому забыл убрать.

— Какой же ты дрочер, с ума сойти.

— Это да, — соглашается Антон так довольно, словно быть дрочилой — само по себе достижение, достойное похвалы. — У меня редко кто-то бывает, нет нужды ее прятать.

— Дай угадаю, не любишь убираться перед гостями, поэтому никого не зовешь? Очень умно.

— Не в этом дело. — Антон вздыхает и, приобняв Арсения своей лапищей поперек живота, двигается к нему ближе, сигаретно-мятно дыша в лицо: — Я кажусь, наверно, таким пиздец позитивным и открытым, но это вообще не так. Я скорее замкнутый, не люблю чужих, люблю много личного пространства. И поэтому звать кого-то домой — это как…

— Как в душу кого-то пустить, я понял.

— Я хотел сказать «как очко открыть», но суть та же.

— Кстати насчет этого… — Арсений мысленно бьет себя по лбу за умение переводить темы, но этот вопрос очень уж его волнует. — Всё хотел спросить, как ты к этому относишься.

Он почему-то не говорит «к аналу», и эту привычку не называть вещи своими именами он тоже подхватил у Антона.

— Слушай, я хочу, но башкой понимаю, что пока не надо. Наверно, это тупо выглядит: какая разница, ебусь я в рот или в жопу, но…

— Не тупо. Я сам не сразу решился, так что расслабься, я не давлю. Не подталкиваю, так сказать.

— Ага, не вставляешь. — Антон со смешком пихает его под ребра, отчего Арсений ойкает и использует главное оружие против этого дурака — начинает щекотаться.

Антон дергается и прикрывается, перекатываясь на спину — Арсений нависает над ним и, не сдержавшись, прекращает щекотку и просто целует его между бровей, в еле заметную складочку. А затем и вовсе наваливается, ложась сверху, и недвусмысленно двигает тазом.

— Еще разок? — без слов понимает Антон, охотно потираясь пахом в ответ.

— Ага. А потом чистить зубы и спать. Или ты настолько кошмарен, что не чистишь зубы перед сном?

Антон закатывает глаза и вместо ответа приподнимается и целует его.