СОС мыслом

  — Пятнадцать минут — и я смогу полноценно насладиться этим сладким вкусом победы, — блаженно говорит Арсений, откидываясь на спинку кресла. — Где этот неудачник, когда он так нужен? Хочу видеть его лицо в этот момент.

— Победы? — глупо уточняет Лёша. Ну да, он же новенький и еще не в курсе их Великого Спора.

— Это их тупой спор, — вздыхает Серёжа, и Арсений мимолетно оскорбляется: что значит тупой?! — Год назад они с Шастом поспорили, у кого будет больше проектов.

Голос у Серёжи усталый, словно вся эта тема его уже заебала, и Арсений оскорбляется вдвойне: этот спор — буквально самое важное событие в их офисе за последний год. По крайней мере, для него точно, а лучший друг мог бы и порадоваться его выигрышу. Или бывший лучший друг: сейчас они не так близко общаются, как раньше. Или просто бывший.

— А на что они спорили?

— Если побеждает Арс, а он опережает по проектам, то весь следующий год Шаст будет возить его на работу каждое утро. А если побеждает Шаст, то он ведет Арса на… как там оно называется, Самое Мерзкое Свидание?

— Думаешь, оно называется СМС? — Арсений закатывает глаза. — Оно называется СОС — Самое Отвратительное Свидание.

Арсений слышит эти заглавные буквы из собственных уст и не может сдержать улыбки: как же хорошо, что СОС ему не грозит. Шастун тупой как сапожок, но с фантазией у него никогда не было проблем — до Арсения ему далеко, разумеется, но тем не менее на выдумки всякого дерьма тот горазд. Страшно представить, что пришлось бы целый вечер есть жареных червей, чистить конюшни или смотреть «Наруто».

— Свидание? — вновь уточняет Лёша. Он всегда всё уточняет, и это раздражает. Непонятно, почему Воля вообще взял его на работу, проще было нанять енота — тот хотя бы белье стирать умеет. — Зачем ему приглашать Арсения на свидание, если они друг друга ненавидят?

— Ты что, не услышал часть про «самое отвратительное»? — подключается Ира, разворачиваясь в их сторону на своем кресле. — Это не свидание, а унижение. По крайней мере, они так думают.

— То есть как привести в ресторан и бросить, не заплатив?

Даже Дима, глубоко занятый работой, кидает в сторону Лёши сочувствующий взгляд. Определенно, этот котеночек не создан для жестокого мира их офиса.

— Нет, это как привести на вечер любителей БДСМ, или в детскую комнату в кафе, или на концерт Стаса Михайлова, — утомленно поясняет Арсений, хоть и понимает, что всё вышеперечисленное для Шастуна слишком мелко. И, в общем-то, не так уж и страшно: в БДСМ есть свои плюсы, детские аниматоры обычно идеальные жертвы для соблазнения и весьма изобретательны в сексе, а на концерте Стаса Михайлова можно знатно поугорать. — И еще где-нибудь обязательно должны быть карлики-жонглеры.

— Я бы поставила на хор, поющий «Арсений лох», — рассуждает Ира. — Возможно, детский.

— Бери выше: вертолет, который пишет «Арсений лох» в небе, — предлагает Серёжа. — Или он подарит звезду и назовет ее Арсением-лохом.

— Это же куча денег. — Лёша поднимает брови. — Кто потратит столько на розыгрыш?

Он и месяца в их офисе не протянет.

Дима вновь стреляет тем самым сочувствующим взглядом: определенно, Лёша недооценивает масштабы СОСа. Когда в прошлом году Оксана разбила любимую кружку Шастуна, тот целый месяц каждый день заклеивал строительным скотчем лобовое стекло ее машины крест-накрест. Всего лишь разбитая кружка! В то время как Шастун и Арсений — классовые враги (вернее, офисные — они же не в классе), а это похлеще будет.

— Ты очень наивен, Алексей. — Арсений строго качает головой, но не выдерживает и снова улыбается — не зря же так долго исправлял прикус. — В любом случае, это неважно, потому что у меня за год было тринадцать проектов, а у Шастуна — одиннадцать. Я победил.

Он смотрит на маркерную доску, где под кривым «Шастун» краснеет цифра одиннадцать и под каллиграфическим «Попов» зеленеет чертова дюжина, а затем на настенные часы — без пяти семь. Последний раз Арсений чувствовал себя таким счастливым, когда перед корпоративными соревнованиями по плаванию насыпал красного перца Шастуну в плавки. Тот пришел к финишу первым, но то, как он едва не плакал на вручении медали, стоило проигрыша. Его красная мордень была до того жалкой, что Арсений порой даже дрочит на эти воспоминания: не на Шастуна, разумеется, а на собственную охуенность.

— А зачем тебе, чтобы он тебя возил? — не унимается Лёша. — Тебе же три станции на метро, по утренним пробкам на машине гораздо дольше.

— Как зачем? — поражается Арсений этому вопросу. — Я ненавижу общественный транспорт. Все эти люди, толпы — фу… Я езжу на такси, естественно, но сам факт: каждое утро смотреть на страдающего Шастуна — это ли не сказка?

— Хуязка! — выкрикивает Шастун, вихрем врываясь в кабинет и чуть не сбивая стол Лёши, подлетает к доске и рукавом клетчатой рубашки стирает свои «барабанные палочки». — Да, да, да! — и вместо них пишет огромное, почти во всю доску, число четырнадцать. — Выкуси!

Арсений сверяется с часами — до конца рабочего дня остается двадцать секунд. Нет, такого не может случиться, это бред, Шастун просто физически не мог получить три проекта за сегодня, это нереально. Тем более он весь день провел на встрече по поводу продления контракта с «Эсте Лаудер», а этот проект старый и за новый в споре не покатит.

— Какого хуя? — хмурится Арсений, наблюдая за тем, как Шастун нелепо танцует, дергая бедрами: то ли воздух трахает, то ли ему спину защемило. — Откуда четырнадцать?

— Оттуда! — Шастун подходит к его столу и наклоняется так низко, что чуть не врезается в него лицом — Арсений тут же отклоняется. — Отсоси, Попов!

— Объясняй уже, — цокает Ира, сгребая свои вещи в сумочку. — Семь часов, пора домой, мы не будем ждать твою речь до ночи.

У Арсения внутри холодеет, но есть вероятность, что это из-за чая «Нести» из холодильника, который он выпил недавно.

— Ладно, — Шастун тут же выпрямляется, — восторгайтесь! Итак, один проект — «Мак», с которым мы сегодня заключили контракт в офисе «Эсти». Да, бренд ублюдский, и там по контенту у них главная мразь во вселенной, но выбирать не пришлось. Поэтому «Мак» — раз. Два — проект по новой серии «Лего». Паша хотел дать его тебе, но я вовремя подсуетился, ведь ты, видите ли, очень занят.

У Арсения рот открывается от негодования: вот ублюдок! Этот проект должен был достаться ему, это он готовил по нему тендер! Целую неделю сидел в офисе до полуночи и изучал детские игрушки, чтобы сделать всё идеально! Решение по нему должны были принять только на следующей неделе.

— Но это мой проект! — возмущается Арсений, вставая с кресла. — Паша не мог отдать его тебе!

— Он удивился, — лыбится Шастун, — но высоко оценил мою работоспособность и то, как я прихожу на помощь коллеге в сложной ситуации.

— Ты урод, — плюет Арсений, хотя плюнуть хочется в прямом смысле — прямо в счастливое до омерзения лицо. — А третий?

— Забрал «Ив Роше» у Иры.

— Эй! — Арсений оборачивается к Ире, но та лишь пожимает плечами — предательница, а ведь он ей кексики покупал. Или в этом и дело? Ира же постоянно пытается похудеть. — Так нечестно!

— Как это нечестно? — Брови Шастуна аж к линии роста волос подлетают. — Ты у Серёжи забрал «Хеннесси»!

— Он прав, — подтверждает второй предатель. Лёша следит за ними так внимательно, словно это его судьба решается — теперь Арсений любит его в офисе сильнее всех. Лёшенька бы его не предал! Милый, наивный мальчик! Как хорошо, что Воля его взял.

— Не друг ты мне больше, — раздраженно бросает Арсений Серёже и вновь поворачивается к Шастуну: — А ты — просто грязный жулик.

— Грязный жулик, который поведет тебя на самое отвратительное свидание, — подмигивает тот. — Помоги Даше найти того, кто пожалеет, что родился на свет.

— Не знал, что ты гей, — задумчиво произносит Лёша, глядя на то, как Шастун опять исполняет свой гадкий победный танец, который можно использовать для пыток шпионов. Но, услышав Лёшины слова, Шастун тормозит и пораженно выдает:

— Что за бред? — Его брови вновь отправляются в путешествие за пределы лица — некрасиво. — Я не гей.

— Но ты же ведешь его на свидание.

Арсений за Лёшу немного переживает: такое фантастическое отсутствие логики и шокирующее неумение анализировать входящие данные. Шастун гей — это и представить сложно. Как только Арсений пытается вообразить, что Шастуну могли бы нравиться парни, его тянет одновременно на смех и блев, пусть он и не в группе риска.

— И как Паша тебя взял, — вздыхает Ира, закидывая сумочку на плечо. — До завтра, ребята, нет никаких сил больше с вами находиться.

Арсений не то чтобы любит Иру, но в этом он с ней максимально солидарен: в офисе не хочется находиться больше ни минуты. Тем более что ему нужно снять стресс перед завтрашним тяжелым днем, так что сегодня его ждет «Джон Уик», горячая ванна и дрочка (по отдельности).

***

Весь день Арсений сидит как на иголках. Нет, даже не так: если бы иголки могли собраться в огромного Мегазорда, кромсающего жопы одним своим видом, то на нем бы метафорически и сидел Арсений.

Руки дрожат, спина покрывается холодным потом, в желудке тянет, а еще у него начал дергаться глаз. Такого с Арсением не бывало со времен университетского выпуска, где ему пришлось петь русскую народную песню — а поет он ужасно. Вдобавок у него были длинные волосы, которые его одногруппницы заплели в косу.

Это был кошмар. Катастрофа.

Но сегодня, по ощущениям, всё еще хуже, потому что в голове вертятся ужасные картины того, что мог придумать Шастун. Зная его (а они работают бок о бок уже три года), это может быть что угодно: от похода в океанариум, хотя Арсений ненавидит рыб, до скоростных свиданий с женщинами. Арсений был на таких, еще до того, как признался сам себе в ориентации, и это мероприятие точно придумал сам сатана.

Хотя в тот момент Арсений и задумался всерьез о своей ориентации: когда из двадцати женщин тебя не цепляет ни одна, даже на сотую процента, впору задуматься. О мужчинах, например.

Их свидание начнется сразу, как закончится рабочий день — то есть ровно в семь часов. И быть вместе им придется до полуночи. С одной стороны, не так уж много, с другой, Арсений всего пару раз бывал с Шастуном так долго вдвоем и не в офисе, и это было пыткой. Отвратительно, омерзительно, очень скверно.

— Ну что, готов к нашему свиданию? — радостно спрашивает Шастун, заходя в кабинет — за собой он тащит кофр, очевидно, с нарядом. Он таскает его с собой с самого утра, не расставался даже во время походов на обед и в туалет. Очевидно, чтобы Арсений заранее не подсмотрел, что же там.

Он молится лишь о том, чтобы это было не платье. Что угодно, только бы не платье — за такое его изобьют в ближайшем переулке, и хорошо если не насмерть. Пусть будет даже кигуруми осла, ростовая кукла Чебурашки или костюм розового кролика «Дюрасел», но не платье.

Арсений думает о костюме розового кролика из «Блондинки в законе», но решает сразу: в таком случае платье предпочтительнее.

— Угу, — мрачно соглашается он, косясь на Шастуна. — Жду не дождусь. Весь горю от нетерпения.

— А куда вы пойдете? — спрашивает Лёша, отрываясь от монитора — Арсению видно, что тот вместо монтажа рекламного ролика занимается раскладыванием Косынки.

— Это секрет, — загадочно говорит Шастун. — Я бы даже сказал, сюрприз.

Выглядит он, как и обычно: прическа «Что такое расческа», джинсы, клетчатая рубашка — ничего выдающегося, и это вселяет надежду на лучшее. По крайней мере, Арсению придется краснеть лишь за себя, а то еще и испанского стыда за Шастуна он не выдержит.

— Не думаете, что вам просто надо потрахаться? — Серёжа спокоен и уверен, как человек, который всю жизнь питается селедкой с молоком и не боится ничего.

У Шастуна вид недоуменный — он, кажется, даже дара речи лишается. Арсений, впрочем, тоже: он вообще не понял, к чему относятся слова Серёжи.

— Это бесполезно, — глубокомысленно заключает Дима и закрывает ноутбук. — Всем хороших выходных, ребята. Очень рад, что не увижу вас целых два дня.

— Взаимно, — фыркает Серёжа, зеркаля его жест. Лёша так же спешно собирается, а вот Ира, как самая умная, соврала про отъезжающую через двадцать минут электричку и уже смылась.

— Пока, ребят, — отмирает таки Шастун, вероятно, решив слова Серёжи попросту проигнорировать — фантастика, но Арсений решает то же самое. — Стойте! Вы что, не посмотрите костюм?

— Я утром видел, как Соболев пьет прямо из кулера, на сегодня мне хватит отвращения, — мрачно сообщает Серёжа, остальные же просто молчат.

Парни друг за другом выходят из кабинета — причем все с разными эмоциями. У Лёши выражение печальное, у Серёжи — насмешливое, а у Димы — такое, словно он знает гораздо больше, чем все думают. Впрочем, это выражение у него всегда, даже когда он ест или спит на рабочем месте.

— Ну и ладно, — не расстраивается Шастун. И, когда они остаются наедине, обращается наконец к Арсению: — Зато с тобой мы будем тусить, пока ты не превратишься в тыкву.

— Надеюсь, ты не вставишь в меня свечку, — закатывает глаза Арсений и кидает взгляд на часы — рабочий день окончен. — Я так понимаю, нечто в кофре ты для меня подготовил?

— Спрашиваешь! — довольно, как победитель всероссийской лотереи «Как унизить своего коллегу», растягивает тот свой лягушачий рот. — Жаль, конечно, что все свалили, но я планирую наделать сто-о-олько фоток. Сам понимаешь, наше первое свидание, я должен всё запечатлеть…

— Не боишься, что для тебя это свидание будет куда хуже, чем для меня? — хмыкает Арсений и старается не выдать свое волнение при помощи контратаки: — Я ведь и засосать тебя могу.

На мгновение выражение лица Шастуна становится таким потерянным, испуганным и разочарованным, словно «Скиттлс» резко перестали выпускать. Не те кислые, их Шастун не любит, а стандартные, которые жутко сладкие и застревают в зубах. Но его смятение быстро проходит, и он снова улыбается во все тридцать два. Или сорок восемь: зубы у Шастуна мелкие, поэтому есть вероятность, что их там больше нужного.

— Такого не произойдет, — наконец отвечает он, а затем резким движением расстегивает кофр — посередине молния застревает, так что окончание выходит уже не таким эффектным. — Та-дам!

Арсений не верит своим глазам: под кофром скрывается костюм. Настоящий официальный костюм с брюками, рубашкой, пиджаком и галстуком. И всё бы ничего, если бы рисунок на нем в точности не повторял пиво в стакане: белый, как пена, верх и желто-оранжевый «пузырящийся низ».

Лучше бы это было платье.

— Нет, — отрезает Арсений. — Я это не надену, это натуральный кошмар.

— У тебя из натурального только… — весело начинает Шастун, но тут же прищуривается: — А ты волосы красишь? А то я заметил, они у тебя то черные, то темно-коричневые.

— Они выгорают на солнце! — рявкает Арсений, хотя Шастун и прав: что поделать, если он начал седеть в двадцать пять. — Почему именно пиво? Почему не костюм панды? Или пирата?

— Так ты будешь вызывать у меня меньше отвращения. — Шастун вытаскивает костюм и вместе с вешалкой кидает Арсению на стол — сбивает пирамидку из крошечных стикерных журавликов, на создание которых ушел не один час рабочего времени. — Будешь напоминать о чем-то приятном. И давай побыстрее, у нас планы, между прочим, всё расписано по минутам.

Арсений, утробно рыча, тянет к себе одежду и надеется, что она останется худшей деталью сегодняшнего вечера.

***

— Ни за что, — хмуро отрезает Арсений, глядя на миловидную девушку в фартучке и со шляпкой в виде шарика мороженого. — Я не буду это есть.

Девушка переводит несколько удивленный взгляд на Шастуна, который только что распинался ей о том, как они весь день мечтали о чем-то холодненьком и сладеньком — Арсений мимолетно думает о Капитане Холоде из сериала «Флэш», который он смотрит ради Гранта Гастина. Но даже эти мысли не подслащивают горечь происходящего.

Шастун привел его в магазин мороженого. Худшим вариантом мог стать лишь рыбный ресторан, но что-то подсказывает, что еще не вечер.

То есть технически, конечно, уже вечер, это просто фигура речи.

— Можно нам три шарика миндального с ванилью? — улыбаясь, просит Шастун. — И молочный коктейль.

Арсений раздувает ноздри и мысленно считает до десяти: в школе у него были проблемы с драчливостью, так что ему приходилось ходить к психологу на сеансы управления гневом — лайфхак оттуда.

— У меня, — цедит он как можно спокойнее и как можно тише, — непереносимость лактозы.

— Но не аллергия ведь, — пожимает Шастун плечами и, параллельно принимая пластиковый стакан и рожок, расплачивается с девушкой: — Спасибо большое, уверен, ему понравится.

— Вы очень милая пара.

— Мы не пара! — хором отвечают они, потому что одно предположение о них как о паре звучит так оскорбительно, что от отчаяния хочется зарезаться ложкой для мороженого.

— Извините, — сконфуженно отвечает девушка и с видом максимальной занятости начинает мять фисташковое мороженое — Арсения тошнит от одного его вида.

— Я не буду это есть, — шипит он. — И пить тоже не буду.

— Почему? — наигранно поражается Антон. — Потому что ты будешь пу-у-укать?

Теперь Арсению хочется зарезать ложкой для мороженого уже Шастуна, но, к несчастью, они выходят из магазина, и ложка остается вне зоны доступа.

— Ладно, я съем мороженое, но коктейль не буду. — Арсений лукавит: от мороженого, пусть и от трех шариков, его вряд ли будет пучить — к тому же надо лишь отойти подальше от магазина, и он выкинет всё это в помойку.

— Нет, мороженое я взял себе, а ты, — Шастун пихает ему холодный, покрытый испариной пластиковый стакан, — пей коктейль. Помни: ты должен делать всё, что я скажу, уговор был такой.

От молока у Арсения вздутие такое сильное, что его последствия могут быть сравнимы с газовой атакой спецназа. Пару лет назад он не выдержал и выпил клубничное молоко, а потом пердел так сильно, что его кот запрыгнул на подоконник и полчаса сидел, уткнувшись носом в антикошачью сетку. С другой стороны, если он постарается и станет пердеть особенно мощно, то сможет улететь со свидания. Или это только в мультиках работает?

— Тебе же и самому это не понравится. — Арсений взывает к здравому смыслу, но маловероятно, что это сработает. — Эта аура будет окружать нас обоих.

— А мне всё равно. — Шастун улыбается и глубоко втягивает воздух с глухим сопением: ну да, у него ведь вечный насморк. — А еще я привыкший: у меня собака постоянно пукает, я ее даже называю иногда Пукалкой, хотя на самом деле его зовут… неважно.

— Какая интересная, а, главное, полезная информация.

— Пей коктейль.

Арсений вздыхает, но присасывается к трубочке, потому что уговор есть уговор. В прошлом году, когда Шастун запихал в рот меньше мармеладных мишек (что, казалось бы, невозможно с его-то размером рта, но Арсений тренировался целую неделю), тот честно засунул ноги в таз с кетчупом и просидел так целый рабочий день.

Коктейль по-скотски вкусный, поэтому пить его даже приятно — несмотря на последствия, которые наступят через часа два.

— Как ты узнал, что у меня непереносимость лактозы? В офисе об этом знает только Серёжа, а он не мог тебе сказать. Если это он, я его убью. — Это не преувеличение. Как-то Арсений ради чистого веселья придумал идеальный план, как кого-то убить, спрятать тело и остаться безнаказанным. План был для Шастуна, но тот не стенка — подвинется (в могиле на двоих).

— Всё просто, — победно лыбится Шастун. — Ты пьешь кофе с миндальным молоком, но не веган, потому что колбасу ешь. При этом, когда миндальное молоко заканчивается, коровье молоко ты не добавляешь и пьешь голый эспрессо, а он хуйня.

При всей своей тупости Шастун поразительно проницателен. Правда то, как он заглатывает шарики мороженого прямо целиком, пугает — хотя в некоторых областях навык заглатывания весьма полезен. Ему бы подумать об этом, что ли.

— Ладно, уделал.

— Классный костюм! — кричит кто-то со стороны дороги, и Арсений на секунду зажмуривается и убеждает себя: он один, людей вокруг нет, никого, никто не видит его косплей на пивной стакан. По крайней мере, если кто-то и видит, то это незнакомцы, они забудут его через тридцать секунд максимум.

Больше проблем доставляет то, что костюм — чистая синтетика, и в жаркий майский вечер в нем так душно, что это грозит тепловым ударом. Хотя, возможно, провести время в больнице лучше, чем с Шастуном.

— Урод, — бросает вдруг тот, глядя за спину Арсению — видимо, на того, кто крикнул саркастичный комплимент насчет костюма. — Как вообще человек, который носит кепку козырьком назад, может говорить что-то о чужой одежде?

— Ты тоже носишь так кепку.

— Я по приколу, а он серьезно. Так, — Шастун хрустит вафельным рожком и стряхивает крошки с рук, — пойдем, у нас осталось всего четыре часа тридцать минут. Пока доехали по пробкам, столько времени потеряли!

— Мы просто погуляем в парке? — с плохо скрываемой надеждой спрашивает Арсений.

— Нет, мы идем в тир.

Что ж, звучит не так уж плохо. Со школьных времен Арсений пацифист и не приемлет оружия, но если всё безопасно и подконтрольно, то это даже интересно: он никогда не был в тире. Однако то, как Шастун щурится, навевает нехорошее предчувствие.

— В чем подвох?

— Очки сюда, лупоглазик. — Шастун протягивает руку. — Ты же слепой как крот. Посмотрю, как нелепо ты будешь лупить по мишеням без зрения.

Арсений смотрит на широкую раскрытую ладонь и представляет лицо Шастуна, когда в понедельник тот откроет ящик своего стола и увидит его полностью заполненным пеной для бритья. Ради этого стоит прийти на полчаса пораньше.

— Можно я хотя бы до тира дойду в очках?

— Нет.

Кое-как сдерживая тяжелый вздох, Арсений снимает очки и вкладывает их в руку Шастуна. Что ж, зато без допинга в виде хорошего зрения тот выглядит мутным и куда более симпатичным — так что плюсы во всем этом определенно есть.

***

Арсений обнаруживает у себя один из множества скрытых талантов — он отлично стреляет. Не по мишеням, а в принципе: чувствует себя великолепным стрелком, который буквально создан держать оружие в руках, а это главное.

Мишень Арсений не видит совсем. Черная дыра где-то там, вдалеке — это мишень или нет? А если не мишень, то что это? Чтобы было красочнее, Арсений представляет, как он стреляет в анус гиганта, который хочет сожрать всех его коллег (Шастуна тот, разумеется, уже сожрал — тут ничего нельзя было поделать).

Шастун кладет пистолет на стол и жестом показывает Арсению снять наушники — тот делает всё то же самое и смотрит вопросительно. Не факт что он смотрит Шастуну в глаза или хотя бы в лицо, зрение-то минус пять, но он как минимум смотрит в его сторону.

— Это перестает быть смешным, — Шастун лезет в карман и достает очки, — так что держи.

— Какая щедрость. Чем я заслужил ее, мой господин? — Арсений принимает очки, протирает их синтетическим подолом пиджака и надевает под стрелковые: не очень удобно, но зато мир опять обретает четкость и перестает быть похожим на разлитые по мокрому паркету краски.

— Стебаться над тобой не круто, потому что мы в наушниках, а смотреть, как ты стреляешь мимо цели, это как смотреть на раненую лосиху, которая плетется ночью по трассе.

— Почему не лося?

— Смотрим правде в глаза: ты, Попов, лосиха.

Арсений против оружия и уж точно никогда не будет стрелять в человека, но вот подавить желание засунуть Шастуну пистолет в жопу он не способен — это сильнее его.

— Ты часто здесь бываешь? — вместо этого спрашивает он. Он и не подозревал, что у Шастуна может быть подобное хобби, тому больше подходят диван, растянутые штаны и бутылка пива.

— Да, я член этого клуба, — на удивление легко отвечает тот. Легко догадаться: то, что новичка вроде Арсения оставили одного под присмотром посетителя, о многом говорит. А еще то, что парень на ресепшн явно знаком с Шастуном, как и инструктор, который объяснял Арсению технику безопасности. Плюс то, что его мишень прострелена так, что напоминает сыр. Арсений бросает взгляд на свою: он сделал около тридцати выстрелов, но даже не попал в диск.

Что если Арсений управляет гневом при помощи счета до десяти, в то время как Шастун расслабляется вот так в тире? Теперь тот кажется еще более стремным, чем раньше, потому что раньше он ассоциировался с кем-то типа нюхальщика трусов, теперь — с маньяком.

— И что, ты приезжаешь сюда и представляешь, как стреляешь в людей?

— В тебя, — мрачно произносит Шастун, и Арсений испуганно сглатывает, но тот смеется: — Да за кого ты меня принимаешь? Я самый милый человек на планете.

— Ты спер мои ключи, приперся ко мне домой и вырезал квадраты на сосках у всех моих рубашек.

— А ты вырезал жопы у всех моих трусов. Мне пришлось два дня ходить в плавках!

Они сохраняют серьезные лица сколько могут, но не выдерживают и оба смеются. Арсений вспоминает, как кропотливо резал шастуновские боксеры, и у него чуть слезы на глазах не выступают.

— Я начал стрелять, когда был подростком, — отсмеявшись, поясняет Шастун. — Отец привел первый раз, и мне понравилось. Когда сосредотачиваешься на мишени, не думаешь обо всем остальном.

— Никогда бы не подумал, что тебя беспокоят мысли. Разве что в тот момент, когда они приходят тебе в голову — такое с непривычки и правда может напугать.

— У тебя от напряжения из-за занудства очко не рвется?

— Не рвется, оно у меня эластичное.

Шастун вспыхивает, как дом пиромана: краснеет так, что по цвету почти сливается с красной стеной позади. А затем он заминает неловкость тем, что надевает наушники и снова берет ствол в руки, как бы давая понять, что разговор окончен.

Арсений сначала хочет сделать то же самое, а затем почему-то залипает взглядом. Стоит признать, что в боевой стойке, с пистолетом в руках (тот даже называется круто — «Викинг») и с серьезным лицом Шастун выглядит… шок-контент, но возбуждающе. Чтобы выкинуть из головы это жуткое, пугающее одним своим фактом осознание, Арсений тоже надевает наушники и берет пистолет — у него какой-то чешский, инструктор сказал, что для новичка самое то.

В очках целиться проще, и он стреляет точно в центр мишени, но из пяти выстрелов, если судить по изображению на экране, не попадает ни разу. Это расстраивает: Арсений думал, что дело в плохом зрении, на деле-то он прирожденный снайпер, но всё оказалось сложнее. А теперь от напряжения (или разочарования) у него трясутся руки, и он всё еще лох.

Он кладет пистолет на стол и думает пойти в туалет, чтобы просидеть там остаток вечера, как чувствует ладонь на своем плече. Шастун сам сдвигает его наушник в сторону и говорит негромко:

— Не пали как псих. — Он похлопывает его по плечу, а затем сам перезаряжает магазин его пистолета. — Я знаю, что ты истеричка, но тут важна концентрация.

— Я не истеричка.

— В прошлую пятницу ты увидел на кухне таракана и визжал так, что прибежал охранник. — Между прочим, Арсений не визжал, а вскрикнул, и не от страха, а от неожиданности. Охранник всё не так понял. — Вот, держи пистолет крепко. Не знаю, представь, что это хуй.

— С хуями я обычно очень деликатен, знаешь ли.

Шастун вновь становится краснее летних закатов, Арсений и сам чувствует, как горит ухо — но лишь одно, и то из-за жаркого пыхтения собеседника.

— Не хочу знать о твоей сексуальной жизни, — шумно и вместе с тем горячо дыша, бормочет Шастун.

— Ты сам начал эту тему.

— И очень жалею. Бери пистолет, только спусковой крючок не трогай. — Он сам направляет Арсения, ставит его в нужное положение, и движения у него уверенные и неожиданно нежные. Когда он мимолетно касается его руки, проходится пальцами по костяшкам, проверяя, насколько крепко сжат ствол, это даже как-то… приятно, что ли.

Арсений мысленно обещает себе наконец потрахаться, потому что если его начинает привлекать Шастун, то это ни в какие ворота не лезет. Следовательно, надо, чтобы в его ворота кто-то залез.

— Целься чуть выше мишени, — советует тот, и его губы касаются арсеньевского уха — это вызывает неясные чувства, но они рвутся на волю, как взбесившийся садовый шланг.

Шастун поправляет ему наушник и отходит, и тогда Арсений стреляет — но опять мимо. Может, это всё волнение из-за неожиданно приятной близости ненавистного коллеги, а, может, просто не всем дано научиться стрелять. Ну и пусть, зато Арсений великолепно стреляет глазками. Картофельными.

Оказывается, сдаваться — не в правилах Шастуна, так что тот раз за разом корректирует действия Арсения и всё так же горячо шепчет на ухо советы. Это одновременно заводит, раздражает и бесит, потому что, несмотря на все эти потуги, попасть в мишень никак не получается — диск всё такой же черный и без единой дырочки или хотя бы царапинки.

А потом Арсений попадает. В самый край мишени, но попадает, и на радостях он поворачивает голову к Шастуну и выпаливает:

— Я попал!

Ему чудом удается себя притормозить и не броситься на Шастуна с объятиями — вовремя вспоминает, что это же, блин, Шастун. Человек, который как-то заменил все его ручки на мармеладных червяков... А еще у Арсения до сих пор пистолет в руке, а инструктор запретил размахивать оружием.

— Да тише ты со стволом, — осаждает Шастун, забирая у него пистолет и аккуратно кладя его на стойку, но добавляет неожиданно с улыбкой: — Ты попал!

— Да! — самодовольно улыбается Арсений, стягивая наушники — уши от них побаливают. — Это было легко!

Шастун выглядит непривычно счастливым, но затем он кидает взгляд на настенные часы (они в виде барабана револьвера, что Арсению кажется забавным) и будто бы грустнеет. Удивительно, но с начала стрельбы прошел почти час, хотя время пролетело незаметно.

Черт, это значит, что Арсений выпил молочный коктейль почти полтора часа назад. Желудок уже крутит, и внизу живота ощущения неприятные — еще немного, и начнется вздутие, а потом придется запереться в каком-то общественном туалете и неистово пердеть.

— Антон, — кричит инструктор, приоткрыв дверь зала, — у вас время выходит, будете продлевать?

— Не, мы заканчиваем!

— Окей. Клево, что ты привел своего парня, будем вас ждать снова!

Двойное «Мы не пара» разбивается о захлопнувшуюся дверь: инструктор уже вышел.

— Пойдем, — вздыхает Шастун, качая головой. — Ты скоро начнешь подпукивать, а до этого момента мы должны доехать до следующего места. Сам понимаешь, не хочу, чтобы машина превратилась в газовую камеру.

Арсений вообще не хочет «подпукивать», но, коль уж этого никак не избежать, лучше начать как раз с машины Шастуна — чтобы тот еще пару дней жалел о своем опрометчивом решении угостить его коктейлем.