Глава 4. Железные прутья
Жидкость, попавшая в нос и горло Феликса, тотчас же обязует его подняться и прокашляться. Запахи сырости сами просятся быть замеченными его обонянием, а слух улавливает стоны откуда-то издалека, звоны металлических прутьев и мычание, которое издается прямо под его ухом. Феликс открывает глаза. Больше он не в больничной палате... И не в трейлере... Он сидит на каменном холодном полу, сверху дует воздух из вентиляции; возле себя на полу он видит стакан с трубочкой, из которого разлилась вся мутная вода и постепенно впитывалась в пол. Обернувшись, он увидел Викторию в ужасном состоянии – она была прикована к металлическому стулу по рукам и ногам, а на ее лице была коричневая маска, закрывавшая ей нижнюю часть лица. В маске была только дырка, подходящая под трубку для воды. Феликс вскочил и подбежал к Виктории. Он пытался понять, как снимается эта маска. Она держалась на трех ремнях: одна окутывала подбородок, другая с затылка, и третья – с макушки головы, почти что на лбу. Через некоторое время ему удалось ослабить нижний ремень, и он снял маску с Виктории. Он посмотрел на маску и увидел, что с внутренней стороны был закругленный выступ. Видимо, поэтому Виктория и не могла сказать ни слова...
– Что...экхэ...хрм.. – начала было Виктория хриплым голосом, но закашляла. Через пару секунд ей удалось сдержать кашель, и она продолжила, – Что ты делаешь?! Они заметят! – панически заявила она.
– Так ты можешь говорить? Скажи мне, что тут происходит!? Что ты видишь вокруг себя? – поинтересовался Феликс.
– А что видишь ты? – переспросила его девушка.
– Я вижу сырую и вонючую темницу... камеру заключенных... или что-то типа того... – заявил он.
– Наконец-то ты в своем уме! – с ноткой радости произнесла девушка, – Они дают нам воду, она отравлена... каждый раз, как я ее пила, я начинала забывать все, что произошло за день... или за ночь, не знаю... Я перестала пить воду, у меня были жуткие головные боли, но потом я оказалось здесь – в этой камере... Сюда приходили люди... они просто жили, представляя себе, что находятся в трейлере, что вокруг них все прекрасно... Но они все умирали... – захныкала она. Слезы выкатились из ее глаз и потекли вниз по ее округлым щекам. Феликс наклонился и стер их пальцами с ее щек. Он заметил, что его пальцы худые, кожа на них была словно натянута поверх скелета. Он потрогал свое лицо, посмотрел на руки и на ноги – все его тело было исхудалым, почти что мертвым, готовым тотчас же разложиться, как только душа покинет то, что осталось от его тела.
Виктория посмотрела ему в глаза, и, немного успокоившись, продолжила:
– Знаешь... я не мечтала, что смогу поговорить с человеком, который вернулся в реальный мир... Это...это...в этом есть что-то прекрасное, – говорила она с нотками восхищения в ее голосе, – Они умирали... все мои сокамерники, в один день они просто не могли проснуться, их тело отказывалось дышать, их сердце отказывалось биться. Они делали ужасные вещи, ставили опыты над ними, резали их и вскрывали им черепа, а потом зашивали и приносили сюда... Но тебе предстоит еще увидеть ужасные вещи... Пожалуйста, не пугайся того, что увидишь. Просто делай вид, будто бы ты в том же трейлере, что все хорошо.
– Но... над тобой тоже ставили опыты? Ты давно здесь... И не умерла, как остальные... Почему? – поинтересовался Феликс.
– Я... я пыталась... – она кивнула на свои руки.
Феликс присел, взял ее левую руку, прикованную железным браслетом к стулу, и стал рассматривать. На запястье он увидел шрам от пореза. Судя по всему, рана зажила уже очень давно, но порез был сильным – это было заметно по рельефу, который он создавал. Неровный и глубокий порез. Феликс обратил внимание на правую руку – там тоже был порез, но еще более не аккуратный, видимо, потому что он был сделан левой рукой.
– Я была почти там... я почти покинула этот мир! ... Но они прибежали и отвели меня в свою медчасть. Дальше я ничего не помню, я сразу очнулась здесь с этой затычкой во рту и прикованной к стулу, – рассказала она.
– Мне... очень жаль, Виктория, – посочувствовал Феликс, все еще держа ее руки.
– Они идут! Быстро, надень маску обратно, иначе они заподозрят, что ты все знаешь! – запаниковала Виктория.
Феликс второпях поднял маску со стола и аккуратно надел на ее голову, слегка затянув ремни. Он развернулся и направился в другой конец камеры, затем сел на свою койку, которая состояла из железного каркаса, на которой была подушка. Присев на нее, он направил взгляд на койку, в которой лежал Питер... Вернее, половина Питера. Его верхняя часть была человеческой, а все, что ниже живота – сплошным металлом. Вернее, подобием человеческих ног, вырезанных из металла. Питер был бледен и все время стонал. Он поднял взгляд на решетку, закрывающую вход в камеру: на ней висело что-то похожее на ошейник, к которому была прикреплена цепь, судя по количеству витков, обернутых вокруг ошейника, чтобы аккуратнее смотрелось, – цепь была очень длинной. Феликс вдруг осознал, что же тогда так сдавливало его шею, когда он выходил набрать воды из озера.