Глава 12
рассказанная Александром Степовым
Пустота... Я никогда не задумывался над смыслом этого слова – с самого детства каждая минутка моей жизни была наполнена до краев переживаниями, желаниями, надеждами, мечтами. Сколько себя помню, не ведал одиночества, не страдал от уныния, не лез на стенку от отчаяния. Даже, когда пришлось месяцами восстанавливаться после травмы, полученной на обычной тренировке, я не тосковал, заменив одно увлечение тремя другими.
Но теперь пустота завладела мной безраздельно. Вначале она поселилась в сердце, прочно обустроившись за грудиной. Потом перешла границу моего тела и взялась за окружающую меня действительность.
Праздничные выходные прошли, словно в дурмане. Мое внутреннее состояние за это время не только не улучшилось, но основательно и отвратительно разложилось. Потому понедельник был встречен, как настоящее избавление от хандры и губительного безделья. Полная физическая и умственная загрузка по всем параметрам дала положительный результат, а два эпюра «под заказ» для первого курса принесли хилую материальную выгоду. Я смог частично вернуть Лехе долг и даже ощутить себя пусть и не в неполной степени, но уже человеком.
Об Алесе и наших с ней отношениях я по-прежнему старался не думать. Просто запретил себе, и все! Исключая возможность случайной встречи, даже гуманитарный корпус обходил десятой дорогой, полностью игнорируя расписание своих занятий. Каждый день воспринимался, как высота, взять которую стало делом чести, а вот ночь... Хреново было ночью, но по такому случаю напиваться уже не хотелось.
К середине недели меня вообще одолела полнейшая апатия, а взгляды на жизнь окончательно утратили радужные цвета непонятно куда подевавшейся юности. Осознание грандиозной потери пришло само собой еще после знаменательной попойки, воспринялось, как вполне ожидаемое явление и прочно обосновалось где-то в области души:
«Пора тебе взрослеть, Степовой. Давно пора...»
В четверг у нас как-то само собой обрисовалось окно. Препод захворал, деканат о замене не договорился и лекция по такому случаю самоликвидировалась. Кто-то из студентов засел в столовой, кто-то додумался пойти в ближайший парк, а кто-то вообще забил на последующие занятия и смылся на волю.
Мне же было абсолютно все равно. Хоть в аудитории сидеть, хоть по коридорам шататься, хоть живот набивать, хоть спящими среди мартовской грязи подснежниками любоваться. Все радости жизни потухли, все желания пропали, одна тоска осталась. Тоска и злость.
– Саня, а почему ты здесь один стоишь? Где все наши?
Нина – смазливая девчонка с параллельного потока мило улыбнулась и подошла ко мне буквально вплотную. Так и не дождавшись ответа, она не расстроилась и сделала какие-то, только себе понятные выводы:
– Гляжу, скучаешь... Я тоже. Давай скучать вместе!
Я внимательно оглядел «скучающую». Облегающие где надо джинсы, тоненький открытый свитерок, подведенные синим глазки, розовые губки... Жаль, интеллект спит беспробудным сном, но это дело второстепенное.
– Давай, конфетка.
Услышав подобное фамильярное обращение, Нина какую-то минуту беспомощно хлопала ресницами, потом что-то для себя опять смекнула и буквально расцвела:
– Ух, какой ты!.. Даже не думала...
– Правильно делала – таким красивым девушкам думать не обязательно.
Другая на ее месте уловила бы сарказм и обиделась, но Нина была особым случаем. Можно сказать, уникальным. Наивная, бесхитростная и абсолютно беззастенчивая... нимфоманка. Она самозабвенно любила парней. Как дети мороженное, как художники вечерний закат, как астронимы звездное небо. И именно благодаря этой искренней всеобъемлющей любви ее репутация среди всех трех групп факультета держалась на отметке «классная девчонка». Да-да! Не «шалава», не «давалка», а именно «классная девчонка». Свободные пацаны при взгляде на нее млели и истекали слюнями, а одногруппницы, что удивительно, снисходительно улыбались. Родись Нина в штатах годиков этак пятьдесят-шестьдесят назад, стала бы хиппи, а появись на белый свет еще раньше – в античные времена, пошла бы в вакханки.
– Ой, Саня, что поделаешь. Красивая я, да. А знаешь как это сложно? Вот у нас зачеты перед сессией намечаются, а мне уже сейчас один старикашка так прямо и говорит: «Будешь сдавать отдельно, в подсобке». Фи-фи! Представляешь этот ужас?! Вот был бы ты на его месте, я бы согласилась сразу, а так... даже не знаю, как поступить...
Очень я сомневался, что действительность была именно такой, какой изображала, а может, и представляла себе Нина. Раньше я бы перевел все в шутку и унес свои ноги куда подальше от этой озабоченной фантазерки. Но сейчас что-то во мне засело. Что-то нехорошее и жестокое.
– Хочешь попрактиковаться, Нинок? Зачет – вещь серьезная.
Она опять хлопнула ресницами, как-то замялась, неестественно захихикала:
– Сань, ты меня просто поражаешь.
– Почему же? Прямо по курсу аудитория открытая стоит, пустая совершенно... Пойдем?
Не ожидая ответа, я направился в сторону кабинета, где должна была проходить наша лекция. Зашел, обернулся – Нина осталась стоять в коридоре, ошалело глядя на меня. Минута... Вторая...
«Раз мадам не желает...»
Подошел к первому ряду столов и улегся спиной прямо на лавочку. Закрыл глаза и послал к лешему всех баб на свете:
«Один черт знает, что вы хотите на самом деле!»
– Ты это... Хоть двери чем подопри.
Я нехотя поднялся и зацепился взглядом за румянец на щеках девушки. То ли смущенная, то ли возбужденная...
«Капец! Во, дожил – на банальный трах пробило! И это при том, что кроме, как с Алесей, ни с кем ... Да и то, когда с ней был – как на икону дышал. А теперь...»
– Ты прости меня, Нина. Пошутил я просто по-идиотски. Давай, в столовку тебя свожу, шоколадку к чаю куплю, а?
– Дурак!
Хлопнула дверь. По пустому коридору быстро застучали тонкие каблуки Нинкиных модных ботфортов. Посидев немного, я принял прежнюю горизонтальную позицию.
«Вот уж, действительно...»