Глава 6
На улице яркое вечернее солнце больно ударило в глаза. Всё внутри будто просилось назад в прохладу камня, в шёпот свитков, в тень. Но тело просило иного — сна.
Она вернулась домой, разделась почти машинально и рухнула в кровать, сон настиг её сразу тяжёлый, глубокий, будто её тянуло в другое место. Нори заснула едва коснувшись подушки. Сон накрыл её резко, будто не позволив выбраться.
Она очутилась в том самом замке. Только всё было другим. Пыльным, тёмным, сырость пронизывала стены, камни были старыми, изъеденными временем и огнём. Нори шла по коридору, босыми ногами касаясь холодного пола. Её платье было странным — длинным, почти церемониальным, не современным. И шаги её были слишком уверенными. Словно она знала дорогу.
Наверху, на лестнице, кто-то стоял. Высокий силуэт мужчины. Но он исчез, как только она попыталась вглядеться. Нори пошла дальше — мимо окон, через залу, в которой висела та самая картина. Но теперь стекла не было, и фигура Хана была пуста, пустая рамой. Она заглянула туда и увидела пламя. Огонь разгорался из ниоткуда. Перед ней стояла женщина. Молодая, прекрасная, но иссечённая. Её руки были связаны, глаза горели гневом и страхом. Толпа кричала что-то невнятное. И Нори слышала свой собственный крик, но голос был чужой.
— Вы сожжёте меня... но я вернусь. Когда моё сердце найдёт путь домой, и луна вновь обнажит клятву крови... вы заплатите за всё, — прокричала ведьма перед тем, как пламя поглотило её.
Сердце Нори колотилось, и вдруг появился он. Хан, тот же, кого она знала, но другой. В глазах боль, ярость. Он бросался на толпу, защищая её. Он звал её имя, но не «Нори» — другое. Она протянула к нему руку, но тела не слушались. И в последнюю секунду, когда он почти добрался до неё, всё исчезло.
Нори проснулась с резким вдохом. Пот струился по вискам, волосы прилипли ко лбу. В груди тяжесть, будто её сердце пережило что-то не её. Сон был пугающе чётким. Внутри тревога, будто что-то не было завершено, а за порогом реальности всё ещё тлело эхо чужой боли. Нори сидела на кровати, обхватив колени, и в тишине слушала, как стучит её сердце. Это был не просто сон. Слишком живо, слишком чётко, оа ощущала пламя — его жар всё ещё будто жег кожу. Слова ведьмы крутились в голове, обжигая изнутри.
«Когда моё сердце найдёт путь домой...»
«Клятва крови...»
«Вы заплатите...»
Она прижала ладони к вискам, закрыла глаза, будто это могло прогнать остатки сна, но не помогло. Образ той женщины, связанной, красивой и горящей, не уходил. Тот голос... Он был её, но не совсем. А ещё Хан. Его лицо, искажённое болью, его крик. И это имя, чужое, но родное, оно застряло на грани сознания, как песня, слова которой никак не вспомнить. Всё внутри отзывалось на него, но объяснений не было.
Нори встала и прошлась по комнате. Каждое движение было механическим, но в голове уже рождались выводы. Это ведь не первый раз. Сначала его появление, потом архив, потом этот сон. Что-то складывалось, как мозаика, которую кто-то высыпал ей прямо в руки, и теперь она должна собрать её сама. Она вдруг вспомнила рукописи, что прятались в подвалах столетилетиями, как будто ждали именно её. Тэхён говорил, что тех, кто пытался уничтожить их, находили мёртвыми — обезкровленными. И она вспомнила, что сказал тогда Хан: «Я хранил правду. Я стерег её, даже когда все от неё отворачивались.»
Он защищал архив, защищал память, а теперь защищал... её? Нори провела пальцами по губам — вспоминая, как он смотрел на неё. Там не было только флирта, там было что-то другое. Узнавание? «Это ведь я...» «Я — та самая?» Она не была готова принять это. Не до конца. Но отрицать уже не могла. Нори глубоко вдохнула, подошла к письменному столу и открыла дневник. Она должна была записать всё пока не забыла.
Она села за стол и достала из ящика свой дневник — старенький, с обложкой, потёртой от времени и записей. Когда-то он служил убежищем от школьных забот и снов о будущем, теперь единственный способ удержать то, что ускользает, как дым. Нори провела пальцами по обложке и открыла чистую страницу.
«Сон» — вывела она аккуратно.
«Пламя. Оно не снаружи — оно внутри меня. Я горела, но не умирала. Я кричала не от боли — от ярости, от силы. Это была не смерть, это было рождение.»
Ручка дрогнула в её пальцах, и едва заметная рябь пошла по бумаге. Наверное, усталость, недосып, слишком много всего. Она продолжила:
«Меня держали, я видела лица — они боялись. Не меня. Своих поступков. Я видела его. Он стоял слишком далеко. Он знал, что не успеет. Он звал меня, но не «Нори», это было другое имя. Заброшенное, забытое... но моё. Я чувствую его, оно как шрам под кожей. Я смотрела на него, и всё внутри меня знало: я уже любила его однажды. Слишком давно, слишком сильно.»
И вдруг чернила под её рукой стали расплываться. Словно под страницей пульсировала жизнь. Как будто бумага была тканью, дышащей вместе с ней. Она резко отдёрнула руку, испугавшись, и след от ладони остался на бумаге, словно кто-то невидимый коснулся её через страницу.
Тишина в комнате стала слишком глухой. За окном ни звука, будто мир затаил дыхание. Нори провела рукой по листу и чернила вновь легли ровно. Но теперь она знала: это не было иллюзией. Мир начал реагировать. Или она начала влиять на него Сердце стучало всё быстрее. И где-то внутри неё, будто эхо далёкой песни, звучали слова, которых она не знала, но которые принадлежали ей.
Она захлопнула дневник, выдохнув медленно, как после долгого разговора, который был нужен и тяжёл, и странно освобождающий. Чернила ещё не успели высохнуть, пальцы были перепачканы, но в голове наконец наступила тишина.