Молчание перед рассветом
Комната, некогда наполненная криками, стонами, дыханием боли и магии, теперь казалась гробницей. Свет утреннего рассвета проникал внутрь с жалостью, с тоской, с опозданием. Он касался стен, касался постели — но не мог согреть. Лучи были не светом, а отпеванием. Всё вокруг стало замершим: ткань не шелестела, воздух не шевелился. Даже время, казалось, встало, боясь пройти мимо того, кто лежал на кровати.
Тэхён.
Он больше не был собой. Он больше не был вовсе. Осталась только оболочка — хрупкая, выжженная до основания. Его губы, некогда шепчущие заклинания, теперь трескались от сухости. Его глаза, смотревшие в вечность, были открыты, но видели уже не этот мир. В них не было ужаса, не было умиротворения. Только тишина. Безмолвие, выжженное изнутри, словно душа вылетела из тела раньше дыхания.
Ошейник, чудовище из металла и магии, валялся на его шее, как издевка. Расколотый, но не исчезнувший. Он разрушил мага — и остался. Как память. Как след. Как вина, которую не смоет ни одно раскаяние. Ожоги на шее — чёрные, жестокие, глубоко врезавшиеся в кожу — были последним письмом из клетки, которую так и не открыл тот, кто держал ключ.
А рядом — Чонгук.
Король. Альфа. Палач.
Но сейчас — просто человек, опоздавший на мгновение. Или на вечность.
Он сидел у края постели, осунувшийся, сломанный, чужой самому себе. Его пальцы вцепились в ладонь Тэхёна — холодную, полусогнутую, уже не отвечающую. Он держал её так, будто мог передать жизнь своим теплом. Будто мог вымолить, обменять, украсть у смерти ещё один вдох.
— Не так... — выдохнул он, не в силах дышать. — Не сейчас... не ты...
Его голос был мёртв. В нём не осталось силы, только пустота, облитая болью.
Тэхён чуть пошевелился. Последнее движение — дрожащие ресницы, еле заметный поворот головы. Лицо его, измождённое, стало почти прозрачным. Он улыбнулся. Так, как улыбаются перед расстрелом: не потому что не страшно — потому что уже всё равно.
— Ты боишься быть один? — прошептал он. Голос — как порыв ветра в руинах.
Слова не звучали как упрёк. Но Чонгук почувствовал, будто его ударили в грудь. Потому что истина всегда бьёт сильнее всего.
— Я боюсь жить после тебя, — выдохнул он. — Потому что без тебя... я только пустота. Я не знаю, как быть... человеком.
И Тэхён закрыл глаза.
— Я... так хотел... чтобы ты меня любил. Хоть раз. Настолько, чтобы не держать меня, когда я умирал. Но ты держал крепче.
Ты любил мою боль. А не меня.
Я... не выдержал.
Чонгук зарыдал без звука. Его лицо исказилось, но слёзы не падали. Он слишком долго учился быть жестоким, чтобы уметь плакать. Но его тело дрожало. Оно не могло не дрожать, когда уходил тот, кто был всем — даже если он сам не позволял себе это признать.
— Теперь... я свободен? — хрипло спросил Тэхён. Голос больше не звучал как просьба. Это было предсмертное прощание.
Чонгук прижал лоб к его лбу, сдавленно кивнул. Его губы едва шевелились:
— Прости. Прости за всё. Да. Ты свободен.
Слеза скатилась по щеке Тэхёна. Первая. Последняя. Очищающая. Не от боли, а от принадлежности. Он вдохнул. Медленно. Как будто в последний раз ощущал воздух внутри себя. И выдохнул. Легко. Как будто впервые — без страха.
Он больше не вдохнул.
Чонгук замер.
Его рука всё ещё держала ладонь. Ещё верила, что тело может ожить. Он смотрел на мёртвое лицо, так близко — и не узнавал. Потому что в нём больше не было души. Души, которую он разрушил, осквернил, подмял под свою власть — и потерял навсегда.
Он прижался к телу. Не король. Не альфа. Просто человек, обнимающий холод.
— Вернись, — прошептал он, уткнувшись в грудь, что уже не билась. — Пожалуйста... Я всё отдам. Я всё перепишу. Только вернись...
Но ответа не было.
Мир молчал. Воздух больше не дрожал от магии, не звенел от страха, не дышал надеждой. Комната стала склепом.
За окнами взошло солнце. Мягкое, тёплое, живое.
Но Чонгук не видел света.
Потому что без Тэхёна — в этом рассвете больше не было ни одного смысла.