Сирен

У моря иногда хороший характер, иногда плохой, и невозможно понять, почему. Ведь мы видим только поверхность воды. Но если любишь море, это не имеет значения. Тогда принимаешь и плохое и хорошее…

Туве Янссон

-Flashback-

С их последнего разговора прошло несколько дней, а Чимин уже чувствовал, что безумно скучает по своему сирену.
Новый уровень их отношений сладкой патокой оседал на языке: приятно знать, что он — пара Юнги, и ещё приятнее это произносить вслух.

Пресловутые бабочки в животе разрослись до исполинских размеров, грозясь разорвать счастливого парня изнутри, а сам он улыбался во все тридцать два зуба, подмечая, что мир вокруг прекрасен, как никогда.

И всё бы ничего, если бы не одно «но» — им приходилось скрываться. Причём не только от людей, которым знать о существовании сирен не положено, но и от сородичей Юнги, которые не воспринимали даже мысль об отношениях с человеком.

Как же, они и «какие-то там люди», к тому же, по природе своей само существование сирен было заточено под их уничтожение, следовательно, встречаться с людьми в их понимании — всё равно, что встречаться со своим обедом.

Юнги отличался от них: несмотря на кучи стереотипов, которыми его усердно пичкали родственники, ему удалось разглядеть в Паке нечто большее, чем очередную жертву. Да, против них в перспективе — целая коммуна разъярённых сирен, но Юнги лично пообещал Чимину, что у них будет иной финал, и он, определённо, сдержит своё слово.

Однако ничто не могло длиться вечно, а надеяться до бесконечности дурачить старших сирен было бы попросту глупо — кажется, они начали что-то подозревать, и выход был один — бежать.

Подплывая к берегу, он увидел нервного Чимина, закусывающего губу и оглядывающегося по сторонам.

— Юнги! — взвизгнул он, в следующую секунду набрасываясь на старшего с объятиями. — Я думал, что ты…

— Сейчас не время для бесед, всё потом, а пока — нам нужно уплывать, Чимин-и, и чем быстрее, тем лучше.

— Понял, — кивнул подросток, хватаясь за вёсла. — Стой… А как же…

До этого момента Чимин не особо думал о том, что будет дальше — все его мысли крутились вокруг Юнги и его самочувствия. Но сейчас, свободный от отвлекающих факторов и событий, Пак осознал — если он поплывёт с сиреном, то назад дороги не будет. Он больше не увидит отца, одноклассников и знакомых, учителей и множество благ цивилизации. Там, куда его зазывает сирен, будет только море, море и ещё раз море, да какой-нибудь небольшой необитаемый островок посередине.

Пак ощущал всю тяжесть выбора, который ему предстоит: поплыть с Юнги и навсегда оставить те места, в которых он провёл всю жизнь, или остаться на суше, отпустив сирена, с родными и близкими, но с разбитым сердцем и пустеющей душой.

Глядя в застывшие в ожидании глаза сирена, подросток отчаянно желал увидеть в них ответ на гложущие его вопросы, но увидел там лишь безмерную грусть и затаённое смирение.

— Я пойму, если ты захочешь остаться — было бы крайне эгоистично обрекать тебя на расставание со всем, что ты любишь. Я буду скучать… — протянул Юнги, собираясь отплывать, когда Чимин решительно схватил его за локоть.

— Вот именно! Эгоистично лишать меня того, что я люблю, рыбка, а поэтому я не могу расстаться с тобой.

— Подумай ещё раз, Чимин, мы уплываем не на два-три дня.

— Я уже подумал. Мне тяжело бросать отца, но я не думаю, что ему будет легче видеть меня каждый день несчастным. Я оставил ему записку о том, что ухожу из дома, вероятно, это огорчит его, но он хотя бы будет знать, что я жив. Ну уж нет, рыбка, просто так ты от меня не отделаешься, — засмеялся Чимин, и с Юнги будто камень свалился — так хорошо и тепло ему стало в один момент.

— Это будет опасно.

— Никто и не ждёт тропиков. Но разве это имеет какое-то значение, пока ты рядом? Прозвучит до жути ванильно, но мы преодолеем всё, пока каждый из нас жив.

— Итак, мы плывём туда… вместе?

— Итак, мы плывём туда вместе.

Однако их планам так и не суждено было сбыться — в день, когда они собирались отправляться на поиски лучшей жизни, Юна крайне не вовремя оказалась рядом.

***

Юнги сжимает белую шею, пальцами прижимая жабры, блокируя поступление кислорода. Сестра в его руках бьётся в конвульсиях, пытаясь скинуть руки, желающие убить её.

— Юнги, — из последних сил произносит она, — я просто хотела спасти тебя!

— Не такой ценой, — он усиливает хватку, желая покончить с этим раз и навсегда, но руки предательски дрожат…

— Ты не сможешь убить меня, слишком уж  мягкотелым ты стал со своим человеком, — её скрипучий смех режет уши. — Это неправильно, ты — охотник, а он — всего лишь твоя добыча. Кит не влюбляется в планктон, и даже тот малейший шанс, что вы будете вместе, не стоит головы совершенного существа…

— Заткнись, — Юнги встряхивает её, ударяя головой о твёрдые скалы, к которым она прижата.

Юна права, но не в том, что это не стоит жизни сирена — нет, это не стоит жизни Чимина, его Чимина, что как свежий бриз ворвался в его мир и по итогу оставил лишь пустоту. Затуманенный болью мозг не сразу вспоминает слова сестры о шансе… о чём она? Они сразу знали, что обречены, и на разлуку он готов был пойти, лишь бы знать, что где-то в этом мире продолжал звучать звонкий смех одного единственного мальчишки.

— О каком шансе ты говорила?

— Ты такой странный, если бы я полюбила человека… Хотя, у меня мозгов хватило бы этого не делать! Но всё же, первым делом я попыталась бы узнать, есть ли способ быть вместе с ним, а значит, пошла бы к Хиджуну, но ты либо глуп, либо просто трус, и знаешь что? У него правда есть ответ, и старик поделился им со мной!

Воспоминание об одной из последних ночей с Чимином накатывает внезапно: тогда младший сквозь смех спросил, нет ли у них своей Урсулы, а Юнги с минуту хлопал глазами, пытаясь понять, о чём речь. Пак сквозь смех рассказал ему, что в одном серьёзном произведении была история любви принца и русалки, где последняя обменяла свой голос на возможность ходить. Юнги ещё долго возмущался, что никогда бы не променял свой чудесный голос на две корявые палки, но потом всё равно извинялся, выцеловывая колени на этих самых палках.

Как и все воспоминания, связанные с Чимином, это причиняет ему жгучую боль. Урсулы у них не было, но был Хиджун — старый сирен, что держался особняком ото всех. Его побаивались, но уважали, и даже старейшина ходил за советами к старику.

Юнги несколько раз думал сплавать к нему, но страх, что их осудят и раскроют каждый раз пересиливал.

Юна же не побоялась…

— По глазам вижу, что тебе интересно, — она выпутывается из ослабевшей хватки и отплывает на безопасное расстояние. — Старик сказал, что есть легенда, в которой человек, что выжил после песни сирены, навсегда будет связан с ней судьбой. Пока человек жив, они как магниты будут тянуться друг к другу, а так как человеческий век короче, после смерти его тело нужно отдать морю, и оно свяжет их уже навечно, — в глазах старшего разгорается надежда, которую тут же убивают следующие слова: — Я перенесла его тело на землю, я забрала ваш последний шанс! Ты — сирен, Юнги, я даю тебе шанс вернуться к своей природе. Убей меня, я буду только рада, ведь это покажет твою истинную сущность.

Она права, убийство вернёт его к прошлой жизни. Он разворачивается и уплывает, оставляя позади кричащую что-то вслед сестру.

Он больше не убьёт никого. Ради Чимина, ради их любви никто не погибнет от его рук, только если он сам.

Юнги плывёт несколько дней, пока не выбивается из сил окончательно, оседая на морское дно. С трудом добравшись до огромного валуна, он опускает голову на руки и прикрывает глаза. Картинки сменяют друг друга, вызывая улыбку и желание никогда не выплывать из них: там он счастлив, там его мир, там Чимин.

— Эй, рыбка, я так долго тебя искал, — родной голос пробивается сквозь мутную пелену, раззадоривая ослабший слух.

Юнги не помнит, как долго он в забытье, но эти новые галлюцинации ему нравятся.

— Открой глаза, Юнги, — тот слушается.

Перед ним — его Чимин, только другой. Волосы больше не каштановые, а розовые, и глаза, как у самого сирена — цвета морской волны. Губы мальчишки расплываются в улыбке, демонстрируя ровный ряд острых, как у пираньи, зубов. Он опускает глаза, видя, как розовый рыбий хвост переплетается с его собственным.

— Чимин… — губы сами находят чужие.

Те больше не излучают тепло, но какая разница, если это — любимый человек… хотя нет, теперь — любимый сирен — рядом.

-Flashback-

Лодку раскачивают волны.
Море спокойное, в отличие от души человека, сидящего в ней.

— Прости меня, сынок, за всё прости, — мужчина держит тело Чимина, замотанное в простыню.

Он не смог положить того в землю, на растерзание червям, лучше так, под яркими звёздами, которые так нравились сыну. 

— Я так хотел, чтобы ты полюбил море, и когда это случилось, оно погубило тебя! Прости меня… Я люблю тебя, Чимин, — мёртвое тело погружается в солёную воду и, словно утягиваемое невидимой силой, погружается на дно.

— Передавай привет маме, милый, я по вам очень скучаю!

                           the end..