НАШИ ЛЮБИМЫЕ КАПКАНЫ

Не нужно было так нервничать, но у меня не осталось сил — меня начало потряхивать, когда я вышла из машины и увидела приятного вида двухэтажный коттедж, заднюю часть которого окружал густой лес.

— Впечатляет, — папа ухмыльнулся, стараясь поднять мне настроение, — Да, Альма?

— Ага...

По мне, наверное, всё было видно: лицо раскраснелось, я запахнула парку посильнее, избегая навязчивого ветерка. Айзек прошёл вперёд, и папа быстро его нагнал. Они негромко переговаривались о маленьких солнечных фонариках, сопровождающих нас по обеим сторонам от каменной дорожки.

Мне казалось, что я слишком преувеличиваю всё происходящее. Пока папа спокойно общается с Айзеком, пока я шагаю следом, держа руки на груди и осматривая лужайку, ничего страшного и не происходит! Впереди уже можно увидеть зазывающего мистера Брукса, а в большом панорамном окне в тёплом жёлтом свете мелькает силуэт Дины.

— И как, живности из леса много прибегает? — Ричард улыбался, глядя на Айзека, который не удержался от ответной улыбки, завидев, как наши отцы пожимают руки и затем по-дружески обнимаются.

Я остановилась чуть поодаль, зашла на террасу и прижалась к одной из деревянных колонн под навесом. Пахло щепой, углями и копчением. Я вдруг поняла, что ужасно проголодалась, но так и продолжила смотреть за беззаботным общением старших.

Айзек глянул на меня мельком; его прохладный взгляд я заметила лишь на секунду, а затем он отвернулся, странно выдохнув.

Неужели не только мне здесь так... неловко?

— Альма, дорогая, — Оуэн, отец Айзека, взволнованно нахмурился, — Если холодно, то можешь подойти к Дине, она даст свитер и куртку потеплее. Мы планируем посидеть на улице, да, Рич?

— Да, Альма, — папа кивнул, — Если что-то нужно, то...

— Нет, спасибо, я просто хочу осмотреть дом! — зачем-то я закивала отцу в ответ и заулыбалась Оуэну, — Я же могу посмотреть?

— Разумеется!

Рядом стояли плетёные кресла с мягкими подушками в клетку, но я не думала присаживаться. Открыв дверь, я с громким выдохом прошла в небольшую комнатку рядом с кухней и, пройдя по паркетному полу дальше, увидела Дину.

Она расставляла на подносе стаканы, и, увидев меня, будто зацвела. Мне стало так неловко, что покраснели даже кончики ушей.

— Нужна помощь? — я осмотрела кухню, полную шкафчиков, подвесных полок для посуды, искусственные цветы на стенах.

Кухонный островок, заполненный тарелками и бутылками, напоминал мне о днях Благодарения. Странно, как быстро Дина ко мне привыкла, и даже несмотря на то, что у нас совершенно разные семьи, Айзек пока ведёт себя... нормально?

Я до сих пор слышала мужские разговоры через стены, доносился даже смех, а потом заиграла музыка. Что-то старое, но приятное. Дина посмотрела на меня и улыбнулась, поправляя клетчатую рубашку на пару размеров больше.

— Извини, я задумалась... нет, спасибо, помощь не нужна!

— Что-то случилось?

Я присела за свободный барный стул, всё ещё стараясь вести себя по-домашнему, хоть и коттедж Бруксов отличался от нашего маленького домика. Папе адаптация давалась легче, так что я старалась представить, будто нахожусь в арендованном месте.

— Сложности на работе, ничего нового, — Дина забавно поморщилась, — Наконец-то можно отдохнуть. И я рада, что вы приехали. Оуэну нехватает компании, а с Ричардом у них много общего. Да и Айзеку проще, когда есть мужская компания.

— Он всегда таким был? Ну, немногословным?

Дина посмотрела на меня так, словно и ждала такого вопроса. Говорить о сыне ей было легко, и я расслабилась, когда не уловила в голосе озадаченности или стеснения.

— Нет, не всегда. Айзек рос послушным, но часто болтал, иногда не остановить было, а потом... потом он связался с плохой компанией, натворил дел и попал в армию. И всё, вернулся таким. Тихим, закрытым, иногда очень агрессивным. Но мы его поняли.

— Мне жаль. — зачем-то шепнула я, ощутив себя виноватой за такой вопрос.

— А разве у нас, родителей, есть другой выбор? Я не смогла бы отказаться от Айзека. Не знаю, какие зверства он должен совершить, чтобы я в нём разочаровалась.

Я помолчала, но Дина, оставив поднос с посудой на свободной поверхности, убрала волосы за уши и спросила:

— Ты его боишься?

— Я не знаю. Иногда он кажется странным, но затем... делает что-то приятное. Может, я пока не до конца разобралась.

— В любом случае, я рада тебя видеть, Альма. И, по секрету, Айзек тоже. Он редко говорит со мной по душам, но сегодня был какой-то... особенный момент.

Расспрашивать я не хотела, но ощутила прилив странной, почти опьяняющей бодрости. Айзек рад меня видеть? Я всё думала о том, как он проник в мою комнату, но говорить об этом тоже не стала. Пусть Дина не портит себе настроение, да и я уже не была в обиде на это... странное единение с ним.

Дина молча вручила пару пустых стаканов, а сама, приобняв меня за плечи, повела обратно на террасу.

Там Оуэн с папой уже вовсю обсуждали футбол, так что я взглядом принялась искать Айзека, а заметила его уже вдали. Он что-то нёс из припаркованной на подъездной дорожке машины.

Я присела на кресло у самого края, вслушиваясь в музыку. Дина налила мне немного лимонада.

Пейзаж вокруг их коттеджа выглядел свежим, почти нереальным. Я представила, каково это — просыпаться с таким видом, каждый день наблюдать тонкий туман перед глазами. Если комната Айзека на втором этаже, то он, возможно, видит даже горные массивы, а иногда застаёт шумные ливни.

Интересно, ему нравится такая погода?

И всё-таки это странно. Сначала я, зная, что слухи об Айзеке ходят неприглядные, боялась его. А сейчас сижу на террасе у его дома, в окружении его близких, и слежу за ним взглядом. Как он проходит мимо с рюкзаком, пропадает в дверях. Как кратко мелькают напряжённые вены на его шее, прежде, чем он в очередной раз отводит от меня взгляд.

Неужели всё настолько плохо?

Да нет, всё хорошо! Играет папина любимая радиостанция, Оуэн рассказывает ему что-то о новых моделях «шеви», а Дина обжаривает овощи на разогретом гриле, подтанцовывая под песню группы Maroon 5.

Погода не обещает дождей, тучи уходят в сторону леса, но мои руки покрываются волнительными, приятными мурашками, которые не так-то просто согнать. Это состояние такое воздушное, едва ощутимое, но действует на меня слишком сильно.

Айзек возвращается спустя минут десять, одетый в уже знакомую чёрную куртку. Он берёт плетёное кресло из угла, тащит его ближе и садится рядом со мной. Я тут же отпиваю немного лимонада, боковым зрением подметив, что Айзек тоже берёт со стола стакан.

В нём, конечно, не лимонад, а виски — Оуэн и Ричардом пьют уже по второму бокалу, и лёд гармонично постукивает по стеклу. Сквозь музыку я улавливаю, как на очередную шутку моего отца Айзек тихо, хрипловато посмеивается.

Ничего не плохо. По крайней мере, именно сейчас я не ощущаю себя в ловушке, не чувствую, что взгляд Айзека по-особенному жесток или выискивает во мне недостатки. Он не говорит, что считает мою жизнь скучной и однообразной, но всё-таки я замечаю, как его глаза на доли секунды задерживаются на моих, когда я тянусь к кусочку запечённого болгарского перца на общей тарелке с овощами.

Папа с Оуэном принимаются за жарку мяса, а терраса наполняется великолепным ароматом специй. Я умело делаю вид, что и вовсе не замечаю Айзека, пока он не двигает своё кресло ближе, почти толкая моё.

— В чём дело? — мне приходится столкнуться с ним взглядами.

— Мне за воротник упала капля, — слишком серьёзно ответил он, — Или ты против?

Я махнула головой. Сидеть рядом — не страшно, к тому же, недоуменно вскинутые брови Дины я не смогла оставить без внимания; она улыбнулась, прикрыв рот ладонью и пропав в доме.

Чем больше мужчины пили, тем сильнее ощущался неописуемый флёр семейных посиделок, которые так сильно любил папа. На улице темнело, начинали загораться лампочки над головами, светились крохотные фонарики вдоль дорожек, уходящих к главному входу и к лесу.

Где-то вдали затрещали птицы, ветер совершенно умолк, позволяя насладиться лёгкой и ненавязчивой прохладой.

Айзек сидел рядом, постукивая пальцами по нижней части подлокотника, и почтив всегда молчал, а если говорил, то я не понимала, о чём — в основном с папой о машинах и комплектациях.

А тут, вдруг странно цокнув, он повернул ко мне голову и, наклонившись, шепнул:

— Хочешь пройтись?